— Я думаю, — Эдварде внимательно глянул на меня, — что это благородное дело, поскольку они хотят больше узнать о Джиме Сазертоне: что говорил, как выглядел — словом, все, что ты сможешь им рассказать. Они оплатят тебе билет в оба конца и все текущие расходы. — Он посмотрел на меня задумчиво. — Это редкий случай, Кон. Грех им не воспользоваться.
Перед тем как расстаться, Эдварде предупредил меня:
— Поедешь в Англию, следи за тем, что говоришь. Помни, что они уже далеко не молоды и живут в цивилизованной стране с многовековой историей. Такие люди должны прийти вам на смену и здесь. Но услышав рассказы о Западе, о том, каков он есть на самом деле, они могут не поверить, потому что привыкли к огороженным бордюрами тротуарам, констеблям, которых всегда можно вызвать, чтобы усмирить правонарушителей. Им трудно представить себе страну, в которой каждый носит свой закон в своей кобуре. На твоем месте я не стал бы рассказывать им о Фланге и Риче.
Так я попал в Англию.
Высокий, приятной наружности седой человек с военной выправкой и девушка моего возраста встретили меня на перроне.
Не берусь судить, как они меня представляли. Возможно, думали, что я выйду из вагона в жилете из бизоньей кожи и в сомбреро, но, в любом случае, не уверен, что их ожидания сбылись.
Несмотря на мои шестнадцать, я вымахал ростом больше шести футов, худощавый, сильный. Друг капитана Эдвардса специально приехал помочь мне выбрать подходящую одежду, так что ничем необычным мой костюм не отличался. Выдавал лишь загар, обязанный своим цветом техасскому солнцу и ветру.
Девушка сразу узнала меня и побежала навстречу, протягивая руку.
— Вы, должно быть, Кон Дюри. Я Фелиция Киркстоун, Джеймс Сазертон мой дядя.
Она была красива. Я смутно помнил, что уже встречал такую красоту еще до того, как мои родители отправились на Запад.
— Здравствуйте, — поклонился я. — Мистер Сазертон рассказывал мне о вас.
— Кон… мистер Дюри… мой дядюшка, сэр Ричард Сазертон, — представила она нас.
Мы немного поговорили о моем путешествии, выдавшемся бурным, что никого не удивило из-за обычных в это время года ужасных штормов, и не спеша пошли к ожидавшему нас открытому экипажу. Сэр Ричард занял место кучера, и мы поехали в Сазертон-Мэнор, расположенный поблизости, через пару живописных кварталов.
В Америке я очень волновался, когда думал о предстоящем путешествии, поскольку все свои знания я получил от Джима Сазертона и моих давних занятий дома. К тому же мне в жизни еще не доводилось путешествовать.
Сазертон-Мэнор представлял собой большой дом из серого камня, наполовину увитый виноградом. Прямо перед ним раскинулась широкая лужайка, через которую к дому вела посыпанная гравием дорожка. Более грандиозного сооружения я никогда прежде не видел.
Хозяева попросили меня рассказать о местах, где мы жили с Джимом, но глядя на все, что меня окружало, я не представлял себе, как это сделать. Аккуратно постриженная лужайка, ровно посаженные деревья, — вся ухоженная зелень свидетельствовала о том, что эта земля испокон веков возделывалась человеком. Даже леса имели четкие границы, поскольку все тут было предрешено много-много лет назад.
Обычаи, традиции и правила имели под собой многовековую историю оседлой жизни на единой территории по единым законам. Моя же страна Биг-Бэнд на реке Рио-Гранде все еще оставалась дикой и неукрощенной. Традиции и обычаи еще не успели сложиться, о каком-то четко установленном порядке и говорить нечего. Все было незрело и молодо, и мы жили по законам солнца, живительных источников, ветра и бескрайних пастбищ, где бродили дикие животные.
Тем не менее вечером, после обеда, я попытался начать свой рассказ.
— Когда Джим Сазертон приехал в страну Биг-Бэнд, в ней едва ли можно было насчитать и двадцать жителей, которые концентрировались, главным образом, вокруг Олд-Пресидио или Форт-Литона в низовьях Рио-Гранде.
— Какова площадь этой страны? — поинтересовался сэр Ричард.
— Биг-Бэнд! Не могу сказать точно, но она больше Уэльса… возможно, треть Ирландии. И это только малая часть Техаса.
Они не поверили мне. Я видел недоверчивое выражение их глаз и понимал, что наше знакомство началось не лучшим образом, несмотря на то, что все сказанное было чистой правдой. Но я пообещал продолжить свой рассказ.
— Это огромная девственная безлюдная страна. Почти вся растительность, покрывающая прерии, вооружена колючками. Горы скалистые, почти голые. Но страна эта прекрасна! И нужно видеть все собственными глазами, чтобы оценить ее красоту. Там живут дикие лошади, бизоны, пумы, волки и гремучие змеи, можно встретить оленей, антилоп и пекари.
— Кого?
— Пекари — диких свиней.
— Дядя рассказывал, что вы были в плену у апачей? — с интересом спросила девушка.
— Да, сударыня. Почти три года.
Постепенно я стал осознавать, что по письмам мистера Сазертона они знали обо мне очень многое: то, как индейцы убили моих родителей, о моем плене и уроках, которые их сын давал мне в свободное время.
Вечером, когда мы остались наедине, сэр Ричард спросил:
— Те люди, которые убили моего сына… Они, кажется, работали у него?
— Да, сэр. Они считали его охотником за испанскими сокровищами… В стране Биг-Бэнд существует поверие о испанских сокровищах. Вернувшись из Нового Орлеана и потратив некоторое количество золота, он окончательно рассеял их сомнения, и они выследили его. Он был уже мертв, когда я вернулся на ранчо.
— Понимаю. А бандиты, которые его убили? Они наказаны по закону?
— По закону? Западнее Пекоса нет другого закона, кроме закона ветра и тропы команчей. Но они наказаны, сэр. По крайней мере двое из них. Только одному удалось избежать возмездия.
Два года я посещал школу в Англии, и мне пришлось нелегко, поскольку недоставало подготовки и привычки заниматься. У меня не было основ, но я не сдавался и понемногу овладевал знаниями. Каждые каникулы я проводил в семье Сазертонов, но мыслями улетал на свой родной Дикий Запад.
Ночью я часто просыпался и тихо лежал на кровати, вновь ощущая запах полыни. Мне страстно хотелось почувствовать на лице холодный горный ветер, бешено несущийся по неровному склону холма. В своем воображении я любовался силуэтом девятимильной горной гряды на горизонте, залитыми солнцем склонами Хизона и лиловым блеском Карменса, возвышающегося на другом берегу реки в Мексике.
Иногда, во время занятий, я откладывал книги и подолгу смотрел в окно, вспоминая, как однажды ехал верхом через Трудный перевал к Рождественскому ручью или разбивал лагерь в Солитарио.
С самого начала учебы в школе у меня появилось несколько друзей. Один из них, Лоренц Уикс, мой ровесник, хотя и выглядел моложе. Он приехал из Индии. Его отец служил офицером в Британском гарнизоне, дислоцированном на северо-западной границе. Разговорившись, мы нашли много общего.
Он был со мной в тот день, когда я подрался.
Большинство мальчиков держались вежливо, но общительностью не отличались. Мне трудно было найти с ними общий язык. Наши интересы и познания не совпадали. Они вели разговоры, которые совсем меня не занимали, а когда я неосмотрительно предавался воспоминаниям о прошлом, через некоторое время замечал, что товарищи смотрят на меня с откровенным недоверием.
Фелиция рассказала одному мальчику, что я был в плену у апачей, и вскоре история облетела всю школу. С нами учился парень по имени Эндикот. Высокий детина фунтов по крайней мере на двадцать тяжелее меня. Все считали его хорошим футболистом и боксером. Несколько раз он делал пренебрежительные замечания в мой адрес в моем присутствии.
— Тебе придется драться с ним, — предупредил меня Уикс. — Они говорят, что ты испугался.
— Не хочу, Лари. Его отец дружит с сэром Ричардом. А я могу покалечить его.
— Покалечить его?
— Это совсем другое дело, Лари. Он боксер, а я ничего не смыслю в боксе, но мне приходилось много драться за свою жизнь: с детьми апачей, с ковбоями… со взрослыми мужчинами.
— Они не верят ни одному твоему слову.
И вот однажды, в присутствии остальных, Эндикот назвал меня лжецом. Не успел я открыть рот, как ни с того ни с сего, без предупреждения, он ударил меня.
Смею вас заверить, удар был неплохой. Он, без сомнения, рассчитывал покончить со мной сразу, но он дрался только со своими сверстниками в школе. На Западе парнишка в четырнадцать — шестнадцать лет выполняет работу взрослого мужчины, ходит по тем же маршрутам и, когда ему приходится драться, дерется как взрослый.
Его удар не сбил меня с ног. Он пришелся по скуле, и то, что я сохранил равновесие, изумило Эндикота.
Потом мы подрались.
Он хорошо боксировал, но это ничуть не помогало ему, поскольку в свои удары я вкладывал всю ярость негодования, захватившую меня полностью. Он ударил меня снова, но я не уклонился и парировал удар. Я весь кипел и завелся не на шутку. Мой первый удар не достиг цели, но второй пришелся по ребрам, и его нижняя челюсть вяло подалась вниз.
Он был довольно рыхлым: в неплохой для его возраста и страны форме, но ему не хватало стальной крепости мышц, которую дает только непомерный физический труд в пустыне или степи. Думаю, учились в школе ребята и покрепче его, но рост и боксерские навыки внушали всем благоговейный страх.
Разгадав его атаку слева и превосходя в скорости удара, я наотмашь врезал ему обеими руками. Затем, сделав шаг назад, ударил по лицу и сломал нос, но не остановился и еще двумя ударами повалил его на пол.
Драка продолжалась не более двух минут, но я бы горько разочаровался, если бы надеялся обрести их дружбу таким способом. То, что я услышал позже, меня остановило, я сражался не как джентльмен! Я был слишком груб. Что же касается меня, я не умел по-другому — только до победы.
На следующий день меня выгнали из школы.
Когда я упаковывал вещи, Уикс показался в дверях.
— Дюри? Кое-кто хочет с тобой поговорить.
Их было трое: Ашмед, Трэйверс и Аллен. Всех их я знал только в лицо.
Ашмед, высокий, симпатичный блондин, подошел и подал мне руку.
— Послушай, Дюри, жаль, что тебя выгнали. По-моему, это чертовски несправедливо.
— Ничего, — ответил я, — я давно ждал случая вернуться домой.
Его глаза загорелись блеском восхищения.
— Где ты живешь? В Техасе?
Позабыв про вещи, я сел и рассказал им про Техас. Я описал во всех красках буйную прелесть этой страны, убийство моих родителей и плен. Я рассказал, как апачи изготавливают свои луки, где они находят пропитание, рассказал о Сьерра-Мадре и моем бегстве оттуда, когда я один преодолел двести миль нехоженых лесов, каждую минуту рискуя быть застреленным индейцами за побег и мексиканцами — за индейскую одежду.
— А правда, что там все носят револьверы? — спросил Трэйверс.
Тут я открыл чемодан и достал свой собственный кольт, армейский револьвер модели 1848 года, шестизарядник сорок четвертого калибра с двадцатисантиметровым стволом.
— Поосторожнее, — предупредил я Трэйверса, потянувшегося посмотреть кольт, — он заряжен, и у него волосковый спуск.
Парень быстро отдернул руку, но все столпились вокруг и уставились на револьвер как на живое существо. Изношенный, видавший виды кольт все же был хорошим оружием.
— Если бы кто-то узнал про него, — улыбнулся Ашмед, — тебе не пришлось бы дожидаться драки, чтобы вылететь из школы.
Неожиданно я превратился в героя, перед которым все благоговели. Я владел настоящим револьвером с самого Дикого Запада.
Мы проболтали до отправления поезда. Три моих новых друга и Лари Уикс провожали меня на станции.
Ничего не осталось делать, как возвратиться в Сазертон-Мэнор. По правде говоря, никак не ожидал я такого провала. Но, когда приехал, никто даже не затронул эту тему.
Только поздно вечером сэр Ричард пригласил меня в свой кабинет.
— Ты покалечил мальчика. Сильно его отделал.
— Да, сэр.
— Учитель сказал, что ты дрался как дикарь.
— Он первый меня ударил, и я ему показал.
— Но нужно ли было поступать так жестоко?
— Я не умею по-другому, сэр. Дерутся, чтобы победить. И я не хочу знать другого способа. Он навязал драку, и я пытался избежать ее, пока они не стали говорить, что я струсил.
— Да, — иронично заметил он, — теперь они так не думают. — Некоторое время сэр Ричард внимательно изучал меня, а потом спросил: — Что же ты собираешься теперь делать?
— Возвращаться домой, сэр. В Техас.
— Нам бы хотелось, чтобы ты остался. Я и моя жена были бы очень рады, если бы ты остался.
— Спасибо, сэр. Вы сделали для меня все возможное, но я, не переставая, думал о возвращении обратно. Я создан не для этого мира.
— Сегодня утром я разговаривал с Джорджем Трэйверсом, моим старым другом, ты знаешь. Он говорит, что у тебя есть револьвер.
— Да, сэр.
— Не слишком ли ты молод, чтобы иметь такое оружие?
— Нет, сэр. В Техасе я ношу его с двенадцати лет. В стране апачей каждый должен быть вооружен.
— Можно мне на него взглянуть?
Мы поднялись в мою комнату, я открыл чемодан и достал хорошо начищенную кобуру на ремне. Револьвер немало повидал на своем веку: его ореховую рукоятку покрывали глубокие царапины, но он был тщательно вычищен и готов к действию.
Взяв в руки оружие, сэр Ричард внимательно осмотрел его со всех сторон.
— Теперь вижу, для тебя он не игрушка, не так ли?
— У него волосковый спуск.
— Да, именно так я и подумал. — Он вернул мне револьвер. — Правда, что у вас там так же хорошо стреляют, как об этом рассказывают? Ходит много слухов про тамошних стрелков.
— Хотите посмотреть, как я стреляю, сэр?
— Конечно, хочу. Пойдем на улицу.
Он наблюдал, как я искал среди своих вещей патроны, потом мы вышли на задний двор. Фелиция, заметив нас, пошла следом. По моей просьбе повар выдал нам несколько пустых бутылок. Одну из них я на веревке подвесил к ветке дерева. Мы отошли на двадцать шагов, и, неожиданно повернувшись, я выхватил револьвер и выстрелил — бутылка разлетелась вдребезги.
Не дожидаясь реакции, я подбросил другую бутылку в воздух и разбил ее на лету, потом разнес на мелкие кусочки самый большой падающий осколок.
— Можно мне попробовать? — попросил сэр Ричард.
Он поставил бутылку за тридцать шагов, тщательно прицелился и разбил ее. И довольный стал рассматривать револьвер.
— У него очень мягкий бой, не правда ли? — сказал я.
— Ты отличный стрелок, мой мальчик, — улыбнулся он. — Я не отважился бы проделать что-нибудь подобное. В первый раз видел стрельбу навскидку. Никогда бы не поверил, что таким способом можно поражать цель так метко.
Мы вернулись в дом. Фелиция не проронила ни слова. Я видел, что она поражена. По крайней мере, мне было приятно думать, что так оно и есть, поскольку я мало чем мог ее восхитить, а мне так хотелось.
Оставшись наедине с сэром Ричардом в его кабинете, мы продолжили разговор. Вдруг он нерешительно посмотрел на меня.
— Ты говорил, что убийцы моего сына наказаны. Кто вынес приговор?
— Приговора не было, сэр, потому что ни суда, ни присяжных у нас нет. Нет и закона, сэр, в тех местах, где они пытались скрыться.
— Что же с ними произошло?
Мгновение я медлил в нерешительности, надеясь уйти от ответа, но не мог лгать такому человеку.
— Я убил их, сэр.
— Ты убил их?
— Да, сэр. Джим Сазертон был моим другом — моим единственным другом, — и они поступили с ним бесчеловечно.
— Понимаю. — Минуту спустя он продолжил: — Мы никому не расскажем об этом, они не поймут.
— А вы, сэр?
— Кон, — улыбнулся он мне, — я три месяца выслеживал аборигена племени патан, а потом застрелил его, чтобы отомстить за гибель моего брата, офицера. — Он набил трубку. — Там, на краю земли, жизнь совсем не похожа на нашу, не правда ли, мой мальчик?
Сэр Ричард сделал мне еще один подарок, прежде чем я вернулся на родину, — незабываемый год путешествия по Европе.
— Моя сестра, — обратился он ко мне, — завещала свое состояние Джиму, а Джим все оставил Фелиции, но чтобы я распоряжался им так, как я сочту нужным, в случае непредвиденных обстоятельств. И вот я хочу, чтобы ты взял деньги на путешествие по Европе.
Он не стал слушать мои возражения и спокойно сказал:
— Это твой долг перед самим собой, мальчик. Однажды ты заведешь свою собственную семью и захочешь, чтобы твои дети получили хорошее образование. Это также твой долг перед Джимом. Он одобрил бы такое решение.
Мои возражения с самого начала не отличались особой настойчивостью, и последний довод окончательно убедил меня. Я взял деньги и провел весь следующий год переезжая из страны в страну, ни на минуту не оставляя мысли о возвращении на Запад.
Единственное, что пришлось мне не по душе, — это то, что по настоянию сэра Ричарда мне пришлось на время путешествия оставить револьвер у него.
И вот, преодолев Атлантику, я вновь ступил на американский берег. Мне исполнилось девятнадцать. Шел 1858 год.
Был какой-то короткий период, когда я сомневался, действительно ли я хочу устраивать свою жизнь на Западе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14