Слушать эти циничные рассуждения было неприятно, но необходимо. Такова уж задача следователя: больше слушать и меньше говорить, вбирать в себя максимум информации, анализировать её, докапываться до сути происходящего. Впрочем, эти лирические отступления ни в коей мере не влияли на официальную позицию Чурбанова. Он так и не выдал никого из тех, кто вершил политику. Его «примерное поведение» было учтено в ЦК КПСС, где уже окончательно решалась его судьба, оформленная потом документом, именуемым «приговором Верховного суда СССР».
В отличие от Чурбанова другие высокопоставленные партийные функционеры были более осторожны в высказываниях. Но по отдельным разговорам, деталям, оперативной информации, анализу всех обстоятельств дела и политической ситуации того периода можно сделать вполне определённые выводы.
Говорили ли они правду о взятках, приписках и коррупции в республике? Безусловно. Они не выгораживали себя, выдавали крупные ценности. Порой лукавили в одном: несколько занижали суммы полученных и переданных взяток. Но не оговорили ни одного человека, не указали ни одного преступного эпизода, который бы не соответствовал действительности. Конечно, всем было обидно, что только они предстали в качестве «отдельных негативных явлений». Почему, не трогая другие регионы, копают только в одном Узбекистане? Но, рассуждали они, видимо такова воля верхов, а ей привыкли беспрекословно подчиняться. Привыкшие читать между строк, они наизусть помнили высказывания Горбачёва на XXVII съезде о ситуации в Узбекистане. Вспомните, как комментировал это выступление Генсека Айтмуратов в приведённом выше отрывке: «Мы все поняли, что Вы имели в виду средний слой работников ЦК КПСС, которые курировали постоянно Узбекистан». Они понимали, что это с дальним прицелом приговор. Из него они делали и другой вывод: более высокие слои в аппарате ЦК, а уж тем более из нынешнего руководства страны отвечать за приписки, тотальную коррупцию, разложение кадров не намерены. За всё ответят они – исполнители высшей воли. И это был предел, за который никто не выходил. Неслучайно в заявлениях столько выражений личной преданности лидеру страны и перестройке.
Задумайтесь: почему Осетров или Смирнов не помышляли о раскаянии? Потому что оба были подготовлены перед арестом, знали, что за их судьбу будет борьба. Выдать кого-то означало лишить себя шанса оказаться вновь на свободе. Большинство функционеров такими надеждами себя не тешили. Да и находясь в длительной изоляции, могли судить о политике лишь по длинным речам и докладам, публикуемым в прессе. Но как только в апреле-мае 1989 г. сотрудники КГБ «разъяснили» истинную позицию Политбюро, все раскаявшиеся подследственные скопом изменили показания: раз так нужно верхушке партии, то они вмиг стали честными руководителями, жертвами произвола следователей.
Как же реагировал Горбачёв на этот поток признаний, достаточно искренних и правдивых, которые ложились к нему на стол? В своей обычной манере – никак. Разумеется, ни один из подследственных так и не получил ни от него, ни от его подчинённых из ЦК КПСС никакого ответа.
Жалоба вручается адресату.
За пять тысяч.
А в самом деле, зачем главе партии и государства реагировать на информацию подследственных? Что, у него без того дел мало – важных и серьёзных? Всё так, если бы мы жили в нормальном государстве, где верховенствует право и все равны перед законом. В таком случае вмешательство руководства любой партии или общественной организации в сферу правосудия было бы просто абсурдом. Но дело всё в том, что речь идёт о тоталитарном режиме нашего социалистического образца. А у нас вопросы ответственности крупных функционеров находятся не в ведении Генерального прокурора, а в исключительной компетенции Генсека. Разрешат он и его окружение применить закон к конкретной личности, и он будет применён, ну а если не разрешат – и жаловаться некому. Это во-первых. А во-вторых, жалоба жалобе рознь. И Генеральный секретарь при всей своей занятости находил-таки время реагировать на каждую дошедшую до него жалобу на действия следователей.
Главное заключалось в том, чтобы ухитриться положить такую жалобу к нему на стол. За столь деликатные дела с охотой брались покровители из ЦК КПСС, которых подкармливали мафиозные группы из Узбекистана. Естественно, небескорыстно, ибо дополнительная услуга требовала и дополнительных расходов, факты такого рода выявлялись не только в ходе нашего расследования, но в других уголовных делах, где фигурировали «уважаемые люди».
12 декабря 1985 г. Прокуратурой Узбекской ССР был взят под стражу председатель колхоза «Политотдел» Коммунистического района Ташкентской области М. Хван. Герой социалистического труда, член ЦК и депутат Верховного Совета УзССР, делегат пяти съездов партии, руководитель передового хозяйства, он был известен во всей республике. Важные московские деятели, например министр внутренних дел СССР Щёлоков, работники ЦК КПСС, местные партийные баи, Рашидов и Усманходжаев, непременно заезжали в колхоз, где были оборудованы прекрасные домики с обязательным обильным угощением и немалыми дарами. Хван давно привлекал наше внимание, поскольку много знал, имел обширные связи. Следствие располагало информацией о даче им взяток многим должностным лицам. Кроме того, в ходе ревизии выяснились крупные приписки и хищения и в его колхозе, в связи с чем республиканская прокуратура, проводившая следствие, неоднократно просила в Верховном Совете Узбекистана согласия на привлечение Хвана к уголовной ответственности, но получала отказ. Лишь в декабре 1985 г. согласие было получено, Хван был взят под стражу и препровождён в Ташкент – в следственный изолятор КГБ УзССР, где тогда находились и некоторые наши обвиняемые.
Поскольку у нас были свои вопросы к Хвану, мы получили от прокурора республики письменное разрешение допросить его. Несколько дней встретиться с Хваном не удавалось, отвлекали другие более неотложные дела. В это время в Ташкенте появился ответственный работник Прокуратуры Союза, который пожаловался нам, что его откомандировали в Узбекистан как на пожар, даже чемодан толком не собрал. А всё лишь потому, что Генеральному прокурору из ЦК передали жалобу Хвана, и лично Горбачёв распорядился немедленно разобраться и доложить. Стало понятно, что в Москве у Хвана есть влиятельные покровители, ибо дураку ясно, что просто так жалобы к Горбачёву на стол не попадают.
20 декабря 1985 г. мы встретились с Хваном. В течение целого дня слушали его исповедь, исповедь талантливого хозяйственника, вынужденного действовать в преступной системе, и потому невольно вовлечённого в приписки и хищения, взяточничество и злоупотребления. Он рассказал о взятках, которые давал Усманходжаеву и Осетрову, другим руководителям. В ходе допроса выяснилось, каким образом его жалоба оказалась на столе Горбачёва и чем объясняется столь поспешная реакция на это обращение. Вот что рассказал Хван:
«Я написал письмо на имя Генерального секретаря ЦК КПСС тов. Горбачёва М. С. В письме я изложил суть дела, что меня необоснованно обвиняют в организации приписок хлопка, и изложил доводы в опровержение этого, просил снять с меня необоснованные обвинения. Вместе со своей женой Ким Тамарой Николаевной рано утром 10 декабря 1985 г. самолётом мы прилетели в Москву. Сразу по прибытии устроились в гостиницу «Россия», номер на южной стороне 4 этажа. После этого, оставив жену в гостинице, я отправился в ЦК КПСС, захватав с собой письмо на имя М. С. Горбачёва. На тот момент я являлся членом ЦК Компартии Узбекистана, имел удостоверение об этом, поэтому меня беспрепятственно пропустили в здание ЦК КПСС. Я решил обратиться за помощью к своему бывшему партийному руководителю и хорошему знакомому Истомину Б. М. и прошёл в сельхозотдел ЦК. Истомин более 10 лет был вторым секретарём Ташкентского обкома КП Узбекистана, а примерно восемь лет назад перешёл на работу в Москву в ЦК КПСС, сейчас он заведующий сектором сельхозотдела ЦК. И когда он был вторым секретарём обкома партии, и когда работать стал в ЦК КПСС, между нами всегда были хорошие отношения. Когда Истомин приезжал из Москвы в командировку в Узбекистан, то он всегда посещал наш колхоз «Политотдел», и мы встречали его как высокого и почётного гостя. Истомин курировал регион Средней Азии, в том числе и нашу республику, но мне не приходилось обращаться к нему с какими-либо просьбами до декабря 1985 г. Я подробно рассказал Истомину суть вопроса, показал ему составленное мною письмо на имя Генерального секретаря ЦК КПСС».
Далее Хван рассказал, как его жалоба была передана помощнику Генерального секретаря Александрову («он был у нас в Узбекистане, и я слышал о нём хорошие отзывы»,– отметил Хван по поводу помощника Генсека), как Истомин ходил договариваться по поводу его письма, как он передал Истомину почтовый конверт с деньгами в сумме 5 000 руб. «Деньги были в банковской упаковке 50-рублевыми купюрами. Когда я отправился с женой в Москву, то захватил с собой эти деньги для того, чтобы по совету знающих людей найти в Москве солидного адвоката, который бы помог в моём деле по юридическим вопросам. Эти деньги я носил в почтовом конверте в кармане пиджака. И именно эти деньги я отдал Истомину для того, чтобы он помог мне в том, чтобы моё прошение попало по назначению и меня больше не беспокоили по вопросам приписок в колхозе. Я ещё не знал в то время, что в отношении меня уже есть постановление на арест и дано согласие Верховным Советом УзССР на привлечение меня к уголовной ответственности. 12 декабря 1985 г. в номере гостиницы «Россия» я был арестован, а потом доставлен в Ташкент. Как дальше развивались события в ЦК КПСС по моему заявлению, мне неизвестно».
А события развивались так. После изучения материалов дела, получения объяснений от Хвана и иных лиц проверяющий пришёл к выводу об обоснованности привлечения его к уголовной ответственности и несостоятельности доводов Хвана в жалобе Горбачёву. Руководство союзной прокуратуры направило по этому поводу подробное заключение в ЦК КПСС, отметив, в том числе, каким путём жалоба попала к Горбачёву, и какую роль в этом сыграл Истомин. Описав круг, проделав тысячи километров, жалоба Хвана с заключением прокуратуры вновь оказалась в папке Горбачёва. Полагаете, что Истомину пришлось туго? Отнюдь. Цековский «труженик» не только под суд не угодил, его даже не пожурили по-отечески. А в то же время краснобаи из ЦК на все лады захлёбывались речами о том, что наша славная партия начала перестройку, о новом мышлении, о строительстве здания правового государства. Какие кирпичи в его фундамент закладывали архитекторы со Старой площади – видно не только на примере дела Хвана. Такими вот «кирпичами» партийная верхушка и завалила дело № 18/58115-83.
Лигачёв проявляет интерес
Не только привлекаемые к уголовной ответственности функционеры и их родственники обращались к Генсеку. Вынуждены были на этот шаг идти и мы – двое следователей по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР, руководители следственной группы. Обращаясь к Генеральному секретарю ЦК КПСС через голову своего руководства, мы грубо нарушали субординацию, что в чиновничьем мире является непозволительной дерзостью, тяжким грехом. Но приходилось действовать так не от хорошей жизни. Нужно было использовать все возможности для продолжения расследования.
В докладной записке, направленной Горбачёву в марте 1986 г ., мы подробно проинформировали его об обстановке тотальной коррупции и приписок в Узбекистане, о необходимости привлечения к уголовной ответственности Усманходжаева, Осетрова, Салимова, Чурбанова и других сановников. Мы сообщали о том, что установлены факты получения взяток Чурбановым на сумму свыше 670 000 руб., а Усманходжаевым – свыше 500 000 руб. «…Кроме того, – писали мы Горбачёву, – именно Усманходжаев был одним из инициаторов обмана государства при заготовке хлопка-сырца. Так, министр хлопкоочистительной промышленности Усманов В. показал, что после смерти Рашидова Усманходжаев в декабре 1983 г. лично дал ему и Председателю Совета Министров Худайбердиеву Н. указание о приписке в государственную отчётность 240 000 тонн хлопка-сырца на сумму более 183 000 000 руб. Этот факт подтвердили Худайбердиев и другие должностные лица. Всего же, как свидетельствует заключение планово-экономической экспертизы, только в 1983 г. в Узбекской ССР приписано 991 700 тонн хлопка-сырца, за что незаконно выплачено хлопкосеющим хозяйствам более 757 000 000 руб., из которых 286 000 000 руб. было похищено…
Трудящиеся хорошо осведомлены о причастности нынешних руководителей республики к совершённым преступлениям, в связи с чем вокруг них образовался вакуум доверия, а точнее – отсутствие всякого доверия к власти в их лице. Нерешительность и колебания, какими бы соображениями они ни были продиктованы, а тем более оставление руководителей в их нынешнем положении, основной частью населения республики будет расцениваться как очередное покровительство антисоциальным элементам со стороны высшего руководства, как это и имело место в прошлом…»
Через несколько месяцев нас вызвали к заместителю заведующего отдела административных органов ЦК КПСС В. Аболенцеву. У него на столе лежало наше письмо с резолюцией Горбачёва «разобраться и доложить» и рядом резолюция нижестоящих должностных лиц. Началась обычная в стенах ЦК иезуитская беседа-шантаж: на кого замахиваетесь, не слишком ли много себе позволяете. А после того, как мы решительно отвергли такую тональность разговора, последовали благодарность за принципиальную постановку вопроса и заверения от имени руководства, что все проблемы будут решены в кратчайший срок. На том всё и кончилось. Все материалы были списаны в архив. Никто даже пальцем не пошевелил.
Фото 1. Встреча крёстных отцов. Л. Брежнев в гостях у Ш. Рашидова. Ташкент, 1982.
Фото 2. Руководство республики на первомайской демонстрации в Ташкенте. Вскоре они станут подследственными и будут раскаиваться в «Матросской тишине».
Фото 3. Древняя Бухара. Здесь начиналось «кремлёвское дело».
Фото 4. Трудом этих людей создавались богатства партийных баев.
Фото 5. Ахмаджон Адылов – делегат съезда КПСС.
Фото 6. Один из лучших следователей группы Бахтияр Абдурахимов.
Фото 7. Допрос ведёт следователь Людмила Пантелеева.
Фото 8. Следователь Светлана Московцева.
Фото 9. Вылет следственно-оперативной группы на очередную операцию.
Фото 10. Возвращение с задания. Изъятые ценности доставлены.
Фото 11. Меры предосторожности не были лишними.
Фото 12, 13. 1984 г. Извлечение из тайников золота партии. Вот почему так ненавидели следственную группу.
Фото 14, 15. Следователи за работой. Вычищаются подпольные кладовые.
Фото 16. Лидеры компартии страстно любили монеты царской чеканки.
В июле 1986 г. мы повторно направили Горбачёву ещё более объёмную записку о необходимости привлечения к уголовной ответственности Усманходжаева, Осетрова, Чурбанова, Смирнова, Салимова и других руководителей, о массовых репрессиях, которые они организовали в отношении рядовых работников, вовлечённых в систему тотального взяточничества, о противодействии расследованию со стороны Генерального прокурора Рекункова и его заместителя по следствию Сороки:
«…Желание «отсидеться в окопах», действовать по принципу – как бы чего не случилось, и не брать на себя ответственность, является определяющим фактором в их поведении. С первых дней расследования мы получили прямое указание от тов. Сороки не расширять дело и ограничить ход следствия рамками виновности 8 лиц, арестованных органами КГБ в апреле-июне 1983 г. Но уже в конце того же года следствием были добыты бесспорные доказательства о причастности ко взяточничеству ответственных партийных работников и руководства МВД УзССР, о чём было доложено тов. Сороке. Однако такой подход к объективному установлению истины вызвал его крайнее раздражение. Он вновь дал указание не выявлять организаторов преступления и прекратить дальнейший сбор доказательств в отношении них. Мы отказались выполнять его незаконное требование, после чего последовали угрозы об отстранении от следствия и даже увольнения из органов прокуратуры. Аналогичной позиции тов. Сорока упорно придерживается и до настоящего времени.
Встретив такое ожесточённое сопротивление с его стороны, мы тем не менее продолжали всестороннее глубокое расследование и ставили своё руководство перед свершившимся фактом, когда на каждого из организаторов преступления были добыты многочисленные доказательства получения ими взяток в сумме от 500 000 до 800 000 руб. При таких обстоятельствах тов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
В отличие от Чурбанова другие высокопоставленные партийные функционеры были более осторожны в высказываниях. Но по отдельным разговорам, деталям, оперативной информации, анализу всех обстоятельств дела и политической ситуации того периода можно сделать вполне определённые выводы.
Говорили ли они правду о взятках, приписках и коррупции в республике? Безусловно. Они не выгораживали себя, выдавали крупные ценности. Порой лукавили в одном: несколько занижали суммы полученных и переданных взяток. Но не оговорили ни одного человека, не указали ни одного преступного эпизода, который бы не соответствовал действительности. Конечно, всем было обидно, что только они предстали в качестве «отдельных негативных явлений». Почему, не трогая другие регионы, копают только в одном Узбекистане? Но, рассуждали они, видимо такова воля верхов, а ей привыкли беспрекословно подчиняться. Привыкшие читать между строк, они наизусть помнили высказывания Горбачёва на XXVII съезде о ситуации в Узбекистане. Вспомните, как комментировал это выступление Генсека Айтмуратов в приведённом выше отрывке: «Мы все поняли, что Вы имели в виду средний слой работников ЦК КПСС, которые курировали постоянно Узбекистан». Они понимали, что это с дальним прицелом приговор. Из него они делали и другой вывод: более высокие слои в аппарате ЦК, а уж тем более из нынешнего руководства страны отвечать за приписки, тотальную коррупцию, разложение кадров не намерены. За всё ответят они – исполнители высшей воли. И это был предел, за который никто не выходил. Неслучайно в заявлениях столько выражений личной преданности лидеру страны и перестройке.
Задумайтесь: почему Осетров или Смирнов не помышляли о раскаянии? Потому что оба были подготовлены перед арестом, знали, что за их судьбу будет борьба. Выдать кого-то означало лишить себя шанса оказаться вновь на свободе. Большинство функционеров такими надеждами себя не тешили. Да и находясь в длительной изоляции, могли судить о политике лишь по длинным речам и докладам, публикуемым в прессе. Но как только в апреле-мае 1989 г. сотрудники КГБ «разъяснили» истинную позицию Политбюро, все раскаявшиеся подследственные скопом изменили показания: раз так нужно верхушке партии, то они вмиг стали честными руководителями, жертвами произвола следователей.
Как же реагировал Горбачёв на этот поток признаний, достаточно искренних и правдивых, которые ложились к нему на стол? В своей обычной манере – никак. Разумеется, ни один из подследственных так и не получил ни от него, ни от его подчинённых из ЦК КПСС никакого ответа.
Жалоба вручается адресату.
За пять тысяч.
А в самом деле, зачем главе партии и государства реагировать на информацию подследственных? Что, у него без того дел мало – важных и серьёзных? Всё так, если бы мы жили в нормальном государстве, где верховенствует право и все равны перед законом. В таком случае вмешательство руководства любой партии или общественной организации в сферу правосудия было бы просто абсурдом. Но дело всё в том, что речь идёт о тоталитарном режиме нашего социалистического образца. А у нас вопросы ответственности крупных функционеров находятся не в ведении Генерального прокурора, а в исключительной компетенции Генсека. Разрешат он и его окружение применить закон к конкретной личности, и он будет применён, ну а если не разрешат – и жаловаться некому. Это во-первых. А во-вторых, жалоба жалобе рознь. И Генеральный секретарь при всей своей занятости находил-таки время реагировать на каждую дошедшую до него жалобу на действия следователей.
Главное заключалось в том, чтобы ухитриться положить такую жалобу к нему на стол. За столь деликатные дела с охотой брались покровители из ЦК КПСС, которых подкармливали мафиозные группы из Узбекистана. Естественно, небескорыстно, ибо дополнительная услуга требовала и дополнительных расходов, факты такого рода выявлялись не только в ходе нашего расследования, но в других уголовных делах, где фигурировали «уважаемые люди».
12 декабря 1985 г. Прокуратурой Узбекской ССР был взят под стражу председатель колхоза «Политотдел» Коммунистического района Ташкентской области М. Хван. Герой социалистического труда, член ЦК и депутат Верховного Совета УзССР, делегат пяти съездов партии, руководитель передового хозяйства, он был известен во всей республике. Важные московские деятели, например министр внутренних дел СССР Щёлоков, работники ЦК КПСС, местные партийные баи, Рашидов и Усманходжаев, непременно заезжали в колхоз, где были оборудованы прекрасные домики с обязательным обильным угощением и немалыми дарами. Хван давно привлекал наше внимание, поскольку много знал, имел обширные связи. Следствие располагало информацией о даче им взяток многим должностным лицам. Кроме того, в ходе ревизии выяснились крупные приписки и хищения и в его колхозе, в связи с чем республиканская прокуратура, проводившая следствие, неоднократно просила в Верховном Совете Узбекистана согласия на привлечение Хвана к уголовной ответственности, но получала отказ. Лишь в декабре 1985 г. согласие было получено, Хван был взят под стражу и препровождён в Ташкент – в следственный изолятор КГБ УзССР, где тогда находились и некоторые наши обвиняемые.
Поскольку у нас были свои вопросы к Хвану, мы получили от прокурора республики письменное разрешение допросить его. Несколько дней встретиться с Хваном не удавалось, отвлекали другие более неотложные дела. В это время в Ташкенте появился ответственный работник Прокуратуры Союза, который пожаловался нам, что его откомандировали в Узбекистан как на пожар, даже чемодан толком не собрал. А всё лишь потому, что Генеральному прокурору из ЦК передали жалобу Хвана, и лично Горбачёв распорядился немедленно разобраться и доложить. Стало понятно, что в Москве у Хвана есть влиятельные покровители, ибо дураку ясно, что просто так жалобы к Горбачёву на стол не попадают.
20 декабря 1985 г. мы встретились с Хваном. В течение целого дня слушали его исповедь, исповедь талантливого хозяйственника, вынужденного действовать в преступной системе, и потому невольно вовлечённого в приписки и хищения, взяточничество и злоупотребления. Он рассказал о взятках, которые давал Усманходжаеву и Осетрову, другим руководителям. В ходе допроса выяснилось, каким образом его жалоба оказалась на столе Горбачёва и чем объясняется столь поспешная реакция на это обращение. Вот что рассказал Хван:
«Я написал письмо на имя Генерального секретаря ЦК КПСС тов. Горбачёва М. С. В письме я изложил суть дела, что меня необоснованно обвиняют в организации приписок хлопка, и изложил доводы в опровержение этого, просил снять с меня необоснованные обвинения. Вместе со своей женой Ким Тамарой Николаевной рано утром 10 декабря 1985 г. самолётом мы прилетели в Москву. Сразу по прибытии устроились в гостиницу «Россия», номер на южной стороне 4 этажа. После этого, оставив жену в гостинице, я отправился в ЦК КПСС, захватав с собой письмо на имя М. С. Горбачёва. На тот момент я являлся членом ЦК Компартии Узбекистана, имел удостоверение об этом, поэтому меня беспрепятственно пропустили в здание ЦК КПСС. Я решил обратиться за помощью к своему бывшему партийному руководителю и хорошему знакомому Истомину Б. М. и прошёл в сельхозотдел ЦК. Истомин более 10 лет был вторым секретарём Ташкентского обкома КП Узбекистана, а примерно восемь лет назад перешёл на работу в Москву в ЦК КПСС, сейчас он заведующий сектором сельхозотдела ЦК. И когда он был вторым секретарём обкома партии, и когда работать стал в ЦК КПСС, между нами всегда были хорошие отношения. Когда Истомин приезжал из Москвы в командировку в Узбекистан, то он всегда посещал наш колхоз «Политотдел», и мы встречали его как высокого и почётного гостя. Истомин курировал регион Средней Азии, в том числе и нашу республику, но мне не приходилось обращаться к нему с какими-либо просьбами до декабря 1985 г. Я подробно рассказал Истомину суть вопроса, показал ему составленное мною письмо на имя Генерального секретаря ЦК КПСС».
Далее Хван рассказал, как его жалоба была передана помощнику Генерального секретаря Александрову («он был у нас в Узбекистане, и я слышал о нём хорошие отзывы»,– отметил Хван по поводу помощника Генсека), как Истомин ходил договариваться по поводу его письма, как он передал Истомину почтовый конверт с деньгами в сумме 5 000 руб. «Деньги были в банковской упаковке 50-рублевыми купюрами. Когда я отправился с женой в Москву, то захватил с собой эти деньги для того, чтобы по совету знающих людей найти в Москве солидного адвоката, который бы помог в моём деле по юридическим вопросам. Эти деньги я носил в почтовом конверте в кармане пиджака. И именно эти деньги я отдал Истомину для того, чтобы он помог мне в том, чтобы моё прошение попало по назначению и меня больше не беспокоили по вопросам приписок в колхозе. Я ещё не знал в то время, что в отношении меня уже есть постановление на арест и дано согласие Верховным Советом УзССР на привлечение меня к уголовной ответственности. 12 декабря 1985 г. в номере гостиницы «Россия» я был арестован, а потом доставлен в Ташкент. Как дальше развивались события в ЦК КПСС по моему заявлению, мне неизвестно».
А события развивались так. После изучения материалов дела, получения объяснений от Хвана и иных лиц проверяющий пришёл к выводу об обоснованности привлечения его к уголовной ответственности и несостоятельности доводов Хвана в жалобе Горбачёву. Руководство союзной прокуратуры направило по этому поводу подробное заключение в ЦК КПСС, отметив, в том числе, каким путём жалоба попала к Горбачёву, и какую роль в этом сыграл Истомин. Описав круг, проделав тысячи километров, жалоба Хвана с заключением прокуратуры вновь оказалась в папке Горбачёва. Полагаете, что Истомину пришлось туго? Отнюдь. Цековский «труженик» не только под суд не угодил, его даже не пожурили по-отечески. А в то же время краснобаи из ЦК на все лады захлёбывались речами о том, что наша славная партия начала перестройку, о новом мышлении, о строительстве здания правового государства. Какие кирпичи в его фундамент закладывали архитекторы со Старой площади – видно не только на примере дела Хвана. Такими вот «кирпичами» партийная верхушка и завалила дело № 18/58115-83.
Лигачёв проявляет интерес
Не только привлекаемые к уголовной ответственности функционеры и их родственники обращались к Генсеку. Вынуждены были на этот шаг идти и мы – двое следователей по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР, руководители следственной группы. Обращаясь к Генеральному секретарю ЦК КПСС через голову своего руководства, мы грубо нарушали субординацию, что в чиновничьем мире является непозволительной дерзостью, тяжким грехом. Но приходилось действовать так не от хорошей жизни. Нужно было использовать все возможности для продолжения расследования.
В докладной записке, направленной Горбачёву в марте 1986 г ., мы подробно проинформировали его об обстановке тотальной коррупции и приписок в Узбекистане, о необходимости привлечения к уголовной ответственности Усманходжаева, Осетрова, Салимова, Чурбанова и других сановников. Мы сообщали о том, что установлены факты получения взяток Чурбановым на сумму свыше 670 000 руб., а Усманходжаевым – свыше 500 000 руб. «…Кроме того, – писали мы Горбачёву, – именно Усманходжаев был одним из инициаторов обмана государства при заготовке хлопка-сырца. Так, министр хлопкоочистительной промышленности Усманов В. показал, что после смерти Рашидова Усманходжаев в декабре 1983 г. лично дал ему и Председателю Совета Министров Худайбердиеву Н. указание о приписке в государственную отчётность 240 000 тонн хлопка-сырца на сумму более 183 000 000 руб. Этот факт подтвердили Худайбердиев и другие должностные лица. Всего же, как свидетельствует заключение планово-экономической экспертизы, только в 1983 г. в Узбекской ССР приписано 991 700 тонн хлопка-сырца, за что незаконно выплачено хлопкосеющим хозяйствам более 757 000 000 руб., из которых 286 000 000 руб. было похищено…
Трудящиеся хорошо осведомлены о причастности нынешних руководителей республики к совершённым преступлениям, в связи с чем вокруг них образовался вакуум доверия, а точнее – отсутствие всякого доверия к власти в их лице. Нерешительность и колебания, какими бы соображениями они ни были продиктованы, а тем более оставление руководителей в их нынешнем положении, основной частью населения республики будет расцениваться как очередное покровительство антисоциальным элементам со стороны высшего руководства, как это и имело место в прошлом…»
Через несколько месяцев нас вызвали к заместителю заведующего отдела административных органов ЦК КПСС В. Аболенцеву. У него на столе лежало наше письмо с резолюцией Горбачёва «разобраться и доложить» и рядом резолюция нижестоящих должностных лиц. Началась обычная в стенах ЦК иезуитская беседа-шантаж: на кого замахиваетесь, не слишком ли много себе позволяете. А после того, как мы решительно отвергли такую тональность разговора, последовали благодарность за принципиальную постановку вопроса и заверения от имени руководства, что все проблемы будут решены в кратчайший срок. На том всё и кончилось. Все материалы были списаны в архив. Никто даже пальцем не пошевелил.
Фото 1. Встреча крёстных отцов. Л. Брежнев в гостях у Ш. Рашидова. Ташкент, 1982.
Фото 2. Руководство республики на первомайской демонстрации в Ташкенте. Вскоре они станут подследственными и будут раскаиваться в «Матросской тишине».
Фото 3. Древняя Бухара. Здесь начиналось «кремлёвское дело».
Фото 4. Трудом этих людей создавались богатства партийных баев.
Фото 5. Ахмаджон Адылов – делегат съезда КПСС.
Фото 6. Один из лучших следователей группы Бахтияр Абдурахимов.
Фото 7. Допрос ведёт следователь Людмила Пантелеева.
Фото 8. Следователь Светлана Московцева.
Фото 9. Вылет следственно-оперативной группы на очередную операцию.
Фото 10. Возвращение с задания. Изъятые ценности доставлены.
Фото 11. Меры предосторожности не были лишними.
Фото 12, 13. 1984 г. Извлечение из тайников золота партии. Вот почему так ненавидели следственную группу.
Фото 14, 15. Следователи за работой. Вычищаются подпольные кладовые.
Фото 16. Лидеры компартии страстно любили монеты царской чеканки.
В июле 1986 г. мы повторно направили Горбачёву ещё более объёмную записку о необходимости привлечения к уголовной ответственности Усманходжаева, Осетрова, Чурбанова, Смирнова, Салимова и других руководителей, о массовых репрессиях, которые они организовали в отношении рядовых работников, вовлечённых в систему тотального взяточничества, о противодействии расследованию со стороны Генерального прокурора Рекункова и его заместителя по следствию Сороки:
«…Желание «отсидеться в окопах», действовать по принципу – как бы чего не случилось, и не брать на себя ответственность, является определяющим фактором в их поведении. С первых дней расследования мы получили прямое указание от тов. Сороки не расширять дело и ограничить ход следствия рамками виновности 8 лиц, арестованных органами КГБ в апреле-июне 1983 г. Но уже в конце того же года следствием были добыты бесспорные доказательства о причастности ко взяточничеству ответственных партийных работников и руководства МВД УзССР, о чём было доложено тов. Сороке. Однако такой подход к объективному установлению истины вызвал его крайнее раздражение. Он вновь дал указание не выявлять организаторов преступления и прекратить дальнейший сбор доказательств в отношении них. Мы отказались выполнять его незаконное требование, после чего последовали угрозы об отстранении от следствия и даже увольнения из органов прокуратуры. Аналогичной позиции тов. Сорока упорно придерживается и до настоящего времени.
Встретив такое ожесточённое сопротивление с его стороны, мы тем не менее продолжали всестороннее глубокое расследование и ставили своё руководство перед свершившимся фактом, когда на каждого из организаторов преступления были добыты многочисленные доказательства получения ими взяток в сумме от 500 000 до 800 000 руб. При таких обстоятельствах тов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42