Сутки после этого жестокого эксперимента пилот отдыхал,
ослабевший до такой степени - мозг не смог переварить весь информационный
поток и "саботировал" даже простейшие физиологические потребности, -
что внезапно засыпал во время еды или испытывал приступы беспричинного
удушья.
Джордж лечил его молча, без обычных нравоучений и ворчания, но не
потому, что того требовал метод лечения, а из-за неясных ему патологических
проявлений в работе многих внутренних органов Шаламова, возникающих
в результате неадекватной работы спинного и головного мозга. Что-то
разладилось в организме пилота, центральная нервная система стала
источником "фантомных" болей и "перевернутых чувств":
Шаламов вдруг начинал "слышать" глазами, "видеть"
кожей рук или "чувствовать" волосами температуру. Но все это
было не страшно, на Земле излечивали и не такое, главными же источниками
беспокойства Джорджа оставались идущие в глубинах психики пилота процессы
перерождения интеллекта и памяти: в мозгу человека боролись две вселенные -
человеческая и маатанская, негуманоидная, рождалась темная бездна
чужих инстинктов и чувств, вспыхивали и гасли галактики странных психических
состояний, проявлялась записанная в памяти информация, обработанная
подсознанием.
Однако тренированный и сильный интеллект пилота в конце концов одержал
верх, хотя никто, конечно, не мог предсказать, какими будут последствия
необычного пси-контакта. Шаламов неожиданно заблокировал пси-связь
с Джорджем и общался с ним только по радио. Несмотря на постепенное
улучшение общего тонуса, он не мог пока ни самостоятельно двигаться,
ни отправлять естественные физиологические надобности, и координатору
приходилось ухаживать за хозяином в аварийном режиме.
На вторые сутки Шаламов потребовал дать ему рецептор прямой связи
с исследовательским комплексом. Координатор выполнил приказ. Спустя
минуту "пчелы" снова полезли в маатанский корабль, подчиняясь
неведомым командам пилота. Что они там делали, Джордж так и не узнал,
"пчелы" имели выход только на мозг Шаламова, и ни одна из
них не вернулась в бункер кибер-комплекса. После этого пилот завладел
памятью Джорджа и гипервычислителем, с помощью которого мог оперировать
расчетами любой сложности со скоростью самого координатора, и в течение
трех часов гонял вычислитель как бешеный, уйдя в дебри странных и
неприятных вычислений, от которых Джорджу становилось не по себе:
за вычислениями стоял мир чужих правил, знаний, математических и этических
формул.
Шаламов потерял сознание неожиданно, работал он далеко за пределами
человеческих возможностей и не "всплывал" из беспамятства
около семи часов, бледный до синевы, с окаменевшими в судороге от
непонятной тоскливой потери губами. Диагностер бесстрастно выдал столбец
биопараметров пилота, и Джордж испугался по-настоящему: с расширением
невралгии у Шаламова обнаружилось около десятка микроизлияний крови
в мозг. Пилот нуждался в немедленной операции, но сделать это можно
было только на Земле, координатор не был рассчитан на лечение человека
с такими специфическими травмами.
Шаламов выкарабкался из пропасти небытия сам и снова задействовал
вычислитель, а затем Джордж стал свидетелем того, как пилот превратился
в хозяина маатанского корабля, оживив его исполнительную технику и
дремлющую автоматику из числа оставшейся неповрежденной.
Какие-то корявые, с человеческой точки зрения, механизмы,
похожие на ожившие творения абстракционистов, принялись чинить и латать
зал управления, запеленали неподвижного "черного человека"
в серебристую пленку и поместили под ажурный колпак, напоминавший
грубо сделанную птичью клетку. Маатанин был еще жив и даже в сознании,
но индифферентный, как и прежде, не желая ни общаться, ни принимать
предлагаемую помощь.
Деятельность маатанских киберов прекратилась так же внезапно,
как и началась: они разломали силовые отсеки и блоки управления "Кентавра",
а также оборудование, которое он вез по назначению как спасатель-курьер,
перенесли нужные Шаламову компоненты аппаратуры на маатанский корабль
и вырастили на панцире "черепахи" корабля кособокую башню,
по виду - "из рогов и копыт". Затем попрятались по своим
норам. Все стихло. Тишина завладела кораблями, Джордж "затаил
дыхание", готовый выполнить любой приказ командира, но Шаламов
молчал по-прежнему и не включал пси-связь. Он был в сознании, даже
улыбался иногда - сквозь невероятную усталость и непрерывную,
терзающую тело и мозг боль. Глаза его были открыты, но Джордж знал,
что пилот ничего не видит, его зрительные нейроны были парализованы.
- Все в порядке, старина, - прошептал Шаламов,
услышав жалостливый "шепот" координатора. - Я все-таки
недаром ношу значок мастера-спасателя... мне, наверное, хана, но с
техникой "черного" я разобрался...
- Включите пси-канал, Даниил, - попросил Джордж,
воспрянувший "духом", - я попробую снять аспекты, и мы
поборемся с недугом.
- Нет, дружище, держись теперь от меня подальше, я
стал для тебя опасен. Скоро за "черным" прилетят, я починил
его тахеопередатчик, использовав кое-что из нашего оборудования, иначе
ничего не получилось бы, и дал SOS на их языке. Не вмешивайся ни во
что... если я не смогу участвовать в контакте лично. Понял?
- Да, мастер. И все же еще раз прошу использовать
медкомплекс, вдвоем мы хотя бы снимем болевой синдром. Кстати, если
их передатчик работает, почему бы не позвать нашу аварийно-спасательную
службу?
- К сожалению, частоты передатчика далеки от частот
наших приемников, как и в случае дыробоя, едва ли наши астрономы службы
пространства слушают в этом диапазоне, и я, конечно же, дал сигнал,
остается только ждать.
- Но вас необходимо лечить! И как можно скорее. Я
подключу диагностер.
Шаламов не ответил. У него не было ни сил, ни желания спорить,
ни особого желания жить. В голове все еще вертелась одна-единственная
фраза, уже почти не тревожащая душу: "Бедная Купава!.."
И тогда Джордж впервые нарушил приказ хозяина: преодолел порог команды
запрета и включил контур мысленного съема. И получил сильнейший шумовой
шок, превративший его в бесполезный кибернетический хлам - он
"захлебнулся" чужой информацией...
Соплеменники "черного человека" прилетели за ним
спустя десять часов после включения передатчика, починенного Шаламовым,
но ни пилот, ни "сошедший с ума" Джордж не видели, как над
островом зависла километровая кошмарная конструкция в пластинчатой
броне, а из нее на "журавлиных гнездах" вылетели два десятка
черно-золотых фигур. Маатане обследовали свой разбитый проникатель,
не обращая внимания на торчащий из него "дротик" "Кентавра",
забрали запеленатого, полуживого командира и через час улетели, оставив
землянина в недрах своего покалеченного корабля, не сделав даже попытки
анализа ситуации, не выяснив причины аварии и не узнав, остался ли
кто-то в живых из экипажа земного корабля и нуждается ли он в помощи.
Зато они потратили около четырех земных суток на монтаж ячеистой конструкции,
напоминавшей пенал, уложили в ячеи мертвых собратьев и направили "пенал"
в глубину "серой дыры". Уходя из Горловины, они оставили у
планеты-куба маяк, высвечивающий галактическим кодом фразу: "Владение
Маата. Входить, изучать, пользоваться запрещено!"
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ЧЕЛОВЕК-ДА
Глава 1
Заремба посмотрел на Мальгина как-то по-особенному, с любопытством
и сожалением, словно знал о нем нечто не укладывающееся в рамки общественного
мнения о товарище.
- Ты еще не в курсе?..
Мальгин, только что вошедший в служебный модуль, с давних времен называемый
кабинетом, не оглядываясь, сделал жест - заходи. Одет он был
по обыкновению в голубую рубашку с черной искрой, черным воротником
и черными обшлагами рукавов, в белые брюки и такие же туфли.
Заремба остановился на пороге, глядя на прямую развитую спину заведующего
отделением нейропроблем, надежную спину уверенного в себе, уравновешенного
и сильного человека. Повторил:
- Так ты еще не знаешь новость?
Мальгин сел за стол, включил автоматику, формирующую рабочую поверхность:
из черной блестящей плоскости стола вылез "бутон" эмкана,
линза селектора виома, информационный блок, сетчатый карандаш киб-секретаря.
Наконец Мальгин поднял спокойный взгляд серых глаз, способных становиться
прозрачными до ледяной твердости, искриться сдерживаемым, всегда запрятанным
в глубине смехом или прятаться за бровью иронического прищура.
- Не бери меня на арапа, Иван. Ох и не люблю я твою манеру сообщать
неприятные новости.
Заремба, не вынимая рук из карманов, прошел на середину уютного кабинета
заведующего отделением.
- Час назад привезли Шаламова...
Глаза Мальгина сузились, похолодели, стали почти прозрачными.
- Не понял. Что значит привезли?
- Он очень плох, попал в какой-то переплет при аварийном курьерском
посыле или, как у них говорят, - кенгуру. У него коматозное
состояние, колониальный неврит... - Заремба замолчал, глядя,
как "железный" Мальгин вдруг побледнел, вернее, побелел, так
что губы его стали синими, под цвет оттенка рубашки. Длилось это несколько
мгновений, заведующий тут же взял себя в руки, но цвет лица вернулся
к нему не скоро.
- Где он?
- В первом боксе, у Стобецкого, над ним сейчас колдуют сам Готард
и Билл-старший со всеми своими "вивисекторами". Таланов обещал
собрать консилиум, искал тебя, но не нашел.
- Я был на корте, - машинально сказал Мальгин и стремительно
вышел из кабинета, хотя мог бы связаться с клиническим отделением
Готарда Стобецкого по селектору. - Кто его привез? - спросил
он уже на ходу, вскакивая в коридоре в первую попавшуюся "улитку"
институтского конформного лифта.
- Спасатели, кто же еще, - забубнил Заремба в спину. -
Некто Жостов и двое врачей, одного я немного знаю по практике -
Джума Хан, врач "Скорой".
"Улитка" вынырнула из коммуникационной шахты у двери с зеленой
полосой под номером два, бесшумно свернула прозрачные перепонки выхода.
Бокс номер два был собственно нейроклиникой, и заведовал ею Готард
Стобецкий, нейрофизиолог и врач с тридцатилетней практикой. Шел ему
шестьдесят второй год, но выглядел он на тридцать пять: молодой, гладколицый,
уверенный и обстоятельный до пунктуальности. Ошибался Стобецкий редко
и, вероятно, поэтому не допускал мысли, что может быть не прав. Это
его качество раздражало Мальгина, но в остальном они давно притерлись
друг к другу и хорошо знали свои возможности, сильные и слабые стороны,
хотя это не мешало им вести деловые и неделовые споры и отстаивать
свою точку зрения. Но не до вражды.
Пространство клиники было функционально и эстетически организовано
таким образом, что любая палата - а их было около трех десятков -
имела прямой лонж-выход в операционный и процедурный комплексы, и
выглядело это ячеистыми янтарными выступами, напоминавшими обнаженные
светящиеся пчелиные соты, которые упирались в причудливо изогнутые
палевые "бутоны" реанимакамер. Дежурный терминал управления
операционной прятался в хрустально-белом "бутоне", сквозь
стенки которого были видны врачи за двумя развернутыми пси-вириалами [ Пси-вириал -
блок управления с конформным преобразованием аппаратуры, заменивший
устаревшие пульты; содержит аппаратуру звукового и мысленного (пси)
управления. ] стационарного диагностера и медицинского информ-банка.
Стобецкий, заметив заведующего первым отделением, жестом попросил
соседа освободить кресло. Мальгин, кивком поздоровавшись со всеми
и пожав Готарду руку, сел. Виом напротив показывал внутренности реанимакамеры
с телом Шаламова. В правой верхней четверти оперативного фронта изображения
загорались и гасли строки бланк-сообщений, а чуть ниже - данные
медицинского анализа.
- Нечто странное, - отрывисто бросил Стобецкий. - У него
парадоксальный статус абсанса [ Статус абсанса -
состояние больного, характеризующееся серией абсанов (кратковременных
потерь сознания с последующей амнезией), в промежутках между которыми
сознание полностью не восстанавливается. ] , резко нарушена нейроцитоархитектоника
мозга: таламус сплющен и загнан в нейтропиль, оба полушария срослись
в одно целое, промежуточный мозг проник в средний, сетчатое образование
исчезло, мозжечок увеличился в объеме в два раза... ну и так далее.
Никогда не видел ничего подобного!..
Левая нижняя часть виома отразила голографический разрез мозга пострадавшего.
Алая стрелка показала узлы нарушений и переродившиеся участки коры.
- Кроме того, ПНС [ ПНС - превертебральное нервное сплетение. ]
у него расположено прямо над тазом, а не на границе брюшной полости, -
добавил заметно волнующийся Билл-старший, заместитель Стобецкого,
приступивший к работе всего три дня назад. - Такое впечатление,
будто оно "сползло". А corpus callozun [ Мозолистое тело (лат.). ]
увеличилось и соединило полушария!
- По данным коллег, - Стобецкий кивнул в сторону группы
мужчин в фирменных голубовато-зеленых комби - такие носили все
врачи "Скорой помощи" и спасательной службы, - его организм
большую часть времени отказывается регулировать деятельность внутренних
органов.
- Что значит "большую часть" времени?
Один из гостей, рослый, черноволосый, загорелый до цвета красной
меди, с хищным носом и черными цепкими глазами, придвинулся ближе.
- Это значит, что иногда этот парень вдруг сам выкарабкивается
из беспамятства и организм начинает ему подчиняться. Не надолго, на
три-четыре минуты, но и это удивительно, ведь по сути он фрустрирован [ Фрустрация -
дезорганизация сознания личности. ] .
- Простите, с кем имею честь?
- Джума Хан, - представился черноволосый, и Мальгин понял,
что его загар - нормальный, естественный цвет кожи.
- Нейрэктомию [ Нейрэктомия - иссечение участка
нерва. ] делали? - спросил Стобецкий, манипулируя секторами диагностера.
- Конечно, данные в персонбанке. У него прогрессирующая гетероплоидия [ Гетероплоидия -
изменение структуры некоторых хромосом. ] . И при всем том парень умудряется
всплывать из преисподней и разговаривать как вполне нормальный, почти
здоровый человек! Очень сильная личность.
- Учтите, он ко всему еще и слеп, - невпопад вмешался Заремба,
дыша в затылок Мальгину.
- Где Таланов?
- На связи с индийским филиалом, через пару минут явится.
Виом вдруг подернулся рябью, стершей все надписи. Приглушенно прозвенел
колокол внимания. На мигающем огнями "кактусе" вириала зажглись
голубые и зеленые огни отмены контактного контроля.
- Он просыпается, - быстро сказал Джума Хан. - Зафиксируйте
параметры в момент "всплывания", это важно.
- Пациент в сознании, - четко доложил инк-координатор клиники.
Виом прояснился.
Лицо Шаламова с открытыми глазами было повернуто к людям (видеокамерам,
конечно), так что создавалось впечатление, будто он их видит, хотя
спасатель был слеп.
- Джума, - позвал он.
В группе, обступившей Мальгина и Стобецкого, произошло общее движение.
- Я здесь, Даниил, - с небольшим опозданием ответил Джума
Хан, покосившись на Мальгина.
- Где я?
- В Москве, в Институте нейрохирургии.
Шаламов помолчал: в зале повисла хрупкая тишина. Было видно,
что держится спасатель с большим трудом, колоссальным напряжением
воли - по лицу его поползли капли пота.
- Клим, ты тоже здесь?
- Да, - каменно-твердо ответил Мальгин, шевельнув
желваками.
Шаламов усмехнулся, не мигая. Заремба невольно поежился.
- Тогда я могу быть спокоен. Не давай никому меня
резать, Клим, меня нельзя резать. Даже тебе. Понял? Даже тебе!.. Ты
понял? - настойчиво повторил спасатель.
- Да, - ответил Мальгин.
Шаламов еще несколько мгновений с улыбкой, кривой, понимающе-иронической,
сожалеющей, странной, смотрел (не видя!) на замерших врачей, потом
расслабился и откинул голову, глаза его закрылись.
- Потеря пульса, - отозвался инк. - Активирую
ВРС [ ВРС - водитель ритма сердца. ] , дыхание, нейропинг, блокирую
выделение избыточных доз вазопрессина, окситомицина.
- Дьявольщина! - произнес Стобецкий. -
Это же невозможно!
- Что именно? - сухо спросил Мальгин с чувством,
близким к растерянности, глядя на тело друга, опутанное шлангами и
проводами. Шаламов всегда был похож на дерзкого и удачливого пирата,
по-мужски красивого, склонного к риску, решительного и упрямого, настолько
уверенного в себе, в своей неуязвимости, что трудно было представить,
будто с ним может произойти какое-либо несчастье. Во всяком случае,
Мальгин знал его давно и никогда не думал, что Шаламов, олицетворяющий
по натуре тип джек-лондоновского героя, вдруг окажется в положении
смертельно больного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16