Из Ташкента на нас пожаловались в ЦК КПСС, руководству Прокуратуры СССР. Рекунков в очередной раз уступил нажиму и дал нам указание представить требуемые сведения. Вынужденные выполнить это указание, мы, вместе с тем, решили скрыть основных фигурантов: секретарей обкомов и ЦК, республиканских руководителей, подлежащих привлечению к уголовной ответственности, а ограничиться кругом второстепенных и третьестепенных лиц. В этом списке оказалась и фамилия Нарбекова, с которым мы к тому времени также ещё не встречались. Прошло около двух недель, и мы получили сообщение, что Нарбеков застрелился. Вновь местное расследование с уже трафаретным результатом: дескать, ни с того, ни с сего – взял и покончил с собой. Но поскольку генерал-майор Нарбеков на тот момент являлся действующим начальником УВД, свою проверку провели и сотрудники инспекции по личному составу МВД СССР. Мы встречались с ними в штабе нашей группы в Ташкенте и узнали следующее. Через неделю после того, как в республиканском ЦК получили информацию союзной прокуратуры, Нарбекова вызывал к себе завотделом административных органов и сообщил, что тот находится в поле зрения следственной группы. Затем Нарбекова вызвал к себе министр внутренних дел УзССР Ибрагимов. По возвращении в Джизак Нарбеков в кругу друзей сообщил, что дела его плохи, что его предупредили в Ташкенте: надо прятать концы в воду. Ещё через несколько дней Нарбеков заменил пистолет малого калибра на табельный «Макаров», из которого и застрелился через два дня у себя дома.
Обобщив все подобные происшествия за последние два года, мы потребовали от руководства Прокуратуры СССР пресечь порочную практику согласования своих действий с местными партийными бонзами, прекратить поставлять информацию о ходе следствия в штаб мафии. Факты были убийственны, а доля вины в этих трагических случаях самих руководителей союзной прокуратуры столь очевидна, что даже Сорока, опасаясь их огласки, был вынужден пойти на попятную. Мы отвоевали себе право не представлять более никакой информации в местные партийные органы и решать все вопросы в Москве. И хотя неофициальная договорённость и позднее не раз нарушалась нашим начальством, только за счёт этих ограничений удалось спасти жизни нескольким функционерам.
Мы предприняли и ещё один радикальный шаг. Поясним его суть подробнее. В апреле 1985 года покончил жизнь самоубийством первый секретарь Кашкадарьинского обкома партии Гаипов. За двадцать лет правления этот «кашкадарьинский Ленин», как любили величать его подхалимы из ближайшего окружения, скопил огромное состояние, которое оценивалось в несколько десятков миллионов рублей. И вот спустя полгода, в октябре 1985 года, в связи с выявленными фактами взяточничества, хищений и других должностных преступлений, которые совершили его сыновья, мы арестовали Арслана Рузметова – начальника Ташкентского аэропорта и Адылбека Гаипова – заместителя директора Каршинского горпромторга. Старший наследник – Рузметов выдал из отцовского состояния 400 тысяч рублей. Он обещал вернуть государству ещё 10 миллионов, но затем стал хитрить, выдвигать неприемлемые условия, например, прекращения его дела о взятках и хищениях. Удалось изъять лишь часть гаиповских богатств. Впрочем, это тема отдельного разговора. Мы же обращаем сейчас внимание на это обстоятельство лишь потому, что арест сыновей Гаипова вызвал шок в мафиозной среде. Количество желающих уклониться от тюрьмы столь оригинальным способом, как самоубийство, резко сократилось.
В чём же дело? Чтобы читателю стала понятнее, придётся обратить его внимание на некоторые особенности нашего «правового» государства. Покойника, как известно, не посадишь на скамью подсудимых, поэтому уголовное дело в отношении умершего не может быть возбуждено, а возбуждённое дело подлежит прекращению. Такое решение, однако, может быть принято, если доказано, что преступление совершено именно умершим гражданином. И в любом случае правоохранительные органы обязаны принять меры к изъятию преступно нажитого. Практика же исполнения этих правовых норм сложилась весьма уродливая, вполне соответствующая фактическому неравенству граждан перед Законом и вольного его толкования в интересах высшей коммунистической номенклатуры.
Если, к примеру, рядовой уголовник ограбил сберкассу, то не будет ему покоя и после кончины: розыск продолжится до тех пор, пока не отыщутся похищенные деньги. Иное дело – члены Политбюро, секретари ЦК, обкомов и горкомов, министры и другие высокопоставленные функционеры. Если кто-то из них и привлекался к уголовной ответственности с конфискацией преступно нажитого, то в отношении умерших лиц таких прецедентов уже не было. Коммунистической Фемиде сама мысль о расследовании деятельности умерших высокопоставленных уголовников, конфискации их богатств представлялась кощунственной.
Читателю известно множество фактов о различных корыстных злоупотреблениях Брежнева, Рашидова, Георгадзе и других государственных и партийных деятелей. Но до сих пор не принято никаких мер по расследованию этих фактов и изъятию капиталов преступного происхождения. Наоборот, есть немало примеров прямо противоположных. Так, после самоубийства Щёлокова изъятые у него ранее ценности были возвращены сыну Игорю. Вернули папино имущество и другой наследнице – Галине Брежневой. Таким образом, далеко не случайно «стойкие солдаты ленинской партии», как они сами любили себя скромно величать, с молоком матери усваивали, что естественная кончина либо добровольный уход из жизни ограждают не только от позора разоблачения, но и позволяют сохранить клановые богатства. Именно в этом заключается подчас основной мотив сановных самоубийств.
Наша следственная группа решила сломать подобную порочную практику, а значит, устранить ещё одну причину самоубийств. Фактически следователи вступили в борьбу за сохранение жизни мафиози.
К сожалению, первый блин вышел комом. Осенью 1984 г. мы оперативным путём установили несколько человек, у которых по дальним кишлакам жена и дети Эргашева хранили крупные ценности покойного министра. Однако Сорока решительно не позволил нам трогать эти ценности. Через некоторое время, когда удалось изъять 338 тысяч рублей, принадлежащих Эргашеву и выданных его сослуживцем Норбутаевым, мы опять вернулись к первоначальному плану. Стали настаивать на его реализации перед руководством. И вновь последовал столь же категоричный отказ со ссылками на сложившуюся практику и увещевания, что, дескать, недопустимо глумиться над покойным. Более того, Сорока настоял на прекращении дела в отношении Эргашева, а самое главное, запретил оперативным службам оказывать содействие в поисках его миллионов. А они в то время дробились на всё более мелкие партии, перемещались по всё большему кругу хранителей. Мы же не имели возможности контролировать смену адресов и, в конечном счёте, дело в отношении Эргашева вынуждены были прекратить.
Столкнувшись со столь явным противодействием, ещё раз убедившись, что плетью обуха не перешибёшь, мы стали действовать более осторожно и осмотрительно. В частности, собрав достаточно улик в отношении сыновей покойного Гаипова, мы не стали согласовывать их арест со своим московским начальством, а получили санкции на арест у местных прокуроров.
По мафиозной паутине пошли судороги. В устоявшейся за десятилетия порочной правовой практике была пробита серьёзная брешь, создан опасный для коррумпированной власти прецедент: оказывается, и добровольный уход из жизни сановного мздоимца не является индульгенцией, не освобождает от ответственности соучастников-наследников, не гарантирует сохранность наворованных миллионов. Так стоит ли в таком случае накладывать на себя руки? И своей цели мы добились: после ареста сыновей Гаипова ни один крупный босс из числа подозреваемых уже не спешил свести счёты с жизнью. И хотя проблема этим полностью не исчерпывалась, следствие уже не несло столь существенных потерь.
Сохранилась проблема потому, что не произошло изменений в позиции руководства страны, правоохранительных ведомств, в том числе – Прокуратуры СССР. Какой шум был поднят по поводу ареста сыновей Гаипова! Но после проверки материалов дела Сорока не решился освободить их из-под стражи, поскольку собранные доказательства сомнений не вызывали. Тем не менее профилактические меры против повторения подобных прецедентов наше начальство приняло: прокурору Узбекистана было запрещено санкционировать любые наши акции без согласования с Москвой. Оперативным службам предписывалось не оказывать никакого содействия по розыску капиталов самоубийц. Надзирающим прокурорам вменялось в обязанность прекращать уголовные дела в отношении покойных миллионеров.
В закрепление порочной практики внёс свою лепту и Верховный суд СССР. На чурбановском процессе, как в фокусе отразившем все пороки государственной правовой политики, из обвинения подсудимых были исключены все эпизоды получения и дачи взяток, связанных со Щёлоковым, Эргашевым, Давыдовым и другими самоубийцами.
Когда в 1989 г. начался разгром дела, то в числе первых были реабилитированы сыновья Гаипова. Им простили все доказанные факты взяток и хищений ради восстановления сомнительных принципов «социалистической законности», на которые осмелилась посягнуть наша следственная группа.
Итак, в конце 1985 г. нам удалось освободиться от назойливой опеки мафиозного ЦК КП Узбекистана и приостановить эпидемию самоубийств. Но от этого легче не стало. Опекать взяточников теперь взялись стратеги со Старой площади, с которыми надлежало согласовывать все вопросы по расследуемому делу. Действовали же они так же, как и ташкентские функционеры. С одной стороны всячески препятствовали проведению расследования, в результате чего вопрос об аресте Чурбанова затянулся на 1,5 года, Осетрова – на 2, Усманходжаева и Салимова – на 3, Смирнова – на 4 года. С другой стороны, даже давая согласие на привлечение к уголовной ответственности, цековские «прокуроры» оговаривали его массой условий, всячески затягивающих проведения расследования, тем самым подталкивая подследственных к принятию уже знакомого «мужественного решения».
Мы вынуждены были неоднократно информировать о таких ситуациях Генерального прокурора СССР. Вот выдержки из рапорта, поданного 13 мая 1988 г .:
«По расследуемому нами уголовному делу № 18/58115-83 было получено следующее указание заместителя Генерального прокурора СССР тов. Катусева А. Ф.:
1. Осуществлять вызовы и допросы бывшего секретаря ЦК КП Узбекистана И. Усманходжаева и бывшего Председателя Президиума Верховного Совета УзССР А.Салимова без избрания в отношении них мер пресечения в виде содержания под стражей. Кроме того, производить им очные ставки с изобличающими их лицами, содержащимися под стражей.
2. Не привлекать к уголовной ответственности по данному делу второго секретаря ЦК КП Молдавии В.Смирнова, заведующего сектором отдела сельского хозяйства ЦК КПСС Б. Истомина, бывшего инструктора отдела организационно-партийной работы ЦК КПСС М. Ишкова, бывшего инструктора ЦК КПСС, ныне первого секретаря Бухарского обкома КП Узбекистана И. Джаббарова. Выделить материалы в отношении них в отдельное производство.
Это указание не может быть исполнено по следующим основаниям.
Вызовы и допросы Усманходжаева и Салимова без решения вопроса о привлечении их к уголовной ответственности и аресте не будут способствовать установлению объективной истины, не прибавят новых доказательств по делу. В то же время это даёт им возможность принять меры к надёжному укрытию нажитых преступным путём ценностей. Кроме того, появится реальная опасность, что Усманходжаев и Салимов могут покончить жизнь самоубийством, организовать провокации или акты насилия против следствия, либо совершить иные непредсказуемые действия, зная степень своей вины.
Подобные случаи уже имели место в прошлом. Последовательное доведение до самоубийства Н. Щёлокова, Ю. Чурбанова, К. Эргашева, Г. Давыдова, Р. Гаипова уже заканчивались необратимыми последствиями для правосудия.
Лишь Чурбанов не решился покончить с собой, однако бессмысленные вызовы его на допросы до ареста позволили ему принять меры к надёжному сокрытию ценностей, которые не изъяты и поныне. Однако и он заявил в беседе, что не ожидал ареста, в противном случае «мог бы сутки отстреливаться».
Поэтому мы не пойдём на этот шаг и не допустим, чтобы «тихое убийство» организаторов преступлений в Узбекистане, каковыми являются Усманходжаев и Салимов, было бы совершено иными должностными лицами прокуратуры.
Их вызовы, допросы и проведение очных ставок возможны лишь в том случае, если в тот же день после проведения этих следственных действий они будут взяты под стражу…
Мы также не можем согласиться с указанием тов. Катусева не привлекать к уголовной ответственности Смирнова, Истомина, Ишкова, Джаббарова, изобличённых во взяточничестве! Попытки представить расследуемое дело в качестве «узбекского феномена», искусственное его расчленение в интересах коррумпированных должностных лиц в Москве, освобождение покровителей от ответственности не согласуются с требованиями закона…
В связи с этим просим Вас отменить указание тов. Катусева по дальнейшей судьбе дела».
Сменивший в 1987 г. Сороку на посту заместителя Генерального прокурора Катусев, указания которого мы обжаловали, сам признавал их незаконный характер. Не скрывал он и того, что лишь выполнил требования секретаря ЦК КПСС Лукьянова. Последовавшая 30 мая 1988 г. отставка Рекункова, приход Сухарева и другие события позволили нам проигнорировать незаконные требования партийного куратора, а позднее и арестовать многих из поименованных в рапорте подозреваемых. И просто чудом взять их живыми! Не каждый ведь выдержит долго в страхе ожидания тюрьмы, когда опекуны постоянно дружески информируют о выявлении всё новых криминальных фактов и дают ознакомиться с изобличающими документами, когда одного за другим арестовывают соучастников, когда лишают депутатского мандата, не приглашают на пленумы и совещания, захлопывают перед носом двери гостеприимных прежде кабинетов.
С борьбой за жизнь отдельных представителей коррумпированной знати тесно связана проблема изъятия капиталов покойных мздоимцев. Ключ к её решению уже был найден. Любимые родственники наших высоких руководителей оказывают порой весьма существенное влияние на принятие решений государственной важности, кадровые перестановки, сами становясь объектом пристального внимания мафиози. Вовсе не за красивые глаза родственники вождей получают в «подарки» мебель и видеоаппаратуру, шубы и деликатесные продукты, антиквариат и картины, деньги и ювелирные изделия. Они активно участвуют в приобретении дач и автомашин, в распределении добычи и надёжном сокрытии ценностей. Об этом бесстрастно свидетельствуют материалы тысяч уголовных дел, в том числе и проводимого нами расследования. И если все эти криминальные факты в отношении семейных соучастников доказательственно закреплены, то путь к преступно нажитым миллионам открыт.
Предметом нашего пристального внимания была семья покойного Рашидова. О вручении ему крупных взяток дали показания все арестованные секретари обкомов, секретари ЦК Компартии Узбекистана, Председатели Совета Министров и Президиума Верховного Совета республики, другие должностные лица. Деньги передавались не в конвертах – в чемоданах. Суммы были астрономические. Один вручил 1,5 миллиона, другой – около миллиона, третий – 800 тысяч. По нашим оценкам и анализу оперативной информации получалось, что по самым минимальным подсчётам у Рашидова было ценностей на сумму не менее 100 миллионов рублей. Основным соучастником и распорядителем этих богатств была жена Рашидова – Хурсанд Гафуровна. В поездках по республике она всегда сопровождала мужа. Ездили они в специальном поезде, для которого в каждом областном центре были сооружены специальные подъездные пути. Хурсанд Гафуровна собирала дань с местных руководителей прямо в вагоне. Деньги и золотые изделия часто передавались ей жёнами областных боссов, которые также поведали об этом следствию.
Был арестован и сват Рашидова Камалов – первый секретарь Каракалпакского обкома ЦК Узбекистана. Следствие изъяло у него ценностей более чем на 6 миллионов рублей. Камалов ничего не скрывал. Он и его близкие многое рассказали о ценностях Рашидова и о том, какими путями можно к ним подступиться.
Тщательную подготовку, скрывая её от руководства союзной прокуратуры, мы вели и по другим направлениям. Начать операцию под условным названием «Клад Чингисхана» планировали в июне-июле 1989 г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Обобщив все подобные происшествия за последние два года, мы потребовали от руководства Прокуратуры СССР пресечь порочную практику согласования своих действий с местными партийными бонзами, прекратить поставлять информацию о ходе следствия в штаб мафии. Факты были убийственны, а доля вины в этих трагических случаях самих руководителей союзной прокуратуры столь очевидна, что даже Сорока, опасаясь их огласки, был вынужден пойти на попятную. Мы отвоевали себе право не представлять более никакой информации в местные партийные органы и решать все вопросы в Москве. И хотя неофициальная договорённость и позднее не раз нарушалась нашим начальством, только за счёт этих ограничений удалось спасти жизни нескольким функционерам.
Мы предприняли и ещё один радикальный шаг. Поясним его суть подробнее. В апреле 1985 года покончил жизнь самоубийством первый секретарь Кашкадарьинского обкома партии Гаипов. За двадцать лет правления этот «кашкадарьинский Ленин», как любили величать его подхалимы из ближайшего окружения, скопил огромное состояние, которое оценивалось в несколько десятков миллионов рублей. И вот спустя полгода, в октябре 1985 года, в связи с выявленными фактами взяточничества, хищений и других должностных преступлений, которые совершили его сыновья, мы арестовали Арслана Рузметова – начальника Ташкентского аэропорта и Адылбека Гаипова – заместителя директора Каршинского горпромторга. Старший наследник – Рузметов выдал из отцовского состояния 400 тысяч рублей. Он обещал вернуть государству ещё 10 миллионов, но затем стал хитрить, выдвигать неприемлемые условия, например, прекращения его дела о взятках и хищениях. Удалось изъять лишь часть гаиповских богатств. Впрочем, это тема отдельного разговора. Мы же обращаем сейчас внимание на это обстоятельство лишь потому, что арест сыновей Гаипова вызвал шок в мафиозной среде. Количество желающих уклониться от тюрьмы столь оригинальным способом, как самоубийство, резко сократилось.
В чём же дело? Чтобы читателю стала понятнее, придётся обратить его внимание на некоторые особенности нашего «правового» государства. Покойника, как известно, не посадишь на скамью подсудимых, поэтому уголовное дело в отношении умершего не может быть возбуждено, а возбуждённое дело подлежит прекращению. Такое решение, однако, может быть принято, если доказано, что преступление совершено именно умершим гражданином. И в любом случае правоохранительные органы обязаны принять меры к изъятию преступно нажитого. Практика же исполнения этих правовых норм сложилась весьма уродливая, вполне соответствующая фактическому неравенству граждан перед Законом и вольного его толкования в интересах высшей коммунистической номенклатуры.
Если, к примеру, рядовой уголовник ограбил сберкассу, то не будет ему покоя и после кончины: розыск продолжится до тех пор, пока не отыщутся похищенные деньги. Иное дело – члены Политбюро, секретари ЦК, обкомов и горкомов, министры и другие высокопоставленные функционеры. Если кто-то из них и привлекался к уголовной ответственности с конфискацией преступно нажитого, то в отношении умерших лиц таких прецедентов уже не было. Коммунистической Фемиде сама мысль о расследовании деятельности умерших высокопоставленных уголовников, конфискации их богатств представлялась кощунственной.
Читателю известно множество фактов о различных корыстных злоупотреблениях Брежнева, Рашидова, Георгадзе и других государственных и партийных деятелей. Но до сих пор не принято никаких мер по расследованию этих фактов и изъятию капиталов преступного происхождения. Наоборот, есть немало примеров прямо противоположных. Так, после самоубийства Щёлокова изъятые у него ранее ценности были возвращены сыну Игорю. Вернули папино имущество и другой наследнице – Галине Брежневой. Таким образом, далеко не случайно «стойкие солдаты ленинской партии», как они сами любили себя скромно величать, с молоком матери усваивали, что естественная кончина либо добровольный уход из жизни ограждают не только от позора разоблачения, но и позволяют сохранить клановые богатства. Именно в этом заключается подчас основной мотив сановных самоубийств.
Наша следственная группа решила сломать подобную порочную практику, а значит, устранить ещё одну причину самоубийств. Фактически следователи вступили в борьбу за сохранение жизни мафиози.
К сожалению, первый блин вышел комом. Осенью 1984 г. мы оперативным путём установили несколько человек, у которых по дальним кишлакам жена и дети Эргашева хранили крупные ценности покойного министра. Однако Сорока решительно не позволил нам трогать эти ценности. Через некоторое время, когда удалось изъять 338 тысяч рублей, принадлежащих Эргашеву и выданных его сослуживцем Норбутаевым, мы опять вернулись к первоначальному плану. Стали настаивать на его реализации перед руководством. И вновь последовал столь же категоричный отказ со ссылками на сложившуюся практику и увещевания, что, дескать, недопустимо глумиться над покойным. Более того, Сорока настоял на прекращении дела в отношении Эргашева, а самое главное, запретил оперативным службам оказывать содействие в поисках его миллионов. А они в то время дробились на всё более мелкие партии, перемещались по всё большему кругу хранителей. Мы же не имели возможности контролировать смену адресов и, в конечном счёте, дело в отношении Эргашева вынуждены были прекратить.
Столкнувшись со столь явным противодействием, ещё раз убедившись, что плетью обуха не перешибёшь, мы стали действовать более осторожно и осмотрительно. В частности, собрав достаточно улик в отношении сыновей покойного Гаипова, мы не стали согласовывать их арест со своим московским начальством, а получили санкции на арест у местных прокуроров.
По мафиозной паутине пошли судороги. В устоявшейся за десятилетия порочной правовой практике была пробита серьёзная брешь, создан опасный для коррумпированной власти прецедент: оказывается, и добровольный уход из жизни сановного мздоимца не является индульгенцией, не освобождает от ответственности соучастников-наследников, не гарантирует сохранность наворованных миллионов. Так стоит ли в таком случае накладывать на себя руки? И своей цели мы добились: после ареста сыновей Гаипова ни один крупный босс из числа подозреваемых уже не спешил свести счёты с жизнью. И хотя проблема этим полностью не исчерпывалась, следствие уже не несло столь существенных потерь.
Сохранилась проблема потому, что не произошло изменений в позиции руководства страны, правоохранительных ведомств, в том числе – Прокуратуры СССР. Какой шум был поднят по поводу ареста сыновей Гаипова! Но после проверки материалов дела Сорока не решился освободить их из-под стражи, поскольку собранные доказательства сомнений не вызывали. Тем не менее профилактические меры против повторения подобных прецедентов наше начальство приняло: прокурору Узбекистана было запрещено санкционировать любые наши акции без согласования с Москвой. Оперативным службам предписывалось не оказывать никакого содействия по розыску капиталов самоубийц. Надзирающим прокурорам вменялось в обязанность прекращать уголовные дела в отношении покойных миллионеров.
В закрепление порочной практики внёс свою лепту и Верховный суд СССР. На чурбановском процессе, как в фокусе отразившем все пороки государственной правовой политики, из обвинения подсудимых были исключены все эпизоды получения и дачи взяток, связанных со Щёлоковым, Эргашевым, Давыдовым и другими самоубийцами.
Когда в 1989 г. начался разгром дела, то в числе первых были реабилитированы сыновья Гаипова. Им простили все доказанные факты взяток и хищений ради восстановления сомнительных принципов «социалистической законности», на которые осмелилась посягнуть наша следственная группа.
Итак, в конце 1985 г. нам удалось освободиться от назойливой опеки мафиозного ЦК КП Узбекистана и приостановить эпидемию самоубийств. Но от этого легче не стало. Опекать взяточников теперь взялись стратеги со Старой площади, с которыми надлежало согласовывать все вопросы по расследуемому делу. Действовали же они так же, как и ташкентские функционеры. С одной стороны всячески препятствовали проведению расследования, в результате чего вопрос об аресте Чурбанова затянулся на 1,5 года, Осетрова – на 2, Усманходжаева и Салимова – на 3, Смирнова – на 4 года. С другой стороны, даже давая согласие на привлечение к уголовной ответственности, цековские «прокуроры» оговаривали его массой условий, всячески затягивающих проведения расследования, тем самым подталкивая подследственных к принятию уже знакомого «мужественного решения».
Мы вынуждены были неоднократно информировать о таких ситуациях Генерального прокурора СССР. Вот выдержки из рапорта, поданного 13 мая 1988 г .:
«По расследуемому нами уголовному делу № 18/58115-83 было получено следующее указание заместителя Генерального прокурора СССР тов. Катусева А. Ф.:
1. Осуществлять вызовы и допросы бывшего секретаря ЦК КП Узбекистана И. Усманходжаева и бывшего Председателя Президиума Верховного Совета УзССР А.Салимова без избрания в отношении них мер пресечения в виде содержания под стражей. Кроме того, производить им очные ставки с изобличающими их лицами, содержащимися под стражей.
2. Не привлекать к уголовной ответственности по данному делу второго секретаря ЦК КП Молдавии В.Смирнова, заведующего сектором отдела сельского хозяйства ЦК КПСС Б. Истомина, бывшего инструктора отдела организационно-партийной работы ЦК КПСС М. Ишкова, бывшего инструктора ЦК КПСС, ныне первого секретаря Бухарского обкома КП Узбекистана И. Джаббарова. Выделить материалы в отношении них в отдельное производство.
Это указание не может быть исполнено по следующим основаниям.
Вызовы и допросы Усманходжаева и Салимова без решения вопроса о привлечении их к уголовной ответственности и аресте не будут способствовать установлению объективной истины, не прибавят новых доказательств по делу. В то же время это даёт им возможность принять меры к надёжному укрытию нажитых преступным путём ценностей. Кроме того, появится реальная опасность, что Усманходжаев и Салимов могут покончить жизнь самоубийством, организовать провокации или акты насилия против следствия, либо совершить иные непредсказуемые действия, зная степень своей вины.
Подобные случаи уже имели место в прошлом. Последовательное доведение до самоубийства Н. Щёлокова, Ю. Чурбанова, К. Эргашева, Г. Давыдова, Р. Гаипова уже заканчивались необратимыми последствиями для правосудия.
Лишь Чурбанов не решился покончить с собой, однако бессмысленные вызовы его на допросы до ареста позволили ему принять меры к надёжному сокрытию ценностей, которые не изъяты и поныне. Однако и он заявил в беседе, что не ожидал ареста, в противном случае «мог бы сутки отстреливаться».
Поэтому мы не пойдём на этот шаг и не допустим, чтобы «тихое убийство» организаторов преступлений в Узбекистане, каковыми являются Усманходжаев и Салимов, было бы совершено иными должностными лицами прокуратуры.
Их вызовы, допросы и проведение очных ставок возможны лишь в том случае, если в тот же день после проведения этих следственных действий они будут взяты под стражу…
Мы также не можем согласиться с указанием тов. Катусева не привлекать к уголовной ответственности Смирнова, Истомина, Ишкова, Джаббарова, изобличённых во взяточничестве! Попытки представить расследуемое дело в качестве «узбекского феномена», искусственное его расчленение в интересах коррумпированных должностных лиц в Москве, освобождение покровителей от ответственности не согласуются с требованиями закона…
В связи с этим просим Вас отменить указание тов. Катусева по дальнейшей судьбе дела».
Сменивший в 1987 г. Сороку на посту заместителя Генерального прокурора Катусев, указания которого мы обжаловали, сам признавал их незаконный характер. Не скрывал он и того, что лишь выполнил требования секретаря ЦК КПСС Лукьянова. Последовавшая 30 мая 1988 г. отставка Рекункова, приход Сухарева и другие события позволили нам проигнорировать незаконные требования партийного куратора, а позднее и арестовать многих из поименованных в рапорте подозреваемых. И просто чудом взять их живыми! Не каждый ведь выдержит долго в страхе ожидания тюрьмы, когда опекуны постоянно дружески информируют о выявлении всё новых криминальных фактов и дают ознакомиться с изобличающими документами, когда одного за другим арестовывают соучастников, когда лишают депутатского мандата, не приглашают на пленумы и совещания, захлопывают перед носом двери гостеприимных прежде кабинетов.
С борьбой за жизнь отдельных представителей коррумпированной знати тесно связана проблема изъятия капиталов покойных мздоимцев. Ключ к её решению уже был найден. Любимые родственники наших высоких руководителей оказывают порой весьма существенное влияние на принятие решений государственной важности, кадровые перестановки, сами становясь объектом пристального внимания мафиози. Вовсе не за красивые глаза родственники вождей получают в «подарки» мебель и видеоаппаратуру, шубы и деликатесные продукты, антиквариат и картины, деньги и ювелирные изделия. Они активно участвуют в приобретении дач и автомашин, в распределении добычи и надёжном сокрытии ценностей. Об этом бесстрастно свидетельствуют материалы тысяч уголовных дел, в том числе и проводимого нами расследования. И если все эти криминальные факты в отношении семейных соучастников доказательственно закреплены, то путь к преступно нажитым миллионам открыт.
Предметом нашего пристального внимания была семья покойного Рашидова. О вручении ему крупных взяток дали показания все арестованные секретари обкомов, секретари ЦК Компартии Узбекистана, Председатели Совета Министров и Президиума Верховного Совета республики, другие должностные лица. Деньги передавались не в конвертах – в чемоданах. Суммы были астрономические. Один вручил 1,5 миллиона, другой – около миллиона, третий – 800 тысяч. По нашим оценкам и анализу оперативной информации получалось, что по самым минимальным подсчётам у Рашидова было ценностей на сумму не менее 100 миллионов рублей. Основным соучастником и распорядителем этих богатств была жена Рашидова – Хурсанд Гафуровна. В поездках по республике она всегда сопровождала мужа. Ездили они в специальном поезде, для которого в каждом областном центре были сооружены специальные подъездные пути. Хурсанд Гафуровна собирала дань с местных руководителей прямо в вагоне. Деньги и золотые изделия часто передавались ей жёнами областных боссов, которые также поведали об этом следствию.
Был арестован и сват Рашидова Камалов – первый секретарь Каракалпакского обкома ЦК Узбекистана. Следствие изъяло у него ценностей более чем на 6 миллионов рублей. Камалов ничего не скрывал. Он и его близкие многое рассказали о ценностях Рашидова и о том, какими путями можно к ним подступиться.
Тщательную подготовку, скрывая её от руководства союзной прокуратуры, мы вели и по другим направлениям. Начать операцию под условным названием «Клад Чингисхана» планировали в июне-июле 1989 г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42