OCR Angelbooks
«От ненависти до любви. Поцелуй-искуситель»: ЭКСМО-Пресс; Москва; 2000
ISBN 5-04-005675-3
Оригинал: Sandra Brown, “Not even for love”
Перевод: Ю. Кирильченко, А. Новиков
Аннотация
Он ворвался в ее тихую, уютную жизнь подобно грозе, бушующей за стенами ее дома. Фотожурналист Ривз Грант впервые в жизни захвачен страстью, не подвластной никакому самоконтролю. Но каково же ему было узнать, что та, которую он уже считал своей навеки, скоро выйдет замуж за другого!
Сандра Браун
Цена любви
1
Допив шампанское, мужчина опустил тонкий хрустальный бокал на серебряный поднос, который услужливо подставил ему проносившийся мимо официант. Притормозив на бегу, облаченный во фрак лакей подождал, пока господин возьмет еще один бокал с пенящимся напитком, и тут же растворился в гудящей толпе.
Пригубив шампанского, Ривз Грант удивился самому себе. Ему вовсе не хотелось пить. Да и какой прок в этой кислятине? Все вокруг вдруг стало невыносимо серым и скучным. Даже это дорогое вино приобрело во рту какой-то металлический привкус. Рассеянный взгляд зеленых глаз лениво заскользил по блестящему собранию важных персон и знаменитостей. Со стороны могло показаться, что истомленный скукой джентльмен лишь по большому великодушию мирится с существованием этой праздной толпы.
Заметно состарившаяся, но все еще не утратившая красоты французская кинозвезда висла на руке своего нового мужа — нефтяного магната из Оклахомы. По ее бульдожьей хватке было видно, что с этой добычей она не расстанется до конца жизни. Западногерманский горнолыжник, прославившийся тем, что завоевал на последней зимней Олимпиаде золотую медаль, из кожи вон лез, увиваясь вокруг меланхоличной принцессы из какого-то средиземноморского княжества, но та в упор не замечала стараний чемпиона. Нью-йоркский модельер вместе со своим неразлучным «компаньоном и протеже» — оба в смокингах цвета утренней зари — развлекали группу слушателей байками, в которых желчи было гораздо больше, чем юмора. Представьте себе: приходит бывшая супермодель, совсем еще недавно красовавшаяся на обложках журналов, и заказывает себе наряд, скрывающий недостатки фигуры. Пополнела, видите ли, бедняжка. На двадцать килограммов! Ха-ха!.. Слушатели внимали, разинув рты.
В тысячный раз досужие языки перемалывали то, о чем всегда толкуют, собираясь вместе, богатей, знаменитости или важные шишки. Или все три категории вместе. Одним словом, те, кто хоть чем-то прославился, чтобы быть допущенным в избранное общество. Доступ в эти сферы открывала прежде всего известность, пусть даже самого сомнительного свойства.
Однако тот, кто устроил этот роскошный прием, не делал между своими гостями никакого различия, приветствуя каждого с одинаковой сдержанной учтивостью. Высокий, сильный, гибкий… Облик хозяина безошибочно выдавал в нем того, кем он был на самом деле, — швейцарского промышленника, обладающего баснословным состоянием. Благодаря своим прекрасным светлым волосам и прозрачной голубизне глаз он надежно обеспечил себе место в списках «королей красоты», появляющихся время от времени в разделах светской хроники.
Вопреки всем правилам приличия взгляд зеленых глаз напряженно уперся в стоявшую рядом с миллионером женщину, одетую в умопомрачительный вечерний туалет. «Подумать только, белое надела», — с внезапным раздражением отметил про себя гость.
Ровно сутки минули со времени их предыдущей встречи, и в памяти Ривза Гранта все еще свежи были воспоминания о том, как поразила она его в тот раз своей необычной красотой. Она и сейчас была сказочно красива. Белое платье от Диора, оставляющее одно плечо обнаженным, давало сто очков вперед любому из дамских нарядов, которые можно было видеть в этом зале. Ожерелье из опалов и бриллиантов было столь же дорогим, как и драгоценности на других женщинах, однако значительно выигрывало, поскольку не было вычурным.
Для светского приема ее прическа представлялась чуть простоватой: волосы не лежали на плечах пышной волной, какими их запомнил Ривз, а были на сей раз собраны в незатейливый пучок. Однако шпильки, судя по всему, с трудом справлялись с темными тяжелыми прядями — несколько непослушных прядей уже освободились от слабеющих уз. Казалось, достаточно одного легкого прикосновения, хотя бы ласковых пальцев любящего мужчины, и великолепная масса волос накроет руку счастливца, который удостоился чести дотронуться до них.
«Что за чертовщина! Да что это со мной сегодня?» — спросил он самого себя словно после внезапного пробуждения. Каким бы сильным ни бывало потрясение, Ривз никогда не позволял себе размякнуть. А тут словно жалкий мазохист травил себе душу, не в силах оторвать глаз от женского лица — прекрасного и загадочного. Назойливые вопросы лезли в голову один за другим: «Так что же она делала вчера в книжном магазине? Или, вернее, что делает здесь? Зачем ей все это — эти люди и этот человек рядом?»
Скромная квартирка над книжной лавкой — и царственная гостиная, ни в чем не уступающая дворцовому залу: потолок с фресками и позолотой, мраморные полы, мерцание сотен свечей… Одно никак не вязалось с другим. Этой женщине было не место среди этой кричащей роскоши. Ее место было на крохотной кухоньке, где стоит веселенький кофейник с ситечком и щедро разлит запах свежесваренного кофе. Перед его глазами сама собой ожила картина: вот она, уютно подобрав под себя ноги, сидит на коротком диванчике в обнимку с мягкой подушкой… Что за наваждение!
Поставив бокал с недопитым шампанским на ближайший столик, Ривз маши-нальнб потянулся к фотоаппарату. Его «Никон», как всегда, висел у него на шее на тонком кожаном ремешке. Без фотокамеры он был как без рук, она стала для него чем-то вроде части тела, а потому не казалась нелепой даже на фоне чопорного вечернего костюма. Именитые гости, привыкшие к тому, что их постоянно фотографируют, продолжали беседовать, не обращая внимания на открытый объектив, в то время как Ривз с фотоаппаратом наготове пробирался между ними, не сводя глаз с благородного профиля женщины, которая в этот момент обменивалась рукопожатием с бельгийским дипломатом. Видимо, мужчина, не отходивший от нее ни на шаг, решил познакомить ее с важным гостем.
Склонившись к собеседнику, который на добрых десять сантиметров был ниже ее, женщина что-то вежливо ему сказала. Ривз не расслышал ее слов, поскольку в это время сосредоточенно наводил на нее объектив. Нацелившись опытным глазом сквозь оконце видоискателя, он слегка повернул на объективе кольцо, и тонкие черты женского лица обрели предельную четкость.
И в тот момент, когда дипломат наклонился, чтобы церемонно поцеловать у новой знакомой ручку, фотограф щелкнул затвором камеры. Яркая фотовспышка заставила женщину вздрогнуть от неожиданности, и она непроизвольно обернулась на источник света. Моментально скорректировав резкость, Ривз снова поймал в фокус ее лицо — на сей раз анфас. Улыбка женщины была несмелой и застенчивой, даже чуть-чуть жалкой. Еще щелчок…
Теперь вспышка ударила ей прямо в глаза, и она, ослепнув на несколько секунд, часто заморгала. Густые ресницы опустились несколько раз, прежде чем ее большие серые глаза с синей каймой вокруг радужной оболочки вновь обрели способность ясно видеть. Фотограф опустил камеру. Взгляд его зеленых глаз, казалось, готов был испепелить женщину на месте.
Вежливая улыбка застыла на ее губах, а затем медленно сошла с лица. Глаза ее расширились, загадочные синие ободки в них заметно потемнели.
Точно такое же выражение удивления и испуга Ривз видел на ее лице прошлым вечером. Хлестал проливной дождь. Раскаты грома разносились над узкими улочками, отражаясь гулким эхом от каменных стен старинных домов Люцерна. Казалось, потоп грозил всей Швейцарии — потоки воды текли по крышам, улицам, непокрытой голове и лицу Ривза.
И тут случилось нечто, заставившее его начисто забыть о грозе и ливне. Стоило ему увидеть ее лицо в том магазинчике со стеклянной дверью, как он забыл обо всем на свете. Промокший до нитки, он стоял, пожирая ее глазами.
— Ах! — испуганно воскликнула Джордан Хэдлок, судорожно прижав толстый том к груди, когда после очередного удара грома зазвенели стекла. И лишь потом поняла, что стекло звенит не только из-за грозы. Кто-то энергично стучался к ней с улицы.
Сидя на стремянке у высоких книжных полок, она могла хорошо видеть каждого, кто подходил к входной двери. Однако сейчас магазин был закрыт на ночь — несколько часов назад она, как всегда, опустила поверх стекла плотную штору, заменявшую жалюзи, и теперь сквозь нее можно было различить лишь неясный силуэт, озаряемый время от времени вспышками молний.
Мужчина, а у двери был различим мужской силуэт, сложив ладони трубкой, приставил их к стеклу, должно быть, желая получше рассмотреть, что творится внутри, сквозь узкую щелку с краю от плотной завесы. Из-за двери до ушей Джордан донеслось приглушенное ругательство, которое обычно не произносят ни вслух, ни даже вполголоса. Затем в дверь снова забарабанили — еще настойчивее, чем прежде.
С сердцем, стучащим почти так же сильно, как мужской кулак в стеклянную дверь, Джордан слезла со стремянки и осторожно, бочком начала пробираться мимо газетных и книжных стоек. Не дойдя до двери пары метров, она остановилась.
Новая молния, пополам разрезавшая небо, четко осветила крупный силуэт мужчины за дверью: ноги слегка расставлены, руки уперты в бока. Можно было догадаться, что с каждой секундой терпения у нежданного посетителя становится все меньше. Замявшись в нерешительности, Джордан попыталась продумать все варианты. Конечно, открывать в столь поздний час дверь незнакомцу, да к тому же, как видно, изрядно разозленному, было небезопасно. С другой стороны, если бы он задумал что-то недоброе, то вряд ли стал бы возвещать о своем приходе так громогласно. А вдруг этот человек нуждается в помощи? Быть может, даже медицинской? Во всяком случае, многое говорило о том, что он находился в состоянии крайнего возбуждения.
Подавив в себе страх, Джордан решительно шагнула к двери и приподняла штору настолько, чтобы можно было разглядеть, кто стоит на пороге. Лампы, горевшие в зале магазина, осветили широкую грудь, к которой прилипла мокрая хлопчатобумажная рубашка с расстегнутым воротом. Нерешительно подняв глаза, Джордан увидела сначала мускулистую шею, а затем и лицо мужчины.
В ее глазах зажглось чисто женское любопытство. Правильные, словно точеные, черты лица незнакомца изображали мрачную тревогу и смятение, но в то же время в этом лице не было ничего похожего на угрозу. Твердый подбородок, красивый нос, зеленые глаза… Рассматривая пришельца, Джордан забыла о времени. Наконец его насупленные брови дрогнули, и одна приподнялась в немом вопросе: «Ну и что, долго еще любоваться будешь или, может быть, все-таки откроешь?»
Да-да, конечно, она откроет. Уже открывает…
Не став больше возиться со шторой, Джордан отодвинула щеколду, повернула бронзовую ручку и распахнула входную дверь. В ту же секунду в дверном проеме появились две массивные сумки, которых она раньше не заметила, и опустились на пол, едва не отдавив ей ноги. Торопливо отпрыгнув в сторону, Джордан поежилась: холодные капли, полетевшие во все стороны, попали и на ее босые ноги. Одна сумка была из коричневой кожи, другая — из темно-синей ткани. И обе промокли насквозь.
Следом за багажом в книжную лавку ввалился и его хозяин. Захлопнув дверь, он громыхнул щеколдой и повернулся. С его языка уже готова была слететь колкость насчет сообразительности и расторопности «принимающей стороны», однако одного взгляда на стоявшую перед ним женщину было достаточно, чтобы язвительное замечание застряло у него в горле.
Несколько долгих мгновений двое смотрели друг на друга — застывшие, безмолвные. Жили только их глаза.
Первым, что они оба услышали, было их собственное дыхание. Его дыхание было легким и в то же время быстрым из-за только что пережитых волнений. Она тоже дышала взволнованно, хотя и не могла понять, в чем причина ее волнения. В тишине было слышно, как падали на выложенный плиткой пол дождевые капли, стекающие с мокрой одежды Ривза.
Очнувшись первой, Джордан посмотрела вниз. Вокруг ботинок мужчины уже образовались две небольшие лужицы.
— У вас есть полотенце? — осведомился он, не обращая внимания на ее обеспокоенный взгляд.
— Что? — переспросила она, не узнавая собственный голос, потому что не вышла еще окончательно из оцепенения.
— Полотенце, спрашиваю, есть? — повторил загадочный гость.
— Ах, полотенце… Да-да, сейчас… Секундочку…
Словно внезапно вспомнив о чем-то важном, женщина стремительно заметалась по помещению, включила свет у лестницы и взлетела вверх с такой скоростью, будто за ней гналась свора бешеных псов. Наверху, в ванной, она сорвала с крючка первое попавшееся под руку полотенце и собралась бежать вниз, однако успела вовремя сообразить, что совсем недавно вытерлась им после душа сама. Джордан бросила полотенце на пол и, кляня себя за тупость, принялась лихорадочно рыться в шкафчике со свежим бельем. Наконец чистое полотенце было найдено. Нет, лучше прихватить два — на всякий случай.
Уже сбегая по лестнице, она опомнилась и, сделав несколько глубоких вздохов, чтобы успокоиться, пошла вниз более размеренным шагом. Господи, с чего это она так разволновалась!
Незваный гость стоял все на том же месте, внимательно осматривая книжные полки. Читая надпись на корешке книги, он повернул голову вбок, и Джордан отчетливо увидела, как дождевая вода серебристыми струйками сбегает по его шее за ворот. Ей опять стало зябко.
— Вот и полотенце. Я взяла с собой два. Похоже, вам понадобятся оба, — проговорила она, протягивая ему одно из принесенных полотенец.
— Спасибо, — рассеянно поблагодарил он, погружая мокрое лицо в махровую ткань, благодатно пахнущую свежестью. Простояв так секунды три, мужчина принялся вытирать темные непослушные волосы, а затем шею и — мимоходом — треугольник груди, выглядывавший из расстегнутого ворота рубашки. Волосы на его груди тоже были темными и густыми. Джордан в смущении потупилась.
Наконец взор мужчины упал на лужу под его ногами, которая начала уже превращаться в небольшое озеро.
— Ну и наследил же я тут у вас! Простите, ради Бога.
— Ничего, я подотру. А кто…
— Ох, Господи, виноват. Разрешите представиться: Ривз Грант. — Он решительно протянул ей руку, и она едва не отпрянула в панике, однако вовремя удержалась. Отчего-то ей показалось, что прикосновение к нему таит в себе ужасный риск, даже если это просто дружеское рукопожатие. Джордан не сознавала до конца, в чем именно заключается эта опасность, — она просто, без всяких логических доводов была уверена в том, что прикасаться к этому человеку крайне опасно.
И быстро убедилась в этом на опыте. Отогнав необъяснимую тревогу, Джордан приняла протянутую руку. В тот момент, когда пальцы Ривза мягко сжали хрупкую ладонь, спазм сковал сердце женщины, и на какое-то мгновение ей показалось, что она не сможет даже вздохнуть. Тем не менее, к счастью, с безусловными рефлексами у нее оказалось все в порядке — повинуясь команде мозга, легкие вобрали в себя достаточно воздуха, чтобы она смогла пробормотать в ответ:
— Джордан Хэдлок…
Визитер между тем не торопился отпускать ее руку, и ей пришлось рывком высвободить из его пальцев свою ладонь, которая уже начала ощущать нечто вроде легкого жжения.
— Спасибо, что впустили, — сказал он.
— Что вы делаете на улице в такое время да еще в такую погоду? У вас ко мне какое-нибудь особое дело?
Ривз грустно улыбнулся:
— Если бы так… Я прибыл сегодня днем, вернее, ранним вечером, когда уже начинало смеркаться. Раньше я никогда не бывал в Люцерне, вот и решил осмотреться немножко, прежде чем отправиться в гостиницу. Такси брать не стал, прогулялся по берегу озера, перекусил, а потом отправился бродить по старому городу. А тут разразилась гроза, и я понял, что оконча-. тельно заблудился. — Последние слова он произнес отчего-то с победной улыбкой, по-мальчишески бесшабашно.
Джордан не могла не рассмеяться.
— Ладно уж, не вините себя строго. Тут, в старом городе, не зная пути, любому немудрено затеряться.
— Согласен, но в том-то и дело, что я заядлый путешественник. Я объездил весь свет, и куда бы меня ни заносило, везде находил дорогу. Всем известно, что я отлично ориентируюсь на местности. Надеюсь, то, как я подмочил собственную репутацию сегодня, не станет достоянием общественности? — заговорщически прошептал Ривз.
— Обещаю вам молчать об этом до гроба, — ответила она ему в тон, тоже понизив голос. И тут же спросила: — А чем вы таким занимаетесь, что вам приходится колесить по всему свету?
— Я фотожурналист, в основном на вольных хлебах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19