Он вытащил блокнот и принялся записывать то, что ему удалось вспомнить…
Шибальба… подземный мир, населенный людьми зла, врагами рода человеческого, место, где царят страх и ужас.
У индейцев-какчикелей бытовало поверье, что Шибальба — это таинственный мир, средоточие величия и могущества. Но возможно, давным-давно, сотни лет назад, два мира все же общались друг с другом.
Одна мысль неизбежно порождала другую, и Майк торопливо записывал решительно все, что припоминалось, записывал в надежде на то, что какое-нибудь слово вызовет новые ассоциации, наведет на новые мысли. Он часто прибегал к подобному методу, и это всегда помогало. Он проработал еще с полчаса, неустанно записывая, напрягая память. Так значит, связь между племенами майя и анасази не сводилась лишь к одной торговле? Возможно. Когда речь заходит об исчезнувших народах, приходится всегда употреблять это слово — «возможно». Чтобы дать более определенный ответ, надо выдвигать различные версии и строить догадки, затем тщательно проанализировать все имеющиеся данные, зачастую лишь доказывая ошибочность своих теоретических построений. Подчас на теорию влияют и господствующие в обществе настроения. Во времена всеобщей борьбы за мир считалось неуместным говорить об анасази как о воинственном племени. Майя тоже считались миролюбивыми до тех пор, пока найденные при раскопках кости людей, принесенных ими в жертву, не стали говорить сами за себя. Выдвигались и другие предположения относительно того, что заставило анасази перебраться в скальные жилища. Не нужно обладать особой проницательностью, чтобы догадаться, что ни один здравомыслящий человек, вне зависимости от того, каким бы привлекательным в некоторых отношениях ни показалось подобное жилище, не станет добровольно мучить себя, совершая изо дня в день восхождения по крутым, вырубленным в камнях ступенькам, перетаскивая наверх пищу, воду и топливо для костра. Человеческой памяти свойственно окружать прошлое сверкающим ореолом, и, должно быть, нечто подобное произошло и с племенем анасази, некогда населявшим территории Четырех Углов. С каждым днем им приходилось уходить все дальше на равнины в поисках топлива для очага и леса, пригодного для строительства. Они страдали от засухи и частых набегов кочевых племен. И в конце концов тот мир, что был давным-давно покинут ими, начинал казаться весьма привлекательным.
Расплатившись с официантом, Майк Раглан отправился обратно в мотель, намереваясь написать несколько писем и взять кое-какое снаряжение — в том числе и специальные упаковки с продуктами, которые он обычно брал с собой, отправляясь в горы.
И тут он вспомнил: пора навестить Иден Фостер! Глянув по сторонам и не заметив ничего подозрительного, Майк сел за руль. В глубине его души все же теплилась надежда на то, что Иден объявит ему: Эрик уже освобожден или должен оказаться на свободе в самое ближайшее время.
Нет такого человека, который по доброй воле отправлялся бы на смерть: каждый верит, что ему так или иначе удастся выжить. И каждый из нас не только участвует в жизненном процессе, но одновременно и наблюдает за ним как бы со стороны — словно окружающий нас мир существует лишь в нашем сознании. И этот мир исчезает, когда умирает человек. Хотя он и продолжает свое существование в сознании других людей, которые видят его по-своему.
Майк Раглан думал об этом, когда катил по дороге, ведущей на запад. Окружавшие его горы, леса и пустыни существовали для него только тогда, когда он видел их, и ему трудно было представить мир, в котором он никогда не был. Откровенно признаваясь себе в том, что у него нет ни малейшего желания оказаться там, куда он сейчас направляется, Майк Раглан был связан по рукам и ногам верностью дружбе, тем, что сам он считал делом чести.
Стоял погожий солнечный день, и, когда он подъехал наконец к дому Иден Фостер, уже перевалило за полдень. Майк развернулся и припарковал машину так, чтобы потом можно было сразу же выехать на дорогу. Он прекрасно понимал: теперь каждый его шаг сопряжен со смертельной опасностью.
Иден сама открыла дверь, на ее миловидном и очень бледном лице застыло напряженное выражение, а глаза казались огромными. Она отступила от двери. Майк вошел, осмотрелся. Затем он прошел в гостиную и сел в кресло, стоявшее у стены. Хотя он никого, кроме хозяйки, не видел, ему почему-то казалось, что в доме еще кто-то есть. Майк вдруг почувствовал, что теперь уже готов ко всему. Черт с ними со всеми… Да. Он готов ко всему. Если они сами нарываются на неприятности, они их получат.
— Где Эрик? — спросил он, тотчас же сообразив, что начал, возможно, немного резковато.
Она поджала губы, и он заметил, как гневно сверкнули ее глаза.
— В конце концов, он мой друг, — более миролюбивым тоном добавил Майк.
— Я ничего о нем не знаю. Вы обратились не по адресу.
Майк пожал плечами.
— Ну, если вы так считаете… — Немного помолчав, он продолжал: — Я начертил карты. А также написал подробный отчет и сделал с него несколько копий. Все это будет передано правительству Соединенных Штатов, а также в столицу штата, в дорожную полицию, в ФБР и редакции различных газет. Если со мной что-нибудь случится, реакция последует незамедлительно. Я сообщил им, в течение какого времени намереваюсь действовать и когда должен дать знать о себе.
Она еще больше побледнела. А когда наконец заговорила, то казалось, что даже самые обычные слова давались ей с трудом:
— Ты сам не ведаешь, что творишь. Твой мир будет уничтожен.
— Если со мной что-нибудь случится, то этим займутся другие. — Он взглянул ей в глаза. — Мне нужна твоя помощь.
— Моя помощь? Ты шутишь? Я ничем не могу помочь тебе. Даже если бы очень захотела. За мной следят, хотя я не знаю, кто именно. — Она пристально посмотрела на него. Даже сейчас, в минуты сильного испуга, эта женщина была чертовски хороша. — Они следят за каждым моим шагом. И знают, что ты здесь. И они знают, зачем ты здесь. Поэтому едва ли тебе удастся уйти отсюда.
— Потому что они — придурки. Вместо того чтобы все тихо уладить, только нарвутся на неприятности.
— Ими управляет Рука. Никто не смеет перечить ему. — Она вскочила на ноги. — Да! Да! Ты прав! Я очень хочу остаться здесь! Мне бы хотелось забыть обо всем! Чтобы остаться частью вашего мира! Только бы не возвращаться обратно! Да, мне нравится ваша жизнь, и этот яркий солнечный свет, и ваши люди. Но я рабыня! Я — как инструмент, который Рука использует по своему усмотрению. — Она ненадолго замолчала, затем снова заговорила: — Я не знаю, слышит ли он меня сейчас. Может быть, и слышит. Но должна же я, в конце концов, высказаться… Я думаю, что Рука — человек, обыкновенный человек, обладающий безграничным могуществом в своем мире, но не имеющий понятия о том, что происходит здесь, у вас. Ему никогда никто не перечил. Никто и никогда не становился у него на пути, и поэтому он даже представить себе не может, что где-то существуют силы, превосходящие его могущество. Он обладает безграничной властью. У него имеется такое оружие, какое даже не снилось вашим ученым. И он наверняка воспользуется им. А если он захочет, то окончательно закроет доступ в свой мир. Поверь мне, это так. Давным-давно, когда его мир был много моложе и вместе с тем мудрее, в нашей науке были сделаны величайшие открытия, намного опередившие ваши достижения. Развитие научной мысли уже давно прекратилось, но Рука все же имеет доступ к источнику энергии, способному уничтожить все живое. Рука не боится вашего мира как такового, он боится ваших идей. Он почти ничего о вас не знает и поэтому презирает всех живущих здесь, полагает, что они не способны дать достойный отпор. Ты должен понять… Рука понятия не имеет, что такое книги и газеты. Он не умеет читать и весьма смутно представляет, для чего это надо.
— Ты его когда-нибудь видела?
— Я? Никто и никогда не видел его! Разве только Властители Шибальбы, состоящие при нем. Сомнительно, что даже стражники Варанели когда-либо его видели. Насколько мне известно, он никогда не покидал стен Запретной Крепости и никто не может пройти к нему. Но зато он все видит и все слышит. Может, даже сейчас слушает, о чем мы с тобой говорим.
— Тогда как же ты осмелилась?..
Она посмотрела ему в глаза:
— Я не собираюсь возвращаться обратно.
— И тебе ничего не известно о других? О тех из ваших, что живут в горах?
— О них я никогда ничего не слышала. И, признаться, не верю в их существование.
— Тем не менее они существуют, и Рука знает об этом. Они — потомки тех, кто вернулся обратно из нашего мира, тех, кого мы называем анасази. Они бежали из вашего мира зла и создали свой собственный, особый мир.
— Этого не может быть. Я не верю.
Майк указал на маленький цветок подсолнуха у себя в петлице:
— Знаешь, что это за цветок?
Она пожала плечами:
— Я видела, как он растет здесь. Там это не разрешается.
— Не разрешается?
— Там его не разводят, а если где вырастает сам по себе, то уничтожается.
— Почему?
Она снова пожала плечами:
— Таков закон. А у нас законы соблюдают, а не обсуждают их.
— Я уверен, что это — символ. Возможно, символ сопротивления. И он в ходу у кое-кого из ваших, у тех, кто бежал в горы.
— Откуда ты можешь это знать?
— Ты, должно быть, видела карты нашей страны? По крайней мере карты этого штата… Разве ты никогда не задавалась вопросом — отчего твоя страна так мала? Я уверен, что от вас очень многое скрывают. Скрывают тщательнейшим образом.
Она какое-то время молчала.
— Да, мне тоже так кажется. Я очень изменилась, с тех пор как впервые попала сюда. Но в твоей стране мне иногда неуютно, она слишком… слишком свободная, что ли. И это тревожит. А у нас все упорядочено, все четко расписано. Каждый твердо знает, кто он такой и что ему позволительно делать.
— А как насчет того, что ему непозволительно делать?
— Мы не думает об этом. Мы знаем то место, где мы живем, где работаем, куда ходим развлекаться. Этого достаточно.
— А что же с Эриком Хокартом?
— Ничего, — ответила она после секундного замешательства. — Я поставила Властителей Шибальбы в известность о том, что его исчезновение здесь не осталось незамеченным, что ваше правительство обеспокоено его отсутствием и что у них могут быть неприятности.
— Ну и…
— Ну и ничего. Видишь ли, они смотрят на это иначе, чем ты. Им не дано понять, что исчезновение одного-единственного человека вообще могут заметить, а уж тем более что его исчезновение повлечет за собой какие-то последствия. У нас к таким вещам относятся иначе. Разница, как, например, между вами и русскими.
— Что ты имеешь в виду?
— Их журналисты работают на правительство, и поэтому они уверены, что у вас — то же самое, что газеты не могут существовать сами по себе и печатать все, что захочет редакция. Ну а у нас… Если в нашем мире кто-нибудь и пропадает, то никто не задает вопросов и…
Замолкнув на полуслове, она вскочила с кресла.
— Тебе пора идти! Уходи сейчас же! — Она взглянула на часы. — Я понятия не имела, что уже так поздно. Умоляю тебя, уходи! Немедленно!
Ни слова не говоря, Майк поспешно поднялся и направился к двери. Но тут же остановился. Потому что дверь внезапно распахнулась, и в комнату ввалились двое мужчин. Майк узнал обоих.
Иден Фостер тут же отпрянула назад, а вошедшие бросились к нему. У Майка не возникло сомнений относительно их намерений. И он не дал им возможности сомневаться относительно своих собственных.
Глава 28
Отскочив в сторону, Майк с силой пнул кресло, которое, опрокинувшись, полетело под ноги преследователям. Один из нападавших, споткнувшись о неожиданную преграду, растянулся на полу. Раглан тотчас нанес ему сокрушительный удар ногой в висок.
Второй из нападавших оказался проворнее: перепрыгнув через кресло, он выхватил из-за пояса нож. Ни секунды не раздумывая, Раглан схватил со стола тарелку с салатом и, размахнувшись, швырнул ее в лицо противнику. Затем заехал нападавшему между ног носком ботинка. Тем временем первый из поверженных врагов сделал попытку подняться на ноги. Раглан, заметив это, огрел его по голове бутылкой, и тот, истекая кровью, снова повалился на пол.
— Они чересчур самоуверенны, — пояснил Paглан, взглянув на Иден. — Им бы побольше времени проводить на улицах. Похоже, им до этого ни разу не давали отпора.
— Никто бы и не посмел, — сказала Иден.
Второй из нападдавших все еще протирал глаза размазывая по физиономии салат. Майк подобрал с пола его нож.
— На пол, — приказал он. — Не то кишки выпущу.
Майк обвел взглядом гостиную. Затем взглянул на хозяйку:
— Извиняюсь за погром, Иден, но твои мальчики могли бы вести себя вежливее.
Она смотрела на него во все глаза. Казалось, ее лицо стало еще бледнее.
— Эти ребята ведут игру без правил, — продолжал Раглан. — Послушай моего совета и постарайся отделаться от них. Если уж не можешь помочь мне, подумай хотя бы о себе. Порви с ними. Уезжай отсюда. Отправляйся на Восток или еще куда-нибудь.
Майк вышел на улицу и, направившись к машине злоумышленников, ненадолго задержался, чтобы воспользоваться наконец ножом, который все еще сжимал в руке. Лезвие оказалось острым как бритва, и Майк, загоняя нож в резину по самую рукоятку, весьма основательно исполосовал колеса вражеской машины. Затем он забросил уже ненужный нож в кусты, росшие по другую сторону от дороги, и сел за руль своей машины.
Добравшись до мотеля довольно быстро, он припарковал свой джип и направился в кафе.
Галлафер расположился за дальним столиком. Увидев вошедшего Майка, он криво усмехнулся:
— Я знал, что ты придешь. Ну что, виделся с Иден Фостер?
— Мы очень мило побеседовали. Только вот потом вышло маленькое недоразумение.
Галлафер с любопытством взглянул на Майка:
— Так расскажи…
— Да и рассказывать-то особенно нечего. Просто два парня решили, что на них управы не найдется, — ответил Раглан. — Сразу видно, нездешние.
Майк потянулся к кофейнику и налил себе чашку кофе.
— Все, что надо сделать, мне придется делать самому. Иден ничем не может мне помочь.
— Не может или не хочет?
— Скорее всего не может. Очевидно, никому там до этого нет дела. По-моему, она уже настроилась на то, чтобы отчалить оттуда. У нас ей больше нравится.
— И что же теперь?
— Я пойду сам. У меня нет другого выбора.
— Ты действительно во все это веришь?
— Приходится. А ты Волкмейера не видел? — спросил Майк, немного помолчав.
— Нет. Я ездил к нему, но не застал дома.
Майк Раглан вдруг почувствовал, что ужасно устал. Правда, короткая схватка в доме Иден внесла приятное разнообразие в общий ход событий. Ведь он наконец-то столкнулся лицом к лицу с чем-то вполне реальным, с врагом, которого ему удалось одолеть. Хотя в целом ситуация по-прежнему оставалась неопределенной, и Майк понятия не имел, с чем может столкнуться в следующую минуту.
Он думал о Волкмейере, о рассудительности и молчаливом старике, теперь еще более загадочном. Когда-то Раглан спас его от верной смерти, но какое это сейчас имело значение? Оказывается, Волкмейер внезапно разбогател… Отчасти благодаря золотым кругляшкам, очень похожим на те, которые старый ковбой из Флагстаффа нашел на Обратной Стороне. Но что сие может означать? То, что Волкмейер протоптал тропку к тому же самому тайнику? Мало вероятно, но все же возможно. Или он наткнулся на другой клад? А может, таким образом с ним расплачивались те, кому он оказывал какие-то услуги?
Волкмейер был решительным и смелым человеком, именно поэтому Раглан доверил ему прикрывать отход. Но на чьей стороне он теперь?
Галлафер нарушил затянувшееся молчание.
— Я уже, кажется, говорил тебе, что ездил повидать Волкмейера? — спросил он. — Так вот, его не оказалось дома, но я все же решил немного осмотреться — в надежде, что он, возможно, скоро объявится… Ничего не скажешь, шикарно у него там… Просто с ума сойти…
Раглан вопросительно взглянул на собеседника.
— Огромный домина, — продолжал Галлафер, — гараж на три машины, а сам он повсюду разъезжает на белом пикапе. Во всяком случае, другой машины я у него не видел. То есть все это очень странно, вот я и попытался кое-что выведать. Похоже, он вкладывал деньги в политику. Хотя по-крупному денег на ветер не бросал, но его имя все же встречается в нескольких солидных списках. Так что с ним считаются и к его мнению прислушиваются. А дом его стоит среди холмов, поэтому никто не видит, кто его навешает. Туда ведет несколько окольных дорог, и похоже, что по одной из них много ездили последнее время. Во всяком случае, гораздо чаще, чем можно было бы предположить. — Галлафер умолк, видимо собираясь с мыслями. — И вот что интересно, — продолжал он. — Среди оставленных шинами следов там имелись такие, что совпадают с отпечатками протекторов того твоего автофургона.
— Ты говорил о пожертвованиях на избирательные кампании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39