В этом он, в частности, кардинально отличался от русского по происхождению «вождя» — Н.И.Бухарина. 23 апреля 1920 года в «Правде» были опубликованы статьи Бухарина и Троцкого, посвященные 50-летнему юбилею Ленина. В бухаринской статье все сводилось к тому, что «Ленин, как никто более, воплотил… существо революционного марксизма», что он — «живое воплощение теоретического и практического разума рабочего класса», добивающегося «мировой победы»307 и т.д. Совершенно иную сторону дела выдвинул на первый план в своей опубликованной в том же номере газеты статье Троцкий. Бегло отметив, что «интернационализм Ленина не нуждается в рекомендации», Лев Давидович провозгласил: «Ленин глубоко национален. Он корнями уходит в новую русскую историю, собирает ее в себе, дает ей высшее выражение…» В частности, у Ленина, по словам Троцкого, «не только мужицкая внешность, но и крепкая мужицкая подоплека». И именно национальным содержанием личности Ленина объясняет Троцкий его главенствующую роль: «Для того, чтобы руководить таким небывалым в истории народов переворотом, какой переживает Россия, нужна, очевидно, неразрывная, органическая связь с основными силами народной жизни — связь, идущая от глубочайших корней»308.Итак, для Бухарина Ленин — «воплощение» марксизма и «разума» всемирного пролетариата, а для Троцкого — «высшее выражение» истории России с ее «глубочайшими корнями». Своего рода противостояние Троцкого и Бухарина в «русском вопросе» резко выявилось позднее в их оценке творчества Есенина. 20 января 1926 года Троцкий опубликовал в «Известиях» весьма сочувственную статью «Памяти Сергея Есенина», между тем Бухарин, выждав год после гибели поэта, обрушился на него на страницах «Правды» (12 января 1927 года, статья «Злые заметки») с беспрецедентными поношениями…Но обратимся к «национальному» в Ленине. Ныне и более или менее точно установлено, и достаточно широко известно, что Ленин был человеком предельно «сложного» — русско-монгольско (конкретно — калмыцкого) — германско (немецкого и шведского) — еврейского — происхождения.Однако для России с ее «евразийским размахом» такое этническое сплетение не являет собой ничего необычного — о чем известно каждому знатоку российской генеалогии (родословия). Скажем, знаменитый современник Ленина, князь Феликс Юсупов (одновременно он имел и титул графа Сумарокова-Эльстон), — знаменитый и тем, что он был женат на племяннице Николая II великой княгине Ирине Александровне, и тем, что он играл главную роль в убийстве Григория Распутина, — имел точно такое же этническое происхождение, как Ленин, то есть русско-монгольско-германско-еврейское: Юсупов был потомком мурзы Юсуфа, воеводы Сумарокова, выходца из Скандинавии Эльстона и видного дипломата крещеного еврея Шафирова.Проблема наследственности , прямой зависимости от предков, предстает — по крайней мере пока, в настоящее время — в качестве довольно-таки туманной. По-видимому, нельзя полностью отрицать, что характеристики Ленина (чаще всего враждебные) как деспотического «Чингисхана», «рационалиста» в немецком духе или, наконец, человека, обладавшего «еврейской изворотливостью», в той или иной мере связаны с «наследием» предков; однако речь может идти только об определенных чертах характера , а не самом «содержании» личности, которое создается все же воспитанием (в широком смысле слова) и непосредственным окружением.Сравнительно недавно вполне точно, по документам, установлено, что дед Ленина, Николай Васильевич Ульянов (1764-1836), был крепостным крестьянином деревни Андросово Сергачского уезда Нижегородской губернии. Отпущенный в 1791 году помещиком на оброк, этот, по-видимому, весьма вольнолюбивый человек спустился вниз по Волге до устья, уже не захотел вернуться и в конце концов стал «вольным» астраханским мещанином. Здесь, в Астрахани, он женился на молодой, восемнадцатью годами его моложе, девушке, которая — хотя точных документальных сведений об этом нет — была, по всей вероятности, крещеной калмычкой. Ее опекал «именитый астраханский иерей» О.Николай Ливанов309 (вероятно, крестивший ее), и ее сын Илья Ульянов (1831-1886), в пятилетнем возрасте оставшийся без отца, смог получить гимназическое, а затем университетское образование: в результате за два поколения совершился характерный, пожалуй, только для России «скачок»: от беглого крепостного крестьянина до действительного статского советника, то есть штатского генерала! (Я, между прочим, знаю это российское «чудо» по истории своего собственного рода: мой прадед был полунищим ремесленником захолустного городка Белый Смоленской губернии, а его сын, отец моей матери Василий Андреевич Пузицкий (1863-1926) сделал точно такую же «карьеру», как и отец Ленина: окончив Смоленскую гимназию и Московский университет, был инспектором одной из лучших московских классических гимназий (2-й) и также действительным статским советником.)В последнее время, впрочем, гораздо большее внимание привлекает материнская ветвь родословной Ленина; его теперь даже подчас именуют «Бланком» — по фамилии второго его деда. Но гораздо менее широкие круги знают, что уже отец этого деда, то есть прадед Ленина, Давид Бланк, не только принял Православие, но и отправил в 1846 году послание «на высочайшее имя», призывавшее создать такое положение, при котором все российские евреи откажутся от своей национальной религии. Тогдашний министр внутренних дел Л.А.Перовский счел необходимым сообщить Николаю I о предложениях этого ленинского прадеда, который, по словам министра, «ревнуя к христианству, излагает некоторые меры, могущие, по его мнению, служить побуждением к обращению евреев»310 (в Православие).Сын Давида, Израиль Бланк (1799-1870), еще за полвека до рождения своего внука Ленина, в 1820 году, крестился с именем Александр Дмитриевич, окончил Императорскую медико-хирургическую академию, женился на дочери российского чиновника германского происхождения Ивана Федоровича Гросшопфа, служил врачом в Петербурге, а затем в Перми и Златоусте и обрел чин статского советника (равен чину полковника) и, соответственно, потомственное дворянство. В 1847 году, выйдя в отставку, он купил имение в глубине России, в приволжской деревне Кокушкино, где и жила до своего замужества (в 1863 году) его дочь Мария — мать Ленина.В последнее время доводилось слышать разговоры о том, что она-де воспитывала сына в «иудейском» духе (хотя уже ее дед «отрекся»!). Но для такого предположения нет ровно никаких оснований. Тут уж скорее уместно говорить о «германском духе», ибо Мария Александровна была воспитанницей своей тетки (сестры ее рано умершей матери) — российской полунемки-полушведки Екатерины Ивановны Эссен и, в частности, свободно владела немецким языком. Однако из переписки Ленина известно, что только после тридцати лет, оказавшись в эмиграции, он основательно овладел немецким (с юных лет — как и все тогдашние образованные люди — он говорил по-французски); то есть и «немецкое» воздействие было не столь уж значительным.Так или иначе Ленин вырос и сформировался в поволжских городах и деревнях, и в самом его доме господствовала русско-православная атмосфера. Старшая его сестра Анна писала, в частности, в 1925 году (когда подобные признания были не очень-то желательны): «Отец наш был искренне и глубоко верующим человеком и воспитывал в этом духе детей»311. Сам Ленин счел нужным сообщить незадолго до своей кончины, в 1922 году, что он до 16 лет был православным верующим. До этого возраста он вместе с отцом и матерью состоял в симбирском «Обществе преподобного Сергия Радонежского»312.Но пойдем далее. Как мы видели, Троцкий выдвигал на первый план «национальное в Ленине», в том числе русскую «мужицкую подоплеку». Сам Ленин никогда не говорил ничего подобного публично, он вроде бы был принципиальным «интернационалистом». Но вот весьма примечательные ленинские суждения, притом, что особенно существенно, из его чисто личного письма, которое было опубликовано лишь после его смерти. Незадолго до революции Ленин, находившийся в Швейцарии, беседовал с двумя людьми из России и так рассказал о них в своем письме: «…один-еврей из Бессарабии, видавший виды, социал-демократ или почти социал-демократ, брат — бундовец и т.д. Понатерся, но лично неинтересен… Другой — воронежский крестьянин, от земли, из старообрядческой семьи. Черноземная сила. Чрезвычайно интересно было посмотреть и послушать»313.Сразу же стоит сообщить, что Троцкий в те же дореволюционные времена писал, например, следующее: «Она, в сущности, нищенски бедна — эта старая Русь, со своим, столь обиженным историей, дворянством, не имевшим гордого сословного прошлого… Стадное, полуживотное существование ее крестьянства до ужаса бедно внутренней красотой, беспощадно деградировано…», жизнь его «протекала вне всякой истории: она повторялась без всяких изменений, подобно существованию пчелиного улья или муравьиной кучи»314. Выходит, «мужицкая подоплека» Ленина — это нечто подобное «муравьиной куче»?..Известно относящееся к 1920 году, суждение Троцкого о Ленине: «Ленин глубоко национален. Он корнями уходит в новую русскую историю… и именно таким путем достигает высших вершин». Однако позднее уже высланный из СССР Троцкий недвусмысленно объявил, что-де дореволюционная русская культура «представляла собой, в конце концов, лишь поверхностное подражание более высоким западным образцам… Она не внесла ничего существенного в сокровищницу человечества»315.Словом, абсолютно ясно, что вещания Троцкого о «глубоко национальном» в Ленине и о «русском» характере революции были целиком продиктованы политическим расчетом. На деле Троцкий усматривал в России только лишенную какого-либо смысла «муравьиную кучу» и — в образованном слое людей — не имеющее никакой ценности («не внесла ничего») подражательство западной культуре. Громогласно говоря о «национальном», о «русском», Троцкий попросту стремился создать себе, употребляя современное словечко, «имидж» патриота. В этом деле он, в сущности, не брезговал ничем. Так, читая изданные на Западе воспоминания одного из участников Белого движения, Троцкий наткнулся на описание курьезной сцены: некий казак, служивший в Красной армии, оказался как-то у своих избравших иную судьбу собратьев-казаков в расположении Белой армии. И Троцкий не без торжества цитировал рассказ белого мемуариста: «…казак, кем-то умышленно уязвленный тем, что ныне служит и идет на бой под командой жида Троцкого, горячо и убежденно возразил: „Ничего подобного!.. Троцкий не жид. Троцкий боевой!.. Наш… Русский… А вот Ленин — тот коммунист… жид, а Троцкий наш… боевой… Русский!“316.Тут же Троцкий сослался и на Бабеля, «талантливейшего, — по его определению, — из наших молодых писателей», в изобилующей гротескными деталями «Конармии» которого одна из героинь говорит «красным» казакам: «Вы за Расею не думаете, вы жидов Ленина и Троцкого спасаете». И казак отвечает: «…за Ленина не скажу, но Троцкий есть отчаянный сын Тамбовского губернатора и вступился, хотя и другого звания, за трудящийся класс».Все подобные «расчеты» Троцкого объяснялись весьма существенным мотивом: Лев Давидович, в отличие от большинства своих находившихся у власти соплеменников, хорошо понимал, что Россию нельзя — по крайней мере, в ближайшем будущем — полностью «денационализировать». Об этом, между прочим, подробно говорится в уже упомянутом трактате видного сиониста М.С. Агурского «Идеология национал-большевизма». Здесь констатируется, что с первых же послереволюционных лет «на большевистскую партию оказывалось массивное давление господствующей (то есть — русской. — В. К. ) национальной среды. Оно чувствовалось внутри партии и вне ее, внутри страны и за ее пределами… Оно ощущалось во всех областях жизни: политической, экономической, культурной… Сопротивление этому всеохватывающему давлению грозило потерей власти… нужно было в первую очередь найти компромисс с русской национальной средой… надо было, не идя на существенные уступки, создать видимость того, что режим удовлетворяет исконным национальным интересам русских»317.В этом рассуждении может вызвать недоумение или даже негодование словосочетание «национальная среда» , обозначающее почти стомиллионный русский народ. Но М.С.Агурский в данном случае все же прав: для того же Троцкого русский народ был именно и только «средой» его деятельности; прав Агурский и утверждая, что в первые послереволюционные годы «теоретиком красного патриотизма и едва ли не его вождем оказывается Лев Троцкий» (с. 144), — что явствует уже хотя бы из его речи «Национальное в Ленине».Правда, Агурский не говорит с должной ясностью, что Троцкий действовал в этом направлении только ради «политического расчета», но все же достаточно определенно разграничивает две принципиально различные вещи: создание «видимости» национальных устремлений власти (что и делал Троцкий) и, с другой стороны, неизбежный подспудный процесс действительной «национализации» власти. Он пишет, например: «Давление национальной среды, сам тот факт, что революция произошла именно в России, не мог не оказать сильнейшего влияния на большевистскую партию, как бы она ни декларировала свой интернационализм… Это было результатом органического процесса (c. 140).И вот поистине замечательное «саморазоблачение» Троцкого. Если в 1922 году он провозглашал на страницах «Правды» (5 октября): «Большевизм национальнее монархической и иной эмиграции. Буденный национальнее Врангеля…»318 и т.п., то в 1928 году, уже отстраненный от власти, он гневно обличает: «В целом ряде своих выступлений, сперва против „троцкизма“, затем против Зиновьева и Каменева, Сталин бил в одну точку: против старых революционных эмигрантов (разумеется, не „монархических“. — В. К. ). Эмигранты — это люди беспочвенные, у которых на уме только международная революция, а теперь нужны руководители, способные осуществлять социализм в одной стране. Борьба против эмиграции… входит неразрывной частью в сталинскую идеологию национал-социализма… После каждой революции реакция начиналась с борьбы против эмигрантов, против чужаков и против инородцев…» и т.д.319 (обратим внимание: перед нами осознание своего рода «закона»: в «каждой революции» большую роль играют «чужаки», с которыми впоследствии ведется «борьба»…).Необходимо, правда, сказать, что Троцкий слишком забегал вперед: в 1928 году едва ли были основания усматривать в политике Сталина какие-либо собственно «национальные» устремления (они начали складываться — конечно же, под мощным воздействием идущего в стране «органического процесса» — позднее, в 1930-х годах), хотя программа «социализма в одной стране» все же была определенной подосновой перехода к национальной политике. Но если считать эту программу воплощением «национал-социализма», следует причислить к «национал-социалистам» и Бухарина, который ведь первым , ранее Сталина — о чем шла речь выше — ее разработал. Троцкий, кстати, прямо сказал здесь же об этом бухаринском «первенстве» и даже связал имя Бухарина с «национал-социализмом» (см. цит. изд., с. 66). Но, конечно, нелепо говорить о каком-либо «национальном духе» Бухарина. М.С. Агурский заявил в самом начале своей книги: «Я полностью отвергаю миф о Бухарине как об умнейшем „русском“ человеке и позволю себе считать его „дураком“ советской истории, притом злейшим врагом всего русского» (с. 11).Бухарину, которому в самом деле была присуща почти патологическая ненависть ко всему русскому, явно недоставало ума, чтобы понять выдвигаемую им же самим идею «социализма в одной стране» как закономерный, естественный результат «давления национальной среды»; между тем Троцкий понимал это со всей определенностью.Но именно тут и обнаруживается суть «позиции» Троцкого: он больше чем кто-либо из его коллег твердил о «русском национальном» характере революции, но лишь до тех пор, пока дело шло о «видимости», а не о реальной «национализации».
* * *
Впрочем, давно пора обратиться к вопросу, который, вполне вероятно, возник в уме читателей. Вот ты все говоришь нам о Троцком, а как быть с Лениным? Ведь он, проявляя «чрезвычайный интерес» к «черноземной силе» воронежского мужика, совместно с Троцким организовывал жестокое подавление соседних с воронежскими тамбовских мужиков в 1921 году и никогда не возражал — по крайней мере не возражал открыто — против того, что в возглавляемой им властной иерархии огромную роль играли евреи и другие «чужаки»?Между прочим, мало кто знает, что до 1917 года евреи занимали в верхах большевистской партии сравнительно скромное место — явно менее значительное, чем в партиях меньшевиков и даже эсеров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73