.. Любопытно, а нет ли
автомобиля у вахтера?.. А почему бы ему не иметь? Долго жил на Севере,
заработал, купил развалюшку, привел в порядок... Надо, чтоб Агрба узнал, у
кого из всех проходящих по делу есть машины, какие, цвет, где были в тот
вторник и в среду... У Яловского: кажется есть... Почему через день-два
после отъезда Кубраковой в Богдановск ею - не вернулась ли -
интересовались Вячин, Яловский, Лагойда? Поводы внешние у каждого невинны.
Однако этот интерес можно истолковать иначе: одному из них есть нужда
засвидетельствовать свою неосведомленность о случившемся или проверить, не
докатилась ли еще до института некая весть о происшедшем с Кубраковой...
Но кому из троих это важно знать? Может и никому, потому что это -
четвертый: Назаркевич...
Он брился в ванной, стоя обнаженным перед зеркалом, глядя на свое
мускулистое, с гладкой кожей тело, и недавняя мысль, что может
превратиться в толстого, рыхлого Щербу, стала смешной... В зеркале за
спиной возникла Катя.
- Ты чего так долго? Опоздаем, Витюша.
- Не опоздаем, это не кинотеатр, видеокассету можно остановить.
- Но они просили к семи, неудобно.
- Уверяю тебя, мы придем, Зойка еще тарелки только расставлять будет.
- А как называется фильм?
- "Любите свое тело", кажется так, или "Любите ваше тело". В общем
одно и то же, наверное, какая-нибудь инструкция по сексу.
- Ты против? - она положила ладонь на ребра, пошевелила пальцами.
- Думаешь, что-нибудь новое узнаешь?.. Не щекочи, я порежусь.
- Как у тебя с Устименко?
- Пока относительно гладко.
- Может это тактика: довести до суда, а там обрушить...
- Не думаю, что ему нужна сцена, где бы он выглядел героем. Он всем
этим уже давно насладился... Впрочем... Кто знает, может захочет
облачиться в латы в распорядительном заседании и уж там протрубить в
рог... Посмотрим... Какую мне сорочку надеть?
- Сиреневую. Я ее погладила. По дороге надо будет купить цветы...
Была суббота, она шли в гости к приятелям...

В ту же субботу из отпуска вернулся Михаил Михайлович Щерба. В
понедельник он вышел на работу; как всегда после отпуска, до обеда
болтался по кабинетам - посидел у шефа, у его замов. Шел обычный треп,
узнавание новостей, обмен анекдотами. Во второй половине дня он уже сидел
у себя в кабинете, положив тяжелые руки на непривычно пустой, еще не
заваленный бумагами стол. На гладком загоревшем лице Щербы еще покоилась
праздная безмятежность, в глазах еще жила лень и благодушие. Он знал, что
все это исчезнет, едва он откроет сейф и переложит оттуда на стол папки.
- Как отдохнули? - спросил Скорик, вошедший поприветствовать
вчерашнего отпускника.
- Отдыхать всегда хорошо. Сбросил шесть килограммов.
- Что, скудный харч?
- Харч обычный, санаторский, вынужденно-диетический, как у всех
сегодня. Нет, просто много ходил, душ-Шарко, лечебная физкультура... Ну, а
что у вас тут? Как дело Кубраковой?
- Принести, почитаете?
- Не надо, расскажите.
За месяц отпуска, выключившись из всего, Щерба слушал отстраненно,
как говорят "на свежее ухо", и потому в какой-то момент вдруг обеспокоенно
подумал: "Не слишком ли гладко: колпачок от газового баллончика - в машине
Назаркевича; каскетка там же; бумаги с "пальцами" Кубраковой - в
"бардачке" той же машины... Не поторопился ли Скорик, засунув Назаркевича
в СИЗО? Можно было обойтись без такой меры. Странно, что шеф дал
санкцию... Как это Скорику удалось его уломать?.."
Но когда Скорик, завершая, рассказал о вновь открывшихся
обстоятельствах - о поляке Тадеуше Брониче, о кольцах и поликаувиле,
которым их обрабатывали, - все это несколько сняло сомнения Щербы; он
уловил ход рассуждений Скорика, в них была логика, потому что проглянула
причинная связь: Назаркевич - поликаувиль, а поликаувиль - это поляк и
кольца, хотя жешувский таксист, сбывавший их, и не знал, возможно, что
Бронич, похоже, и есть главный поставщик этого "золота", ведь не случайно
бутылка с лаком найдена у него в гараже. А это не просто лак, а
поликаувиль: секрет, дефицит, открытие, событие, тра-ля-ля, и хозяйка его
- Кубракова, а ее вторая, но единственная рука, правая там или левая -
неважно, - Назаркевич! И Щерба решил не высказывать своих первоначальных
сомнений и не пенять Скорику, что тот поспешил отправить Назаркевича в
СИЗО. "Может, он и прав. Не стоит выбивать его из колеи", - подумал Щерба,
хотя забыть о том, что защитник Назаркевича Устименко, не мог: слишком
хорошо и давно знал Артема Устименко как криминалиста, следователя, да и
как адвоката...

31
Тадеуш Бронич, возвращавшийся из Турции, благополучно пересек южную
границу. Но пока он, благодушествуя, ехал из Баку, одной рукой держа
баранку, а локоть другой лихо выставил за окно, на западную,
советско-польскую границу в УВД к Проценко ушли две телефонограммы
примерно одного содержания: "Приехал, встречайте".
Стекла в машине были опущены, жаркий сквозняк метался по салону,
вдоль дороги тянулся унылый пейзаж - холмы с уже сожженной травой, на
которых иногда возникали медленно передвигавшиеся комочки - стада баранов.
Скаты шипели на расплавленном асфальте. В безоблачном, утратившем от зноя
синеву небе висело бесцветное солнце. В тени, как сообщило радио, под
сорок (но где эта тень?!), а сколько же на солнцепеке, на этом шоссе? Все
шестьдесят? Ужас! Как тут можно жить?! Но "Вольво", слава Богу, знала свое
дело, двигатель работал без сбоев, бак полон. Тадеуш заправился девяносто
восьмым у интуристовской колонки, сунув в окошечко небритому жирному
заправщику сувенирную дешевку - прозрачную авторучку с голой девкой
внутри, при наклонах жидкость, в которой плавала девка, либо натягивала на
нее купальник, либо снимала его...
В Баку он пробыл неделю, отдохнул, встретился с приятелями - деловыми
людьми, покайфовал. Настроение было хорошим, поездка удалась: выгодно сбыл
кольца в Болгарии и Турции. Правда, несколько огорчился, узнав от
бакинских друзей, что их курьер, возивший "Пробе" фабричные бирки к
кольцам, съездил неудачно - рэкетиры хапанули его чемоданчик, пришлось
уносить ноги. Но это не страшно, главное, что ушел, а новый пакетик с
бирками он, Тадеуш, захватит с собой. В Турции он плотно загрузился
шмотками. Сбросит своим людям на Украине. Оттуда заберет
кадмиево-никелевые листы, каждый тут стоит 4-5 бутылок водки, а в Польше -
700-800 долларов. Вез он из поездки приличную сумму "зеленых", вписал их в
декларацию, так что осложнений на западной границе не должно быть. Правда,
немножко "зеленых" и "деревянных", когда сдаст шмотки, придется отвалить
парням за прежнюю партию колец. Но вот брать ли у "Пробы" новую - вопрос.
Может, потерпеть, отложить до следующего раза, чтоб не перенасыщать
польский рынок и не привлекать внимания, хотя здорово выручает этот
поликаувиль?!.. При воспоминании о Польше остро захотелось скорее
добраться, услышать родную речь; сестра Марыська сварит любимые флячки,
выставит две бутылки "сенатора" из холодильника. Подумав о холодном пиве,
Тадеуш ощутил вязкую слюну во рту; сейчас, потный от зноя, он уплатил бы
любые деньги за бутылку... Дома, уладив все дела, отлежавшись два-три дня,
позвонит в Тарнув и услышав в ответ веселое женское "Хальо, я слухам!",
скажет: "Баська, укладывай чемодан, дорогая, едем в Сопот на месяц.
Позвони в тамошний ОРБИС [польская туристическая фирма] на Богатеров
Монте-Кассино, закажи хорошую частную квартиру. Закажи от своего имени.
Поняла? Самую лучшую, форсы есть. Захвати ракетку, я привез тебе коробку
мячей "Шлезингер". Будешь бегать в шортиках по корту, показывать свои
длинные ножки бесплатно. А ночью я сниму с тебя эти шортики тоже
бесплатно, а потом пойдем на пляж и будем купаться голенькими...
Ха-ха-ха!".

32
Как каждый нормальный человек, Юрий Лагойда не любил очередей, но как
каждый нормальный "совок", увидев хвост к лотку, где продавали свежую
горбушу, Лагойда пристроился за какой-то взмыленной дамой, от которой
резко разило смесью пота и дезодоранта. Прикинув, понял, стоять придется
минут сорок-пятьдесят, значит опоздает, а Вячин будет ждать, как
уговорились. Не годится. Лагойда не любил опаздывать. Горбушу продавали по
45 за килограмм. Он знал, что к концу дня, на рынке тетки-спекулянтки
будут гнать по сотне за рыбину. Ему, одинокому (в прошлом году разошелся с
женой), денег хватало через голову, поэтому, поразмыслив, решил не стоять.
И едва хотел отойти, как услышал:
- Юра! Лагойда! - кто-то позвал из очереди.
Оглядевшись, увидел знакомого фармацевта-технолога с химфармзавода.
Они познакомились лет пять назад в круизной поездке по Дунаю, с тех пор
иногда перезванивались, встречались за кружкой пива, а еще их связывал
Назаркевич, знавший обоих.
Поздоровались.
- Рыбки захотел, - спросил фармацевт.
- Стоять не буду, времени нет.
- Я слышал, ты ушел в кооператив к Коле Вячину?
- По совместительству.
- Что у Сереги Назаркевича? Все еще под следствием?
- Да.
- Жалко парня.
- Да.
- Дело у нас с ним хорошее сорвалось.
- Какое?
- С поликаувилем.
- С поликаувилем?
- Ты только не очень распространяйся. Кубракова была против, мол,
кустарщина, отказалась экспериментировать. Правда, Кубраковой уже нет, но
все равно афишировать не стоит. Мы с Сергеем испытали лак, как упаковочный
материал: таблеток, всяких драже. Это была идея Назаркевича. Эффект
потрясающий, срок хранения лекарств увеличивается в три-четыре раза...
Экономия денег, а, главное, - сырья: фольги, сам понимаешь... Теперь все
накрылось.
- А откуда у вас поликаувиль? - насторожился Лагойда.
- Сергей дважды приносил граммов по пятьдесят, сливал из отстойника.
Этого хватало с лихвой.
- Запатентовали?
- На каком основании? Во-первых, до конца эксперимент не довели,
во-вторых, лак-то, в сущности, Сергей брал нелегально.
- Оба вы вроде тихие, а вон как шустрили!.. А если бы опять достали
лак, продолжал бы работы?
- Где ты теперь возьмешь лак? Серега - ту-ту.
- Это я гипотетически.
- Нет, все равно в итоге надо выходить на ваш институт. Возможно
сейчас, когда Кубракова не помеха, Яловский согласился бы взять под опеку
эту тему. Но без Назаркевича не потяну.
- Да... зигзаги... - Лагойда посмотрел на часы. - Будешь стоять? -
кивнул на очередь.
- Постою.
- Я пошел, опаздываю.
- Привет Коле Вячину...

Всю дорогу до кооператива Лагойда думал об услышанном от фармацевта,
пытаясь оценить по-всякому, прикидывал, сообщить ли об этом Вячину, но так
ничего и не решил...
В узенькой приемной Вячина секретарша мягко, как на беззвучном
пианино, касалась клавиатуры компьютера, иногда поглядывая на дисплей.
- Николай Николаевич у себя? - поздоровавшись, спросил Лагойда.
- Нет, срочно ушел в прокуратуру, звонили оттуда.
- Давно? - насупился Лагойда.
- Минут сорок назад.
- Он направился было к выходу, но секретарша остановила его:
- Юрий Игнатьевич, вам звонили.
- Кто?
- Какой-то Женя, сказал, что разыскивал вас в институте.
- И больше ничего?
- Больше ничего.
- Спасибо, - он быстро вышел.

Вечером Лагойда позвонил Вячину домой:
- Я приходил, но ты побежал в прокуратуру. С повинной, что ли? -
спросил он шутливо. - Чего они хотели?
- Да ну их к черту! Одно и то же: где был тогда-то, зачем приходил к
Кубраковой, на чем ездил в Польшу, зачем, почему интересовался
поликаувилем...
- Подлавливали, может на этот раз соврешь... Мною не интересовались?
- Спросили только, есть ли у тебя автомобиль, какая модель, какого
цвета... так что жди, наверное, пригласят.
- На хрена им моя машина и я вместе с нею?
- У них спроси. А на хрена им Яловский? Я встретил его там, когда он
вышел из этого же кабинета... Приходи завтра часов в десять. Сможешь?
- Завтра нет, много работы в институте.
- Что с металлом?
- Договорился, в пятницу завезут...

33
Накануне я созвонился со Скориком, на мою просьбу встретиться, он и в
этот раз дал любезное согласие, хотя я понимал, чего оно ему стоило. Не
успел я усесться перед ним, как вошел Миня Щерба, вроде случайно, но я
понимал, что это отрепетировано.
- О! Артем! Привет, - заулыбался он, протягивая мне руку. - Ты,
говорят, у нас теперь частый гость.
- Что поделать, Миня. Как отдохнул? - спросил я.
- Уже начинаю забывать. С вами не соскучишься, - сказал неопределенно
"с вами", но я-то понял, что он имел в виду. - Я не помешаю, если посижу?
- сощурил Миня добрые хитрые глазки. - Я молча.
- Мне нет, - ответил я.
- Мне тем более, - сказал Скорик.
- Тогда приступим, - повернулся я к Скорику. - Виктор Борисович,
директор Богдановского завода резиновых изделий Омелян показал, что в
среду около десяти утра у шлагбаума во встречной машине он увидел
Кубракову.
- Совершенно верно.
- И что на водителе была знакомая нам каскетка, надвинутая низко на
лоб. На вопрос криминалиста Войцеховского: "Солнце било в глаза?" Омелян
ответил: "Нет, в эту пору оно еще на востоке, значит в глаза мне, а
встречным в затылок". Назаркевич не отрицает, что был в каскетке,
поскольку мешало солнце, но оно могло мешать ему лишь во второй половине
дня, где-то часов в 17-18.
Омелян видел Кубракову и водителя у шлагбаума в среду, а Назаркевич
утверждает, что в Богдановске он был во вторник.
- Какая разница? Сейчас нам важны не день, а время дня.
- А если Назаркевич врет, что солнце било в глаза, врет, чтобы
сместить время, внушить вам, мол, час заката, а Кубракову видели, дескать
утром.
- Позвольте, но откуда ему известно, что ее видели утром? Он же не
знаком с показаниями Омеляна.
- Ну хорошо, - вроде согласился Скорик и тут же довольно удачно
нашелся, - пусть будет по-вашему: каскетку он надвинул на глаза во время
заката, когда действительно возвращался из Богдановска, отмахав к этой
поре процентов восемьдесят, а может и все девяносто дороги. Но!
Происходило это не во вторник, как он утверждает, а в среду, в среду,
после всего содеянного, отсидевшись где-то до предвечерья.
Боковым зрением я увидел, как довольно ухмыльнулся Миня. Он встал и
вроде безразлично произнес:
- Ладно, сражайтесь, я пошел, своих дел полно, - по-приятельски
попрощавшись со мной, удалился.
- Допустим, Назаркевич все это рассчитал. Но зачем ему такие
сложности городить? Ведь он мог просто заявить: "Каскетку, которую нашли у
меня в машине, я не надевал уже месяц. Валяется она на всякий случай".
Согласитесь, таких каскеток, наверное, тысячи: одинаковой расцветки и
одного покроя.
- Вы хотите сказать, что Омелян видел не Назаркевича, а другого
человека? - Скорик выпрямился.
- Не утверждаю, но допускаю, - кивнул я. Скорик, как мне показалось,
был раздражен, возможно тем, что Миня отмолчался и как привередливый
зритель покинул наскучивший спектакль. Не дожидаясь ответа Скорика, я
продолжал: - Виктор Борисович, с вашего разрешения я хотел бы задать
несколько вопросов тому, кто осматривал одежду Кубраковой и Назаркевича.
- Это делал Войцеховский.
- Если можно, пригласите его.
Он снял трубку, позвонил:
- Адам Генрихович? Может зайдешь, тут Артем Григорьевич Устименко
хочет тебя видеть?.. Хорошо, ждем.
Вскоре Войцеховский пришел, мы поздоровались. Вопросы, как и
положено, я задавал ему через Скорика:
- Адам Генрихович, экспертизу одежды Кубраковой и Назаркевича, как
зафиксировано в деле, проводили у вас?
- Да.
- На пиджаке и брюках Назаркевича обнаружены микрочастицы кофты
Кубраковой, в которой она была в день убийства. Из показаний Омеляна нам
известно, что Кубракова сидела сзади водителя. Адам Генрихович, у вас
автомобиль есть?
- Есть.
- Как часто вы оказываетесь на заднем сидении?
- Практически никогда. В этом нет нужды, - он, видно, понял, куда я
клоню, сказал: - Но мы же не можем исключить, что где-то по дороге, по
какой-то неизвестной нам причине Назаркевич остановил машину и пересел к
Кубраковой. Может быть ради какого-то разговора.
- Разумеется. Адам Генрихович, вы лично делали экспертизу на
наложение микрочастиц?
- Нет, мой помощник, стажер. Я в тот день уезжал - изнасилование в
Клинцах.
- Вы не могли бы пригласить его сюда?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23