А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Солдаты перешептывались, не понимая, что произошло и происходит в безмолвной хижине. Робин решил сыграть на их суеверных страхах и воспользоваться неожиданностью. Шпага только помешает ему, к тому же ей не устоять против алебарды. Юноша снова поставил ее у стены острием к полу. Затем он извлек факел из досок табурета – за исключением его мерцающего пламени в хижине было по-прежнему темно и тихо.
Робин ощутил воодушевление, собираясь использовать еще один старый трюк. Только бы он сработал! Если бы в хижине было светло, и кто-нибудь находился в комнате, то он бы увидел на лице юноши довольную усмешку.
Повернувшись к двери, Робин бесшумно отпер ее и медленно, дюйм за дюймом, отворил. На фоне ночного неба он мог разглядеть только силуэты двух мужчин, державших пики наготове.
Но они вовсе не могли его видеть, так как на нем был черный плащ с капюшоном, скрывавшим лицо. Робин открыл дверь настежь неторопливо и бесшумно, словно за ее ручку держалась сама смерть, приглашая посетителей войти. Он услышал, как один из солдат резко вдохнул воздух и отшатнулся, а другой зашептал молитву своему святому. Тогда во тьме хижины юноша издал стон и снова замолчал.
– Придется войти, – заметил один из солдат.
– Конечно, – согласился другой.
Но в их дрожащих голосах звучало сомнение, и оба сделали шаг назад от чернеющего дверного проема.
Робин, понимал, что время пришло, он двинулся к двери.
– Madre de Dios! – простонал он, останавливаясь и склонив голову на косяк, в позе человека, пораженного страхом. – Какой ужас!
Один из солдат шагнул вперед.
– Сеньор капитан, что случилось? – спросил он, подняв вверх алебарду.
– Этот человек, он…
Произнося эти слова, Робин взмахнул рукой и вонзил кинжал в грудь солдата. Когда тот упал, его товарищ повернулся и ринулся наутек. Сбросив плащ, юноша помчался за ним. Нельзя было допустить, чтобы солдат добрался до домов в начале улицы. К счастью для Робина, он был моложе и бегал быстрее. Через несколько ярдов он настиг беглеца. Тот с отчаянным воплем обернулся, бросил пику и схватился за короткую шпагу, висевшую на бедре. Но прежде чем он успел извлечь ее из ножен, Робин бросился на него. Прижав ногами руки противника к бокам, он схватил его за горло и, увы, повел себя так, как не стал бы вести ни один итальянский дворянин, говорил ли он по-испански с акцентом или нет. Юноша поднял голову и изо всех сил боднул ей врага в лицо, услышав хруст костей носа с радостью обыкновенного дикаря. Оставлять солдата в живых было нельзя, и Робин вонзил кинжал ему в горло.
По мнению юноши, у него оставалось всего несколько минут. Схватка подняла немалый шум. Правда, если лязг оружия свет факела и вопли стражей инквизиции разбудили кого-нибудь из обитателей близлежащих домиков, то скорее всего они спрячут головы под одеялом. Однако, через некоторое время после восстановления спокойствия любопытные начнут вылезать наружу, и соберется небольшая толпа. Взяв за плечи труп солдата с перерезанным горлом, Робин подтащил его к хижине и бросил внутрь, поступив также с другим стражем, который обращался к нему «сеньор капитан». Он все еще оставался первобытным дикарем, отбросившим все хорошие манеры и изящество молодости. Вынув из двери ключ, юноша застыл, прислушиваясь, не раздастся ли в темноте вздох или стон, показывающие, что один из солдат еще жив. Но все было тихо, как в могиле. Он думал о мертвых врагах подобно древнему египтянину, как о рабах, убитых для того, чтобы они сопровождали его отца в путешествии через реку смерти. Закрыв дверь, он запер ее снаружи и вытащил ключ.
Сделав два шага, Робин остановился. С детских лет он мечтал об аутодафе во имя мести за Джорджа Обри, которое сделает багровым все небо. Юноша испытывал сильное искушение вернуться, зажечь полусгоревший факел и устроить здесь вместо Атлантики погребальный костер, который долго будут вспоминать с ужасом.
Но его удержала мысль о своем добром друге Джованни Фильяцци, который помогал ему, не задавая вопросов и, возможно, идя на риск. Через сады он выбрался на дорогу в Сеговию, где его ожидал Джакомо Ферранти с двумя лошадьми и мулом.
– Наши планы изменились, Джакомо, – сообщил он садясь в седло. – Мы должны вернуться быстро, но не слишком.
Когда они ехали вдоль берега реки, Робин швырнул в воду ключ от хижины. Вокруг было мало людей, и никто их не окликнул. Но, подъезжая к дому Фильяцци, стоящему на улице, где теперь раскинулся парк, они услышали шум толпы и увидели мерцание огней. Робин испуганно натянул поводья, но Джакомо объяснил:
– Это его превосходительство вернулся из Эскуриала.
Конечно, нелепо было предполагать, что власти успели узнать о событиях на Калье де Форкас и принять меры.
– Джакомо, отведи лошадей в конюшню, почисть их и проследи, чтобы не осталось никаких признаков того, что их выводили этим вечером. Потом приведи мула назад с багажом и деньгами.
Робин спешился и, завернувшись в плащ, пробрался сквозь толпу к двери. Стоящий там Андреа собирался остановить его, но он сдвинул капюшон с лица, вошел в дом и поднялся по лестнице.
Когда Джакомо, выполнив поручения, принес багаж в комнату Робина, он нашел там не Карло Мануччи, а Джузеппе Марино, ожидавшего его.
– Одежду, которую ты купил, Джакомо, будешь носить ты. Деньги здесь?
Открыв холщовую сумку, юноша протянул ее слуге.
– Наполни свои ладони, Джакомо.
Но Джакомо отступил назад.
– Я поеду с вами, сеньор.
– Нет, Джакомо.
– Сеньор, я отлично знаю, что вечером произошли неприятности. Тем больше для меня причин вас сопровождать.
Робин был тронут его настойчивостью, но покачал головой.
– Я привык к тебе, Джакомо. Мы много времени провели вместе и стали добрыми друзьями. Твою преданность я буду помнить, даже если доживу до того времени, когда Эскуриал превратится в руины. Если бы мне грозила только та опасность, о которой ты упомянул, я бы, конечно, взял тебя с собой. Но, увы, Джакомо, в том, что мне предстоит сделать, тебе нет места. Пожми мне руку в память о нашей дружбе. Вот так! А теперь запусти ее в сумку и наполни как следует.
Когда Джакомо вынул из сумки руку, полную золотых монет, в его глазах блестели слезы.
– А сейчас, – продолжал Робин, – попроси Андреа узнать у его превосходительства, не может ли он уделить несколько минут Джузеппе Марино. Потом отведи мула на дорогу в Толедо и жди меня там.
Вскоре Андреа Ферранти постучал в дверь. Робин, успевший наполнить золотом кожаную сумочку на поясе и завязать большую сумку, последовал за ним в спальню, где Джованни Фильяцци сидел в халате над бокалом подогретого вина. Когда он увидел Робина, его лицо смягчилось.
– Оставь нас, Андреа, и стой у двери, не впуская никого!
Когда они остались вдвоем, Робин положил сумку на стол.
– Возможно, синьор, что в ответ за вашу доброту ко мне я возложил на ваши плечи много беспокойства.
– Мои плечи достаточно широки, Робин. И было бы странным, если бы я не проявил любезность к безымянному другу в Лондоне и мальчику, который много страдал и нашел дорогу к моему сердцу. – Он поднялся и положил руки на плечи Робину, лицо которого исказила гримаса боли, а из груди вырвалось рыдание. – Сядь и выпей со мной.
Усадив Робина, он налил ему полный бокал подогретого портвейна, а затем снова опустился на стул, не задавая вопросов.
– Повсюду ищут Карло Мануччи, синьор, – сообщил Робин и печально добавил: – Завтра начнется настоящая погоня.
– Карло Мануччи? – с недоуменным видом переспросил Фильяцци. – Кто это? Очевидно, итальянец.
– Могут начаться расспросы, – продолжал Робин.
– У меня? – усмехнулся граф Джованни. – Если это произойдет, мне придется выяснить у моего доброго друга короля Филиппа, должен ли я в разгаре труднейшей работы, убеждая генуэзских банкиров одолжить ему деньги, в которых он так отчаянно нуждается, подвергаться расспросам о каком-то неведомом Карло Мануччи. Знаешь, я сильно сомневаюсь, существует ли вообще этот парень. Давай лучше выбросим его из головы.
– Одной заботой у меня стало меньше, – с признательностью промолвил Робин, явно преувеличивший значительность Карло Мануччи в нынешних треволнениях испанского королевства. – А так как я принес вам ваши деньги назад, синьор, можете для убедительности продемонстрировать их Филиппу.
Фильяцци довольно хлопнул себя по колену. Ему нравились проявления бодрости духа. У этого парня, несомненно, прошедшего только что через огонь, хватало мужества шутить. Затем лицо его омрачилось.
– Тебе не нужны эти деньги?
– Я взял столько, сколько может себе позволить Джузеппе Марино.
Фильяцци кивнул и отхлебнул вина. Он устремил взгляд на камин, где потрескивали дрова.
– Робин, – мягко заговорил граф. – Если тебе нужен отец, то он рядом с тобой. – И он взглянул на юношу так тепло, что у того брызнули слезы. Измученный напряжением этого злополучного вечера, Робин, наконец, рассказал Фильяцци историю о себе и Джордже Обри. Чтобы не ранить друга резким отказом, ему пришлось говорить о себе, что для него всегда являлось тяжким трудом.
– Я буду помнить ваши слова с величайшей гордостью и искренней признательностью, – закончил юноша. – Но мне нужно вернуться на родину.
– Я все понимаю, – ласково промолвил Фильяцци.
– Притом вернуться как можно быстрее.
Посол изумленно уставился на него.
– Как можно быстрее?
– Да, синьор.
– И в качестве Джузеппе Марино?
– Совершенно верно.
– Имея при себе всего несколько золотых?
– Да.
Джованни Фильяцци сердито хлопнул кулаком по столу.
– Как же ты собираешься это сделать?
– Я поплыву с Окендо на его корабле «Сеньора де ла Роса», – спокойно ответил Робин. – Испания снабдит меня средством передвижения, но я надеюсь расплатиться с ней английскими деньгами.

Глава 30. Энтони Скарр

Проехав часть ночи верхом на муле, Робин проснулся рано утром на постоялом дворе в деревушке Кастильехо. Оставив слева кишащий священниками Толедо, он, сделав за день сорок миль, перевалил Сьерру де Гуадалупе. Горный хребет в Испании

и спустился в Трухильо Город в Испании, центр одноименной провинции в области Эстремадура

Там ему посчастливилось встретить труппу бродячих актеров, направлявшихся в Лиссабон. Юноша присоединился к ним, найдя в их обществе отвлечение от горестных воспоминаний.
Они были веселыми и драчливыми, добродушными и ревнивыми, горячими в спорах и в примирениях и постоянно щеголяющими патетическими фразами, почерпнутыми из реплик того или иного героического персонажа, весьма малопригодными к перипетиям их скитальческой жизни. Робин помогал им в установке скудных декораций и, так как он путешествовал налегке, погрузил на своего мула часть их имущества.
Эти обитатели передвижного волшебного царства пели всю дорогу. Филипп Испанский, Непобедимая армада, Елизавета, коварство турок, интриги и потрясения при королевских дворах Европы беспокоили их куда меньше, чем интонация, с которой Алонсо произносит: «Мать, ты отомщена!», или жалкое зрелище, являемое звездой соперничающей труппы, когда этот самодовольный болван играл кровожадного горца Гомеса. Робина отвлекали от грустных мыслей эмоциональные и никогда не умолкающие беседы актеров, их шутки, которыми они встречали неудачу, их искренность и вдохновение, с которыми они репетировали сцены в деревенских сараях. В их обществе юноша не мог не воспрянуть духом, и прощаясь с ними в Эштремоше, перед тем как направиться в Лиссабон, он тепло поблагодарил их за хорошую компанию.
Робин прибыл в Лиссабон 2 мая. Армада, наконец, была готова к отплытию, и, дождавшись на набережной удобного случая, юноша пробрался сквозь свиту Окендо и бросился перед ним на колени.
– Кто этот плут? – осведомился Окендо. Поведение Робина, у которого лицо и одежда были перепачканы грязью и пылью, определенно нуждалось в объяснениях, тем более что две палки уже поднялись вверх.
– Я Джузеппе Марино, с позволения вашего превосходительства, – робко откликнулся Робин.
– Да ну? – воскликнул Окендо. Он только что пообедал и был в отличном настроении. – Я определенно дам позволение вышвырнуть тебя в море, если ты не предоставишь мне лучшее объяснение своей дерзости, чем твое имя.
Вокруг Робина собралась небольшая толпа, настроенная не слишком дружелюбно. Окендо был молодым героем испанского рыцарства, поэтому не удивительно, что ему докучали женщины, однако оборванцам никак не полагалось являться подобным образом в присутствие его превосходительства. Так что Робину грозило оказаться в водах бухты Тежу, если он сразу же не даст объяснение. Только хорошее настроение Окендо избавило его от немедленной расправы.
– Оставь парня в покое! – приказал он. – Ну, что скажешь, Джузеппе Марино?
– Ваше превосходительство, я был слугой великого адмирала! – воскликнул Робин, решив рискнуть.
Если мадридской инквизиции удалось выследить Карло Мануччи и открыть, что он и Джузеппе Марино – одно и то же лицо, что к этому времени могло быть осуществлено, то все пропало. Дыба и костер были в Лиссабоне так же под рукой, как и в Мадриде, и на миг юноша решил, что погиб, заметив движение в толпе рядом с собой. Стоя на коленях, он краем глаза увидел, как какой-то молодой парень стал быстро выбираться из толпы. Несомненно, он спешил донести, получить вознаграждение и зажечь костер для очередного еретика!
Однако, Окендо пришел на помощь.
– Что-что? – переспросил он. – Ну-ка, выпрямись, приятель. – Когда Робин поднялся, он добавил: – Джузеппе Марино! Из Ливорно, не так ли?
– Ваше превосходительство обещали взять меня матросом на ваш корабль, – напомнил ему Робин.
– Верно! Ладно, отправляйся на борт к боцману и скажи, что я тебя послал. У нас достаточно канониров, солдат и священников, но видит Бог, матросов маловато для Непобедимой армады. Если он согласится, я не против.
Робин не стал медлить. Пробормотав слова благодарности, он ринулся в толпу и быстро выбрался из нее, так что почти никто этого не заметил. Беда была в том, что проклятый доносчик следовал за ним. Робин отлично знал, где пришвартована «Сеньора де ла Роса». Он не бежал, но шел так быстро, как только мог. Тем не менее предполагаемый доносчик продолжал наступать ему на пятки. Поднявшись по трапу, Робин нашел боцмана среди кучи парусов, канатов и блоков, валявшихся в таком беспорядке, словно корабль не собирался выходить в море еще две недели.
Передав сообщение Окендо, юноша сразу же принялся за работу, а так как он продемонстрировал определенное знание ремесла матроса, то был признан годным для участия в походе на Англию. Однако, к его огорчению, Робин обнаружил, что преследователь также очутился на корабле. Юноша слышал, как тот говорил с боцманом, назвавшись каталонцем из Марселя. Быть может, парень просто решил стать членом экипажа? Или же он находился здесь, чтобы не дать Робину улизнуть и где-то за час до отплытия флота указать на него служителям инквизиции, поджидающим, чтобы арестовать Карло Мануччи?
Но ничего подобного не произошло, и 14 мая 1588 года после благословения многочисленных знамен, нескончаемых процессий священников и торжественных песнопений Непобедимая армада отплыла из бухты Тежу с надуваемыми ветром парусами и таким количеством солдат на палубах, что казалось удивительным, как матросам вообще удается управляться со снастями. Как известно всему миру, два дня спустя армаду настиг шторм, разбросавший корабли по морю, в результате чего им пришлось собираться вновь в Ла-Корунье. Ла-Корунья – порт в Испании, на Атлантическом океане; центр одноименной провинции и области Галисия

Там было обнаружено, что, несмотря на все молитвы и благословения, питьевая вода протухла, а мясо зачервивело. Поэтому лишь утром 20 июля Робин увидел черные скалы Лизарда, Лизард – мыс на полуострове Корнуолл, южная оконечность Англии

нависавшие над водой подобно теням.
Флагманский корабль Медины-Сидонии с огромным флагом на мачте, на белом шелке которого было вышито изображение Святой Девы, шел впереди в центре флота, остальные корабли плыли по бокам так, что вся Непобедимая армада на расстоянии напоминала огромный серп выпуклой стороной вперед. Гипускоанская эскадра Окендо шла по левому борту флагмана и, к радости Робина, адмиральское судно плыло ближе всех к берегу. По мере продвижения по Ла-Маншу мыс Лизард становился все более заметным, пока юноша с волнением в сердце и слезами на глазах не различил на холмах над утесами зеленые поля и темные изгороди. Тут и там маленькие белые пирамиды указывали на места добычи фарфоровой глины.
Тем временем подул юго-западный ветер, и небо потемнело.
«Ночью будет буря», – подумал Робин, чье настроение поднялось вместе с ветром. Эти неуклюжие галеоны с целыми крепостями и кучами солдат на борту станут игрушкой как для шторма, так и для лорда-адмирала Хауарда оф Эффингема и его помощника Дрейка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27