Шарлотта удивленно уставилась на свои фильдекосовые чулки и разношенные туфли без каблуков.
– Да не на туфли, – продолжала Агата, – а на то, на что они надеты. У тебя в ногах нет жизни, вот что. Хочешь, я буду давать тебе уроки танцев – может, они расшевелят тебя еще больше, чем в свое время меня.
– Агата, я что-то не пойму, о чем ты. И вообще тебе пора собираться. Мистер Коллинз говорит, половина Лондона выйдет тебя чествовать!
– Издательские игры, – отмахнулась та. – Коллинз говорит, просто журналистам хочется дармовщинки. Но Арчи считает, он это так сказал нарочно, для отвода глаз – не знаю. Арчи ведь таких вещей терпеть не может. Вот были бы там только он да я – хотя, честно говоря, у меня нет ни малейшего настроения туда идти.
– А ты свое настроение не показывай. – Шарлотте хотелось подбодрить Агату. – Оно его отталкивает.
– Как ты не понимаешь? Невозможно спрятать свои чувства от самого близкого человека!
– Наверное, не понимаю. Но со временем люди меняются и могут стать не такими уж и близкими. И общего у них с годами будет все меньше.
– У нас никогда не было особенно много общего – разные вкусы, разное отношение к некоторым вещам…
– Например, к гольфу?
– И к гольфу, и ко многому другому. Но мы ведь связаны браком. Нельзя просто так взять и выбросить прошлое и заказать себе будущее, как пузырек тонизирующего в аптеке. Если наш брачный союз дал трещину, наш долг – его склеить. Другого решения просто быть не может. – Она подошла к каминной полке и поставила рядышком снимки двух стаффордширских терьеров, а потом обернулась к секретарю:
– Что, эти выходные он проводит с Нэнси?
Мисс Фишер простодушно кивнула:
– Наверное.
– Вот бы он увез меня куда-нибудь…
– Ты ведь уже уезжала, а что толку? Нет, на помощь полковника рассчитывать не стоит. Он твой… твой… противник!


* * *

В дверях импозантного, в эдвардианском стиле, клубного здания на Пэлл-Мэлл теснилось человек пятьдесят, медленно проталкиваясь вперед, чтобы предъявить свои билеты и попасть внутрь, – остатки толпы в четыре сотни приглашенных на чествование Агаты Кристи, устроенное ее издателем Уильямом Коллинзом.
Кое-кому из опоздавших повезло. Уолли Стентон расплатился с таксистом, поправил шляпу и вошел в клуб, где был немедленно узнан. Такая шляпа, впервые появившаяся на сцене в этом месяце в «Ярмарке тщеславия», в Нью-Йорке считалась криком моды. Однако и в Лондоне она превосходно сидела и на голове Уолли Стентона, уроженца Лавленда, что в штате Колорадо, – богом забытого городишка у подножия Скалистых гор. Уолли был невысок, опрятен и элегантен: в собственном теле он себя ощущал так же легко и непринужденно, как в своем превосходном костюме. И во всем, за что бы он ни брался, его отличала та же изящная тщательность – в юности он и почту разносил, и сено косил, и торговал овощами, однажды была в его жизни зима, когда приходилось ежедневно отмахивать добрый десяток миль по сорокаградусному морозу, чтобы преподавать «Поэтику» Аристотеля неким старшеклассникам. Его мать – бедная иммигрантка из Англии – заставляла сына читать Мильтона, Тома Пейна и Библию и внушала своему усердному отпрыску, что ему принадлежит весь мир. И пока сынок Уолли прилежно учился в колледже, ее недотепа-муж пустил по ветру ферму, а старший сын, Арон, успевший пристраститься к бутылочке, свалился с лестницы и умер в луже собственной блевотины. Зато Уолли держался молодцом. Он писал сперва для «Лавленд рипортера», а потом и в «Денвер пост». Но, как и все бравые парни из глубинки, мечтал он о Нью-Йорке.
– Ну, скоро доберешься до большого города? – ехидствовали приятели.
– Скоро, – отвечал он невозмутимо.
И добрался. Теперь, к сорока годам, ему, процветающему журналисту, порой казалось, что нищему мальчишке из захолустья такая судьба не могла и присниться, а порой – что братец его Арон был, в сущности, поэтом и сделал, пожалуй, более правильный выбор.
Теперь Уолли Стентон уже шесть месяцев кряду проживал в Лондоне, командированный газетным трестом Херста в «Глоб инкуайерер». Владелец «Глоба», один из пэров Англии, оказавшись под сильным впечатлением от заокеанской журналистики вообще и бойкого пера Стентона в частности, нанял его вести колонку светских сплетен. Все прочие «сплетники» были почти сплошь титулованные особы, однако лорд Динтуорт находил в этом даженекий шик – распахнуть закрытую дверь перед чужаком.
Стентонова еженедельная воскресная колонка оказалась непредсказуемой, порой скандальной – и при всем том очень смешной. Истый американец, он умел пролезть куда угодно ради того, чтобы удивить, а то и шокировать читающую публику, и к тому же прилежно сообщал все новенькое и остренькое, что случилось по ту сторону Атлантики. Английские читатели находили его забавным – он предоставил им возможность посмеяться над самими собой.
Если Уолли был тепло встречен сотрудником издательства Коллинза, то Джону Фостеру из «Эха Санингдейла» прием оказали довольно прохладный – его билет, по словам того же самого сотрудника, оказался «не совсем в порядке», – как, впрочем, и костюм. Протесты Фостера не нашли понимания – в число достоинств молодого журналиста не входили ни хитрость, ни ловкость – только доброе сердце и умеренные литературные способности.
Его отец, отслуживший в Индии армейским денщиком, считал сына полудурком, которому повезло устроиться в газету.
– Понимаете, – лепетал Фостер, – миссис Кристи – наша местная знаменитость. Меня просто выгонят, если я – не сделаю репортажа.
– А-а! Джон Фостер! – шумно перебил его Уолли Стентон. – Рад вас видеть! – Он повернулся к сотруднику издательства:
– Этот со мной!
Корреспондент «Эха Санингдейла» только хлопал глазами. Сотрудник издательства сменил гнев на милость. Уолли подтолкнул остолбеневшего Фостера локтем, и оба наконец вошли в помещение клуба.
– Фостер моя фамилия, – все-таки сообщил санингдейлский репортер. – Вы очень добры, мистер Стентон.
Я никогда не пропускаю вашей колонки.
Арчибальду Кристи пришлось потруднее, чем Джону Фостеру. Он забыл своей пригласительный на банкет в честь собственной жены, да и вообще не горел особым желанием туда попасть, а оказанный ему прием и вовсе вывел полковника из себя.
Мужчина в невообразимом клетчатом костюме поинтересовался без особого энтузиазма:
– Вам помочь?
– Я ищу свою жену, – процедил Кристи сквозь зубы.
– Простите, с кем я…
– Арчибальд Кристи.
Клетчатый наглец мигом переменил тон:
– О-о, так вы – супруг! Пожалуйста, сюда…
Вдоль балкона, кольцом охватившего внутренний зал, прогуливался лично Уильям Коллинз, ведя под руку своего Прославленного автора.
– Это какой-то кошмар, мистер Коллинз. Вы не представляете, как меня убивают такие вещи. Не нужно больше, хорошо?
– Такие вещи, дорогая моя, иногда весьма даже полезны!
Она даже вздрогнула.
– Запереть человека среди такого количества народа! Четыреста человек! Обязательно об этом напишу. Я – жертва, а все остальные так или иначе причастны к моей смерти.
– А дальше?
– Гм. Дальше будет, например, какая-нибудь игра слов.
Женское имя, скажем, – а на самом деле так зовут мальчика, а? Но вот четыреста убийц – как по-вашему, не слишком много? Я бы, пожалуй, ограничилась дюжиной. – Она с тревогой глянула на толпу, собравшуюся внизу. – Или дюжины маловато?
Коллинз улыбнулся:
– Вы сегодня просто очаровательны!
– Арчи говорит, я выгляжу ужасно!
– Значит, обычно, дорогая моя, вы выглядите вообще потрясающе!
– Мистер Коллинз, моя секретарь вам сказала, будто я закончила тот рассказ. Боюсь, это не совсем так. Концовка не годится. Слишком легкая работа для этого маленького напыщенного Пуаро!
– А может, его и сделать убийцей?
– Только через мой труп! – засмеялась она, и оба пошли вниз по круговой лестнице к ожидающим их гостям.
Героиня дня не привлекла к себе особого внимания – ее прелестный облик невообразимо портило бесформенное, какое-то старушечье платье и совершенно не идущая ей шляпка. Она беспокойно искала глазами мужа, чей высокий рост и выправка, напротив, неизменно приковывали взгляды, и, найдя, ощутила то пьянящее облегчение, которое, как известно всем наркоманам, лишь на время заглушает привычную боль.
Коллинз подвел Агату к Арчи.
– Рад вас видеть. – Он поклонился. – Я знаю, вы ею ужасно гордитесь. А последняя ее вещь просто все рекорды побила…
Тот самый сотрудник, что провел Арчи в клуб, теперь отозвал Коллинза в сторонку, и улыбающаяся Агата осталась наедине с мужем.
– Я так рада…
– Что это за нахальный тип? – перебил он. – Вон тот коротышка в костюме в здоровенную клетку и запонках чуть ли не со сковородку?
– Не знаю, – засмеялась Агата. – Как хорошо, что ты пришел!
Коллинз сделал им знак, и оба последовали за ним в просторную столовую, за главный стол, стоящий на возвышении, и посыпались приветствия, представления, тосты и щедрые комплименты в адрес застенчивой женщины, которой было теперь совсем не до них. Все ее мысли занимал Арчи. Ей пришло в голову, что такая чрезмерная любовь к собственному мужу – это грех, за который следует неизбежная кара.
Позади главного стола помещался транспарант – гигантская обложка последнего бестселлера Кристи, «Убийство Роджера Экройда». Профиль мужчины – и напротив него профиль женщины. Кипы экземпляров этой же книги громоздились по всей столовой.
Уолли Стентон вместе со своим непритязательным провинциальным коллегой сидел поблизости от главного стола, созерцая окололитературную суету с нарастающей скукой. Он уже проглядел выданный ему по распоряжению Коллинза список приглашенных и пометил в нем несколько фамилий. Затем ему представили некоторых из гостей, причем каждый заискивающе улыбался, надеясь увидеть завтра свое имя в пресловутой колонке. На Джона Фостера это произвело сильное впечатление. Второй раз в его жизни редактор «Эха» доверил ему освещать события, происходящие за пределами Санингдейла! Джон старательно что-то записывал в блокноте, то и дело нервно приглаживая светлые вихры и чересчур усердно налегая на бренди. Ему ведь было только двадцать шесть, а вокруг бил ключом праздник жизни!
– Наверное, довольна, как слон, – указал он Уолли на миссис Кристи.
Тому, однако, показалось, что знаменитость сильно расстроена.
– А этот, слева, ее муж, – продолжал Джон. – Наш полковник, большой любитель гольфа!
– Надо думать, – отозвался Уолли. – И вряд ли большой любитель литературы.
– Знаете, ее так критиковали за эту книгу! Ее Уотсон оказывается убийцей! Специалисты говорят, это обман читателя. Признаюсь вам, мистер Стентон, это меня тревожит.
Уолли вежливо кивнул. Убийства как-то совсем не вязались с обликом грустной женщины, сидящей за столом на возвышении. Он заметил, что в течение всего обеда полковник Кристи ни разу не заговорил с женой, ни разу не улыбнулся, и даже когда она коснулась его руки, пытаясь привлечь внимание, он никак не отреагировал.
Когда подали кофе с коньяком, Уильям Коллинз, сидевший слева от Агаты, поднялся и постучал вилкой о рюмку, требуя тишины.
– Я хотел бы выразить нашу огромную гордость по поводу того, что нам удалось собрать тут так много видных деятелей литературы, а главное – тем, что я сейчас сижу рядом с этой очаровательной женщиной. В нынешнем году мы наконец поймали ее в свои сети – и она вознаградила нас поистине шедевром детективного жанра. А мы в свою очередь вознаградили ее – я полагаю, новой оранжереей.
Совершенно очевидно, что издательский дом Коллинза внакладе не остался!
Публика засмеялась. Уолли заметил, что все время, пока Коллинз говорил, полковник Кристи пытался знаками подозвать официанта.
Издатель между тем продолжал:
– «Убийство Роджера Экройда», на мой беспристрастный взгляд, – он сделал паузу, пережидая смех, – это ее лучшая книга, притом что вообще все, что было написано ею за последние шесть лет, после выхода в свет «Таинственного происшествия в „Стайлз“, превосходного качества.
Миссис Кристи очень быстро вошла в число лучших современных мастеров детективного жанра. Сегодня я намерен кое-что поведать о ней. Поскольку миссис Кристи начисто лишена тщеславия, и вообще она – самая скромная и самая скрытная из наших авторов, то мои изыскания стоили мне огромного труда. Тем не менее, войдя в образ сыщика-любителя и воспользовавшись невольной помощью мистера Кристи, я выведал кое-какие секреты этой леди, которая сейчас сидит рядом со мной, и раздобыл информацию, проливающую некоторый свет на ее творчество, и вот теперь я намерен предать ее огласке.
Итак, наша героиня – младшая дочь Фредерика и Клары Миллер – выросла в большом загородном доме в Торки. Этот модный курорт в свое время пришелся по вкусу ее отцу-американцу, человеку до того обаятельному и компанейскому, что он даже возглавил местный крикетный клуб.
Что до миссис Миллер, то это была женщина неординарных взглядов. Старшую свою дочь она отправила учиться в закрытый пансион, но к тому времени, как пришла пора учиться младшей, воззрения леди на систему образования успели измениться. Теперь она считала, что до восьмилетнего возраста незачем учить детей даже читать и что самое лучшее, что родители могут дать своей дочери, – это позволить ей проводить время так, как хочется. Результат превзошел все ожидания. Сама миссис Миллер, как я понимаю, была прирожденной рассказчицей всяческих историй.
А дочь – такой заядлой их любительницей, что в неполных пять лет уже выучилась читать. Как грабитель вскрывает сейф, как математик решает прежде неразрешимую задачу, так маленькая Агата при потворстве невежественной няньки, читавшей ей книжки с картинками, запоминала слово за словом, а потом разгадывала с их помощью новые книги, как разгадывают головоломки.
Позже начались уроки фортепьяно и танцев, отец занимался с ней математикой. Но – никакой школы. Вместо нее – долгие, часами, игры с воображаемыми друзьями.
У миссис Миллер были свои тайны и, видимо, остались до сих пор. Миссис Кристи конечно же, оставляет нам ключик от них, но так хитро его прячет, что только очень немногие из нас догадываются, где же его искать.
Гости зааплодировали.
– Завершила она это свое необычное, но очень счастливое образование в Парижской консерватории, где обучалась пению и игре на фортепьяно. К счастью, однажды у нее за роялем сдали нервы, и она отказалась от намерения стать профессиональной музыкантшей.
Вы спросите, с чего все началось, где и когда перо наконец коснулось бумаги? Однажды миссис Кристи прочитала кое-что про подвиги Шерлока Холмса, и это оказало на нее примерно такое же воздействие, как на Ньютона – пресловутое падение яблока.
Под смех присутствующих Коллинз продолжал:
– Кстати, миссис Кристи обычно придумывает свои сюжеты, сидя в ванне и грызя яблоки. Вот теперь и думайте!
Миссис Кристи улыбнулась своему издателю, а ее супруг сидел с непроницаемым лицом, глядя прямо перед собой.
– Итак, наш сюжет набирает обороты. Сестра подбивает миссис Кристи попробовать себя в жанре детектива, и несколько лет спустя, работая во время войны в лазарете, она принимается за «Таинственное происшествие в „Стайлз“.
Но я приберег для вас еще один секрет и сейчас его открою. Тогда, как и теперь, миссис Кристи считала себя дилетантом, литератором-любителем. Однако эти ее слова опровергаются не только ее книгами, но фактически и самим их автором. Она удивительный мастер детали. Какое-то время назад она сказала мне с решимостью, какой я никак не ожидал от столь хрупкого создания, что не желает, чтобы хоть одно ее предложение редактировались. «Зачем выверять в них грамматику, – заявила она, – когда все они – часть чьей-то живой устной речи?» Как она оказалась права! И точно так же, как она защищает свой текст, она беспокоится и об обложке и прочих мелочах, из которых, собственно, и складывается хорошая книга. Я аплодирую ее профессионализму и уважаю его!
Первый же ее роман дал жизнь маленькому бельгийцу – отставному офицеру полиции с необычайным количеством.»маленьких серых клеток». Леди и джентльмены, я предлагаю всем встать и выпить за здоровье Эркюля Пуаро и его блистательного творца!
Следом за речью Коллинза последовали другие спичи и крики: «Автора!». Агата встала, почти неслышно произнесла: «Благодарю вас!» – и снова села.
Тут снова вскочил издатель.
– Между Роджером Экройдом и его знаменитой создательницей есть нечто общее. На устах у обоих – печать.
Миссис Кристи пошла на то, чтобы сегодня все мы могли ее тут увидеть, но чтобы услышать – на это она согласия не давала. – Он наклонился и что-то шепнул Агате на ухо. – Впрочем, друзья мои, если вы желаете получить книгу с автографом, миссис Кристи с удовольствием окажет вам такую честь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21