- Что требуется?
- Побывать у вас, поговорить с вашей мамой.
- Но не сегодня же!
- Разумеется. Но тянуть тоже нельзя... Для пользы дела, - добавил
Скорик.
- Приходите завтра. Я уговорю маму, - и не прощаясь, отошел.
Вернувшись в прокуратуру, Скорик устало сел за стол.
- Ну, как у тебя движется? - спросил коллега.
- Вяло, - он достал из кейса бумаги - результат своих разговоров с
сотрудниками института.
Улов был почти нулевым. Трошкин - начальник отдела кадров,
подполковник в отставке. "У нас никто не конфликтует...", "Коллектив
здоровый...", "Профорганизация ведет работу в моральном плане...". И
дальше - в том же духе. Не человек - амеба. Усманов - снабженец. Кубракова
его не приняла, тут же отправила к заму по общим вопросам. Бобошко -
инженер из группы оформления документации - оказалась женщиной, к тому же
предпенсионного возраста. Дзюбан - сотрудник патентного отдела - мужчина
лет сорока, на протезе, ногу потерял в детстве в железнодорожной
катастрофе. Вечтомова - инженер сектора оперативного анализа и
планирования - молодая, тщедушная, в очках с толстенными линзами, зрение,
наверное, минус 10-12, за пределом трех метров, пожалуй, ничего не видит.
Никто из них, заходивших к Кубраковой или интересовавшихся ею накануне ее
отъезда и в дни ее отсутствия не годились в "герои" сюжета. Лишь двое еще
как-то могли "претендовать" на это - Назаркевич и электрик Лагойда. Но
Назаркевич в больнице, с ним должен встретиться Агрба. Что же до
Лагойды...
Скорик перечитал запись своего разговора с ним:
"Когда вы в последний раз видели Кубракову?"
"За день до ее отъезда".
"В связи с чем вы заходили к ней?"
"У них в лаборатории на компрессоре полетел трансформатор. Я нашел в
одном месте. Мне надо было сообщить ей, потому что за него заломили
большие деньги".
"Кто-нибудь присутствовал, когда вы были у нее?"
"Сотрудник лаборатории Назаркевич".
"А о чем они говорили?"
"Он спрашивал разрешения поехать на день в Богдановск".
"Он сказал зачем?"
"Сказал, что на мехстеклозавод".
"Потом, кажется, в четверг, вы справлялись у секретарши, не вернулась
ли Кубракова?"
"Да. Надо было решать с трансформатором, владельцы торопили. Теперь
на такие вещи спрос большой".
"Кубракова разрешила Назаркевичу поездку в Богдановск?"
"Разрешила. Ей тоже надо было туда, и он согласился взять ее".
"Что значит "согласился". Может, предложил, она все же его
начальница?"
"У них отношения не очень..."
"В каком смысле?"
"Ну если уж точно, как кошка с собакой"
"Откуда вы знаете о характере их отношений?"
"Об этом весь институт знает".
"На какой почве они враждуют?"
"Она вроде зажимает его, не дает ходу".
"И все-таки он согласился ее отвезти?"
"Сквозь зубы".
"На чем они поехали?"
"На его машине".
"Какая у него машина?"
"Тройка".
"А цвет?"
"Красная"...
Вот и все. Видел ее за день до отъезда. Интересовался у секретарши,
не вернулась ли еще. Ну и что?..
Он сидел, уставившись в бумаги, пытаясь за пределами ответов на свои
вопросы увидеть иной их смысл или какие-нибудь противоречия. Но ничего не
получалось. В списке невычеркнутым оставался Назаркевич. Скорик позвонил
Агрбе. Однако телефон молчал. Видимо, Агрба еще не вернулся...

13
Я нервничаю - в пачке осталось четыре сигареты, а идти в магазин
неохота! Скоро Рождество, а за окном серый унылый день, дождь со снегом,
ревет тяжелый каток, заравнивая дымящийся асфальт, насыпанный прямо в
лужи. Два мужика в оранжевых безрукавках, сбрасывая совковыми лопатами с
самосвала асфальт, смеются. Чему? Может быть бессмысленности своей работы?
Через дорогу вижу, как сосед вставляет в окна своей квартиры в бельэтаже
раздвижные решетки. На нашей улице многие жители первых этажей уже
проделали эту операцию: квартирные кражи пошли по городу, словно ветрянка
в детском садике. Выглядят эти зарешетченные окна, как тюремные. "Камерная
жизнь", - пошутил сосед...
А я в свободное от посещений суда, следственного изолятора,
прокуратуры время, пишу. Председатель областного суда, мой бывший
сокурсник по юрфаку, разрешил мне взять из архива дело Кубраковой. Правда,
не домой. Выпискам из него я занимаюсь в полуподвальной комнате, где лежат
кипы чистых бланков, пачки новеньких папок, коробки с копировальной
бумагой, катушки с лентой для пишущих машинок и прочая канцелярская
дребедень. Тут царствует завхоз, высвободивший мне в уголке стол. Здесь
тихо, никто не мешает, не задает вопросов, не заглядывает через плечо.
Плохо только, что курить приходится выходить на улицу...
Итак, вернемся в тот июнь. Однажды вечером раздался междугородный
телефонный звонок. Неля - моя суетливая, настырная троюродная сестрица из
Харькова сразу пошла в атаку:
- Ты меня хорошо слышишь?
- Слышу, слышу.
- Как живешь? У тебя все в порядке?
- В порядке, - ответил я, понимая, что это было пустое предисловие.
- Что у вас там произошло? Что случилось с Кубраковой?
- С какой Кубраковой?
- Ну завлаб НИИ металловедения! Я приезжала к вам на ее симпозиум...
До нас дошли слухи, что она погибла. Это правда?
- Не знаю никакой Кубраковой, ни о том, что с нею случилось, -
раздраженно ответил я. - А в чем, собственно, дело? Это твоя подруга?
- Нет, мы мало знакомы. Но я не люблю слухов. Я хочу знать все точно.
У тебя есть связи в прокуратуре. Выясни! - командовала она. - Это
во-первых. Во-вторых, я оставляла ей свою статью. Она обещала прочитать и
сделать пометки. Мне важно получить ее ради этих заметок. Очень прошу,
займись этим немедленно!
- Ты понимаешь, о чем просишь?! - вскипел я. - Даже если по случаю
гибели твоей Кубраковой возбуждено дело, меня к нему никто и близко не
допустит. И никого об этом просить не стану!
- Но ты же известный адвокат! - давила Неля. - В конце концов у тебя
есть какие-нибудь родственные чувства, элементарные обязанности перед
близкими.
- Есть, есть, - успокоил я ее, хотя она прекрасно знала, что мы друг
к другу никаких особых родственных привязанностей не испытывали. -
Единственное, что могу - это попытаться что-нибудь узнать о твоей статье,
- сказал я, понимая, что она не отвяжется.
- Обещаешь?
- Обещаю попытаться. Никаких гарантий.
- И если можно - подробности о гибели Кубраковой, - уже льстиво
попросила она.
- Я уже тебе все сказал!
- Какой ты все же... Ну ты же меня знаешь... Мне так хочется...
- Все, Неля! До свидания, - опустил я трубку.
"Господи! - подумал я, остывая. - На кой черт в Харькове знать
подробности о гибели какой-то Кубраковой, с которой у нее шапочное
знакомство!" И тут я представил себе торжество Нели, когда она полушепотом
кому-нибудь сообщит: "Только между нами. Информация абсолютно достоверна,
мне по секрету сообщил мой брат. Он известный адвокат"...
Кажется, дней через десять я был в областном суде по каким-то своим
делам. Закончив их, спустился ниже, где была прокуратура и вспомнив
просьбу Нели о статье, решил заглянуть к Щербе - авось что-нибудь выясню,
хотя уверенности не было никакой: во-первых, возбуждено ли вообще дело по
факту гибели Кубраковой, а если и возбуждено, то оно могло быть в любой из
районных прокуратур города или в городской, о чем Щерба мог вообще не
знать...
Я постучал в его дверь, и не дожидаясь ответа, вошел. Напротив Щербы
сидели Скорик и прокурор-криминалист Войцеховский. Они о чем-то спорили.
- Садись, Артем Григорьевич, я скоро освобожусь, - кивнул мне Щерба.
Чтоб не создавать неловкость своим присутствием, я достал из кейса
свежий номер "Аргументов и фактов", принялся читать, и хотя не
прислушивался к их разговору, все же уловить какие-то детали его мог.
Говорил Войцеховский:
- ...Я был на кафедре патологической анатомии и судебной экспертизы.
Эти светила категорически утверждают, что установить его наличие в крови и
тканях невозможно. У нас во всяком случае. Может в Москве и есть
какой-нибудь мудрый гематологический институт, но попробуй туда доберись,
да и там, как говорят наши патологоанатомы, вряд ли определят. Это
во-первых, во-вторых, мое предположение всего лишь плод умопостроений, нет
у нас никаких реальных оснований считать его надежным. Так что эксгумация
бессмысленна, - завершая какой-то предыдущий разговор, произнес
Войцеховский.
- Я еще раз перечитал допрос Яловского, - сказал Щерба. - Все
скользко, вроде что-то и пощупать можно, а прикоснешься - утекает меж
пальцев, как желе...
Потом что-то сказал Скорик, а Щерба спросил:
- Когда он выписывается из больницы?..
В это время зазвонил телефон, Щерба снял трубку, и я понял, что он
увяз в долгом разговоре. Поскольку никакой срочности у меня не было,
дальнейшее сидение в этом кабинете становилось малоприятным. Поднявшись, я
помахал ему рукой, а он прижав трубку щекой к плечу, сделал жест, мол
извини, задергали...
Много позже обрывки слышанного в тот день всплыли из запасников
памяти и я найду им место в своем повествовании...

14
Майор Агрба легко завязывал знакомства, умел их сохранять,
поддерживать. И если многие его коллеги отправлялись в командировки в
районы области тряскими, провонявшимися бензином и потом рейсовыми
автобусами, то Джума Агрба ездил на "персональных" машинах: накануне
звонил знакомому руководителю предприятия или хозяйства. Поговорив о
жизни, он приступал к главному: "Понимаешь, дорогой, надо срочно
проскочить в район. Что предложишь?" - И "предлагать" приходилось: "Могу
только "уазик". - "Прекрасно!" Агрба не нахальничал, у одного и того же
начальника одалживался не более трех-четырех раз в год. Но поскольку
номерами телефонов таких полуприятелей у него был исписан почти весь
алфавит блокнота, подобные просьбы никогда не отвергались и автобусами
Джума не ездил...
Встав в половине шестого утра, Агрба плотно позавтракал (еда в доме
была культом, и время суток тут не имело значения), с наслаждением закурил
и вышел ждать машину, на этот раз обещанную директором межобластного
комбината "Укрбытреклама". Ровно в шесть подкатила потрепанная и
перекрашенная в серый цвет "Волга". Майор уселся на заднее сидение. Тут
был простой расчет: пока выберутся за город, поболтать с шофером, чтобы
расположить его к себе, а на трассе вольготно раскинуться и заснуть: два
часа сна для сыщика тоже иной раз подарок, иди знай, сколько за сутки
достанется такой благодати!..
Миновали путепровод к аэропорту, за которым начиналась трасса.
Умиротворенный Агрба прикрыл глаза, но прежде чем вырубиться, с ощущением
тревоги вспомнил свой вчерашний неудачный поход на квартиру к Назаркевичу,
покрытую брезентом машину во дворе, которую так и не удалось осмотреть.
"Не опоздать бы с этим Назаркевичем, не упустить бы чего", - подумал он,
но постарался успокоить себя мыслью, что едет на место происшествия, а это
главное...
Начальник угрозыска Богдановска Мотрич ждал Агрбу у себя. Они были
хорошо знакомы.
- Садись, Джума, - предложил Мотрич.
- Как жизнь, Ярослав? - отряхнув брюки, уселся Агрба. - Анекдоты
новые есть?
- Какие тут анекдоты?! - махнул рукой Мотрич.
- Что-нибудь из колхозной жизни.
- Вся наша жизнь анекдот.
Агрба потянулся к графину с водой.
- Подожди, - остановил его Мотрич, достал из тумбочки бутылку
минеральной.
Агрба накрыл ее ладонью, обручальным кольцом сорвал металлическую
крышечку и выпил в два приема.
- Если нет анекдотов, давай про нашу с тобой жизнь, - Агрба поставил
стакан и вытер ладонью рот, а ладонь о брюки.
- Были на мосту. Там ничего. Пошли по тому участку, который высчитал
Войцеховский. - И вот, - Мотрич достал из ящика письменного стола очки -
большие, такой красивой оправы Агрба никогда не видел, а уж он повидал
этого добра! - В траве, на берегу, недалеко от обрыва, - уточнил Мотрич.
Агрба приблизил очки к глазам, взял газету, лежавшую на столе. Буквы
выросли в несколько раз.
- Сильные стекла... Импортная, - сказал он, разглядывая оправу. -
Итальянская, - провел пальцем по рельефной надписи на дужке. - У нас такая
на руках под тысячу теперь тянет. Но и за "бугром" они дорогие, до 120-150
зелененьких... Отметили, где нашли?
- Да.
- Что еще?
- Больше ничего. Ищем свидетелей, но все не то.
- Давай съездим туда, где эти очки лежали...
"Волгу", на которой Джума прибыл, он тут же отправил, как и обещал
владельцу, а сейчас вчетвером - он, Мотрич, лейтенант - следователь района
и сержант-шофер тряслись на милицейском "уазике"; машина, видно, давно
отслужила свое, в ней тарахтело все, что только было возможно, что-то
рявкало в коробке скоростей при переходе со второй на третью. Агрба
вспомнил слова Войцеховского: "Между 15-м и 17-м километрами". На
пятнадцатом они и свернули на грунтовку в месте, где стоял железный
покосившийся столб со знаком "правый поворот запрещен".
- Нарушаем, - Агрба указал на знак.
- Этой дорогой давно не пользуются, - ответил Мотрич. - Раньше по ней
с карьера шли самосвалы со щебенкой и песком. Карьер давно выработан,
закрыт.
- Что же знак не снимаете? - спросил Джума.
- Пусть торчит, меньше будут ездить на пикники, и так весь берег
загадили...
Машина ушла с грунтовки и медленно съезжала по высокой траве к
береговому обрыву. У верхней его точки остановились, вылезли, и Агрба
сразу увидел перевернутое вверх дном старое ржавое ведро.
- Под ним, - сказал Мотрич, поднимая ведро. - Вот тут они лежали.
Агрба прикинул: от места, где нашли очки, до края утеса метра три. Он
прошел их, присел на корточки и заглянул вниз. Обрыв падал круто, а у
самой воды стену его уже не было видно, река как бы подмыла его и он
нависал над нею.
"Высота приличная, - прикинул Джума. - Метров семь". Он встал,
огляделся. Справа и слева обрыв снижался, и дальше берег шел почти вровень
с рекой, видна была осока, склонившаяся над водой. Медленно очертив
небольшую площадку, в центре которой оказалось ведро, Джума стал
вышагивать туда-сюда, то и дело приседал, глядя поверх травы в сторону
дороги.
- Ярослав! - вдруг позвал он Мотрича. - Смотри! Видишь?
- Да. - Низко наклонив голову, Мотрич увидел колею полегшей под
колесами травы.
- Это когда машина шла сюда. Тут остановилась, а здесь водитель
сильно газанул, разворачивался, трава порвана до песка, и сразу новая
колея, но трава легла в обратную сторону, к дороге. Надо замерить ширину
колеи, - попросил Агрба лейтенанта.
- Давай еще пошуруем тут, раз уж в этом месте поперла карта. - Джума
шевельнул траву носком туфли.
- Да мы смотрели, - сказал Мотрич.
- А вдруг? - Джума обвел рукой площадку.
Они разбрелись. Повозившись около часа - склонившись, шевеля кустики,
заглядывая под каждый, потирая поясницу. Но больше ничего не нашли.
Когда ехали обратно, Мотрич, кивнув на знак "правый поворот
запрещен", сказал:
- Место это тихое, во-первых знак, во-вторых, неудобно спускаться к
реке, больно круто, местные купальщики сюда не ездят. Иногородние,
случается, шашлыки здесь жарят.
- Или баб, - засмеялся Агрба.
- С бабой стараются на тот берег, там леса. А тут все открыто.
- От шашлычной компании никаких следов: ни углей, ни консервных
банок, ни бутылок, ни крышечек от бутылок, - сказал Агрба.
- Все вокруг чисто, непривычно даже. Вроде нога человека и не
ступала, - сказал лейтенант.
- Как видишь, ступала, - возразил Мотрич. - Правда, осторожно.
- Не так уж осторожно, дорогой: очки, автомобильные колеса.
- Поедем обедать? - спросил Мотрич, глянув на часы.
- Я готов, - согласился Агрба, догадываясь, что кормить его, гостя,
будут вкусно, так уж заведено: он приехал в райотдел из областного
управления... - Ярослав, когда от вас вчерашний рейсовый автобус? - Агрба
хитрил, он не собирался возвращаться из Богдановска автобусом, просто это
был намек, на который тут же отозвался Мотрич:
- На кой черт тебе автобус? Отправим удобней, что-нибудь сообразим...

15
В тот же четверг, когда Агрба укатил в Богдановск, Скорик,
созвонившись, отправился в институт к Яловскому.
Едва Скорик уселся в предложенное кресло, Яловский предупредил
секретаршу:
- Меня ни с кем не соединяйте и никого не пускайте...
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23