А все народы Земли скатились бы до уровня представителей примитивных культур — несчастных и жалких дремучих народов, скитающихся у опушки близлежащего леса в ожидании подачки. И больше всего при этом пострадали бы наши величайшие умы — ученые и теоретики, потому что их знания оказались бы попранными в одночасье, все теории пали бы прахом, превратившись в горстку никчемных идей.
Любое существо, прибывшее на Землю из глубин космоса, может в интеллектуальном плане намного превосходить нас, точно так же, как мы превосходим какого-нибудь аборигена самого примитивного племени из обитающих на Новой Гвинее, ведь вполне возможно, что то, что мы гордо именуем наукой, не вызовет у пришельцев ничего, кроме умиления.
И если мы действительно хотим счастливо жить на своей зеленой планете, то нам следовало бы пуще всего остерегаться именно визита сверхлюдей из глубин Вселенной. Контакт на расстоянии — совсем другое дело, хотя вполне возможно, что для этого нам пришлось бы выучить новый язык, изучить иную математику и просто научиться смотреть на вещи иначе. Несомненно, за это время успели бы смениться целые поколения, да наверняка нашлись бы силы, которые воспротивятся подобным новшествам.
Человечество никогда не было настроено с готовностью принимать нововведения. Наша наука и общественное сознание все еще слишком отягощены предрассудками, абсурдность которых уже давно доказана. Обыватели во все времена с завидным упорством демонстрировали неприятие новизны, даже в тех случаях, когда новые Иден просто необходимы. С терпимостью к новому относятся только до тех пор, покуда оно не идет вразрез с теориями, на которых кто-то создавал себе репутацию.
— Ты сегодня действительно в ударе, — сказал Галлафер. — Я слушал тебя с интересом. Да-а, каково же «им»?
— Об этом можно лишь догадываться. Судя по тому, что мне удалось узнать от Каваси и Таззока, мы имеем дело с крайне замкнутым, подчиненным строгой дисциплине обществом, где панически боятся всего нового, боятся чужаков, боятся недовольства, которое они могут спровоцировать. И мы в этом смысле представляем крайнюю опасность для их закрытого общества. Хотя силы, стоящие у власти, активно интересуются некоторыми аспектами наших знаний, в особенности теми, с помощью которых они могли бы сохранять статус-кво.
— Ты считаешь, что именно поэтому и понадобилось похищать Хокарта?
— Отнюдь нет. Похитили его прежде всего потому, что он узнал о пути в их мир, но вполне возможно, что у них есть все основания сохранить ему жизнь. Полагаю, что как раз сейчас им придется довольно туго, если они попытаются осознать хотя бы малую часть из того, что он может предложить им.
— Думаешь, он станет сотрудничать с ними?
— В случае, если у него хватит изворотливости. Готовность к сотрудничеству — единственный для него шанс избежать пыток и сохранить жизнь. Он должен действовать так, чтобы их аппетиты разгорались, пока он не найдет способа выбраться из неволи. Дальнейшие его шаги будут зависеть от того, что подскажет ему воображение и какие из необходимых для освобождения материалов будут ему доступны. Ученый его масштаба, несомненно, должен иметь представление о том, как собственными силами изготовить те или иные взрывчатые вещества или газы, которые можно употребить для этих целей, а возможно, придется смастерить какое-либо транслирующее устройство, нарушающее привычные устои их закрытого мира. Короче, все зависит от той степени свободы, которую ему удастся получить, от того, как у них обстоят дела с наукой, и еще от того, сколько времени окажется в его распоряжении.
Галлафер снова покачал головой:
— Это уже выше моего понимания, но мне бы хотелось поговорить с этим твоим Таззоком. Он смог бы нам здорово помочь.
— Да! Таззоку известно все или почти все о них. Он Хранитель Архивов, и того, что знает он, не знает никто. Это нам поможет.
— Что ты имеешь в виду?
— Этот человек считает себя историком, и в каком-то смысле его можно назвать исследователем. Такие люди одержимы жаждой знаний. Любое знание порождает непреодолимое желание знать еще больше. Я пробудил в нем любопытство, и можешь не сомневаться, он еще вернется и постарается сам разыскать меня. Это и есть мой шанс. Таззок может открыть передо мной заветную дверь. В данный момент он является ключом ко всему.
— Ты надеешься, что он станет тебе помогать?
— Готов поручиться собственной жизнью, что так оно и будет.
Глава 22
Вернувшись к себе, Майк Раглан первым делом набрал номер телефона одного из своих друзей в Денвере, а потом позвонил еще одному знакомому в Вашингтон, округ Колумбия. Этим людям он сказал, что если в течение двух недель они не получат от него никаких известий, они должны начать расследование. Настоятельно порекомендовав связаться для начала с Галлафером, он еще рассказал о дневнике, помещенном на хранение в сейф в Тамарроне. Сделал он и еще один звонок. Задуманная им авантюра могла привести к трагедии, но, что бы с ним ни случилось, он должен поставить в известность надежных людей.
Волкмейер приехал в мотель вечером, на закате. Это был высокий, сутуловатый человек с узкими плечами и обветренным лицом. Ему было уже пятьдесят, но выглядел он лет на десять моложе.
На нем была черная поношенная шляпа, голубая рубашка, серый жилет, джинсы и ботинки со сбитыми каблуками.
— Подумать только, сколько времени прошло… — проговорил он, устраиваясь поудобнее в кресле. — Кое-что я, правда, слышал о тебе. Вот уж никогда не ожидал, что ты позвонишь.
— Мне нужна помощь, Волк.
— Я так и понял, но не верится как-то… насколько я тебя знаю, ты всегда сам со всем управлялся.
— Ты бывал когда-нибудь в окрестностях Ничейной горы?
Волкмейер вынул из нагрудного кармана сигару, внимательно оглядел ее со всех сторон, а затем откусил кончик.
— Пару раз доводилось. А вообще, скажу тебе, те места лучше обходить стороной. — Чиркнув спичкой о штанину, он наконец закурил свою сигару. — Это земли пиутов. Навахо никогда не жаловали эти места. Да и мне тоже там не нравилось.
— По эту сторону реки стоит столовая гора. Странная такая. Как будто на ее вершине когда-то что-то выращивали…
— Ведьмин сад.
— Что?
— Там рос ведьмин сад. Так мне сказал один знакомый индеец. Когда сорок с лишним лет назад мы с тем парнем оказались поблизости, там еще кое-что росло. За последние годы растительность там погибла — была вырублена или заменена другой, но кое-где еще сохранилась. Мы тогда влезли на самый верх, чтобы напиться из небольшого рва в песчанике. Он знал о той горе и, заприметив те растения, быстренько смотался. Мы тут же и уехали.
— И ты никогда больше не возвращался туда?
— Через несколько лет, после того как отбившийся скот, оказавшись у горы, решил напиться из природного резервуара. Там собиралась дождевая вода, сотни галлонов воды, довольно сносной на вкус, если конечно, в нее не успел еще ввалиться какой-нибудь зверек. Я хорошо запомнил, что говорил мне индеец — деревья в том саду сажали ведьмы, использовавшие их для своей ворожбы.
— А ты никогда не оставался там на ночь?
Волкмейер равнодушно взглянул на Майка:
— Остался как-то. Расположился в старинной развалюхе. Стена хорошо защищала от ветра. Зловещее место. Я поспешил уехать сразу же, как только начала заниматься заря. Коню моему тоже там не понравилось.
Волкмейер положил свою шляпу на стол. Волосы его заметно поредели, в них проблескивала седина, но в остальном он остался прежним — суровым, непреклонным человеком. Когда-то, много лет назад, он изловил троих жуликов, воровавших скот и перегонявших животных, некоторые из которых были помечены тавром того ранчо, где он тогда работал. Так он доставил всех троих на это ранчо: двоих перекинул через седла, у третьего красовалась петля на шее.
— Я помню, как ты работал на ранчо «Блюз», — вслух заметил Майк.
— «Блюз», «У Генри» и «Ла-Салс». Я достаточно поработал на них. Еще тогда, помнится мне, по окрестностям шлялись недобрые люди. Кассиди к тому времени уже вышел из игры, и Мэтт Уорнер тоже, но были и другие. Ни сам Кассиди, ни парни из его шайки не докучали нашим. И все же кое-кто из молодняка как-то рискнул. Пришлось взяться за винчестеры и всыпать им по первое число, чтоб относились к нам с должным почтением. — Он стряхнул пепел с сигары. — Так что же тебе от меня нужно? Понимаешь, с ума схожу от скуки; когда же, думаю, и у нас хоть что-нибудь случится?
— Возможно, тебя это вовсе не заинтересует, — бросил Раглан, но суть дела вкратце изложил.
Волкмейер молча выслушал его, раздавил в пепельнице окурок сигары и задал вопрос:
— Так ты пойдешь туда?
— Пойду, — последовал ответ.
— Что ж, я не буду спешить с диагнозом и объявлять тебя сумасшедшим. Нечто подобное мне доводилось слышать от старых индейцев. Хотя молодые больше не верят в это. Поговори со стариками вроде тех, среди которых вырос я. Это истории, от которых волосы встают дыбом. — Помолчав немного, он спросил: — Ну а от меня-то что ты хочешь?
— Поддержки и прикрытия. Мне нужен такой человек, который не теряет самообладания в любой ситуации. Когда я войду туда через «окно», я должен быть уверен, что тут остался человек, который встретит нас по возвращении.
— Когда-то ты вытащил меня из шахты. Я в долгу перед тобой. Ты спустился и вызволил меня, когда я уже считал себя покойником. Рискуя жизнью, ты отправился на выручку. А ведь мог бы запросто уйти, и никто никогда бы не узнал этого. Значит, как, полагаешь, нам действовать?
— Прежде всего я должен встретиться с одной женщиной. Ее зовут Иден Фостер.
Волкмейер холодно взглянул на него:
— А ты и с ней, выходит, знаком? Несколько лет назад она заезжала ко мне.
Раглан был изумлен:
— К тебе на «Блюз»? И что же ей там понадобилось?
— Она слышала, будто я ходил проводником с несколькими группами в резервацию ютов. Показывал индейское скальное поселение, так называемое Орлиное Гнездо. Слышал о таком?
— Да.
— Похоже, давным-давно ее предки жили в этих местах. Впрочем, она мне этого не сказала, но я догадался. Она хотела узнать поподробнее о местности, о скальных рисунках и тому подобное.
— А что еще?
— А еще она интересовалась, не ходил ли я когда-нибудь на Ничейную гору. Меня, признаться, это удивило, но я постарался не показать виду. Ведь я ни словом не обмолвился ни о Ничейной, ни о Яме.
— Яме Джонни?
— А ты знаешь о Джонни?
— Вообще-то не так много. Но вот о Яме знаю не понаслышке. Довелось побывать там, и снова собираюсь.
— Сам я не был знаком с Джонни. Но слышал о нем от очевидцев. Этот самый Джонни был из так называемых «основных», работал на нескольких старых ранчо и слыл всеобщим любимцем. Отличный наездник. Все так жалели, что он пропал.
Обычно Джонни выезжал в одиночку, а по возвращении рассказывал об этой самой Яме, где росли деревья, была вода и все такое. Люди не знали — верить ему или нет, но отмахать сорок миль по пустыне только ради того, чтобы уличить его во лжи, не хотелось никому. Джонни возвращал в стадо заблудившихся коров, в основном наших, отбившихся от стад и бредущих к югу. Отправившись в очередной раз на поиски, он исчез, и с тех пор никто его больше не видел.
Примерно так рассказывали о Джонни в пору моей юности. Тогда вспыхнуло восстание индейцев под предводительством Старого Полка и Поузи, его сына. Это было примерно в тысяча девятьсот пятнадцатом году. Все началось с убийства нескольких мексиканцев. На их поиски отправился вооруженный отряд, индейцы же убили еще одного бойца. События эти происходили в Коровьем каньоне близ Блаффа. Джонни должен был объехать Блафф с запада, и поначалу, когда он исчез, решили, что он наткнулся на Поузи и его шайку. Винили в его гибели индейцев… Короче, он пропал.
— Но тем не менее он жив, Волк. Его угораздило угодить на Обратную Сторону, и выбраться оттуда он не смог.
— Трудно поверить. Джонни, правда, был очень молод, но все же слыл непревзойденным следопытом. — Тут он замолчал. — Значит, жив, говоришь? Но ведь получается, что ему сейчас более ста лет!
— Сто не сто, а девяносто с хвостиком будет.
— Черт побери! Вообще-то он был крутым мужиком. Все может статься. Значит, надеешься отыскать его там?
— Буду пытаться, Волк. Он — ключ ко всему, что происходит у них там. Еще девушка по имени Каваси и Таззок.
На небе взошла луна. Чуть погодя Волк улегся спать. Майк Раглан не ложился долго; он неподвижно сидел в темноте и размышлял. А когда решил улечься в постель, то все равно лежал не смыкая глаз и думал все о том же.
Что могло произойти с анасази после возвращения? Ведь все говорило о том, что еще до исчезновения из этих мест их культура развивалась, не стояла на месте. В частности, это касалось архитектуры. В скальных пещерах возводились целые города, довольно сложные по архитектурному решению. Любопытно, какими могли бы стать анасази, если бы остались здесь, нашли в себе силы противостоять набегам диких кочевых племен с севера и запада? Как бы стали развиваться эти цивилизации? Наверное, племени, испытывающему острую нехватку воды, подобно цивилизациям Египта, Вавилона и майя, пришлось бы наладить строжайший контроль за ее потреблением…
Лежа в темноте, Майк Раглан продолжал размышлять. Почему-то белые интересовались аборигенами, которые жили в этих краях в момент их появления, и не задумывались о тех, кто жил тут издавна.
Да, проводились раскопки и на Кургане Кахокия, в Хоупвелле, и в других местах, велись дискуссии о Строителях Курганов, но то, что не вписывалось в рамки общепризнанной теории, не принималось в расчет и попросту отбрасывалось. Археологи, участвующие в раскопках, отбрасывали идущие вразрез с устоявшимся мнением находки, считая их случайными включениями. Пора бы уже непредвзято отнестись к любому из свидетельств. Они обнаруживались почти в каждом штате, хотя неизменно объявлялись «мошенничеством». И в итоге оказывается: вот уж более ста лет не одна сотня людей, которые, не щадя сил и здоровья, без всякой материальной выгоды перекопали тонны земли, отыскивая веские доказательства, трудились впустую. Если, к примеру, в ходе раскопок обнаруживались руны или какие-нибудь иные надписи, не соответствующие привычным исследовательским канонам, их просто отбрасывали. Никто не принимал в расчет, что в те времена люди слабо владели грамотой, не могли писать без ошибок. Да и их авторы вовсе не стремились оставить после себя след.
Путешественники и мореплаватели весьма редко оказывались людьми учеными, имея за душой лишь азы грамоты. Они обозначали свое продвижение с помощью весьма примитивных знаков.
Пора бы уже человечеству давно отказаться от по сути невежественного и глубоко ошибочного убеждения, будто два огромных континента, разделенных мировыми океанами, бескрайние пространства которых без устали бороздили корабли, никем не посещались на протяжении тысячелетий.
Майк вновь и вновь задавался вопросом: много ли в те времена в Скандинавии было людей, которые в совершенстве владели руническим письмом? Перевернувшись, он вглядывался в темноту широко открытыми глазами и думал — все о том же. В конце концов, когда бледнолицые уяснят, что большинство индейских племен, считающихся коренным населением этих земель, в действительности таковым не являются. Они переселенцы из других мест; о тех же, кто обитал здесь прежде, нам пока известно до обидного мало.
Конечно, было бы хорошо заиметь такого союзника, как Волкмейер. Майк был достаточно близко знаком с этим человеком. В свое время, много лет назад, им довелось работать вместе, и вот теперь Майку повезло — он отыскал-таки его имя в телефонном справочнике. Волкмейер и был тем самым человеком, который не покинет в минуту опасности; а судя по первой встрече с отрядом стражников Варанелей, рассчитывать на легкий успех не приходилось.
И все же первым делом ему необходимо встретиться с Иден Фостер. Она, возможно, поможет ему освободить Эрика Хокарта. Но осмелится ли она пойти на такое? И рискнет ли эта женщина отказаться от личного благополучия ради блага своего народа?
Майк не был до конца уверен в правильности своих умозаключений. Верно ли его представление о тесно сплоченном обществе, небольшом, но сильном своим единством, которое испытывает панический страх перед проникновением любых новых идей и веяний из мира, находящегося за незримым занавесом? Очевидно, наш мир казался им «недобрым» и там были готовы пойти на все, только бы оградиться от него. Так ли это?
Таззок…
Таззок был человеком ученым; как известно, люди, считающие себя таковыми, редко бывают удовлетворены своими познаниями. Они стремятся узнать еще больше. Таззоку захочется расспросить его о многом и со многим поспорить. Таззок, к примеру, не верил в саму возможность существования народа Каваси. Значит, эта информация держалась в строжайшем секрете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Любое существо, прибывшее на Землю из глубин космоса, может в интеллектуальном плане намного превосходить нас, точно так же, как мы превосходим какого-нибудь аборигена самого примитивного племени из обитающих на Новой Гвинее, ведь вполне возможно, что то, что мы гордо именуем наукой, не вызовет у пришельцев ничего, кроме умиления.
И если мы действительно хотим счастливо жить на своей зеленой планете, то нам следовало бы пуще всего остерегаться именно визита сверхлюдей из глубин Вселенной. Контакт на расстоянии — совсем другое дело, хотя вполне возможно, что для этого нам пришлось бы выучить новый язык, изучить иную математику и просто научиться смотреть на вещи иначе. Несомненно, за это время успели бы смениться целые поколения, да наверняка нашлись бы силы, которые воспротивятся подобным новшествам.
Человечество никогда не было настроено с готовностью принимать нововведения. Наша наука и общественное сознание все еще слишком отягощены предрассудками, абсурдность которых уже давно доказана. Обыватели во все времена с завидным упорством демонстрировали неприятие новизны, даже в тех случаях, когда новые Иден просто необходимы. С терпимостью к новому относятся только до тех пор, покуда оно не идет вразрез с теориями, на которых кто-то создавал себе репутацию.
— Ты сегодня действительно в ударе, — сказал Галлафер. — Я слушал тебя с интересом. Да-а, каково же «им»?
— Об этом можно лишь догадываться. Судя по тому, что мне удалось узнать от Каваси и Таззока, мы имеем дело с крайне замкнутым, подчиненным строгой дисциплине обществом, где панически боятся всего нового, боятся чужаков, боятся недовольства, которое они могут спровоцировать. И мы в этом смысле представляем крайнюю опасность для их закрытого общества. Хотя силы, стоящие у власти, активно интересуются некоторыми аспектами наших знаний, в особенности теми, с помощью которых они могли бы сохранять статус-кво.
— Ты считаешь, что именно поэтому и понадобилось похищать Хокарта?
— Отнюдь нет. Похитили его прежде всего потому, что он узнал о пути в их мир, но вполне возможно, что у них есть все основания сохранить ему жизнь. Полагаю, что как раз сейчас им придется довольно туго, если они попытаются осознать хотя бы малую часть из того, что он может предложить им.
— Думаешь, он станет сотрудничать с ними?
— В случае, если у него хватит изворотливости. Готовность к сотрудничеству — единственный для него шанс избежать пыток и сохранить жизнь. Он должен действовать так, чтобы их аппетиты разгорались, пока он не найдет способа выбраться из неволи. Дальнейшие его шаги будут зависеть от того, что подскажет ему воображение и какие из необходимых для освобождения материалов будут ему доступны. Ученый его масштаба, несомненно, должен иметь представление о том, как собственными силами изготовить те или иные взрывчатые вещества или газы, которые можно употребить для этих целей, а возможно, придется смастерить какое-либо транслирующее устройство, нарушающее привычные устои их закрытого мира. Короче, все зависит от той степени свободы, которую ему удастся получить, от того, как у них обстоят дела с наукой, и еще от того, сколько времени окажется в его распоряжении.
Галлафер снова покачал головой:
— Это уже выше моего понимания, но мне бы хотелось поговорить с этим твоим Таззоком. Он смог бы нам здорово помочь.
— Да! Таззоку известно все или почти все о них. Он Хранитель Архивов, и того, что знает он, не знает никто. Это нам поможет.
— Что ты имеешь в виду?
— Этот человек считает себя историком, и в каком-то смысле его можно назвать исследователем. Такие люди одержимы жаждой знаний. Любое знание порождает непреодолимое желание знать еще больше. Я пробудил в нем любопытство, и можешь не сомневаться, он еще вернется и постарается сам разыскать меня. Это и есть мой шанс. Таззок может открыть передо мной заветную дверь. В данный момент он является ключом ко всему.
— Ты надеешься, что он станет тебе помогать?
— Готов поручиться собственной жизнью, что так оно и будет.
Глава 22
Вернувшись к себе, Майк Раглан первым делом набрал номер телефона одного из своих друзей в Денвере, а потом позвонил еще одному знакомому в Вашингтон, округ Колумбия. Этим людям он сказал, что если в течение двух недель они не получат от него никаких известий, они должны начать расследование. Настоятельно порекомендовав связаться для начала с Галлафером, он еще рассказал о дневнике, помещенном на хранение в сейф в Тамарроне. Сделал он и еще один звонок. Задуманная им авантюра могла привести к трагедии, но, что бы с ним ни случилось, он должен поставить в известность надежных людей.
Волкмейер приехал в мотель вечером, на закате. Это был высокий, сутуловатый человек с узкими плечами и обветренным лицом. Ему было уже пятьдесят, но выглядел он лет на десять моложе.
На нем была черная поношенная шляпа, голубая рубашка, серый жилет, джинсы и ботинки со сбитыми каблуками.
— Подумать только, сколько времени прошло… — проговорил он, устраиваясь поудобнее в кресле. — Кое-что я, правда, слышал о тебе. Вот уж никогда не ожидал, что ты позвонишь.
— Мне нужна помощь, Волк.
— Я так и понял, но не верится как-то… насколько я тебя знаю, ты всегда сам со всем управлялся.
— Ты бывал когда-нибудь в окрестностях Ничейной горы?
Волкмейер вынул из нагрудного кармана сигару, внимательно оглядел ее со всех сторон, а затем откусил кончик.
— Пару раз доводилось. А вообще, скажу тебе, те места лучше обходить стороной. — Чиркнув спичкой о штанину, он наконец закурил свою сигару. — Это земли пиутов. Навахо никогда не жаловали эти места. Да и мне тоже там не нравилось.
— По эту сторону реки стоит столовая гора. Странная такая. Как будто на ее вершине когда-то что-то выращивали…
— Ведьмин сад.
— Что?
— Там рос ведьмин сад. Так мне сказал один знакомый индеец. Когда сорок с лишним лет назад мы с тем парнем оказались поблизости, там еще кое-что росло. За последние годы растительность там погибла — была вырублена или заменена другой, но кое-где еще сохранилась. Мы тогда влезли на самый верх, чтобы напиться из небольшого рва в песчанике. Он знал о той горе и, заприметив те растения, быстренько смотался. Мы тут же и уехали.
— И ты никогда больше не возвращался туда?
— Через несколько лет, после того как отбившийся скот, оказавшись у горы, решил напиться из природного резервуара. Там собиралась дождевая вода, сотни галлонов воды, довольно сносной на вкус, если конечно, в нее не успел еще ввалиться какой-нибудь зверек. Я хорошо запомнил, что говорил мне индеец — деревья в том саду сажали ведьмы, использовавшие их для своей ворожбы.
— А ты никогда не оставался там на ночь?
Волкмейер равнодушно взглянул на Майка:
— Остался как-то. Расположился в старинной развалюхе. Стена хорошо защищала от ветра. Зловещее место. Я поспешил уехать сразу же, как только начала заниматься заря. Коню моему тоже там не понравилось.
Волкмейер положил свою шляпу на стол. Волосы его заметно поредели, в них проблескивала седина, но в остальном он остался прежним — суровым, непреклонным человеком. Когда-то, много лет назад, он изловил троих жуликов, воровавших скот и перегонявших животных, некоторые из которых были помечены тавром того ранчо, где он тогда работал. Так он доставил всех троих на это ранчо: двоих перекинул через седла, у третьего красовалась петля на шее.
— Я помню, как ты работал на ранчо «Блюз», — вслух заметил Майк.
— «Блюз», «У Генри» и «Ла-Салс». Я достаточно поработал на них. Еще тогда, помнится мне, по окрестностям шлялись недобрые люди. Кассиди к тому времени уже вышел из игры, и Мэтт Уорнер тоже, но были и другие. Ни сам Кассиди, ни парни из его шайки не докучали нашим. И все же кое-кто из молодняка как-то рискнул. Пришлось взяться за винчестеры и всыпать им по первое число, чтоб относились к нам с должным почтением. — Он стряхнул пепел с сигары. — Так что же тебе от меня нужно? Понимаешь, с ума схожу от скуки; когда же, думаю, и у нас хоть что-нибудь случится?
— Возможно, тебя это вовсе не заинтересует, — бросил Раглан, но суть дела вкратце изложил.
Волкмейер молча выслушал его, раздавил в пепельнице окурок сигары и задал вопрос:
— Так ты пойдешь туда?
— Пойду, — последовал ответ.
— Что ж, я не буду спешить с диагнозом и объявлять тебя сумасшедшим. Нечто подобное мне доводилось слышать от старых индейцев. Хотя молодые больше не верят в это. Поговори со стариками вроде тех, среди которых вырос я. Это истории, от которых волосы встают дыбом. — Помолчав немного, он спросил: — Ну а от меня-то что ты хочешь?
— Поддержки и прикрытия. Мне нужен такой человек, который не теряет самообладания в любой ситуации. Когда я войду туда через «окно», я должен быть уверен, что тут остался человек, который встретит нас по возвращении.
— Когда-то ты вытащил меня из шахты. Я в долгу перед тобой. Ты спустился и вызволил меня, когда я уже считал себя покойником. Рискуя жизнью, ты отправился на выручку. А ведь мог бы запросто уйти, и никто никогда бы не узнал этого. Значит, как, полагаешь, нам действовать?
— Прежде всего я должен встретиться с одной женщиной. Ее зовут Иден Фостер.
Волкмейер холодно взглянул на него:
— А ты и с ней, выходит, знаком? Несколько лет назад она заезжала ко мне.
Раглан был изумлен:
— К тебе на «Блюз»? И что же ей там понадобилось?
— Она слышала, будто я ходил проводником с несколькими группами в резервацию ютов. Показывал индейское скальное поселение, так называемое Орлиное Гнездо. Слышал о таком?
— Да.
— Похоже, давным-давно ее предки жили в этих местах. Впрочем, она мне этого не сказала, но я догадался. Она хотела узнать поподробнее о местности, о скальных рисунках и тому подобное.
— А что еще?
— А еще она интересовалась, не ходил ли я когда-нибудь на Ничейную гору. Меня, признаться, это удивило, но я постарался не показать виду. Ведь я ни словом не обмолвился ни о Ничейной, ни о Яме.
— Яме Джонни?
— А ты знаешь о Джонни?
— Вообще-то не так много. Но вот о Яме знаю не понаслышке. Довелось побывать там, и снова собираюсь.
— Сам я не был знаком с Джонни. Но слышал о нем от очевидцев. Этот самый Джонни был из так называемых «основных», работал на нескольких старых ранчо и слыл всеобщим любимцем. Отличный наездник. Все так жалели, что он пропал.
Обычно Джонни выезжал в одиночку, а по возвращении рассказывал об этой самой Яме, где росли деревья, была вода и все такое. Люди не знали — верить ему или нет, но отмахать сорок миль по пустыне только ради того, чтобы уличить его во лжи, не хотелось никому. Джонни возвращал в стадо заблудившихся коров, в основном наших, отбившихся от стад и бредущих к югу. Отправившись в очередной раз на поиски, он исчез, и с тех пор никто его больше не видел.
Примерно так рассказывали о Джонни в пору моей юности. Тогда вспыхнуло восстание индейцев под предводительством Старого Полка и Поузи, его сына. Это было примерно в тысяча девятьсот пятнадцатом году. Все началось с убийства нескольких мексиканцев. На их поиски отправился вооруженный отряд, индейцы же убили еще одного бойца. События эти происходили в Коровьем каньоне близ Блаффа. Джонни должен был объехать Блафф с запада, и поначалу, когда он исчез, решили, что он наткнулся на Поузи и его шайку. Винили в его гибели индейцев… Короче, он пропал.
— Но тем не менее он жив, Волк. Его угораздило угодить на Обратную Сторону, и выбраться оттуда он не смог.
— Трудно поверить. Джонни, правда, был очень молод, но все же слыл непревзойденным следопытом. — Тут он замолчал. — Значит, жив, говоришь? Но ведь получается, что ему сейчас более ста лет!
— Сто не сто, а девяносто с хвостиком будет.
— Черт побери! Вообще-то он был крутым мужиком. Все может статься. Значит, надеешься отыскать его там?
— Буду пытаться, Волк. Он — ключ ко всему, что происходит у них там. Еще девушка по имени Каваси и Таззок.
На небе взошла луна. Чуть погодя Волк улегся спать. Майк Раглан не ложился долго; он неподвижно сидел в темноте и размышлял. А когда решил улечься в постель, то все равно лежал не смыкая глаз и думал все о том же.
Что могло произойти с анасази после возвращения? Ведь все говорило о том, что еще до исчезновения из этих мест их культура развивалась, не стояла на месте. В частности, это касалось архитектуры. В скальных пещерах возводились целые города, довольно сложные по архитектурному решению. Любопытно, какими могли бы стать анасази, если бы остались здесь, нашли в себе силы противостоять набегам диких кочевых племен с севера и запада? Как бы стали развиваться эти цивилизации? Наверное, племени, испытывающему острую нехватку воды, подобно цивилизациям Египта, Вавилона и майя, пришлось бы наладить строжайший контроль за ее потреблением…
Лежа в темноте, Майк Раглан продолжал размышлять. Почему-то белые интересовались аборигенами, которые жили в этих краях в момент их появления, и не задумывались о тех, кто жил тут издавна.
Да, проводились раскопки и на Кургане Кахокия, в Хоупвелле, и в других местах, велись дискуссии о Строителях Курганов, но то, что не вписывалось в рамки общепризнанной теории, не принималось в расчет и попросту отбрасывалось. Археологи, участвующие в раскопках, отбрасывали идущие вразрез с устоявшимся мнением находки, считая их случайными включениями. Пора бы уже непредвзято отнестись к любому из свидетельств. Они обнаруживались почти в каждом штате, хотя неизменно объявлялись «мошенничеством». И в итоге оказывается: вот уж более ста лет не одна сотня людей, которые, не щадя сил и здоровья, без всякой материальной выгоды перекопали тонны земли, отыскивая веские доказательства, трудились впустую. Если, к примеру, в ходе раскопок обнаруживались руны или какие-нибудь иные надписи, не соответствующие привычным исследовательским канонам, их просто отбрасывали. Никто не принимал в расчет, что в те времена люди слабо владели грамотой, не могли писать без ошибок. Да и их авторы вовсе не стремились оставить после себя след.
Путешественники и мореплаватели весьма редко оказывались людьми учеными, имея за душой лишь азы грамоты. Они обозначали свое продвижение с помощью весьма примитивных знаков.
Пора бы уже человечеству давно отказаться от по сути невежественного и глубоко ошибочного убеждения, будто два огромных континента, разделенных мировыми океанами, бескрайние пространства которых без устали бороздили корабли, никем не посещались на протяжении тысячелетий.
Майк вновь и вновь задавался вопросом: много ли в те времена в Скандинавии было людей, которые в совершенстве владели руническим письмом? Перевернувшись, он вглядывался в темноту широко открытыми глазами и думал — все о том же. В конце концов, когда бледнолицые уяснят, что большинство индейских племен, считающихся коренным населением этих земель, в действительности таковым не являются. Они переселенцы из других мест; о тех же, кто обитал здесь прежде, нам пока известно до обидного мало.
Конечно, было бы хорошо заиметь такого союзника, как Волкмейер. Майк был достаточно близко знаком с этим человеком. В свое время, много лет назад, им довелось работать вместе, и вот теперь Майку повезло — он отыскал-таки его имя в телефонном справочнике. Волкмейер и был тем самым человеком, который не покинет в минуту опасности; а судя по первой встрече с отрядом стражников Варанелей, рассчитывать на легкий успех не приходилось.
И все же первым делом ему необходимо встретиться с Иден Фостер. Она, возможно, поможет ему освободить Эрика Хокарта. Но осмелится ли она пойти на такое? И рискнет ли эта женщина отказаться от личного благополучия ради блага своего народа?
Майк не был до конца уверен в правильности своих умозаключений. Верно ли его представление о тесно сплоченном обществе, небольшом, но сильном своим единством, которое испытывает панический страх перед проникновением любых новых идей и веяний из мира, находящегося за незримым занавесом? Очевидно, наш мир казался им «недобрым» и там были готовы пойти на все, только бы оградиться от него. Так ли это?
Таззок…
Таззок был человеком ученым; как известно, люди, считающие себя таковыми, редко бывают удовлетворены своими познаниями. Они стремятся узнать еще больше. Таззоку захочется расспросить его о многом и со многим поспорить. Таззок, к примеру, не верил в саму возможность существования народа Каваси. Значит, эта информация держалась в строжайшем секрете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39