И все же два-три раза в неделю час или два, а иногда и целый день, ему удавалось поработать с Маккарти. Несмотря на тяжесть труда, а может благодаря этому, в кузнице ему нравилось. И нравился Маккарти. Старого ирландца, честного и прямого, не коснулось разложение нравов, царившее в городе.
Когда Том не работал с Маккарти, он посещал салуны и притоны.
Такие люди, как Моррисси, который контролировал голоса избирателей, считались важными персонами в Таммани-Холле, а Моррисси, обладая врожденной хитростью, старался стать самой важной персоной среди них. Он был вызывавшим восхищение кулачным бойцом и политиком, занимавшимся делами ирландских эмигрантов: находил им работу, улаживал проблемы. Его головорезы, или, как их называли, «толкачи», наводили страх на сторонников оппозиции, охраняли «своих» избирателей, подделывали бюллетени и занимались разными темными делишками.
Все решала личная популярность Моррисси.
Шанаги исполнилось тринадцать, когда совершенно неожиданно он повстречал старую знакомую. Он шагал по Файв-Пойнтс, как и положено хозяину района, по середине мостовой, когда увидел Мейд О'Килларни. Кобыла тащила повозку мясника.
Подойдя поближе и стараясь не обращать на себя внимания, Том внимательно осмотрел лошадь. Тот же шрам над копытом, та же масть. Это она.
Спокойно стоявшая у обочины лошадь вдруг переступила и потянулась мордой к нему. Том погладил ее, а когда из дома вышел посыльный, развозивший мясо, прокомментировал:
— Хорошая лошадка.
— Проворная, — согласился посыльный. — Слишком проворная.
Шанаги запомнил название фирмы, написанное на борту повозки, помахал на прощание рукой и сделал вид, что спокойно отправился дальше. Но завернув за угол, бросился бежать. Он знал, что Моррисси сидит в своем игорном доме, и поспешил именно туда.
Том вошел в комнату и сразу увидел Моррисси за столиком в компании незнакомых людей, перед ним стояла кружка пива, в кулаке, как всегда, зажата сигара.
— Сэр? Мистер Моррисси?
Старик Джон не любил, когда его прерывали. Он резко обернулся, однако, увидев Тома, смягчился:
— В чем дело? Что-нибудь случилось?
— Мне надо поговорить с вами, сэр. Как можно скорее.
Моррисси изумленно уставился на Тома. На протяжении полутора лет с тех пор, как он впервые увидел мальчишку, тот никогда не осмеливался заговорить первым, не путался под ногами, делал, что велено, и держал язык за зубами.
— Что такое?
— Наедине, сэр. Я должен поговорить с вами один на один.
Моррисси отодвинулся от стола.
— Надеюсь, джентльмены извинят меня.
С кружкой пива в одной руке и сигарой в другой, Джон проводил Тома к уединенному столику, уселся и знаком показал, чтобы тот занял место напротив.
— Так в чем же дело, малыш? Ты знаешь, я человек занятой…
— Сэр, я только что видел Мейд О'Килларни.
— Кого? Что за Мейд? Или кто это?
— Лошадь, сэр. Скаковая лошадь. Она развозит мясо по Файв-Пойнтс.
Моррисси взял сигару в рот.
— Скаковая лошадь тянет мясную повозку? Должно быть, она не так уж хороша. Может, сломала что-нибудь?
— Не думаю, сэр. Она выглядит прекрасно, только неухоженная. Я хорошо ее знаю. Она необычайно резвая, и, даже если сейчас не в лучшей форме, от нее можно иметь жеребят, сэр.
— Ладно, парень. Не торопись и расскажи мне все подробно.
Как давно это было? Подложив руки под голову, Шанаги смотрел на шелестящую вверху листву. Десять лет назад? Давно, очень давно.
Медленно и подробно он рассказал Моррисси о Мейд, как присутствовал при ее рождении, как объезжал ее на тренировках и участвовал в первых скачках.
— Мейд выиграла, — объяснял он, — потом опять выиграла. Она победила еще дважды с другим жокеем, затем ее владелец проигрался в карты. Он потерял Мейд, и ее продали какому-то американцу.
Моррисси стряхнул пепел.
— Ты не ошибся?
— Уверен. Первые подковы ей выковал мой отец. Я играл с ней мальчишкой. Нет, не ошибаюсь, да и она меня вспомнила.
— Сколько ей сейчас?
— Пять лет… чуть больше.
Через два дня Моррисси его вызвал:
— Том, мой мальчик, как тебе понравится ездить на мясной повозке?
— Как скажете.
— Тогда считай, что у тебя новая работа. Будешь развозить мясо и проверишь лошадь. Как я понимаю, доставка заказов заканчивается к полудню. Когда освободишься, отведешь лошадь к Фенвею. Завтра воскресенье. Утром выведи ее на дорожку и немного поработай. Легонько. Понаблюдай, как она двигается, не случилось ли с ней чего. Там будет Локлин, он хорошо разбирается в лошадях, присмотрит за вами. Сейчас никаких рекордов, потому что жила Мейд в плохих условиях, и обращаться с ней надо заботливо. Но не вздумай ее вычесывать и скрести. И ни слова никому, ты понял? Ни слова!
Холодным воскресным утром с привкусом тумана в воздухе он вывел Мейд на дорожку, и Локлин ободряюще махнул рукой:
— Один круг, парень. Посмотрим, как она пойдет. Может, мы что-то имеем, а может, нет.
Когда они выехали на дорожку, Мейд вспомнила. Голова ее вздернулась, она закусила удила.
— Не сейчас, малышка. Успокойся… Успокойся! — уговаривал ее Том.
Мейд пустилась галопом и прошла один круг. Когда Шанаги натянул поводья возле ворот, его уже ждал Локлин:
— Хорошо идет. Немного застоялась, вот и все.
Том сделал еще один круг, на этот раз чуть быстрее. Мейд натягивала поводья, стремясь пуститься вскачь, и ему приходилось сдерживать кобылу.
— Как она себя вела? — спросил Локлин, когда они вернулись к началу дорожки.
— Она боец, мистер Локлин, любит выходить из-за спины, и если в ней что-то осталось от прежних времен, она сможет мчаться как вихрь.
С неделю он развозил мясо на повозке, запряженной другой лошадью, очень похожей на Мейд, а после полудня работал на ипподроме. У Мейд была врожденная страсть к соперничеству, она любила скачки и любила побеждать. Шанаги не знал, что задумал Моррисси, но догадывался, что тот рассчитывает заработать на этой лошади кучу денег.
— Том, — однажды позвал его Моррисси, — несколько дней подряд утром приезжай на своей красавице на Барклай-стрит. — Он прикурил новую сигару. — Туда приходит играть один человек, который мнит себя знатоком лошадей. У него есть кобыла. Он хвастается, что она лучшая в мире, а мой друг хочет поймать его на слове.
Мальчик выполнил распоряжение. И вот как-то остановился на Барклай-стрит, чтобы взять пакеты с мясом из повозки и разнести заказчикам. И вдруг в окружении нескольких человек появился Моррисси. Том услышал, как один из них высокомерно заявил:
— Что? Да моя кобыла выиграет у любой из них. Повторяю: у любой!
Шанаги очень хотелось посмотреть на хвастуна, но он сдержался и не обернулся.
— Боб, — произнес другой голос, — ты все время болтаешь о своей драгоценной кобыле. Мы слышим от тебя много, но ничего не видим. По-моему, ты просто треплешься.
— Ничего подобного! Она выиграла шесть последних скачек и выиграет следующие шесть! Держу пари!
— Ба! — В голосе Суини сквозило презрение. — Жаль, что у меня нет лошади. Однако кажется, что кроме слов и у тебя ничего нет. Могу спорить, что эта дохлятина обскачет твою чистокровку.
— Что?
Мейд, в шорах и с сеткой от мух, с поникшей головой стояла в ожидании Тома и вяло подгребала копытом дорожную пыль.
— Не будь идиотом, Суини, — запротестовали остальные, — эта кляча свое отбегала. В любом случае такое животное вряд ли сможет перейти даже на рысь. Все, на что она способна, — тянуть повозку.
Из игорного дома вышел Локлин:
— За что сражаетесь? Почему кричите?
— Суини только что поспорил, что вот эта водовозная кляча победит Уэйд Хэмптон Боба Чайлдерса. Он, конечно, шутит, но…
— Какие, к дьяволу, шутки, — сердито сказал Суини. — Я совершенно серьезно! Боб болтает о своей кобыле, будто она единственная лошадь в мире. По-моему, он несет чепуху.
Локлин пожал плечами:
— Ты же не станешь утверждать, что эта кобыла победит скаковую лошадь! Ты, должно быть, свихнулся! Но если ты серьезно, я ставлю двадцать к одному, что Уэйд Хэмптон выиграет.
— Двадцать к одному? Согласен.
Суини в нерешительности замялся:
— Ну… Не знаю…
— Пошел на попятную, Суини? — спросил Боб Чайлдерс. — Сам же говорил, что я несу чепуху.
— Будь я проклят, если откажусь от своих слов! Я сказал, что спорю, значит, спорю! Двадцать к одному. Ставлю тысячу долларов, что эта лошадь выиграет.
— Тысячу долларов? — В разговор впервые вступил Моррисси. — Большие деньги, Суини.
— У меня они есть, и я их ставлю, — упрямо повторил Суини. — Боб, вы с Локлином можете принять пари либо заткнуться.
— Подумай, что ты делаешь, Суини. Ведь у Боба скаковая лошадь, а ты поставил на старую, закостенелую дохлятину. Черт возьми, если она когда-то и бегала, то только в далекой юности. Прекрати спорить.
— Он сделал ставку, и я ее принимаю, — заявил Локлин. — Ставлю все, что у меня есть, но с одним условием: скачки состоятся завтра. — Локлин повернулся к Чайлдерсу: — Боб, — произнес он мягко, — это будут самые легкие деньги, которые мы заработаем. Догадывался, что Суини дурак, но не знал, что его дурость дошла до таких пределов. Мы сорвем большой куш в течение нескольких минут. — Он помолчал. — Сколько поставишь ты, Боб? Можешь взять с него сколько угодно. Суини слишком упрям, чтобы отказаться. Он только и делает, что проигрывает.
— Ну… — нахмурился Чайлдерс, — я должен подумать.
— Соглашайся, мы с тобой сдерем с Суини кучу денег. За упрямство надо платить. Другого такого шанса у нас не будет. Думаю, его можно расколоть тысяч на двадцать-тридцать. Я могу достать еще двадцать, а если ты выложишь шестьдесят, мы его обчистим. Это не спор, а конфетка.
— Уйма денег! — пробормотал Чайлдерс.
— Конечно. Нам за год столько не получить. Черт возьми, ты зарабатываешь столько же у себя в салуне за три года. Если перед нами дурак, давай отберем у него деньги, пока этого не сделали другие.
— А как Моррисси? Он с нами?
Локлин пожал плечами:
— Пока он ни с кем. Бьюсь об заклад, когда увидит, сколько мы имеем, ему тоже захочется разбогатеть на дармовщинку, но Джон не игрок. Он заправляет игорными домами, а сам никогда не садится к столу.
Это было десять лет назад или даже больше. Шанаги вспомнил день скачек. Он выехал на Мейд, нарочно обсыпанной пылью и обрызганной грязью, словно она и вправду тягловая лошадь. Но Том нервничал, потому что скрыть породу практически невозможно.
Уэйд Хэмптон стартовала хорошо и на дальнем повороте обгоняла Мейд на три корпуса. Затем Том перестал сдерживать Мейд, и она радостно, предвкушая победу, понеслась вперед. Когда они прошли под финишной лентой, Мейд выигрывала полкорпуса. И это не все, на что она была способна. По совету Моррисси, выйдя вперед, Том не дал кобыле показать себя полностью — спорщики намеревались использовать ее еще раз.
Мейд пришла первой, и Суини, Локлин и Моррисси поделили между собой шестьдесят тысяч долларов.
Шанаги рассказал о скачках Маккарти. Старый кузнец бросил работу и выпрямился.
— Да, я слыхал о скачках. Значит, ты тоже приложил руку к мошенничеству? Как тебе не стыдно? Чистое надувательство! Где только совесть у людей? Знали бы их старухи матери!
— Но мистер Локлин тоже потерял много денег, — запротестовал Шанаги.
Маккарти сплюнул.
— Если веришь этим сказкам, ты еще больший простак, чем я думал. Ты видел деньги Локлина? А кто-нибудь вообще их видел?
— Все закладные были у Галлагера. Он сказал…
— Как же, Галлагер! Он сам из этой компании! Поверь, парень, Локлин — приманка, он уговаривал Чайлдерса. Локлин много болтал, однако сам входил в долю с остальными. А что касается Моррисси, он-то все и придумал. Они сделали вид, что Моррисси здесь ни при чем, поэтому его никто не подозревает. Он очень хитрый мужик, не забывай. Выставил свою кандидатуру в сенат штата, без сомнения его изберут. Не связывайся с ним, парень, не то попадешь за решетку!
За подготовку Мейд и скачки Моррисси заплатил ему пятьсот долларов, тогда для него большие деньги, а его бедный отец не видел такой суммы ни разу за всю свою жизнь. На них Шанаги приоделся и снял хорошую комнату. Три сотни положил в банк, который порекомендовал Маккарти.
Он скакал на Мейд еще три раза, прежде чем стал слишком тяжелым для жокея. К шестнадцати годам Том имел рост пять футов девять дюймов — таким и останется на всю жизнь, — весил около ста шестидесяти фунтов, но выглядел сухим и жилистым. Иногда он проводил тренировочные бои с самим Джоном Моррисси. Старый ирландец в бою отличался беспощадностью. Шанаги имел преимущество в росте и длине рук, однако ему пришлось учиться уходить от ударов, входить в клинч и легко перемещаться по рингу.
Хотя Том считался боксером среднего веса, удар его по силе не уступал тяжеловесу, и несколько раз его выставляли на бой с ничего не подозревавшими деревенскими парнями, превосходившими его по комплекции и росту. Конечно, Шанаги побеждал.
О Бобе Чайлдерсе и его семье он ничего не слышал, однако через несколько месяцев, выходя на Файв-Пойнтс, увидел парня, похожего на Боба, и решил, что это его сын. Тот стоял на углу в компании еще двух таких же ребят.
— Тот самый, — подтвердил один из них, показывая на Тома. — Жокей.
Плотный парень, похожий на Чайлдерса, позвал его:
— Эй, ты! Иди сюда!
Шанаги помедлил. Он понимал, что с ними не следует связываться, но что-то в тоне, каким незнакомец произнес слова, показалось ему оскорбительным.
— Хочешь поговорить, — ответил он, — подойди сам.
— Я подойду, будь ты проклят!
Теперь Шанаги не сомневался, что перед ним сын Чайлдерса, крепкий и сильный молодой человек, намного превосходивший его по весу. Томм стоял и ждал, не выпуская и поля зрения двоих других, а когда первый приблизился, его друзья двинулись следом. Значит, предстоит драка не с одним, а сразу с тремя. Чайлдерс ступил на тротуар.
— Вы все — шайка воров, — гневно выкрикнул он, — сейчас я тебя проучу!
— Твой отец ставил на скаковую лошадь и проиграл, — пытался объяснить Том. — Он сам напросился. Нечего было бахвалиться.
— Бахвалиться? — Парень угрожающе поднял увесистый кулак. — Я тебя научу…
Шанаги давно руководствовался принципом, который гласил: «Если собираешься драться, не трать время на разговоры». Стоило молодому Чайлдерсу подойти к нему почти вплотную, как Том быстро сделал шаг вперед и ударил его левой в голову, а правой в живот. Удар поймал противника на встречном движении и оказался для него совершенно неожиданным. Физически сильный, Чайлдерс мало дрался и всегда много говорил, прежде чем поднять кулак. На сей раз он произнес лишь «у-уф», зашатался и сел. Том развернулся, нырнул в переулок, добежал до конца и, резко свернув, поднялся по пожарной лестнице на последний этаж ближайшего дома.
Свой район он знал хорошо. Выскочив на крышу, быстро пробежал по ней, перепрыгнул через узкое пространство, отделявшее один дом от другого, и помчался дальше. Скоро оказался в нескольких кварталах от места стычки. С последней крыши спустился к себе домой.
Через несколько дней он встретился с Джоном Моррисси.
— Да, парень, — посетовал Джон, — попали мы в переделку. Мало того, что у Боба тупая башка, оказывается, часть денег принадлежала его брату, Эбену. А он — совсем иное дело, хитрая и подлая тварь. Ты подрался не с сыном Боба, а с сыном Эбена, так что нажил себе серьезного врага. — Шанаги не придал этому значения. Ну, нажил себе врага, и что? Враги у него появлялись и раньше. Об Эбене Чайлдерсе Том почти ничего не знал, поэтому и не беспокоился. Дракой больше, дракой меньше — какая разница? Он дрался полжизни и ничего больше как следует делать не умел. — Запомни, Эбен полон ненависти. Он потерял много денег, но, хуже того, над ним зло посмеялись. Такое не прощают.
Прошел слух, что Эбен, достаточно влиятельный человек в городе, нанимает команду для беспощадной войны против Моррисси. Неожиданно Моррисси обнаружил, что перед ним закрылись двери, которые до того были гостеприимно распахнуты, однако до Шанаги почти ничего не доходило, кроме обычных сплетен в баре.
Но однажды, когда он возвращался из Бауэри, из подворотни выскочила ватага парней и с криком: «Переломайте ему ноги! Переломайте ему пальцы!» — бросилась к нему.
И опять они не учли, что он хорошо знает город. Том неожиданно побежал не от них, а на них, и его железный кулак повалил первого нападавшего. Перепрыгнув через упавшего, Шанаги метнулся к пожарной лестнице и стал карабкаться по ней. Бандиты кинулись за ним. Тогда он ухватился обеими руками за перекладину и каблуками разбил лицо ближайшему. Тот грохнулся вниз, увлекая за собой остальных. Шанаги снова ушел по крышам. С опаской спустившись на тротуар невдалеке от своего дома, он тихо постоял в дверном проеме, оглядывая улицу. Том устал. Ему… хотелось лишь добраться до комнаты и упасть на кровать, но обстоятельства заставляли быть осторожным. Уже решив выйти из укрытия, он вдруг заметил движение в глубине арки дома напротив своего подъезда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19