-
Связываться с учеными и их секретными делами - это всегда самоубийственно.
- Почему, Торн? - удивленно спросила Лейла.
- Мы живем здесь в провинции, вдали от ученых. Мы не сталкивались с
ними до сих пор и знаем о них лишь по выдуманным ими же книжкам об их
прогрессивной роли в истории. Но правда совсем иная: ученые - самые
страшные люди.
Вот так поворотик! Этот Торн у них правда самый умный или завирается?
А впрочем, что же он имеет в виду? Я ведь действительно с этими учеными
почти не встречался в жизни и не могу даже представить, что за люди.
- Во всю историю человечества, - продолжал тем временем Торн, -
ученые пытались свести к познанию мира всю человеческую деятельность. На
самой заре человечества философ Платон выдвинул идею о том, что вся власть
в обществе, само государство, должно принадлежать философам. Они, будучи
самыми мудрыми, смогли бы рационально организовывать и регламентировать
жизнь всех людей. В этом его разумном мире не осталось бы чувств и
человеческой свободы - все было подчинено познанию.
- Но ведь этого ужаса не случилось? - испуганно спросила Лейла.
- Нет, это была лишь мечта, но и программа. Спустя две тысячи лет в
Европе идея о том, что разум превыше всего, родилась вновь. Ее адепты
четыре столетия атаковали религию и культуру, разрушали все устои
человеческого существования. Они выдвинули программу переоценки ценностей,
посчитав, что чисто умозрительно можно придумывать новые ценности взамен
тех, что были созданы всем человечеством за всю историю, даны богом. Они
провозгласили, что каждый может сам творить свое добро и свое зло.
А потом они пришли к выводу, что познание не самоцель, что дело
заключается не в том, чтобы познать мир, но чтобы изменить его по своему
рациональному плану. Вот зачем нужно познание. Для такого изменения не
должно быть ограничений - считали они - не надо ни перед чем
останавливаться. Так началась на Земле эпоха Агрессии Разума - самая
страшная из всех эпох.
Одни рационалисты стали преобразовывать природу - имя им позитивисты,
а другие посчитали главным изменение человеческих отношений в соответствии
со своими теориями. И те и другие не останавливались ни перед чем для
достижения своих целей. Одни создавали страшное оружие, другие уничтожали
миллионы людей этим оружием ради своих целей и идей. И те и другие ставили
разум превыше всего - и превыше человечности. И только с объединением
Земли накануне космической эры на основе традиционых гуманистических
ценностей, понимание, что человек и его чувства и интересы - всего
превыше, остановило чуму и положило конец эпохе Агрессии Разума.
Все властители нашей Империи шестьсот лет ее существования
поддерживали во всей Галактике мир и стабильность, не давая
гипертрофированно разрастись ничьим интересам, поставив науку на службу
человечеству, а не человечество на службу науке.
Все это особо не рассказывалось, чтобы не возбуждать лишнего
недоверия к ученым, так сильно распространенного в начале космической эры.
Но опасность возобновления их наступления существовала всегда.
Она была предопределена самим характером научного познания как вида
человеческой деятельности. Ибо в основе познания всегда лежит воля к
власти. Неосознанное, вытесненное желание властвовать, которое немногим
дано удовлетворить в миру и в сексе, заставляет людей вставать на стезю
познания, толкает их на овладение все новыми тайнами природы. Но все же
разве желание властвовать до конца можно удовлетворить лишь этим? И тогда
ученые пишут книги о своем исключительном положении в обществе - разве не
читали вы множества этих книг? - тогда они такого положения добиваются
всеми силами и способами. И Центр Зорана - передовой отряд всей ученой
братии.
Они открыли здесь что-то, что позволило им почувствовать свою силу,
свою способность бросить вызов верховной власти Империи. Они могут
рассчитывать на поддержку многих своих собратьев и коллег. Они готовы
вновь бороться за власть разума над людьми, они хотят создать тоталитарный
мир во всей Галактике, превратить людей в винтиков своей машины. У этих
параноиков всегда наготове планы идеального преобразования общества, его
рациональной организации. Им наплевать на чувства отдельных людей.
Но разум - порождение воли к смерти, которая противоположна создавшей
Вселенную и Человека воле к жизни, негэнтропии. Разум - порождение
энтропии, поэтому все их утопические проекты идеального общества столь
однообразны, столь высокоэнтропийны. Им претит частная свобода и частная
инициатива, через которые проявляется инстинкт жизни. Им надо свести все к
единообразию, но это единообразие - смерть!
Наша Империя всегда строилась на поддержании разумного баланса между
жизнью и смертью, энтропией и негэнтропией, индивидуальной свободой и
рациональной организацией. Как только исчезнет это равновесие - Империя
погибнет, распадется. А эпоха распада будет означать много потерь, ибо
любая перестройка, переход от одного равновесия к другому, сжирает
множество ресурсов. Понадобятся тысячелетия, чтобы Человечество вновь
восстановило тот уровень культуры и экономики, которого мы достигли
сейчас. Вот в чем опасность того, что задумал Зоран!
На протяжении всей этой тирады Торна мы сидели, затаив дыхание. Его
голос все креп, тон его повышался. Я никогда не слышал столь патетических
речей - ни в школе рейнджеров от преподавателей, ни потом на крейсерском
корабле, где не убеждали, а подавали команды.
Во всяком случае не согласиться с Торном было невозможно. Он просто
знал о том, о чем нам предпочитали не рассказывать, считая это внутренней
проблемой имперского начальства. По крайней мере для меня прояснилась
история опалы Зорана и ее причины. Но я никогда не думал, что головастики
могут быть так опасны со своей паранойей. Впрочем, история не раз
показывала, что военное могущество земных империй оказывалось бессильно
перед напором фанатиков.
Прояснилось для меня и еще одно - чужаки на этой планетке явно ни при
чем. Все здешние делишки имели вполне человеческое происхождение и
конкретного виновника - Центр Зорана. У меня как-то даже отлегло от
сердца, потому что с этими есть какие-то способы справиться, а что такое
чужаки - не разберется и сам Зоран.
После слов Торна воцарилолсь молчание. Мы сидели опустив глаза и
изредка переглядывались. Первая нарушила молчание Лейла:
- Мой отец в руках людей Зорана, и мы должны его спасти, - сказала
она просто. - Нам надо пойти туда.
Впрочем, если я хочу что-либо узнать, то мне тоже надо как раз туда.
Поэтому я негромко произношу:
- Я с тобой, Лейла.
Она улыбается мне поощрительно и сжимает мне руку. Я ловлю нервный
взгляд Дейна. Он чертовски недоволен таким оборотом дела.
- Я готов помочь тебе во всем, Лейла, хотя и не знаю, как это
сделать. Лаборатории Зорана неприступны.
- Кто хочет, пройдет любые преграды, - добавляет Торн. - Я с тобой,
Лейла.
Она благодарно улыбается всем нам троим. Я немного смущаюсь и говорю:
- Но у нас есть только три дня на все.
- Почему? удивленно спрашивает Лейла.
Я молчу, не могу сказать ей правду. Но приказ превыше всего - я
должен покинуть планету в срок. А значит, покинуть их.
Сумерки спустились быстро, ночь надвигалась все сильнее и сильнее.
После бурного дня клонило в сон. Мы с Дейном и Торном разделили ночь на
три вахты и мне выпало дежурить первому.
Лейле я уступил свой спальник - невероятное нарушение устава, между
прочим - а парни забрались в палатку и мирно там посапывали. Вокруг не
чувствовалось ничего угрожающего - обычный ночной мир леса. Меня обступала
темнота, над головой стояло беззвездное небо. Это наводило на какое-то
лирическое настроение и заставляло думать о себе и о жизни. Ну не совсем
чтоб о жизни, но о чем-то очень важном. Например, о Лейле.
Меня очень влекло к этой девушке. Во-первых она была очень хороша
собой. Во-вторых, за первый день нашего знакомства произошло столько
происшествий, случилось столько приключений! - а это очень сближает.
Наверное, я тоже понравился ей...
Правда, может быть мой пыл объясняется просто долгой скукой на
крейсере. Это давно стало предметом плоских шуток - на крейсерах всегда
женщин очень мало, да и не все первой свежести. Какие бывают на базах и в
космопортах - тоже вещь известная. А как решается этот вопрос в дальних
рейсах что рассказывать - все мы были новичками...
Короче говоря, такая подруга, как Лейла, была у меня последний раз
еще на выпускном курсе в школе рейнджеров. Там, на Земле. Как я ее обожал,
это надо вспомнить! Это было почти что впервые, и я до сумасшествия
отдавался этой страсти. А потом - она осталась на Земле, а я улетел на
другой край Галактики...
Я пытался разобраться в своих чувствах к Лейле, и все больше понимал,
что это не простое мимолетное увлечение, это - нечто большее, быть может,
любовь...
Но что я могу сделать? Скоро я навсегда покину эту планету, не могу
же я на ней остаться, что бы ни случилось! А у нее есть все же парень. Так
что, похоже, шансов у меня нет. А жаль.
Интересно, нравлюсь я ей или не нравлюсь? Я оглядел себя и подумал,
что в принципе должен нравиться. Я вполне ладно скроенный парень, рост сто
девяносто, вес восемьдесят пять, плечи вдвое против талии, пластика
кошачья, улыбка обаятельная. Рейнджер первого класса, что умею - у меня
сегодня представился случай показать. Нет, до сих пор не было случая,
чтобы я кому-то не понравился.
К тому же, она вроде давала понять, что нравлюсь. Или она все же
просто притворяется, потому что я ей нужен сейчас для дела? Нет, не
похоже. Пожалуй, я могу составить вполне крутую конкуренцию этому Дейну.
Он правда тоже парень ничего, но ведь не зря же он все нервничает? Значит,
боится соперника. В общем, была - не была, завтра начинаем открытое
соперничество - кого она из нас выберет? В драку он лезть не будет - уже
убедился, что я сильней. Значит, придется нам обоим всю дорогу доказывать,
кто из нас более стоящий парень. По крайней мере не скучно!
Не попробует ли он только как-нибудь подставить меня и сдать серым?
Вряд ли. Ему потом не отмыться перед ней, это во-первых, а во-вторых, за
ним самим сейчас охота. Ну ладно.
Ночь была теплой и наполнялась какими-то чертовски приятными и тихими
звуками. Это какие-то насекомые, может быть похожие на земных сверчков или
цикад. Воздух на этой планетке тоже с каким-то особым ароматом. Одно слово
- курорт. Не зря они жили туризмом. Пока не связались с людьми Зорана.
Мое дежурство прошло тихо, в приятных размышлениях. Я разбудил Торна
и залез в палатку. И сразу провалился в сон.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Все утро мы шли в направлении лаборатории Центра. И Лейла, и Дейн и
даже Торн оказались хорошими ходоками и шли, не показывая усталости. Было
довольно жарко. Лес был наполнен такими удивительными звуками и запахами,
оценить прелесть которых было здесь дано только мне - после полугодичного
заключения в акграновом корпусе крейсера. Что касается моих спутников, то
им все это было не в новинку - они каждый день жили в этом раю, и для них
вся экзотика была простой повседневностью.
Дейн прекрасно знал местность и уверенно вел нас через речки, сразу
выводя к бродам, находил в чаще узкие тропы, обходил глубокие овраги. Мы
полностью доверились ему как проводнику и только весело болтали, изредка
прислушиваясь, когда в обычный шум вплетались новые для нас звуки.
Однако, приятная прогулка вскоре кончилась. Над лесом стали кружить
геликоптеры. Они явно что-то высматривали, и были все основания
предположить, что нас. Было бы наивно думать, что наши враги не имеют
достаточно средств для охраны своих владений.
Теперь мы шли по тем местам, где лес был гуще и прятались при
появлении геликоптера. Я старался внимательнее приглядываться к деревьям и
почве, высматривая возможные датчики службы охраны лабораторий. Но пока
ничего подобного нам не попадалось.
Мы шли почти весь день, и когда солнце уже стало склоняться к закату,
Дейн объявил, что мы входим в запретную зону, куда уже несколько лет не
ходили посторонние. Вскоре лес стал редеть, и впереди стало
просматриваться широкое открытое пространство, в центре которого виднелись
строения Лабораторий.
- Я дошла досюда, - произнесла Лейла, - дальше идти побоялась. Я
видела, как туда приходили вездеходы с пленниками. Как преодолеть это
открытое пространство?
- Да, лучшей защиты не придумаешь, - ответил я. - С какой стороны ни
попробуешь подойти, рискуешь сразу же быть замеченным.
Лейла помотрела на меня с грустью и надеждой. В конце концов, именно
я рейнджер и разведчик, а значит, я должен найти способ туда проникнуть.
Собственно, проникнуть туда все равно придется, другого места, где можно
все узнать, наверное нет.
- Да, - говорю, - поле очевидно простреливается большими бластерами в
автоматическом режиме. Методом проб и ошибок можно было бы найти "мертвые"
зоны, где идет нестыковка секторов обстрела и пройти. Но очевидно, на
такой случай у них кто-то сидит на экранах внешнего обзора, и того, кто
придет, встретят с распростертыми объятиями.
- Но ведь есть какой-то способ преодолеть это препятствие? -
спрашивает Торн.
- Здесь есть только один способ, который всегда пользуют в таких
ситуациях, - отвечает Дейн. - Надо прикинуться одним из них и пробраться
внутрь.
Это он в самую точку попал. Ничего другого и мне на ум не пришло.
Правда, они к такому повороту должны быть готовы, раз это стандартный
прием.
- Согласен, - говорю. - Только надо все просчитать, чтобы не
раскололи раньше, чем мы что-то там сообразим.
В шестистах метрах справа из леса вынырнул вездеход. Очевидно, там
просека. Вездеход на всех парах катил по направлению к лабораториям. И тут
я смекнул, что если и есть способ добраться туда, так только на этих
вездеходах. Итак, прикинемся серыми.
- Есть предложение. Давайте откочуем туда, к просеке. Там я попробую
захапать такой вездеход и смотаться на нем в Зону, а?
Лейла молча кивает, остальные что-то согласно бурчат, и мы
направляемся вправо, пробираясь по густым зарослям. У самой дороги мы
залегли в кустарник в ожидании вездехода.
Но дорога была тиха и пустынна. Тишина нарушалась лишь стрекотанием
этих цикадообразных местных насекомых, да изредка доносился издали звук
геликоптера. Мимо проскочила какая-то безобидная непуганая зверушка. Я
встал и начал потягиваться, чтобы разогреться после долгого ожидания.
- Да, движение здесь не назовешь оживленным.
- Прошлый раз они ходили здесь чаще, - ответила Лейла. - Одни - с
арестованными, другие с какими-то типами, кроме серых.
- Значит, заодно придется освободить еще одного пленника. Ну что же,
может он нам пригодится...
Мы еще немного помолчали. Я лежал, заложив за голову руки, и глядел в
розово-синее небо. Облака здесь были какие-то сиреневые с золотистым
отливом на краях, и проплывали они как-то быстро, будто торопились куда-то
по важным и чрезвычайно неотложным делам. Здорово было так лежать, ощущая
тепло земли, важную суетливость небес, ловить отраженный свет странного,
но приятного искусственного солнца и чувствовать присутствие такой
настоящей Лейлы.
Дейн напряженно всматривался в просеку, а Торн неторопливо беседовал
о чем-то с Лейлой. Со стороны мы наверное напоминали дружную и ленивую
компанию, выехавшую на пикничок. Еще более это стало похоже на пикничок,
когда Торн с Лейлой прогулялись к ближайшему ручью и притащили большой
пластиковый бурдюк воды. Лейла кинула туда обеззараживающего порошка,
придававшего воде нежно-лимонный привкус, и пригласила нас к вечерней
трапезе.
- Не слишком ли легкомысленно мы себя ведем? - задал вопрос Дейн.
- Нисколько, - ответил я. - Пока что реальной опасности вокруг не
наблюдается. Даже если вглядываться очень пристально.
Он пропустил шпильку мимо ушей и присоединился к нашей мирно пирующей
компании.
- Давайте обсудим, - предложил Торн, - каким образом мы все же сможем
обезвредить команду вездехода?
- При помощи бластера, - мрачно ответил Дейн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
Связываться с учеными и их секретными делами - это всегда самоубийственно.
- Почему, Торн? - удивленно спросила Лейла.
- Мы живем здесь в провинции, вдали от ученых. Мы не сталкивались с
ними до сих пор и знаем о них лишь по выдуманным ими же книжкам об их
прогрессивной роли в истории. Но правда совсем иная: ученые - самые
страшные люди.
Вот так поворотик! Этот Торн у них правда самый умный или завирается?
А впрочем, что же он имеет в виду? Я ведь действительно с этими учеными
почти не встречался в жизни и не могу даже представить, что за люди.
- Во всю историю человечества, - продолжал тем временем Торн, -
ученые пытались свести к познанию мира всю человеческую деятельность. На
самой заре человечества философ Платон выдвинул идею о том, что вся власть
в обществе, само государство, должно принадлежать философам. Они, будучи
самыми мудрыми, смогли бы рационально организовывать и регламентировать
жизнь всех людей. В этом его разумном мире не осталось бы чувств и
человеческой свободы - все было подчинено познанию.
- Но ведь этого ужаса не случилось? - испуганно спросила Лейла.
- Нет, это была лишь мечта, но и программа. Спустя две тысячи лет в
Европе идея о том, что разум превыше всего, родилась вновь. Ее адепты
четыре столетия атаковали религию и культуру, разрушали все устои
человеческого существования. Они выдвинули программу переоценки ценностей,
посчитав, что чисто умозрительно можно придумывать новые ценности взамен
тех, что были созданы всем человечеством за всю историю, даны богом. Они
провозгласили, что каждый может сам творить свое добро и свое зло.
А потом они пришли к выводу, что познание не самоцель, что дело
заключается не в том, чтобы познать мир, но чтобы изменить его по своему
рациональному плану. Вот зачем нужно познание. Для такого изменения не
должно быть ограничений - считали они - не надо ни перед чем
останавливаться. Так началась на Земле эпоха Агрессии Разума - самая
страшная из всех эпох.
Одни рационалисты стали преобразовывать природу - имя им позитивисты,
а другие посчитали главным изменение человеческих отношений в соответствии
со своими теориями. И те и другие не останавливались ни перед чем для
достижения своих целей. Одни создавали страшное оружие, другие уничтожали
миллионы людей этим оружием ради своих целей и идей. И те и другие ставили
разум превыше всего - и превыше человечности. И только с объединением
Земли накануне космической эры на основе традиционых гуманистических
ценностей, понимание, что человек и его чувства и интересы - всего
превыше, остановило чуму и положило конец эпохе Агрессии Разума.
Все властители нашей Империи шестьсот лет ее существования
поддерживали во всей Галактике мир и стабильность, не давая
гипертрофированно разрастись ничьим интересам, поставив науку на службу
человечеству, а не человечество на службу науке.
Все это особо не рассказывалось, чтобы не возбуждать лишнего
недоверия к ученым, так сильно распространенного в начале космической эры.
Но опасность возобновления их наступления существовала всегда.
Она была предопределена самим характером научного познания как вида
человеческой деятельности. Ибо в основе познания всегда лежит воля к
власти. Неосознанное, вытесненное желание властвовать, которое немногим
дано удовлетворить в миру и в сексе, заставляет людей вставать на стезю
познания, толкает их на овладение все новыми тайнами природы. Но все же
разве желание властвовать до конца можно удовлетворить лишь этим? И тогда
ученые пишут книги о своем исключительном положении в обществе - разве не
читали вы множества этих книг? - тогда они такого положения добиваются
всеми силами и способами. И Центр Зорана - передовой отряд всей ученой
братии.
Они открыли здесь что-то, что позволило им почувствовать свою силу,
свою способность бросить вызов верховной власти Империи. Они могут
рассчитывать на поддержку многих своих собратьев и коллег. Они готовы
вновь бороться за власть разума над людьми, они хотят создать тоталитарный
мир во всей Галактике, превратить людей в винтиков своей машины. У этих
параноиков всегда наготове планы идеального преобразования общества, его
рациональной организации. Им наплевать на чувства отдельных людей.
Но разум - порождение воли к смерти, которая противоположна создавшей
Вселенную и Человека воле к жизни, негэнтропии. Разум - порождение
энтропии, поэтому все их утопические проекты идеального общества столь
однообразны, столь высокоэнтропийны. Им претит частная свобода и частная
инициатива, через которые проявляется инстинкт жизни. Им надо свести все к
единообразию, но это единообразие - смерть!
Наша Империя всегда строилась на поддержании разумного баланса между
жизнью и смертью, энтропией и негэнтропией, индивидуальной свободой и
рациональной организацией. Как только исчезнет это равновесие - Империя
погибнет, распадется. А эпоха распада будет означать много потерь, ибо
любая перестройка, переход от одного равновесия к другому, сжирает
множество ресурсов. Понадобятся тысячелетия, чтобы Человечество вновь
восстановило тот уровень культуры и экономики, которого мы достигли
сейчас. Вот в чем опасность того, что задумал Зоран!
На протяжении всей этой тирады Торна мы сидели, затаив дыхание. Его
голос все креп, тон его повышался. Я никогда не слышал столь патетических
речей - ни в школе рейнджеров от преподавателей, ни потом на крейсерском
корабле, где не убеждали, а подавали команды.
Во всяком случае не согласиться с Торном было невозможно. Он просто
знал о том, о чем нам предпочитали не рассказывать, считая это внутренней
проблемой имперского начальства. По крайней мере для меня прояснилась
история опалы Зорана и ее причины. Но я никогда не думал, что головастики
могут быть так опасны со своей паранойей. Впрочем, история не раз
показывала, что военное могущество земных империй оказывалось бессильно
перед напором фанатиков.
Прояснилось для меня и еще одно - чужаки на этой планетке явно ни при
чем. Все здешние делишки имели вполне человеческое происхождение и
конкретного виновника - Центр Зорана. У меня как-то даже отлегло от
сердца, потому что с этими есть какие-то способы справиться, а что такое
чужаки - не разберется и сам Зоран.
После слов Торна воцарилолсь молчание. Мы сидели опустив глаза и
изредка переглядывались. Первая нарушила молчание Лейла:
- Мой отец в руках людей Зорана, и мы должны его спасти, - сказала
она просто. - Нам надо пойти туда.
Впрочем, если я хочу что-либо узнать, то мне тоже надо как раз туда.
Поэтому я негромко произношу:
- Я с тобой, Лейла.
Она улыбается мне поощрительно и сжимает мне руку. Я ловлю нервный
взгляд Дейна. Он чертовски недоволен таким оборотом дела.
- Я готов помочь тебе во всем, Лейла, хотя и не знаю, как это
сделать. Лаборатории Зорана неприступны.
- Кто хочет, пройдет любые преграды, - добавляет Торн. - Я с тобой,
Лейла.
Она благодарно улыбается всем нам троим. Я немного смущаюсь и говорю:
- Но у нас есть только три дня на все.
- Почему? удивленно спрашивает Лейла.
Я молчу, не могу сказать ей правду. Но приказ превыше всего - я
должен покинуть планету в срок. А значит, покинуть их.
Сумерки спустились быстро, ночь надвигалась все сильнее и сильнее.
После бурного дня клонило в сон. Мы с Дейном и Торном разделили ночь на
три вахты и мне выпало дежурить первому.
Лейле я уступил свой спальник - невероятное нарушение устава, между
прочим - а парни забрались в палатку и мирно там посапывали. Вокруг не
чувствовалось ничего угрожающего - обычный ночной мир леса. Меня обступала
темнота, над головой стояло беззвездное небо. Это наводило на какое-то
лирическое настроение и заставляло думать о себе и о жизни. Ну не совсем
чтоб о жизни, но о чем-то очень важном. Например, о Лейле.
Меня очень влекло к этой девушке. Во-первых она была очень хороша
собой. Во-вторых, за первый день нашего знакомства произошло столько
происшествий, случилось столько приключений! - а это очень сближает.
Наверное, я тоже понравился ей...
Правда, может быть мой пыл объясняется просто долгой скукой на
крейсере. Это давно стало предметом плоских шуток - на крейсерах всегда
женщин очень мало, да и не все первой свежести. Какие бывают на базах и в
космопортах - тоже вещь известная. А как решается этот вопрос в дальних
рейсах что рассказывать - все мы были новичками...
Короче говоря, такая подруга, как Лейла, была у меня последний раз
еще на выпускном курсе в школе рейнджеров. Там, на Земле. Как я ее обожал,
это надо вспомнить! Это было почти что впервые, и я до сумасшествия
отдавался этой страсти. А потом - она осталась на Земле, а я улетел на
другой край Галактики...
Я пытался разобраться в своих чувствах к Лейле, и все больше понимал,
что это не простое мимолетное увлечение, это - нечто большее, быть может,
любовь...
Но что я могу сделать? Скоро я навсегда покину эту планету, не могу
же я на ней остаться, что бы ни случилось! А у нее есть все же парень. Так
что, похоже, шансов у меня нет. А жаль.
Интересно, нравлюсь я ей или не нравлюсь? Я оглядел себя и подумал,
что в принципе должен нравиться. Я вполне ладно скроенный парень, рост сто
девяносто, вес восемьдесят пять, плечи вдвое против талии, пластика
кошачья, улыбка обаятельная. Рейнджер первого класса, что умею - у меня
сегодня представился случай показать. Нет, до сих пор не было случая,
чтобы я кому-то не понравился.
К тому же, она вроде давала понять, что нравлюсь. Или она все же
просто притворяется, потому что я ей нужен сейчас для дела? Нет, не
похоже. Пожалуй, я могу составить вполне крутую конкуренцию этому Дейну.
Он правда тоже парень ничего, но ведь не зря же он все нервничает? Значит,
боится соперника. В общем, была - не была, завтра начинаем открытое
соперничество - кого она из нас выберет? В драку он лезть не будет - уже
убедился, что я сильней. Значит, придется нам обоим всю дорогу доказывать,
кто из нас более стоящий парень. По крайней мере не скучно!
Не попробует ли он только как-нибудь подставить меня и сдать серым?
Вряд ли. Ему потом не отмыться перед ней, это во-первых, а во-вторых, за
ним самим сейчас охота. Ну ладно.
Ночь была теплой и наполнялась какими-то чертовски приятными и тихими
звуками. Это какие-то насекомые, может быть похожие на земных сверчков или
цикад. Воздух на этой планетке тоже с каким-то особым ароматом. Одно слово
- курорт. Не зря они жили туризмом. Пока не связались с людьми Зорана.
Мое дежурство прошло тихо, в приятных размышлениях. Я разбудил Торна
и залез в палатку. И сразу провалился в сон.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Все утро мы шли в направлении лаборатории Центра. И Лейла, и Дейн и
даже Торн оказались хорошими ходоками и шли, не показывая усталости. Было
довольно жарко. Лес был наполнен такими удивительными звуками и запахами,
оценить прелесть которых было здесь дано только мне - после полугодичного
заключения в акграновом корпусе крейсера. Что касается моих спутников, то
им все это было не в новинку - они каждый день жили в этом раю, и для них
вся экзотика была простой повседневностью.
Дейн прекрасно знал местность и уверенно вел нас через речки, сразу
выводя к бродам, находил в чаще узкие тропы, обходил глубокие овраги. Мы
полностью доверились ему как проводнику и только весело болтали, изредка
прислушиваясь, когда в обычный шум вплетались новые для нас звуки.
Однако, приятная прогулка вскоре кончилась. Над лесом стали кружить
геликоптеры. Они явно что-то высматривали, и были все основания
предположить, что нас. Было бы наивно думать, что наши враги не имеют
достаточно средств для охраны своих владений.
Теперь мы шли по тем местам, где лес был гуще и прятались при
появлении геликоптера. Я старался внимательнее приглядываться к деревьям и
почве, высматривая возможные датчики службы охраны лабораторий. Но пока
ничего подобного нам не попадалось.
Мы шли почти весь день, и когда солнце уже стало склоняться к закату,
Дейн объявил, что мы входим в запретную зону, куда уже несколько лет не
ходили посторонние. Вскоре лес стал редеть, и впереди стало
просматриваться широкое открытое пространство, в центре которого виднелись
строения Лабораторий.
- Я дошла досюда, - произнесла Лейла, - дальше идти побоялась. Я
видела, как туда приходили вездеходы с пленниками. Как преодолеть это
открытое пространство?
- Да, лучшей защиты не придумаешь, - ответил я. - С какой стороны ни
попробуешь подойти, рискуешь сразу же быть замеченным.
Лейла помотрела на меня с грустью и надеждой. В конце концов, именно
я рейнджер и разведчик, а значит, я должен найти способ туда проникнуть.
Собственно, проникнуть туда все равно придется, другого места, где можно
все узнать, наверное нет.
- Да, - говорю, - поле очевидно простреливается большими бластерами в
автоматическом режиме. Методом проб и ошибок можно было бы найти "мертвые"
зоны, где идет нестыковка секторов обстрела и пройти. Но очевидно, на
такой случай у них кто-то сидит на экранах внешнего обзора, и того, кто
придет, встретят с распростертыми объятиями.
- Но ведь есть какой-то способ преодолеть это препятствие? -
спрашивает Торн.
- Здесь есть только один способ, который всегда пользуют в таких
ситуациях, - отвечает Дейн. - Надо прикинуться одним из них и пробраться
внутрь.
Это он в самую точку попал. Ничего другого и мне на ум не пришло.
Правда, они к такому повороту должны быть готовы, раз это стандартный
прием.
- Согласен, - говорю. - Только надо все просчитать, чтобы не
раскололи раньше, чем мы что-то там сообразим.
В шестистах метрах справа из леса вынырнул вездеход. Очевидно, там
просека. Вездеход на всех парах катил по направлению к лабораториям. И тут
я смекнул, что если и есть способ добраться туда, так только на этих
вездеходах. Итак, прикинемся серыми.
- Есть предложение. Давайте откочуем туда, к просеке. Там я попробую
захапать такой вездеход и смотаться на нем в Зону, а?
Лейла молча кивает, остальные что-то согласно бурчат, и мы
направляемся вправо, пробираясь по густым зарослям. У самой дороги мы
залегли в кустарник в ожидании вездехода.
Но дорога была тиха и пустынна. Тишина нарушалась лишь стрекотанием
этих цикадообразных местных насекомых, да изредка доносился издали звук
геликоптера. Мимо проскочила какая-то безобидная непуганая зверушка. Я
встал и начал потягиваться, чтобы разогреться после долгого ожидания.
- Да, движение здесь не назовешь оживленным.
- Прошлый раз они ходили здесь чаще, - ответила Лейла. - Одни - с
арестованными, другие с какими-то типами, кроме серых.
- Значит, заодно придется освободить еще одного пленника. Ну что же,
может он нам пригодится...
Мы еще немного помолчали. Я лежал, заложив за голову руки, и глядел в
розово-синее небо. Облака здесь были какие-то сиреневые с золотистым
отливом на краях, и проплывали они как-то быстро, будто торопились куда-то
по важным и чрезвычайно неотложным делам. Здорово было так лежать, ощущая
тепло земли, важную суетливость небес, ловить отраженный свет странного,
но приятного искусственного солнца и чувствовать присутствие такой
настоящей Лейлы.
Дейн напряженно всматривался в просеку, а Торн неторопливо беседовал
о чем-то с Лейлой. Со стороны мы наверное напоминали дружную и ленивую
компанию, выехавшую на пикничок. Еще более это стало похоже на пикничок,
когда Торн с Лейлой прогулялись к ближайшему ручью и притащили большой
пластиковый бурдюк воды. Лейла кинула туда обеззараживающего порошка,
придававшего воде нежно-лимонный привкус, и пригласила нас к вечерней
трапезе.
- Не слишком ли легкомысленно мы себя ведем? - задал вопрос Дейн.
- Нисколько, - ответил я. - Пока что реальной опасности вокруг не
наблюдается. Даже если вглядываться очень пристально.
Он пропустил шпильку мимо ушей и присоединился к нашей мирно пирующей
компании.
- Давайте обсудим, - предложил Торн, - каким образом мы все же сможем
обезвредить команду вездехода?
- При помощи бластера, - мрачно ответил Дейн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14