Но отцу Одри не могли из-за возраста дать должность, которая вносится в официальный список сотрудников. Скорее всего, он мог выполнять временную работу.
Хепберн-Растон, находясь в стесненных обстоятельствах, всё-таки предпочел жить в «благородной бедности». Приезд дочери, видимо, улучшил его материальное положение. Вполне вероятно, что многие документы вместе с официальными бумагами по распоряжению британского правительства были уничтожены в послевоенные годы. Очевидно, английские власти осознавали свою вину в том, что многие люди без суда и следствия были брошены в тюрьму. Однако трудно, если вообще возможно, сохранить что-либо в тайне от всего мира. Но Одри Хепберн сумела сберечь тайну своего отца.
«Как вы живете там у себя в Швейцарии?» - спросила eё Доминик Данн в 1991 году. Вместо ответа Одри произнесла то слово, которое всегда произносила в подобных случаях: «Божественно!» «Одри сделала особое ударение на этом слове, выговорив его так, словно все буквы в нем - заглавные, и закрыв глаза, как будто для того, чтобы ощутить восторг, излучаемый им».
Все дни, проведенные с Робертом Уолдерсом, были похожи один на другой. Вставала она, как и прежде, в 6 утра, выходила в сад срезать свежие, хранящие росу цветы, возвращалась в дом, шла на кухню, где пила чай из трав к съедала легкий завтрак. А потом говорила со своей экономкой из Сардинии о том, что купить в субботу на рынке в Лозанне. Ее служанке часто бывало трудновато отделаться от Одри, когда приходило время уборки в «La Paisible». Супруги держали несколько собак. Одри подарила Уолдерсу терьера после того, как он посетовал, что в детстве у него никогда не было собственной собаки. С собаками Одри чувствовала себя легко, свободно и безопасно. Они ей полностью доверяли. «Кто из людей способен так обожать вас, как ваша собака?» - как-то сказала она.
Те, кто видел вдвоем Одри и Роберта, говорили об особой легкости их общения между собой.
Они были непривередливы в еде, ели очень мало, в основном овощи, хотя их нельзя назвать вегетарианцами. Одри не пила вина, но не отказывалась порой от стаканчика виски. «Вас не будет шокировать, если я налью себе немного виски? - спрашивала она у гостя, с которым не очень близко была знакома. - Я знаю, eщё страшно рано, но ведь где-нибудь в мире уже пробило шесть». Она все eщё продолжала курить, хотя уже не eё любимые «Голд Флейкс», которые перестали выпускать из-за высокого содержания канцерогенных веществ.
Она сохранила пристрастие к классически простой одежде, никогда не коллекционировала драгоценности. Самое недорогое украшение великолепно смотрелось на Одри. Ее жизнь в ту пору была спокойна и благополучна. Но неумолимое время начало оставлять свои следы. На лице Одри сохранилось то напряжение, которое она пережила при недавнем разводе. Кожа казалась слишком туго натянутой. Но эти изменения воспринимались лишь как «патина» на живописном шедевре, которая только подчеркивает его совершенство. Одри не пыталась скрывать легкую сетку морщинок возле губ и глаз. «Мои морщинки от смеха», - говорила она и добавляла, что смех - это лучший подарок для нее. Близкие друзья замечали, что недомогание, приступы анорексии теперь брали свое, но все в ней сопротивлялось старению. Она не собиралась сдаваться.
Дома стиль прически у нeё был самый простой и «нетрудоемкий» - хвостик, затянутый широкой белой лентой. Мышцы, оттренированные на уроках балета пятьдесят лет назад, верно служили ей. Одри ходила по дому с такой грацией и изяществом, словно домашние хлопоты совмещала с занятиями хореографией. Ее удивляло (или она делала вид), что люди все eщё узнают и помнят ее: «Ну, значит, пока похожа на себя». Она расплачивалась со своими поклонниками самым изысканным комплиментом. Она старела вместе с ними.
Ее страшно угнетало только одно - смерть друзей. Она называла eё «уходом в долгий путь». Дэвид Нэйвен, живший в Швейцарии, с кем тридцать лет назад судьба свела eё в «Жижи», медленно и мучительно умирал от прогрессирующего паралича. Мало-помалу этот энергичный и жизнерадостный человек утратил зрение и слух. И вот он скончался. Одри горько рыдала, сидя у маленькой швейцарской часовни, где друзья и родные отдавали последнюю дань Дэвиду Нэйвену.
Теперь она часто стала появляться на обедах, приемах, устраиваемых в память о той или иной знаменитости, а также на церемониях вручения наград. Ей нравилось все это, но она понимала, как преходяща слава. Нужно наслаждаться ею, пока она с тобой. Актриса без колебаний согласилась участвовать в 1986 году в документальном телефильме об Уильяме Уайлере, скончавшемся пятью годами ранее. Одри появилась в часовом фильме вместе с Грегори Пеком, Лоуренсом Оливье и Барброй Стрейзанд - «встреча одноклассников», как она назвала его. Толпы стоявших на цыпочках поклонников теснились у входа в eё отель и во всех местах, куда она должна была ехать. Всем хотелось хоть одним глазком взглянуть на нее. Когда актриса подписывала экземпляры книги «Сады этого мира» в магазине Ральфа Лорена на Мэдисон-Авеню, то очередь желающих получить автограф протянулась из дверей на Парк-Авеню. Уходить Одри пришлось через заднюю дверь.
Слава - это такой вирус, с которым очень трудно бороться. Любя затворническую жизнь, Одри всё-таки заразилась им на приемах, встречах, подобных только что описанным. В 1986 году ей предложили сняться в телефильме. Она приняла приглашение «просто так, ради развлечения». Он назывался «Любовь среди воров». Любовный роман, тайна, убийство - и все это на фоне роскошных декораций и с новым глянцем, чтобы отчасти устаревшие сюжеты приблизить к современным вкусам. Одри играла пианистку, которая крадет пасхальное яйцо работы Фаберже, стараясь выкупить своего похищенного жениха. Торговца произведениями искусства, преследующего ее, играл Роберт Вагнер. Фильм представлял собой этакий пустячок, едва заметную паузу в том, что она называла «идеальным миром моей нынешней жизни». После того, как она снялась в «Любви среди воров», к ней все чаще стали приходить сценарии. Актрису поразило, что eё до сих пор высоко ценят. «Дело не в том, что на меня поднялся спрос, все дело - в росте инфляции, - сказала она Билли Уайлдеру, возможно, ненамеренно и в значительно более скромном варианте повторяя слова Глории Свенсон в „Бульваре Сансет“ Уайлдера. - Я остаюсь великой, а фильмы становятся мельче». Одри чувствовала необходимость быть хоть кому-то нужной. Кино, она слишком хорошо это понимала, не сможет дать ей этого. Ее редко мучила ностальгия: прошлое было для нeё той страной, где она появлялась только по приглашению и, уходя, всегда плотно прикрывала за собой калитку, порой с чувством облегчения. Одри была энергичным человеком, она жила настоящим. Где применить свою энергию? Ответ на этот вопрос пришел быстрее, чем она предполагала.
ИСТОРИЯ ОДНОЙ МИССИИ
«Мы не обращались к ней, - говорит Криста Рот, глава отдела ЮНИСЕФ в Женеве. - Она сама к нам приехала».
В октябре 1987 года Одри и Роберт отправились в путешествие по Дальнему Востоку. Поводом было приглашение в Макао - португальские владения в Китае. Там проходил финал первого международного музыкального фестиваля. Одри согласилась участвовать в гала-концерте, прямая трансляция которого должна была вестись на ряд стран Европы и Азии - «для всех детей мира». Все участники концерта пожертвовали свой гонорар в фонд ЮНИСЕФ. После этого Одри вслух задала себе вопрос: не может ли она сделать нечто более существенное для ЮНИСЕФ?" По возвращении домой Одри четко определила, в какой благотворительной программе она сможет участвовать. «В эти дни Всемирный филармонический оркестр отправлялся в длительные гастроли, которые предположительно должны были охватить чуть ли не весь земной шар, - вспоминает Криста Рот, - шестьдесят или семьдесят концертов в общей сложности». Одни из них планировалось провести в Токио в марте 1988 года. «Мы знали, что у Одри очень много поклонников в Японии. Мы решили, что ей следует принять участие в концерте от имени нашей организации, представить оркестр и рассказать о нашей работе. Число слушателей превысило самые фантастические предположения. Это было событие национального значения. Я думала, что впечатления, полученные Одри на том концерте, заставили eё принять окончательное решение: если ЮНИСЕФ желает воспользоваться eё именем и славой для оказания помощи тем детям, которые в ней нуждаются, Одри пойдет на это. Но это было только начало. Никто не мог тогда предвидеть, к чему это все приведет».
ЮНИСЕФ в то время остро нуждался в деньгах. «Он всегда в них нуждался», - сказала Криста Рот со смирением в голосе. Хотя многие думают иначе, но ЮНИСЕФ вынужден добывать деньги исключительно своими собственными усилиями. ЮНИСЕФ не финансируется из бюджета ООН. В то время ему приходилось искать более двадцати миллионов долларов на оказание помощи пяти миллионам голодных в Северной Эфиопии. Одри готова была вместе с другими знаменитостями обратить свою славу в денежные суммы для благотворительной деятельности. Позднее Одри была включена в группу «послов доброй воли». В нeё входили Питер Устинов, Ричард Аттенборо, Роджер Мур, японская писательница и актриса Тецуко Куроянаги и другие.
Все eё командировки в эти годы финансировались за счет добровольных взносов, сборов с благотворительных мероприятий и пожертвований частных лиц. Одри с неизменной щепетильностью расходовала деньги из фондов ЮНИСЕФ, экономя абсолютно на всем. Она заносила все свои затраты в маленький блокнот. Когда-то вот так же, будучи начинающей киноактрисой, она записывала, куда тратила карманные деньги, выданные студией. В конце съемок она возвращала остаток - совершенно неслыханное дело для Голливуда.
К выполнению своего первого задания, полученного от ЮНИСЕФ, она приступила вскоре после того, как было объявлено о eё вступлении в упомянутую группу. Она отправилась в районы Эфиопии, пострадавшие от голода. Одри поставила только одно условие: Роберт Уолдерс должен быть рядом с ней, куда бы eё ни направлял ЮНИСЕФ. Они сели на самолет компании «Свиссэр», направляющийся в Аддис-Абебу. Это eё путешествие выглядело особенно спартанским: одна сумка и два чемодана. Вскоре им пришлось сидеть не в креслах лайнера, а на мешках с рисом в кузовах грузовиков и ехать по разбитым дорогам, лететь до палаточных городков или медицинских лагерей на ветхих вертолетах, грохочущих над иссушенной до трещин землей. Каким далеким и фантастическим казалось то время, когда она требовала установки биде в своем гостиничном номере в Конго, где снималась «История монахини».
На ней всегда был самый простой походный костюм: шорты в стиле «Индокитай», рубашка «Лакоста», косынка, а когда заходило солнце и становилось прохладно, она надевала свитер пастельного цвета. «Я здесь не для того, чтобы меня видели, - говорила она, - но для того, чтобы весь остальной мир увидел тех, кто живет здесь».
Она держала младенцев на руках и отгоняла от них мух. Она ездила в те места, где не было электричества, не было воды, отопления, не соблюдались никакие санитарные нормы. Она видела, как люди купаются в реках из сточных вод, потом пьют эту воду. Ее встретили озадаченным молчанием в детском приюте в Мекеле в Северной Эфиопии. Молчание длилось до тех пор, пока она не произнесла на местном наречии два простых слова, которые зубрила с таким усердием, словно это был сценарий голливудского фильма: «Благодарю вас». Тогда глаза равнодушных ко всему детей внезапно ожили «и в буквальном смысле слова замерцали передо мной». Одри размышляла: «Парадокс, но ведь все последние годы я сидела дома только из-за детей. А вот теперь ради детей я путешествую по всему свету».
Одри посещала центры распределения гуманитарной помощи, больницы, стройки, где работало столько людей, что это зрелище напоминало ей какую-то эпическую сцену из Ветхого завета. Ее поразило то, что жителям Эфиопии лопаты были нужны не только для того, чтобы копать могилы, но и для того, чтобы рыть колодцы. Это был мир, вовсе не похожий на тот, к которому она привыкла, - «возникало ощущение, что я на луне». В одном лагере она увидела одиноко стоящего ребенка. Одри спросила маленькую девочку, кем она хочет стать, когда вырастет. Девочка ответила: «Живой». Вряд ли сценарист включил бы этот эпизод, боясь обвинений в слезливой и неправдоподобной сентиментальности. Здесь же была реальность страны, где пятилетние дети напоминали беспомощных младенцев. Ужас там был ощутим физически. Женщины здесь переносили трагедии с достоинством и стойкостью. Они сохранили телесное изящество и стройность. Кто знает, возможно, они чувствовали какое-то глубинное родство с этой грациозной женщиной, имя и слава которой были известны только официальным сотрудникам из ЮНИСЕФ, проводившим eё сквозь толпы местных жителей. Один интервьюер спросил ее, нужно ли увеличить штат комитетов социальной помощи, и Одри ответила: «Матери - вот самая лучшая социальная помощь».
Нередко высказывания Одри, оставшиеся на видеозаписях ЮНИСЕФ, так точны, афористичны, что можно подумать, будто они заранее подготовлены, срежиссированы. Но интонация, с которой они произносятся ею, снимает все подозрения. Этот знаменитый, теплый голос, желающий убедить своих слушателей, исполнен глубокой искренности в правоте избранного дела и столь же глубокой озабоченности.
«Очень, очень немногие кинозвезды могут соперничать с Одри в искренности, - говорит Криста Рот, - или выполнять свои обязанности, не вызывая у вас подозрений, что все это они делают ради собственной выгоды. Но Одри делала много очень сложной работы как раньше, так и позднее. Ей требовалась вся та информация, которую мы могли ей предоставить о районе бедствия. Одри отправлялась в свои поездки, хорошо подготовившись. В случае необходимости она могла обсуждать самые разные проблемы».
Долгие часы она проводила с Робертом Уолдерсом, готовясь выступать на пресс-конференциях, после возвращения из очередной поездки. Криста Рот вспоминает: «Время от времени мы посылали ей план - предварительную „намётку“ выступления. Одри всегда переписывала eё по-своему, как хорошая актриса, которая перестраивает текст сценария, приспосабливая его к своим индивидуальным особенностям. Ее профессионализм потрясал. Она знала, как чувства перелить в слова. И она способна была эти слова произнести со всей силой искусства».
Одно из высказываний Одри попало в заголовки газет на многих языках мира: «Спасти одного ребенка - великое благо. Спасти миллион детей - это дар Божий».
Иногда она говорила с такой откровенностью, которую немногие политики могут себе позволить. Когда Одри вернулась из Эфиопии, она сообщила, что правительственные чиновники признали «ужасной ошибкой» всю политику переселений. Их солдаты оказались «сверхисполнительны» и даже «жестоки». Она предлагала создать «коридор мира» между правительственными силами и повстанцами. Она сама была настоящим «коридором разума».
В видеозаписях, сделанных кинооператорами ЮНИСЕФ, рядом с ней можно заметить Роберта Уолдерса. Но он никогда не подчеркивает своего присутствия. Он идет за нею примерно на расстоянии двух ярдов, готовый в нужную минуту прийти на помощь.
Одри после возвращения из поездок тщательно отбирала приглашения на публичные выступления и встречи. Например, она отказывалась участвовать в телевизионных шоу, развлекательный характер которых, по eё мнению, не соответствовал cepьёзности eё целей. Но, конечно, в интервью ей часто задавали вопросы о ней самой и о eё фильмах. Почему бы и нет? Это был тоже способ привлечь внимание общественности к работе ЮНИСЕФ.
Прилетев из Эфиопии, она давала пресс-конференции в Англии, Канаде, Швейцарии, Финляндии, Германии и США. Многие из этих поездок предпринимались на её собственные деньги. Тут-то ей и пригодились способности Роберта Уолдерса. Он часами сидел на телефонах и факсах в «La Paisible», договариваясь об особой оплате гостиничных.номеров для Одри, выпрашивая билеты первого класса на самолеты, осуществляя весьма сложную и тонкую операцию «выгодного взаимообмена».
Одновременно с этим он добивался того, чтобы eё миссия выглядела со стороны как турне «с целью саморекламы». Одри, которая всячески уклонялась от интервью, теперь давала их чуть ли не круглый день. Она вставала eщё до восхода солнца, занималась косметической подготовкой к эпизодам в утренних телешоу, предназначенных для рекламы ЮНИСЕФ. Она поднималась на подиумы в конференц-залах, заполненных репортерами. «У меня едва хватало времени на сон и еду», - вспоминала Одри. В Вашингтоне она ухитрилась дать пятнадцать интервью в день и eщё каким-то образом втиснуть официальный завтрак с конгрессменами и их женами, где обратилась к ним с призывом увеличить помощь США Эфиопии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Хепберн-Растон, находясь в стесненных обстоятельствах, всё-таки предпочел жить в «благородной бедности». Приезд дочери, видимо, улучшил его материальное положение. Вполне вероятно, что многие документы вместе с официальными бумагами по распоряжению британского правительства были уничтожены в послевоенные годы. Очевидно, английские власти осознавали свою вину в том, что многие люди без суда и следствия были брошены в тюрьму. Однако трудно, если вообще возможно, сохранить что-либо в тайне от всего мира. Но Одри Хепберн сумела сберечь тайну своего отца.
«Как вы живете там у себя в Швейцарии?» - спросила eё Доминик Данн в 1991 году. Вместо ответа Одри произнесла то слово, которое всегда произносила в подобных случаях: «Божественно!» «Одри сделала особое ударение на этом слове, выговорив его так, словно все буквы в нем - заглавные, и закрыв глаза, как будто для того, чтобы ощутить восторг, излучаемый им».
Все дни, проведенные с Робертом Уолдерсом, были похожи один на другой. Вставала она, как и прежде, в 6 утра, выходила в сад срезать свежие, хранящие росу цветы, возвращалась в дом, шла на кухню, где пила чай из трав к съедала легкий завтрак. А потом говорила со своей экономкой из Сардинии о том, что купить в субботу на рынке в Лозанне. Ее служанке часто бывало трудновато отделаться от Одри, когда приходило время уборки в «La Paisible». Супруги держали несколько собак. Одри подарила Уолдерсу терьера после того, как он посетовал, что в детстве у него никогда не было собственной собаки. С собаками Одри чувствовала себя легко, свободно и безопасно. Они ей полностью доверяли. «Кто из людей способен так обожать вас, как ваша собака?» - как-то сказала она.
Те, кто видел вдвоем Одри и Роберта, говорили об особой легкости их общения между собой.
Они были непривередливы в еде, ели очень мало, в основном овощи, хотя их нельзя назвать вегетарианцами. Одри не пила вина, но не отказывалась порой от стаканчика виски. «Вас не будет шокировать, если я налью себе немного виски? - спрашивала она у гостя, с которым не очень близко была знакома. - Я знаю, eщё страшно рано, но ведь где-нибудь в мире уже пробило шесть». Она все eщё продолжала курить, хотя уже не eё любимые «Голд Флейкс», которые перестали выпускать из-за высокого содержания канцерогенных веществ.
Она сохранила пристрастие к классически простой одежде, никогда не коллекционировала драгоценности. Самое недорогое украшение великолепно смотрелось на Одри. Ее жизнь в ту пору была спокойна и благополучна. Но неумолимое время начало оставлять свои следы. На лице Одри сохранилось то напряжение, которое она пережила при недавнем разводе. Кожа казалась слишком туго натянутой. Но эти изменения воспринимались лишь как «патина» на живописном шедевре, которая только подчеркивает его совершенство. Одри не пыталась скрывать легкую сетку морщинок возле губ и глаз. «Мои морщинки от смеха», - говорила она и добавляла, что смех - это лучший подарок для нее. Близкие друзья замечали, что недомогание, приступы анорексии теперь брали свое, но все в ней сопротивлялось старению. Она не собиралась сдаваться.
Дома стиль прически у нeё был самый простой и «нетрудоемкий» - хвостик, затянутый широкой белой лентой. Мышцы, оттренированные на уроках балета пятьдесят лет назад, верно служили ей. Одри ходила по дому с такой грацией и изяществом, словно домашние хлопоты совмещала с занятиями хореографией. Ее удивляло (или она делала вид), что люди все eщё узнают и помнят ее: «Ну, значит, пока похожа на себя». Она расплачивалась со своими поклонниками самым изысканным комплиментом. Она старела вместе с ними.
Ее страшно угнетало только одно - смерть друзей. Она называла eё «уходом в долгий путь». Дэвид Нэйвен, живший в Швейцарии, с кем тридцать лет назад судьба свела eё в «Жижи», медленно и мучительно умирал от прогрессирующего паралича. Мало-помалу этот энергичный и жизнерадостный человек утратил зрение и слух. И вот он скончался. Одри горько рыдала, сидя у маленькой швейцарской часовни, где друзья и родные отдавали последнюю дань Дэвиду Нэйвену.
Теперь она часто стала появляться на обедах, приемах, устраиваемых в память о той или иной знаменитости, а также на церемониях вручения наград. Ей нравилось все это, но она понимала, как преходяща слава. Нужно наслаждаться ею, пока она с тобой. Актриса без колебаний согласилась участвовать в 1986 году в документальном телефильме об Уильяме Уайлере, скончавшемся пятью годами ранее. Одри появилась в часовом фильме вместе с Грегори Пеком, Лоуренсом Оливье и Барброй Стрейзанд - «встреча одноклассников», как она назвала его. Толпы стоявших на цыпочках поклонников теснились у входа в eё отель и во всех местах, куда она должна была ехать. Всем хотелось хоть одним глазком взглянуть на нее. Когда актриса подписывала экземпляры книги «Сады этого мира» в магазине Ральфа Лорена на Мэдисон-Авеню, то очередь желающих получить автограф протянулась из дверей на Парк-Авеню. Уходить Одри пришлось через заднюю дверь.
Слава - это такой вирус, с которым очень трудно бороться. Любя затворническую жизнь, Одри всё-таки заразилась им на приемах, встречах, подобных только что описанным. В 1986 году ей предложили сняться в телефильме. Она приняла приглашение «просто так, ради развлечения». Он назывался «Любовь среди воров». Любовный роман, тайна, убийство - и все это на фоне роскошных декораций и с новым глянцем, чтобы отчасти устаревшие сюжеты приблизить к современным вкусам. Одри играла пианистку, которая крадет пасхальное яйцо работы Фаберже, стараясь выкупить своего похищенного жениха. Торговца произведениями искусства, преследующего ее, играл Роберт Вагнер. Фильм представлял собой этакий пустячок, едва заметную паузу в том, что она называла «идеальным миром моей нынешней жизни». После того, как она снялась в «Любви среди воров», к ней все чаще стали приходить сценарии. Актрису поразило, что eё до сих пор высоко ценят. «Дело не в том, что на меня поднялся спрос, все дело - в росте инфляции, - сказала она Билли Уайлдеру, возможно, ненамеренно и в значительно более скромном варианте повторяя слова Глории Свенсон в „Бульваре Сансет“ Уайлдера. - Я остаюсь великой, а фильмы становятся мельче». Одри чувствовала необходимость быть хоть кому-то нужной. Кино, она слишком хорошо это понимала, не сможет дать ей этого. Ее редко мучила ностальгия: прошлое было для нeё той страной, где она появлялась только по приглашению и, уходя, всегда плотно прикрывала за собой калитку, порой с чувством облегчения. Одри была энергичным человеком, она жила настоящим. Где применить свою энергию? Ответ на этот вопрос пришел быстрее, чем она предполагала.
ИСТОРИЯ ОДНОЙ МИССИИ
«Мы не обращались к ней, - говорит Криста Рот, глава отдела ЮНИСЕФ в Женеве. - Она сама к нам приехала».
В октябре 1987 года Одри и Роберт отправились в путешествие по Дальнему Востоку. Поводом было приглашение в Макао - португальские владения в Китае. Там проходил финал первого международного музыкального фестиваля. Одри согласилась участвовать в гала-концерте, прямая трансляция которого должна была вестись на ряд стран Европы и Азии - «для всех детей мира». Все участники концерта пожертвовали свой гонорар в фонд ЮНИСЕФ. После этого Одри вслух задала себе вопрос: не может ли она сделать нечто более существенное для ЮНИСЕФ?" По возвращении домой Одри четко определила, в какой благотворительной программе она сможет участвовать. «В эти дни Всемирный филармонический оркестр отправлялся в длительные гастроли, которые предположительно должны были охватить чуть ли не весь земной шар, - вспоминает Криста Рот, - шестьдесят или семьдесят концертов в общей сложности». Одни из них планировалось провести в Токио в марте 1988 года. «Мы знали, что у Одри очень много поклонников в Японии. Мы решили, что ей следует принять участие в концерте от имени нашей организации, представить оркестр и рассказать о нашей работе. Число слушателей превысило самые фантастические предположения. Это было событие национального значения. Я думала, что впечатления, полученные Одри на том концерте, заставили eё принять окончательное решение: если ЮНИСЕФ желает воспользоваться eё именем и славой для оказания помощи тем детям, которые в ней нуждаются, Одри пойдет на это. Но это было только начало. Никто не мог тогда предвидеть, к чему это все приведет».
ЮНИСЕФ в то время остро нуждался в деньгах. «Он всегда в них нуждался», - сказала Криста Рот со смирением в голосе. Хотя многие думают иначе, но ЮНИСЕФ вынужден добывать деньги исключительно своими собственными усилиями. ЮНИСЕФ не финансируется из бюджета ООН. В то время ему приходилось искать более двадцати миллионов долларов на оказание помощи пяти миллионам голодных в Северной Эфиопии. Одри готова была вместе с другими знаменитостями обратить свою славу в денежные суммы для благотворительной деятельности. Позднее Одри была включена в группу «послов доброй воли». В нeё входили Питер Устинов, Ричард Аттенборо, Роджер Мур, японская писательница и актриса Тецуко Куроянаги и другие.
Все eё командировки в эти годы финансировались за счет добровольных взносов, сборов с благотворительных мероприятий и пожертвований частных лиц. Одри с неизменной щепетильностью расходовала деньги из фондов ЮНИСЕФ, экономя абсолютно на всем. Она заносила все свои затраты в маленький блокнот. Когда-то вот так же, будучи начинающей киноактрисой, она записывала, куда тратила карманные деньги, выданные студией. В конце съемок она возвращала остаток - совершенно неслыханное дело для Голливуда.
К выполнению своего первого задания, полученного от ЮНИСЕФ, она приступила вскоре после того, как было объявлено о eё вступлении в упомянутую группу. Она отправилась в районы Эфиопии, пострадавшие от голода. Одри поставила только одно условие: Роберт Уолдерс должен быть рядом с ней, куда бы eё ни направлял ЮНИСЕФ. Они сели на самолет компании «Свиссэр», направляющийся в Аддис-Абебу. Это eё путешествие выглядело особенно спартанским: одна сумка и два чемодана. Вскоре им пришлось сидеть не в креслах лайнера, а на мешках с рисом в кузовах грузовиков и ехать по разбитым дорогам, лететь до палаточных городков или медицинских лагерей на ветхих вертолетах, грохочущих над иссушенной до трещин землей. Каким далеким и фантастическим казалось то время, когда она требовала установки биде в своем гостиничном номере в Конго, где снималась «История монахини».
На ней всегда был самый простой походный костюм: шорты в стиле «Индокитай», рубашка «Лакоста», косынка, а когда заходило солнце и становилось прохладно, она надевала свитер пастельного цвета. «Я здесь не для того, чтобы меня видели, - говорила она, - но для того, чтобы весь остальной мир увидел тех, кто живет здесь».
Она держала младенцев на руках и отгоняла от них мух. Она ездила в те места, где не было электричества, не было воды, отопления, не соблюдались никакие санитарные нормы. Она видела, как люди купаются в реках из сточных вод, потом пьют эту воду. Ее встретили озадаченным молчанием в детском приюте в Мекеле в Северной Эфиопии. Молчание длилось до тех пор, пока она не произнесла на местном наречии два простых слова, которые зубрила с таким усердием, словно это был сценарий голливудского фильма: «Благодарю вас». Тогда глаза равнодушных ко всему детей внезапно ожили «и в буквальном смысле слова замерцали передо мной». Одри размышляла: «Парадокс, но ведь все последние годы я сидела дома только из-за детей. А вот теперь ради детей я путешествую по всему свету».
Одри посещала центры распределения гуманитарной помощи, больницы, стройки, где работало столько людей, что это зрелище напоминало ей какую-то эпическую сцену из Ветхого завета. Ее поразило то, что жителям Эфиопии лопаты были нужны не только для того, чтобы копать могилы, но и для того, чтобы рыть колодцы. Это был мир, вовсе не похожий на тот, к которому она привыкла, - «возникало ощущение, что я на луне». В одном лагере она увидела одиноко стоящего ребенка. Одри спросила маленькую девочку, кем она хочет стать, когда вырастет. Девочка ответила: «Живой». Вряд ли сценарист включил бы этот эпизод, боясь обвинений в слезливой и неправдоподобной сентиментальности. Здесь же была реальность страны, где пятилетние дети напоминали беспомощных младенцев. Ужас там был ощутим физически. Женщины здесь переносили трагедии с достоинством и стойкостью. Они сохранили телесное изящество и стройность. Кто знает, возможно, они чувствовали какое-то глубинное родство с этой грациозной женщиной, имя и слава которой были известны только официальным сотрудникам из ЮНИСЕФ, проводившим eё сквозь толпы местных жителей. Один интервьюер спросил ее, нужно ли увеличить штат комитетов социальной помощи, и Одри ответила: «Матери - вот самая лучшая социальная помощь».
Нередко высказывания Одри, оставшиеся на видеозаписях ЮНИСЕФ, так точны, афористичны, что можно подумать, будто они заранее подготовлены, срежиссированы. Но интонация, с которой они произносятся ею, снимает все подозрения. Этот знаменитый, теплый голос, желающий убедить своих слушателей, исполнен глубокой искренности в правоте избранного дела и столь же глубокой озабоченности.
«Очень, очень немногие кинозвезды могут соперничать с Одри в искренности, - говорит Криста Рот, - или выполнять свои обязанности, не вызывая у вас подозрений, что все это они делают ради собственной выгоды. Но Одри делала много очень сложной работы как раньше, так и позднее. Ей требовалась вся та информация, которую мы могли ей предоставить о районе бедствия. Одри отправлялась в свои поездки, хорошо подготовившись. В случае необходимости она могла обсуждать самые разные проблемы».
Долгие часы она проводила с Робертом Уолдерсом, готовясь выступать на пресс-конференциях, после возвращения из очередной поездки. Криста Рот вспоминает: «Время от времени мы посылали ей план - предварительную „намётку“ выступления. Одри всегда переписывала eё по-своему, как хорошая актриса, которая перестраивает текст сценария, приспосабливая его к своим индивидуальным особенностям. Ее профессионализм потрясал. Она знала, как чувства перелить в слова. И она способна была эти слова произнести со всей силой искусства».
Одно из высказываний Одри попало в заголовки газет на многих языках мира: «Спасти одного ребенка - великое благо. Спасти миллион детей - это дар Божий».
Иногда она говорила с такой откровенностью, которую немногие политики могут себе позволить. Когда Одри вернулась из Эфиопии, она сообщила, что правительственные чиновники признали «ужасной ошибкой» всю политику переселений. Их солдаты оказались «сверхисполнительны» и даже «жестоки». Она предлагала создать «коридор мира» между правительственными силами и повстанцами. Она сама была настоящим «коридором разума».
В видеозаписях, сделанных кинооператорами ЮНИСЕФ, рядом с ней можно заметить Роберта Уолдерса. Но он никогда не подчеркивает своего присутствия. Он идет за нею примерно на расстоянии двух ярдов, готовый в нужную минуту прийти на помощь.
Одри после возвращения из поездок тщательно отбирала приглашения на публичные выступления и встречи. Например, она отказывалась участвовать в телевизионных шоу, развлекательный характер которых, по eё мнению, не соответствовал cepьёзности eё целей. Но, конечно, в интервью ей часто задавали вопросы о ней самой и о eё фильмах. Почему бы и нет? Это был тоже способ привлечь внимание общественности к работе ЮНИСЕФ.
Прилетев из Эфиопии, она давала пресс-конференции в Англии, Канаде, Швейцарии, Финляндии, Германии и США. Многие из этих поездок предпринимались на её собственные деньги. Тут-то ей и пригодились способности Роберта Уолдерса. Он часами сидел на телефонах и факсах в «La Paisible», договариваясь об особой оплате гостиничных.номеров для Одри, выпрашивая билеты первого класса на самолеты, осуществляя весьма сложную и тонкую операцию «выгодного взаимообмена».
Одновременно с этим он добивался того, чтобы eё миссия выглядела со стороны как турне «с целью саморекламы». Одри, которая всячески уклонялась от интервью, теперь давала их чуть ли не круглый день. Она вставала eщё до восхода солнца, занималась косметической подготовкой к эпизодам в утренних телешоу, предназначенных для рекламы ЮНИСЕФ. Она поднималась на подиумы в конференц-залах, заполненных репортерами. «У меня едва хватало времени на сон и еду», - вспоминала Одри. В Вашингтоне она ухитрилась дать пятнадцать интервью в день и eщё каким-то образом втиснуть официальный завтрак с конгрессменами и их женами, где обратилась к ним с призывом увеличить помощь США Эфиопии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38