И вот он привязал к рукам по большому пучку сена и прыгнул. Он чудом остался в живых, отделавшись несколькими переломами, которые ещё больше обезобразили горбатую фигуру, данную ему от рождения. Разумеется, это было чистое безумие. И всё же в глубине души Джоди считал, что такая штука или что-то вроде может себя оправдать. Он и сам часто думал о воздушных змеях – очень больших змеях. И какой-то потаённой частью своего существа он понимал страстное желание мальчика-калеки познать полёт, лёгкость, минутную свободу от собственного тела, прикованного к земле, скрюченного, ковыляющего.
– Здравствуй, – сказал Джоди.
– У меня есть детёныш енота, – сказал Сенокрыл.
Он всегда был с новым любимцем.
– Пойдём посмотрим?
Сенокрыл повёл его за дом к ящикам и клеткам, служившим жилищем его птицам и зверям, состав которых постоянно менялся.
– Мой орел умер, – сказал Сенокрыл. – Он был слишком дикий и не мог жить в неволе.
Пара чёрных болотных кроликов не была для Джоди в новинку.
– Они не хотят заводить детёнышей, – пожаловался Сенокрыл. – Я хочу отпустить их.
Чёрная белка совершала свой нескончаемый бег по спицам колеса.
– Хочешь, я отдам её тебе? – предложил Сенокрыл. – А я себе другую добуду.
Надежда зародилась и умерла в груди Джоди.
– Мать не разрешит мне держать зверька.
Его сердце щемило тоской по белке.
– А вот енот. Жулик, ко мне!
Между узкими планками просунулся чёрный нос, показалась крошечная чёрная лапа, словно ребёнок протягивал руку. Сенокрыл поднял защёлку и достал енота. Зверёк прильнул к его руке и издал странный стрекочущий звук.
– Можешь подержать его. Он не укусит.
Джоди прижал к себе енота. Пожалуй, никогда ещё не доводилось ему видеть и трогать такое чудесное существо. Серый мех зверька был мягкий на ощупь, как фланелевая ночная рубашка его матери, а заострённая мордочка казалась словно в маске от чёрной полосы, проходившей поперёк глаз. Хвост у енота был пушистый, в красивых тёмных кольцах. Зверёк тихонько покусывал ему руку, затем снова издал свой стрекочущий крик.
– Он просит соску с сахаром, – с материнской нежностью сказал Сенокрыл. – Давай возьмём его в дом, пока нет собак. Он страшно боится собак, но он привыкнет. Он не любит, когда кругом шум и суета.
– Из-за чего вы дрались, когда мы приехали? – спросил Джоди.
– Я тут ни при чем, – ответил Сенокрыл с презрением. – Это всё они.
– А что было?
– Одна из собак намочила прямо посреди комнаты. Ну, и они не могли дотолковаться, чья это собака.
Глава шестая
Енот жадно сосал соску. Он лежал на спине, в ложбинке между рукой и боком Джоди, крепко сжимая в передних лапах набитую сахаром тряпку и блаженно закрыв глаза. Его маленькое округлое брюшко было уже полно молока, и вскоре он бросил соску и закопошился, пытаясь высвободиться. Джоди посадил его себе на плечо. Енот ворошил его волосы, шарил своими маленькими беспокойными лапами по его шее, ушам.
– Его лапы никогда не знают покоя, – сказал Сенокрыл.
Из тени за очагом раздался голос папаши Форрестера. Джоди и не заметил его, так тихо тот сидел.
– Я держал енота мальчишкой, – сказал он. – Два года он был ласковый, что твой котёнок. А потом в один прекрасный день возьми да выхвати у меня кусок ноги. – Старик сплюнул в огонь. – Этот тоже, как вырастет, будет кусаться. Такая уж у них повадка.
Матушка Форрестер вошла в дом и занялась своими горшками. Сыновья гурьбой повалили за ней: Бык и Мельничное Колесо, Говорун и Тюк, Дуга и Лем. Джоди озадаченно глядел на высохшую, сморщенную пару, взрастившую этих громадных людей. Все они были почти на одно лицо, кроме Лема и Говоруна. Говорун был покороче других и не блистал умом. Лем один из всех был чисто выбрит. Ростом он был не ниже остальных, но несколько потоньше и не такой чёрный, притом самый несловоохотливый из всех. Он часто сидел сам по себе, насупившийся и угрюмый, тогда как Бык и Мельничное Колесо, самые шумливые, предавались безудержному веселью.
Пенни Бэкстер вошёл в дом, совсем незаметный среди них. Папаша Форрестер продолжал рассуждать о повадках енотов. Никто, кроме Джоди, не слушал его, но старик упивался собственными словами.
– Этот енот вырастет величиною с собаку. И тогда он задаст дёру любой собаке во дворе. Енот для того и живёт, чтобы задавать дёру собаке. Он ляжет на спину в воде и может драться с целой сворой собак. Он будет топить их одну за другой. Ну, а кусаться, так он и мёртвый кусает напоследок.
Джоди разрывался между желанием послушать старика и интересом к тому, о чём говорят остальные Форрестеры. Он с удивлением увидел, что отец продолжает бережно держать на руках никчемную собачонку. Пенни пересёк комнату.
– Здравствуйте, мистер Форрестер. Рад вас видеть. Как ваше здоровье?
– Здравствуйте, сэр. Я ничего, совсем ничего, ежели взять в соображение, что я уже своё отжил. Сказать правду, так мне бы полагалось давно помереть и быть на том свете, да я всё откладываю. Похоже, на этом мне привычней.
– Садитесь, мистер Бэкстер, – сказала матушка Форрестер.
Пенни взял стул и сел.
– Что с собакой, хромая? – через всю комнату выкрикнул Лем.
– Да нет. Такого не замечал, чтобы хромала. Просто не мешает держать её подальше от зубов ваших псов.
– Ценная, да? – спросил Лем.
– Эта – нет. Эта и понюшки табаку не стоит. Не вздумайте просить, чтобы я её оставил, когда поеду от вас, она гроша ломаного не стоит.
– Уж больно ты трясёшься над ней, коли она такая никудышная.
– Это верно.
– Ты ходил с нею на медведя?
– Я ходил с нею на медведя.
Лем подступил к Пенни вплотную, тяжело дыша на него с высоты своего роста.
– Чутьистая? Выставляет медведя?
– Нет, собачонка совсем никудышная. Самая никудышная из всех медвежатниц, какие у меня были.
– Впервые слышу, чтобы человек так хаял свою собаку, – сказал Лем.
– Она красивенькая, что верно, то верно, – сказал Пенни. – За вид-то её, наверно, многие бы взяли, да только чтобы продать – нет, не хочу я вам внушать ничего такого, потому как вы сами же будете обмануты и надуты.
– Уж не рассчитываешь ли ты поохотиться малость на обратном пути?
– Что же, человек никогда не забывает об охоте.
– Чудно это – взять с собою собаку, от которой ни толку, ни проку.
Форрестеры переглянулись и замолчали. Их чёрные глаза были прикованы к дворняжке.
– И собака никуда не годится, и моя старая шомполка тоже, – сказал Пенни. – Вот незадача.
Шесть пар чёрных глаз запрыгали по стенам дома, на которых было развешано оружие. На взгляд Джоди, его было столько, что хватило бы укомплектовать целую оружейную лавку. Форрестеры хорошо зарабатывали на торговле лошадьми, на продаже оленины и самогоноварении. Ружья они покупали так, как другие покупают муку или кофе.
– Я ещё ни разу не слыхал, чтобы тебе не удалось добыть мяса, – сказал Лем.
– Вчера это случилось. Мое ружьё не выстрелило с первого раза, а когда я снова спустил курок, патрон разорвался в стволе.
– На кого ты охотился?
– На Топтыгу.
– Где он кормится? – загалдели Форрестеры все враз. – Откуда он пришёл? Куда ушёл?
Папаша Форрестер стукнул палкой об пол.
– Вы, ребята, заткнитесь и дайте Пенни говорить. Он не может слова сказать, а вы все ревёте, ровно быки.
Мамаша Форрестер звякнула крышкой и подняла круглую форму с кукурузным хлебом, показавшуюся Джоди чуть ли не с котел для варки сиропа. Вкусные запахи, шедшие от очага, действовали ошеломляюще.
– Не приставайте к Бэкстеру, пока он не поест, – сказал она. – Как вам не совестно!
– И впрямь, как не совестно! – подхватил упрёк папаша Форрестер. – Не дать гостям смочить глотку перед обедом!
Мельничное Колесо пошёл в спальню и вернулся с большой оплетённой бутылью. Он вынул затычку, выструганную из кочерыжки кукурузного початка, и протянул бутыль Пенни.
– Уж вы меня извиняйте, ежели я буду пить по маленькой, – сказал Пенни. – В меня просто не влезет, у меня не так много места, как у вас.
Форрестеры разразились оглушительным смехом. Мельничное Колесо пустил бутыль по кругу.
– Джоди налить?
– Он ещё маленький, – сказал Пенни.
– Ну, а я пью, как от груди отнят был, – сказал папаша Форрестер.
– Налей мне четвертушку, – сказала мамаша Форрестер. – В чашку.
Еду она накладывала в такие большие миски, что в них впору было бы купаться. Длинный, весь изрезанный стол заволокся облаком пара. Поданы были коровий горох со свиным салом, целиком зажаренная оленья нога, беличье мясо в большой деревянной тарелке, пальмовая капуста – молодые, ещё не раскрывшиеся пальмовые листья, кукурузная каша с мясом, преснушки, кукурузный хлеб, сахарный сироп и кофе. На краю очага ждал пудинг с изюмом.
– Ежели б знать, что вы явитесь, я бы приготовила чего-нибудь поприличнее, – сказала матушка Форрестер. – Ну да ладно, усаживайтесь.
Джоди взглянул на отца – испытывает ли он волнение от такого обилия вкусной еды? Лицо Пенни почему-то было серьёзно.
– Все, что тут наставлено, сделает честь хоть самому губернатору, – сказал он.
– Вы, верно, не сядете без молитвы за стол, – встревоженно сказала матушка Форрестер. – Слушай, отец, уж гостей-то ради попроси благословения господня, небось тебя от этого не убудет.
Старик с несчастным видом огляделся вокруг и молитвенно сложил руки:
– О господи, ещё раз ты соизволил благословить наши грешные души и желудки тучной снедью, аминь.
Форрестеры прочистили глотки и принялись за еду. Джоди сидел напротив отца, между матушкой Форрестер и Сенокрылом. Его тарелка была наполнена через край. Бык и Мельничное Колесо совали Сенокрылу самые лучшие куски. Он передавал их под столом Джоди. Форрестеры ели сосредоточенно и – наконец-то – молчали. Еда таяла перед ними буквально на глазах. Лем и Говорун из-за чего-то повздорили. Папаша Форрестер заколотил по столу своим сухим кулаком. Они поворчали немного на его вмешательство, но подчинились. Папаша Форрестер наклонился к Пенни и негромко проговорил:
– Я знаю, мои ребята не сахар. Они не делают что положено, много пьют и дерутся; ни одна женщина не хочет быть с ними и бежит от них быстрее оленя. Но одно я скажу в их пользу: они никогда, ни один из них, не ругаются за столом ни с матерью, ни с отцом.
Глава седьмая
– Ну, сосед, теперь выкладывай новости про твоего медведя, будь он неладен, – сказал папаша Форрестер.
– Да, – сказала матушка Форрестер. – Только вымойте мне посуду, шалопаи, пока уши не развесили.
Её сыновья поспешно встали, захватив каждый свою тарелку, а к ней какое-нибудь блюдо или миску. Джоди смотрел на них во все глаза. Он с таким же успехом мог ожидать, что они вплетут себе в волосы ленты. Матушка Форрестер, направляясь к креслу-качалке, ущипнула его за ухо.
– У меня нет дочерей, – сказала она. – Если парни хотят, чтобы я готовила на них, так пусть прибираются вместо меня.
Джоди посмотрел на отца, весь немая мольба о том, чтобы такая ересь не была занесена домой, на Остров Бэкстеров. Форрестеры управлялись с посудой быстро. Сенокрыл ковылял следом за ними, собирая объедки для животных. Лишь собственноручно кормя собак, он мог быть уверен в том, что и его любимцам перепадет лакомый кусочек. Он улыбался про себя при мысли, что сегодня им можно отнести так много. Холодной еды оставалось достаточно даже на ужин. Джоди в изумлении взирал на это изобилие. С громким стуком Форрестеры закончили мытьё и развесили посуду на гвоздях возле очага. Затем сдвинули вокруг Пенни стулья с сиденьями из воловьей кожи и тесаные скамьи. Одни закурили трубки из кочерыжек кукурузных початков, другие соскабливали стружку с тёмных брикетов прессованного нюхательного табака. Матушка Форрестер жевала понюшку губами. Бык достал небольшой напильник, взял ружьё Пенни и принялся подправлять расшатавшийся курок.
– Ну так вот, – начал Пенни, – он явился к нам нежданно-негаданно.
Джоди вздрогнул, как от озноба.
– Он проскользнул к нам как тень и задрал нашу племенную свинью. Вспорол её от конца до конца, а съел-то всего ничего. Он не был голоден. Тут одна только его гнусность и мерзость.
Пенни сделал паузу, чтобы зажечь трубку. Форрестеры подались к нему с горящими сосновыми лучинами.
– Он пришёл тихий, как чёрное облако, с наветренной стороны. Дал круг, чтобы ветер дул на него. Он шёл так тихо, что собаки не услышали и не учуяли его. Даже эта, даже эта, – он наклонился и погладил дворняжку, лежавшую у него в ногах, – была одурачена.
Форрестеры обменялись взглядами.
– Мы вышли сразу после завтрака – я, Джоди и три собаки при нас. Мы прошли по следу медведя весь скраб, что на юге. Мы прошли по его следу вдоль мочажин с пилой-травой. Мы прошли всё Можжевеловое урочище. Мы шли за ним по болоту, и след делался всё горячей и горячей. Мы догнали его…
Форрестеры судорожно стиснули руками колени.
– Мы догнали его, ребята, на берегу Можжевеловой реки, как раз у того места, где самая глубокая и самая быстрая вода.
На взгляд Джоди, рассказ выходил лучше, чем сама охота. Он снова видел перед собой всё: тени и папоротники, сломанные пальмы и быстро бегущую воду. Рассказ захватывал его и переполнял. И ещё его переполняла гордость за отца. Пенни Бэкстер, невеличка ростом, словно какая-нибудь оса-землеройка, мог обставить на охоте самых сильных из Форрестеров. А ещё он мог сидеть, как сидит сейчас, и плести таинственное, волшебное кружево слов, от которых чаще колотилось сердце и дух занимался у этих огромных волосатых людей.
Он описывал схватку в эпических тонах. Когда ружьё разрядилось через казённую часть и Топтыга примял Джулию к груди, Говорун проглотил табак и бросился к очагу, кашляя и отплёвываясь. Форрестеры, судорожно сжав кулаки, непрочно сидели на краешках стульев и слушали с разинутыми ртами.
– Эх, кабы мне быть с вами… – выдохнул из себя Бык.
– А куда ушёл Топтыга? – жадно спросил Говорун.
– Этого никто не знает, – ответил Пенни.
Наступило молчание.
– Ты ни словом не обмолвился о собаке, – заметил наконец Лем.
– Не упрашивай меня! – ответил Пенни. – Я же сказал, что собачонка совсем никуда.
– Я вижу, она в самом отменном виде. На ней ни царапины, так ведь?
– Да, на ней ни царапины.
– Это какой же ловкой собакой надо быть, чтобы выйти из драки с медведем без единой царапины!
Пенни сделал затяжку.
Лем встал и, подойдя к нему, башней возвысился над ним. Костяшки его пальцев хрустели. С него катил пот.
– У меня два желания, – хрипло сказал он. – Хочу присутствовать при смерти Топтыги и хочу вот эту собаку.
– Нет, нет, – мягко возразил Пенни. – Я не хочу надувать тебя на такой сделке.
– Не морочь мне голову. Говори, что хочешь взамен.
– Я лучше отдам тебе Рвуна.
– Хитришь! У меня есть собаки лучше Рвуна.
Лем подошёл к стене и снял с гвоздя ружьё. Это была «лондонка» мелкой нарезки. Сверкающие сдвоенные стволы. Ложе орехового дерева, тёплого и как бы светящегося изнутри. Щеголеватые курки, замысловатый чеканный орнамент. Лем приложил ружьё к плечу, прицелился. Затем сунул ружьё в руки Пенни.
– Прямо из Англии. Не придётся больше заряжать с дула. Набиваешь гильзы – плёвое дело, – вставляешь патроны, закрываешь, взводишь курки – трах! трах! Два выстрела. Бьёт безотказно. Справедливая мена.
– Нет, нет, – сказал Пенни. – Это дорогое ружьё.
– Там, откуда его привезли, найдутся ещё. Не спорь со мной, старина. Уж коли я хочу собаку, то мне собаку и надо. Бери ружьё, не то, ей-богу, я приду и украду её.
– Ну что ж, будь по-твоему, – сказал Пенни. – Раз ты так повернул дело. Только обещай при свидетелях, что не выколотишь из меня душу, когда испытаешь её на охоте.
– По рукам. – Косматая лапа легла на руку Пенни. – Сюда, малыш!
Лем свистнул дворняжке, взял её за загривок и вывел наружу, словно всё ещё опасался упустить её.
Пенни покачивался в кресле-качалке. Ружьё он с безразличным видом положил себе на колени. Джоди глаз не мог оторвать от его совершенных форм. Он трепетал при мысли, что отец провёл Форрестера. Интересно, сдержит ли Лем своё слово. Джоди много слышал о тонкостях меновой торговли, но ему в голову не приходило, что можно обмануть человека таким простым способом – говоря ему только правду.
Разговор затянулся за полдень. Бык подправил старую шомполку Пенни, так что, по его мнению, она ещё могла послужить. Форрестеры никуда не спешили, словно не было у них на руках никаких дел. Рассказывались истории о хитрости старого Топтыги, о других медведях до него, правда не таких умных. Подробнейшим образом описывались погони. Перечислялись имена и охотничьи заслуги собак, умерших двадцать лет назад. Сенокрыл устал слушать и хотел пойти на пруд ловить гольянов. Но Джоди не в силах был оторваться от этих старых историй. Папаша и матушка Форрестеры время от времени вставляли замечание чирикающими пронзительными голосами, затем снова впадали в дремоту, словно сонные сверчки. В конце концов немощи взяли над ними верх, и они крепко заснули, сидя рядышком в креслах-качалках, – два старых, высохших человеческих остова, не гнущихся даже во сне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
– Здравствуй, – сказал Джоди.
– У меня есть детёныш енота, – сказал Сенокрыл.
Он всегда был с новым любимцем.
– Пойдём посмотрим?
Сенокрыл повёл его за дом к ящикам и клеткам, служившим жилищем его птицам и зверям, состав которых постоянно менялся.
– Мой орел умер, – сказал Сенокрыл. – Он был слишком дикий и не мог жить в неволе.
Пара чёрных болотных кроликов не была для Джоди в новинку.
– Они не хотят заводить детёнышей, – пожаловался Сенокрыл. – Я хочу отпустить их.
Чёрная белка совершала свой нескончаемый бег по спицам колеса.
– Хочешь, я отдам её тебе? – предложил Сенокрыл. – А я себе другую добуду.
Надежда зародилась и умерла в груди Джоди.
– Мать не разрешит мне держать зверька.
Его сердце щемило тоской по белке.
– А вот енот. Жулик, ко мне!
Между узкими планками просунулся чёрный нос, показалась крошечная чёрная лапа, словно ребёнок протягивал руку. Сенокрыл поднял защёлку и достал енота. Зверёк прильнул к его руке и издал странный стрекочущий звук.
– Можешь подержать его. Он не укусит.
Джоди прижал к себе енота. Пожалуй, никогда ещё не доводилось ему видеть и трогать такое чудесное существо. Серый мех зверька был мягкий на ощупь, как фланелевая ночная рубашка его матери, а заострённая мордочка казалась словно в маске от чёрной полосы, проходившей поперёк глаз. Хвост у енота был пушистый, в красивых тёмных кольцах. Зверёк тихонько покусывал ему руку, затем снова издал свой стрекочущий крик.
– Он просит соску с сахаром, – с материнской нежностью сказал Сенокрыл. – Давай возьмём его в дом, пока нет собак. Он страшно боится собак, но он привыкнет. Он не любит, когда кругом шум и суета.
– Из-за чего вы дрались, когда мы приехали? – спросил Джоди.
– Я тут ни при чем, – ответил Сенокрыл с презрением. – Это всё они.
– А что было?
– Одна из собак намочила прямо посреди комнаты. Ну, и они не могли дотолковаться, чья это собака.
Глава шестая
Енот жадно сосал соску. Он лежал на спине, в ложбинке между рукой и боком Джоди, крепко сжимая в передних лапах набитую сахаром тряпку и блаженно закрыв глаза. Его маленькое округлое брюшко было уже полно молока, и вскоре он бросил соску и закопошился, пытаясь высвободиться. Джоди посадил его себе на плечо. Енот ворошил его волосы, шарил своими маленькими беспокойными лапами по его шее, ушам.
– Его лапы никогда не знают покоя, – сказал Сенокрыл.
Из тени за очагом раздался голос папаши Форрестера. Джоди и не заметил его, так тихо тот сидел.
– Я держал енота мальчишкой, – сказал он. – Два года он был ласковый, что твой котёнок. А потом в один прекрасный день возьми да выхвати у меня кусок ноги. – Старик сплюнул в огонь. – Этот тоже, как вырастет, будет кусаться. Такая уж у них повадка.
Матушка Форрестер вошла в дом и занялась своими горшками. Сыновья гурьбой повалили за ней: Бык и Мельничное Колесо, Говорун и Тюк, Дуга и Лем. Джоди озадаченно глядел на высохшую, сморщенную пару, взрастившую этих громадных людей. Все они были почти на одно лицо, кроме Лема и Говоруна. Говорун был покороче других и не блистал умом. Лем один из всех был чисто выбрит. Ростом он был не ниже остальных, но несколько потоньше и не такой чёрный, притом самый несловоохотливый из всех. Он часто сидел сам по себе, насупившийся и угрюмый, тогда как Бык и Мельничное Колесо, самые шумливые, предавались безудержному веселью.
Пенни Бэкстер вошёл в дом, совсем незаметный среди них. Папаша Форрестер продолжал рассуждать о повадках енотов. Никто, кроме Джоди, не слушал его, но старик упивался собственными словами.
– Этот енот вырастет величиною с собаку. И тогда он задаст дёру любой собаке во дворе. Енот для того и живёт, чтобы задавать дёру собаке. Он ляжет на спину в воде и может драться с целой сворой собак. Он будет топить их одну за другой. Ну, а кусаться, так он и мёртвый кусает напоследок.
Джоди разрывался между желанием послушать старика и интересом к тому, о чём говорят остальные Форрестеры. Он с удивлением увидел, что отец продолжает бережно держать на руках никчемную собачонку. Пенни пересёк комнату.
– Здравствуйте, мистер Форрестер. Рад вас видеть. Как ваше здоровье?
– Здравствуйте, сэр. Я ничего, совсем ничего, ежели взять в соображение, что я уже своё отжил. Сказать правду, так мне бы полагалось давно помереть и быть на том свете, да я всё откладываю. Похоже, на этом мне привычней.
– Садитесь, мистер Бэкстер, – сказала матушка Форрестер.
Пенни взял стул и сел.
– Что с собакой, хромая? – через всю комнату выкрикнул Лем.
– Да нет. Такого не замечал, чтобы хромала. Просто не мешает держать её подальше от зубов ваших псов.
– Ценная, да? – спросил Лем.
– Эта – нет. Эта и понюшки табаку не стоит. Не вздумайте просить, чтобы я её оставил, когда поеду от вас, она гроша ломаного не стоит.
– Уж больно ты трясёшься над ней, коли она такая никудышная.
– Это верно.
– Ты ходил с нею на медведя?
– Я ходил с нею на медведя.
Лем подступил к Пенни вплотную, тяжело дыша на него с высоты своего роста.
– Чутьистая? Выставляет медведя?
– Нет, собачонка совсем никудышная. Самая никудышная из всех медвежатниц, какие у меня были.
– Впервые слышу, чтобы человек так хаял свою собаку, – сказал Лем.
– Она красивенькая, что верно, то верно, – сказал Пенни. – За вид-то её, наверно, многие бы взяли, да только чтобы продать – нет, не хочу я вам внушать ничего такого, потому как вы сами же будете обмануты и надуты.
– Уж не рассчитываешь ли ты поохотиться малость на обратном пути?
– Что же, человек никогда не забывает об охоте.
– Чудно это – взять с собою собаку, от которой ни толку, ни проку.
Форрестеры переглянулись и замолчали. Их чёрные глаза были прикованы к дворняжке.
– И собака никуда не годится, и моя старая шомполка тоже, – сказал Пенни. – Вот незадача.
Шесть пар чёрных глаз запрыгали по стенам дома, на которых было развешано оружие. На взгляд Джоди, его было столько, что хватило бы укомплектовать целую оружейную лавку. Форрестеры хорошо зарабатывали на торговле лошадьми, на продаже оленины и самогоноварении. Ружья они покупали так, как другие покупают муку или кофе.
– Я ещё ни разу не слыхал, чтобы тебе не удалось добыть мяса, – сказал Лем.
– Вчера это случилось. Мое ружьё не выстрелило с первого раза, а когда я снова спустил курок, патрон разорвался в стволе.
– На кого ты охотился?
– На Топтыгу.
– Где он кормится? – загалдели Форрестеры все враз. – Откуда он пришёл? Куда ушёл?
Папаша Форрестер стукнул палкой об пол.
– Вы, ребята, заткнитесь и дайте Пенни говорить. Он не может слова сказать, а вы все ревёте, ровно быки.
Мамаша Форрестер звякнула крышкой и подняла круглую форму с кукурузным хлебом, показавшуюся Джоди чуть ли не с котел для варки сиропа. Вкусные запахи, шедшие от очага, действовали ошеломляюще.
– Не приставайте к Бэкстеру, пока он не поест, – сказал она. – Как вам не совестно!
– И впрямь, как не совестно! – подхватил упрёк папаша Форрестер. – Не дать гостям смочить глотку перед обедом!
Мельничное Колесо пошёл в спальню и вернулся с большой оплетённой бутылью. Он вынул затычку, выструганную из кочерыжки кукурузного початка, и протянул бутыль Пенни.
– Уж вы меня извиняйте, ежели я буду пить по маленькой, – сказал Пенни. – В меня просто не влезет, у меня не так много места, как у вас.
Форрестеры разразились оглушительным смехом. Мельничное Колесо пустил бутыль по кругу.
– Джоди налить?
– Он ещё маленький, – сказал Пенни.
– Ну, а я пью, как от груди отнят был, – сказал папаша Форрестер.
– Налей мне четвертушку, – сказала мамаша Форрестер. – В чашку.
Еду она накладывала в такие большие миски, что в них впору было бы купаться. Длинный, весь изрезанный стол заволокся облаком пара. Поданы были коровий горох со свиным салом, целиком зажаренная оленья нога, беличье мясо в большой деревянной тарелке, пальмовая капуста – молодые, ещё не раскрывшиеся пальмовые листья, кукурузная каша с мясом, преснушки, кукурузный хлеб, сахарный сироп и кофе. На краю очага ждал пудинг с изюмом.
– Ежели б знать, что вы явитесь, я бы приготовила чего-нибудь поприличнее, – сказала матушка Форрестер. – Ну да ладно, усаживайтесь.
Джоди взглянул на отца – испытывает ли он волнение от такого обилия вкусной еды? Лицо Пенни почему-то было серьёзно.
– Все, что тут наставлено, сделает честь хоть самому губернатору, – сказал он.
– Вы, верно, не сядете без молитвы за стол, – встревоженно сказала матушка Форрестер. – Слушай, отец, уж гостей-то ради попроси благословения господня, небось тебя от этого не убудет.
Старик с несчастным видом огляделся вокруг и молитвенно сложил руки:
– О господи, ещё раз ты соизволил благословить наши грешные души и желудки тучной снедью, аминь.
Форрестеры прочистили глотки и принялись за еду. Джоди сидел напротив отца, между матушкой Форрестер и Сенокрылом. Его тарелка была наполнена через край. Бык и Мельничное Колесо совали Сенокрылу самые лучшие куски. Он передавал их под столом Джоди. Форрестеры ели сосредоточенно и – наконец-то – молчали. Еда таяла перед ними буквально на глазах. Лем и Говорун из-за чего-то повздорили. Папаша Форрестер заколотил по столу своим сухим кулаком. Они поворчали немного на его вмешательство, но подчинились. Папаша Форрестер наклонился к Пенни и негромко проговорил:
– Я знаю, мои ребята не сахар. Они не делают что положено, много пьют и дерутся; ни одна женщина не хочет быть с ними и бежит от них быстрее оленя. Но одно я скажу в их пользу: они никогда, ни один из них, не ругаются за столом ни с матерью, ни с отцом.
Глава седьмая
– Ну, сосед, теперь выкладывай новости про твоего медведя, будь он неладен, – сказал папаша Форрестер.
– Да, – сказала матушка Форрестер. – Только вымойте мне посуду, шалопаи, пока уши не развесили.
Её сыновья поспешно встали, захватив каждый свою тарелку, а к ней какое-нибудь блюдо или миску. Джоди смотрел на них во все глаза. Он с таким же успехом мог ожидать, что они вплетут себе в волосы ленты. Матушка Форрестер, направляясь к креслу-качалке, ущипнула его за ухо.
– У меня нет дочерей, – сказала она. – Если парни хотят, чтобы я готовила на них, так пусть прибираются вместо меня.
Джоди посмотрел на отца, весь немая мольба о том, чтобы такая ересь не была занесена домой, на Остров Бэкстеров. Форрестеры управлялись с посудой быстро. Сенокрыл ковылял следом за ними, собирая объедки для животных. Лишь собственноручно кормя собак, он мог быть уверен в том, что и его любимцам перепадет лакомый кусочек. Он улыбался про себя при мысли, что сегодня им можно отнести так много. Холодной еды оставалось достаточно даже на ужин. Джоди в изумлении взирал на это изобилие. С громким стуком Форрестеры закончили мытьё и развесили посуду на гвоздях возле очага. Затем сдвинули вокруг Пенни стулья с сиденьями из воловьей кожи и тесаные скамьи. Одни закурили трубки из кочерыжек кукурузных початков, другие соскабливали стружку с тёмных брикетов прессованного нюхательного табака. Матушка Форрестер жевала понюшку губами. Бык достал небольшой напильник, взял ружьё Пенни и принялся подправлять расшатавшийся курок.
– Ну так вот, – начал Пенни, – он явился к нам нежданно-негаданно.
Джоди вздрогнул, как от озноба.
– Он проскользнул к нам как тень и задрал нашу племенную свинью. Вспорол её от конца до конца, а съел-то всего ничего. Он не был голоден. Тут одна только его гнусность и мерзость.
Пенни сделал паузу, чтобы зажечь трубку. Форрестеры подались к нему с горящими сосновыми лучинами.
– Он пришёл тихий, как чёрное облако, с наветренной стороны. Дал круг, чтобы ветер дул на него. Он шёл так тихо, что собаки не услышали и не учуяли его. Даже эта, даже эта, – он наклонился и погладил дворняжку, лежавшую у него в ногах, – была одурачена.
Форрестеры обменялись взглядами.
– Мы вышли сразу после завтрака – я, Джоди и три собаки при нас. Мы прошли по следу медведя весь скраб, что на юге. Мы прошли по его следу вдоль мочажин с пилой-травой. Мы прошли всё Можжевеловое урочище. Мы шли за ним по болоту, и след делался всё горячей и горячей. Мы догнали его…
Форрестеры судорожно стиснули руками колени.
– Мы догнали его, ребята, на берегу Можжевеловой реки, как раз у того места, где самая глубокая и самая быстрая вода.
На взгляд Джоди, рассказ выходил лучше, чем сама охота. Он снова видел перед собой всё: тени и папоротники, сломанные пальмы и быстро бегущую воду. Рассказ захватывал его и переполнял. И ещё его переполняла гордость за отца. Пенни Бэкстер, невеличка ростом, словно какая-нибудь оса-землеройка, мог обставить на охоте самых сильных из Форрестеров. А ещё он мог сидеть, как сидит сейчас, и плести таинственное, волшебное кружево слов, от которых чаще колотилось сердце и дух занимался у этих огромных волосатых людей.
Он описывал схватку в эпических тонах. Когда ружьё разрядилось через казённую часть и Топтыга примял Джулию к груди, Говорун проглотил табак и бросился к очагу, кашляя и отплёвываясь. Форрестеры, судорожно сжав кулаки, непрочно сидели на краешках стульев и слушали с разинутыми ртами.
– Эх, кабы мне быть с вами… – выдохнул из себя Бык.
– А куда ушёл Топтыга? – жадно спросил Говорун.
– Этого никто не знает, – ответил Пенни.
Наступило молчание.
– Ты ни словом не обмолвился о собаке, – заметил наконец Лем.
– Не упрашивай меня! – ответил Пенни. – Я же сказал, что собачонка совсем никуда.
– Я вижу, она в самом отменном виде. На ней ни царапины, так ведь?
– Да, на ней ни царапины.
– Это какой же ловкой собакой надо быть, чтобы выйти из драки с медведем без единой царапины!
Пенни сделал затяжку.
Лем встал и, подойдя к нему, башней возвысился над ним. Костяшки его пальцев хрустели. С него катил пот.
– У меня два желания, – хрипло сказал он. – Хочу присутствовать при смерти Топтыги и хочу вот эту собаку.
– Нет, нет, – мягко возразил Пенни. – Я не хочу надувать тебя на такой сделке.
– Не морочь мне голову. Говори, что хочешь взамен.
– Я лучше отдам тебе Рвуна.
– Хитришь! У меня есть собаки лучше Рвуна.
Лем подошёл к стене и снял с гвоздя ружьё. Это была «лондонка» мелкой нарезки. Сверкающие сдвоенные стволы. Ложе орехового дерева, тёплого и как бы светящегося изнутри. Щеголеватые курки, замысловатый чеканный орнамент. Лем приложил ружьё к плечу, прицелился. Затем сунул ружьё в руки Пенни.
– Прямо из Англии. Не придётся больше заряжать с дула. Набиваешь гильзы – плёвое дело, – вставляешь патроны, закрываешь, взводишь курки – трах! трах! Два выстрела. Бьёт безотказно. Справедливая мена.
– Нет, нет, – сказал Пенни. – Это дорогое ружьё.
– Там, откуда его привезли, найдутся ещё. Не спорь со мной, старина. Уж коли я хочу собаку, то мне собаку и надо. Бери ружьё, не то, ей-богу, я приду и украду её.
– Ну что ж, будь по-твоему, – сказал Пенни. – Раз ты так повернул дело. Только обещай при свидетелях, что не выколотишь из меня душу, когда испытаешь её на охоте.
– По рукам. – Косматая лапа легла на руку Пенни. – Сюда, малыш!
Лем свистнул дворняжке, взял её за загривок и вывел наружу, словно всё ещё опасался упустить её.
Пенни покачивался в кресле-качалке. Ружьё он с безразличным видом положил себе на колени. Джоди глаз не мог оторвать от его совершенных форм. Он трепетал при мысли, что отец провёл Форрестера. Интересно, сдержит ли Лем своё слово. Джоди много слышал о тонкостях меновой торговли, но ему в голову не приходило, что можно обмануть человека таким простым способом – говоря ему только правду.
Разговор затянулся за полдень. Бык подправил старую шомполку Пенни, так что, по его мнению, она ещё могла послужить. Форрестеры никуда не спешили, словно не было у них на руках никаких дел. Рассказывались истории о хитрости старого Топтыги, о других медведях до него, правда не таких умных. Подробнейшим образом описывались погони. Перечислялись имена и охотничьи заслуги собак, умерших двадцать лет назад. Сенокрыл устал слушать и хотел пойти на пруд ловить гольянов. Но Джоди не в силах был оторваться от этих старых историй. Папаша и матушка Форрестеры время от времени вставляли замечание чирикающими пронзительными голосами, затем снова впадали в дремоту, словно сонные сверчки. В конце концов немощи взяли над ними верх, и они крепко заснули, сидя рядышком в креслах-качалках, – два старых, высохших человеческих остова, не гнущихся даже во сне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41