Воины, прибывавшие из различных государств, старались селиться в «своем» секторе, среди представителей своего народа и биться на своей, местной, арене. Во всем пространстве, населенном и освоенном людьми, Солярис был одним из немногих миров, где допускалось смешение рас. Такой же привилегией пользовалась и Терра, нейтралитет которой поддерживался Ком-Старом.
Большинство воинов были кумирами своих наций, их победы широко освещались в местной прессе и постоянно ретранслировались. Иначе обстояло дело с представителями Синдиката Драконов. Правители семейства Куриты не допускали легального проникновения на свою территорию головидов с битвами, а нелегальный их провоз приравнивался к контрабанде наркотиков, оружия или взрывчатых веществ. У иностранцев, посещающих Синдикат Драконов, изымались даже личные копии записей, правда, взамен давали туманное обещание вернуть их при выезде за пределы государства.
Такое отношение Кай считал оправданным с точки зрения сохранения самобытной японской культуры. Она корнями уходила в средневековый кодекс бушидо, или «путь воина». Основу кодекса составляла аксиома, что в конечном счете вся нация является собственностью правящего Координатора и все жители обязаны вести себя с достоинством, иметь повышенное чувство долга, а друг к другу относиться сердечно и с сочувствием. Они знали, что у каждого человека должен быть и есть свой хозяин, у его хозяина — свой и так далее, а хозяином всех является Координатор.
Воины Синдиката Драконов, участвовавшие в битвах на Солярисе, по духу вовсе не были похожи на своих забитых собратьев, это были ронины, самураи-одиночки. В течение тысячелетий японская культура не могла выработать в себе определенного отношения к ронинам. Их боготворили и презирали одновременно. Смелостью таких людей восхищались, но независимость и нежелание принадлежать кому бы то ни было, органическое неприятие любых ограничений было их позором. Однако за последние четыреста лет возрождения бушидо отношение к ронинам было сформировано — они вызывали больше презрения, чем восторга. Соответственным было и отношение к битвам на Солярисе. Интерес к ним приравнивался в обществе к увлечению порнографией.
Кай заслужил обращение «Кай-сама» после победы над лучшим воином Синдиката Драконов Теодором Гроссом. Перед битвой Гросс вел себя кичливо и развязно, он хвастал своей непобедимостью и мастерством. Его всячески подогревали, жучки от тотализатора вслух говорили, что предстоящий бой будет для Теодора очень легким: великий мастер просто задаст заслуженную трепку возгордившемуся юнцу, тем дело и кончится. В обстановке всеобщего поклонения Теодору Кай не делал никаких заявлений, он молча готовился к решающей для него битве. Он уложил Гросса в течение первых двадцати секунд первого раунда, а своей скромностью, сдержанностью и хладнокровием приобрел много тайных поклонников битв в Синдикате Драконов.
Но кроме друзей он приобрел и врагов, среди которых был и владелец боевого клуба Томас Делон, за которого бился Гросс.
Кай вежливо и дружелюбно улыбнулся охранникам:
— Я нахожусь здесь по приглашению Куриты Оми-сама.
Старший из офицеров кивнул:
— Нас информировали об этом, проходите сюда, пожалуйста.
Кай последовал за ним, его удивляло и одновременно веселило то, что ему как-то удается двигаться в колом стоящих на нем накрахмаленной тунике и брюках. Во время прохода на падуну охранники не проронили ни слова. По тому, что они шли по коридору в полном одиночестве, Кай понял, что за их проходом следят и что его присутствие здесь считается строго конфиденциальным.
Хотя приглашение ему пришло по обычным дипломатическим каналам, но сам факт приглашения особо не афишировался. Оми послала запрос с корабля «Тайдзай» — на релейную станцию «Тетерсен» Ком-Стара, после чего Каю на «Чжаньси» пришло разрешение министерства внутренних дел планеты. Кай понимал, что его визит является тайной только для некоторой части представителей Синдиката Драконов на корабле, и
считал это резонным.
Поскольку большинство населения Дома Куриты считало участников битв на Солярисе людьми падшими, то разрешение присутствовать на корабле Каю могло быть расценено как бесчестье. Сам факт полета Оми на Солярис уже был яблоком раздора внутри Синдиката Драконов. Строго говоря, опасности подвергались даже те ничего не значащие служащие, которые просто сопровождали ее в поездке. Ежеминутно они могли стать объектом обвинений в предательстве интересов страны. Так что миссию Оми можно было с большой долей вероятности считать и наказанием, наложенным на женщину ее отцом Теодором Куритой, однако Кай так не считал, он подозревал, что все гораздо глубже. С другой же стороны, какие планы могут роиться в голове Координатора, предсказать невозможно.
— Я неплохо знаю Оми, — думал Кай, — она не станет впутывать меня в грязные истории". Эта мысль успокоила его, и он даже попытался улыбнуться сопровождающим, но в этот момент они подошли к коридору, стены которого были сделаны на манер седзи
— Вам придется подождать ее высочество здесь.
Кай кивнул и принялся стаскивать ботинки. Один из охранников достал из маленькой ниши домашние туфли и подал Каю. Язычки туфель, длинные и широкие, доходили до колен, обхватывали их и застегивались вокруг ноги двумя ремешками из липкой ткани.
Застегивая вторую туфлю, Кай обратил внимание на две детали, не существенные для кого угодно, но только не для жителей Синдиката Драконов. Прежде всего их цвет. Те туфли, которые он надевал, были серого цвета, под цвет его глаз, и к тому же хорошо сочетались с его изумрудно-зелеными брюками. Наверное, те же самые люди, которые обеспечивали его незаметное прибытие на корабль, позаботились о том, чтобы цвет его обуви был приятен и ему и хозяйке.
Вторая деталь была не столь приятной. Дело в том, что в передней части туфли находились изготовленные из жесткого полимера крючки. Из практического опыта Кай знал, что если обхватить ногу специальным ремнем и закрепить его на этих крючках, то невозможно будет сделать и десятка шагов, крючки раздерут ногу в кровь. Следовательно, изначально эта обувка использовалась далеко не в качестве атрибута модной одежды. К счастью, его мрачные размышления относительно первичного способа использования загадочной обуви прервались шелестом раздвигаемых с¬дзи, и охранник жестом пригласил Кая пройти внутрь крошечной комнатки.
Если бы не едва заметные пушистые полоски на татами, Кай подумал бы, что он находится в чайном домике. Кай поджал под себя ноги и вплыл в комнатку, сразу ставшую уютной. Она была такой низкой, что в полный рост стоять здесь Кай не смог бы. Осматриваясь, он парил под самым потолком, затем легко оттолкнулся от него и приземлился на татами, поставив согнутые в коленях ноги точно на ворсистые полосы.
Только теперь он заметил, что в комнатке находится Оми. Кай церемонно поклонился, коснувшись головой татами, и произнес:
— Конничи-ва, Курита Оми-сама.
Оми Курита улыбнулась и ответила таким же поклоном. Высокая и хрупкая, с длинными черными волосами, перевязанными алой лентой, она была одета в шелковое кимоно, обшитое по краям широкой изумрудно-зеленой полосой. Ее накидку украшали искусно вышитые зеленые цапли, пояс также был зеленого цвета, и Кай догадался, что Оми выбрала кимоно специально под цвет его одежды.
— Я рада снова видеть вас, Кай Аллард-Ляо, — произнесла она, легко преодолевая сложные звуковые сочетания его фамилии.
— Мне также приятно видеть вас. Благодарю за приглашение, — ответил Кай дежурной любезностью, уловив в глазах Оми некоторую настороженность, значение которой ему стало ясно только тогда, когда раздвинулись с¬дзи и показался еще один человек. Не поднимая глаз на сидящих в комнате, он резкими движениями перемещался по татами. Кай предположил, что его поведение, его поза — знак высшего соответствия ритуалу.
«Мы не принадлежим здесь самим себе, мы должны выполнять обязанности представителей нации. А между прочим, все те вежливые мелочи, которые мы здесь сказали друг другу, могут вполне считаться нарушением установленного этикета», — грустно закончил Кай свои раздумья.
Он сидел, положив руки на колени ладонями вниз, точь-в-точь повторяя позу Оми. Вошедший, а это был древний старик, согнутый годами и бесчисленными поклонами, втянул в комнату длинный изящный ящик из красного дерева. Прочно установив его на татами, старик долго возился с защелками, открывая крышку. Каю показалось, что сделал он это специально, такая ошибка входит в ритуал. Его догадку подтвердило и то, что на лице старика не было страха, когда он извинился перед Оми за задержку, пробормотав:
— Сумимасэн
Кай нахмурился, на лбу его появились морщины:
«Нет, Оми, ты думаешь так же, как твой отец, тебе явно недостает качеств твоей матери». Культуры Китая и Японии в чем-то сходны, и это поддерживало стабильность Синдиката Драконов, Объединения Святого Ива и Конфедерации Капеллана. Хотя матерью Кая была Кандаче Ляо, великая герцогиня Объединения Святого Ива и наследница трона Челесты Конфедерации Капеллана, все же воспитывался он в Федеративном Содружестве. Он гордился своим азиатским происхождением, но в делах житейских частенько руководствовался менее утонченной и изысканной логикой восточной философии.
Как бы читая его мысли, Оми кивнула в сторону старика:
— Дзиро Ишияма, мастер чайной церемонии, он прислуживал еще моему деду.
Кай попытался расслабиться. «В конце концов, Оми оказывает мне честь, несмотря ни на что, я пользуюсь уважением ее народа». Он даже позволил себе слегка улыбнуться, но только слегка, так, чтобы только Оми это заметила. А в том, что она заметит его улыбку, Кай не сомневался.
Заставляя себя следить за священнодействиями старого мастера, Кай вдруг стал замечать некоторые детали, которые ускользнули бы от него, не будь он столь внимателен. Во-первых, на с¬дзи были водяные знаки, похожие на фигуру дракона. Еще Кай заметил, что кимоно на старике очень старое, сильно потертое на локтях и коленях. Это значит, что он не носит специальную одежду с липучками, он способен удерживаться на месте без нее, и именно поэтому так долго сохраняет свое почетное звание.
Каю не доводилось раньше присутствовать на чайной церемонии, а те, которые он видел в информационных сообщениях или в сериалах, проходили не в состоянии невесомости. Кроме того, для церемонии необходим столик. «Интересно, — подумал Кай, — куда же это старик собирается ставить чашки, чайник и все остальное?»
Мастер достал из небольшого ящичка две прозрачные чашки и, как бы поставив их на столик, установил перед Оми и Каем. Когда он убрал свои узловатые, морщинистые руки, чашки остались висеть сантиметрах в десяти от татами. Старик повернулся к своему ящику, ища необходимые принадлежности, чашки мерно покачивались, и Кай смотрел на них, ощущая, что в этом есть нечто гипнотическое.
Состояние транса усилилось, когда Ишияма достал из своего ящика еще один предмет. Это был очень хрупкий на вид стеклянный шар. Правда, его форму несколько портили два отверстия, но вместе с тем они же подчеркивали и его идеальную округлость, казалось, рука человеческая не может изготовить ничего совершеннее этого. То, что вначале Кай принял за отверстия, на самом деле оказались черным пятном, обрамленным полосой из нержавеющей стали, и частью шара, соединенной с цилиндром, находящимся внутри.
Мастер поместил шар над чашками. Кай посмотрел на него, и тот стал медленно вращаться. Теперь Кай увидел, что внутри у него находится еще один шар и между ними — открытое пространство. «Похоже на колбу от термоса, — усмехнулся Кай, — там он и заваривает чай».
Ишияма в последний раз повернулся к своему ящику и извлек из него коробочку с чаем и серебряный цилиндр с тончайшим носиком вверху. Серебряный цилиндр мастер оставил висеть в воздухе, а коробочку с чаем прочно установил на татами. Затем он взял в правую руку цилиндр, левой повернул дно и толкнул его вверх. Послышался легкий треск, и Кай увидел, как цилиндр уменьшился сантиметра на три.
Ишияма повернул цилиндр перпендикулярно полу и обратил все свое внимание на коробочку с чаем. Он резко снял с нее восьмиугольную крышку, образовался вакуум, и листья сухого чая начали вылетать наружу. Они разлетелись бы в разные стороны, если бы не грациозная отточенность движений мастера.
Легким движением он отстегнул защелку на заварном шаре и едва заметным щелчком послал его вверх. В этом движении заключалось основное мастерство. Шар ровно и медленно плыл по траектории выхода чайных листьев, улавливая их. Шурша, листья наполнили цилиндр и оттуда переместились в верхнюю часть шара.
Краем глаза наблюдая за плавным движением шара, Ишияма закрыл коробку с чаем, затем, недовольный его количеством в шаре, взял из коробки еще щепотку и выпустил вверх. И эти листья также попали в шар. Хотя Кай и не сомневался в этом, его так и подмывало проверить мастерство старика. Достаточно было посмотреть на белоснежные с¬дзи, где малейшая крупинка чая сразу была бы видна, но Кай не стал обижать сомнением Ишияму и продолжал наблюдать за его движениями. Старик плотно закрыл чайную сферу, и она начала медленно опускаться на татами. Тем временем Ишияма закрыл коробку с чаем и поставил ее обратно в свой ящик. Он поймал чайную сферу в тот самый момент, когда от нее до татами оставалось несколько сантиметров. Держа в одной руке сферу, мастер другой рукой вставил шприц в маленький ниппель на сфере и начал впрыскивать внутрь шара кипяток.
«Какой примитив, — про себя улыбался Кай, — обычная химическая грелка. Она нагревает воду, вода расширяется и создает давление, и тем самым вода сама себя вталкивает в сферу. Я мог бы догадаться обо всем, просто внимательно изучив сферу. Тут все — наука, но, впрочем, и искусство тоже».
Горячая вода тем временем заполняла нижнюю часть сферы и по мере поступления новых порций начала бурлить и фонтанировать внутрь и вверх. Довольный Ишияма, дождавшись заполнения, вытащил из сферы цилиндр и убрал его в свой ящик. Держа сферу в обеих руках, он начал вращать ее так, чтобы вода собралась на стенках. Начался собственно сам процесс заварки, вода постепенно стала приобретать цвет.
Как только внутренняя часть шара покрылась водой, Ишияма повернул сферу на девяносто градусов. Внутри ее замелькали яркие огоньки. От трения с цилиндром, заполненным чайными листьями, образовалась нежно-зеленая пена. Соприкасаясь с ней, вода начинала темнеть, и постепенно вся жидкость стала абсолютно черной.
Когда движение воды начало ослабевать, Ишияма стал постукивать по сфере, направляя ее то вбок, то вверх, и находящаяся в сфере вода, принимая различные формы, создавала всевозможные картинки и образы. Кай отчетливо видел то лица друзей, то сцены из битв, то жуткие видения из давно забытых снов. Он не понимал, ни почему это происходит, ни где и когда он видел все это, он не мог ни понять, ни объяснить происходящего. Кай просто смотрел.
Ишияма остановил движение воды. Сколько прошло времени, секунда или вечность, — Кай не мог сказать. Мастер продолжал священнодействовать. Он собрал всю воду в нижней части сферы и повернул ее ниппелем вверх. Как заправский фокусник, он незаметно достал из рукава кимоно длинную серебряную иглу с пластиковым цилиндром и пружиной на конце и вставил ее в сферу, утопив кончик иглы в темную жидкость.
Взяв одну из чашек, мастер прижал ею пластиковый цилиндр. Правой рукой он установил сферу на полу, а левой нажал на чашку. Кай услышал свист наливаемой в чашку жидкости и увидел идущий из нее пар, но что делал в этот момент мастер, Кай определить не мог, поскольку тот находился далеко от него.
Ишияма надавил еще раз, затем еще два раза. Первую чашку он предложил Оми. Она приняла ее с поклоном и держала бережно, как хрупкую драгоценность. Мастер повторил процедуру наливания чая и протянул Каю его чашку.
Тот взял ее так осторожно, словно ему предложили подержать гранату без чеки. «В сущности, и так может быть, — подумал он. — Только очень отчаянные и любопытные люди попробуют попить жидкость в ее естественном виде в состоянии невесомости». Ему казалось удивительным, что мастеру удалось заварить чай я при этом избежать попадания в воздух пузырей. Гоняться за ними и хватать их ртом будет посложнее чемпионата на Солярисе.
Ишияма снова поклонился — сначала Оми, затем Каю и опять потянулся к своему ящику. Он достал из него белую розу и, прикрывая ее, словно пламя свечи от ветра, выпустил из рук. Роза поплыла между Оми и Каем, но под давлением воздуха лепестки стали отрываться, и вскоре нежно-белый розовый снег наполнил комнату. Кай не отрываясь смотрел на плывущие лепестки и повернулся к Ишияме, чтобы поблагодарить его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Большинство воинов были кумирами своих наций, их победы широко освещались в местной прессе и постоянно ретранслировались. Иначе обстояло дело с представителями Синдиката Драконов. Правители семейства Куриты не допускали легального проникновения на свою территорию головидов с битвами, а нелегальный их провоз приравнивался к контрабанде наркотиков, оружия или взрывчатых веществ. У иностранцев, посещающих Синдикат Драконов, изымались даже личные копии записей, правда, взамен давали туманное обещание вернуть их при выезде за пределы государства.
Такое отношение Кай считал оправданным с точки зрения сохранения самобытной японской культуры. Она корнями уходила в средневековый кодекс бушидо, или «путь воина». Основу кодекса составляла аксиома, что в конечном счете вся нация является собственностью правящего Координатора и все жители обязаны вести себя с достоинством, иметь повышенное чувство долга, а друг к другу относиться сердечно и с сочувствием. Они знали, что у каждого человека должен быть и есть свой хозяин, у его хозяина — свой и так далее, а хозяином всех является Координатор.
Воины Синдиката Драконов, участвовавшие в битвах на Солярисе, по духу вовсе не были похожи на своих забитых собратьев, это были ронины, самураи-одиночки. В течение тысячелетий японская культура не могла выработать в себе определенного отношения к ронинам. Их боготворили и презирали одновременно. Смелостью таких людей восхищались, но независимость и нежелание принадлежать кому бы то ни было, органическое неприятие любых ограничений было их позором. Однако за последние четыреста лет возрождения бушидо отношение к ронинам было сформировано — они вызывали больше презрения, чем восторга. Соответственным было и отношение к битвам на Солярисе. Интерес к ним приравнивался в обществе к увлечению порнографией.
Кай заслужил обращение «Кай-сама» после победы над лучшим воином Синдиката Драконов Теодором Гроссом. Перед битвой Гросс вел себя кичливо и развязно, он хвастал своей непобедимостью и мастерством. Его всячески подогревали, жучки от тотализатора вслух говорили, что предстоящий бой будет для Теодора очень легким: великий мастер просто задаст заслуженную трепку возгордившемуся юнцу, тем дело и кончится. В обстановке всеобщего поклонения Теодору Кай не делал никаких заявлений, он молча готовился к решающей для него битве. Он уложил Гросса в течение первых двадцати секунд первого раунда, а своей скромностью, сдержанностью и хладнокровием приобрел много тайных поклонников битв в Синдикате Драконов.
Но кроме друзей он приобрел и врагов, среди которых был и владелец боевого клуба Томас Делон, за которого бился Гросс.
Кай вежливо и дружелюбно улыбнулся охранникам:
— Я нахожусь здесь по приглашению Куриты Оми-сама.
Старший из офицеров кивнул:
— Нас информировали об этом, проходите сюда, пожалуйста.
Кай последовал за ним, его удивляло и одновременно веселило то, что ему как-то удается двигаться в колом стоящих на нем накрахмаленной тунике и брюках. Во время прохода на падуну охранники не проронили ни слова. По тому, что они шли по коридору в полном одиночестве, Кай понял, что за их проходом следят и что его присутствие здесь считается строго конфиденциальным.
Хотя приглашение ему пришло по обычным дипломатическим каналам, но сам факт приглашения особо не афишировался. Оми послала запрос с корабля «Тайдзай» — на релейную станцию «Тетерсен» Ком-Стара, после чего Каю на «Чжаньси» пришло разрешение министерства внутренних дел планеты. Кай понимал, что его визит является тайной только для некоторой части представителей Синдиката Драконов на корабле, и
считал это резонным.
Поскольку большинство населения Дома Куриты считало участников битв на Солярисе людьми падшими, то разрешение присутствовать на корабле Каю могло быть расценено как бесчестье. Сам факт полета Оми на Солярис уже был яблоком раздора внутри Синдиката Драконов. Строго говоря, опасности подвергались даже те ничего не значащие служащие, которые просто сопровождали ее в поездке. Ежеминутно они могли стать объектом обвинений в предательстве интересов страны. Так что миссию Оми можно было с большой долей вероятности считать и наказанием, наложенным на женщину ее отцом Теодором Куритой, однако Кай так не считал, он подозревал, что все гораздо глубже. С другой же стороны, какие планы могут роиться в голове Координатора, предсказать невозможно.
— Я неплохо знаю Оми, — думал Кай, — она не станет впутывать меня в грязные истории". Эта мысль успокоила его, и он даже попытался улыбнуться сопровождающим, но в этот момент они подошли к коридору, стены которого были сделаны на манер седзи
— Вам придется подождать ее высочество здесь.
Кай кивнул и принялся стаскивать ботинки. Один из охранников достал из маленькой ниши домашние туфли и подал Каю. Язычки туфель, длинные и широкие, доходили до колен, обхватывали их и застегивались вокруг ноги двумя ремешками из липкой ткани.
Застегивая вторую туфлю, Кай обратил внимание на две детали, не существенные для кого угодно, но только не для жителей Синдиката Драконов. Прежде всего их цвет. Те туфли, которые он надевал, были серого цвета, под цвет его глаз, и к тому же хорошо сочетались с его изумрудно-зелеными брюками. Наверное, те же самые люди, которые обеспечивали его незаметное прибытие на корабль, позаботились о том, чтобы цвет его обуви был приятен и ему и хозяйке.
Вторая деталь была не столь приятной. Дело в том, что в передней части туфли находились изготовленные из жесткого полимера крючки. Из практического опыта Кай знал, что если обхватить ногу специальным ремнем и закрепить его на этих крючках, то невозможно будет сделать и десятка шагов, крючки раздерут ногу в кровь. Следовательно, изначально эта обувка использовалась далеко не в качестве атрибута модной одежды. К счастью, его мрачные размышления относительно первичного способа использования загадочной обуви прервались шелестом раздвигаемых с¬дзи, и охранник жестом пригласил Кая пройти внутрь крошечной комнатки.
Если бы не едва заметные пушистые полоски на татами, Кай подумал бы, что он находится в чайном домике. Кай поджал под себя ноги и вплыл в комнатку, сразу ставшую уютной. Она была такой низкой, что в полный рост стоять здесь Кай не смог бы. Осматриваясь, он парил под самым потолком, затем легко оттолкнулся от него и приземлился на татами, поставив согнутые в коленях ноги точно на ворсистые полосы.
Только теперь он заметил, что в комнатке находится Оми. Кай церемонно поклонился, коснувшись головой татами, и произнес:
— Конничи-ва, Курита Оми-сама.
Оми Курита улыбнулась и ответила таким же поклоном. Высокая и хрупкая, с длинными черными волосами, перевязанными алой лентой, она была одета в шелковое кимоно, обшитое по краям широкой изумрудно-зеленой полосой. Ее накидку украшали искусно вышитые зеленые цапли, пояс также был зеленого цвета, и Кай догадался, что Оми выбрала кимоно специально под цвет его одежды.
— Я рада снова видеть вас, Кай Аллард-Ляо, — произнесла она, легко преодолевая сложные звуковые сочетания его фамилии.
— Мне также приятно видеть вас. Благодарю за приглашение, — ответил Кай дежурной любезностью, уловив в глазах Оми некоторую настороженность, значение которой ему стало ясно только тогда, когда раздвинулись с¬дзи и показался еще один человек. Не поднимая глаз на сидящих в комнате, он резкими движениями перемещался по татами. Кай предположил, что его поведение, его поза — знак высшего соответствия ритуалу.
«Мы не принадлежим здесь самим себе, мы должны выполнять обязанности представителей нации. А между прочим, все те вежливые мелочи, которые мы здесь сказали друг другу, могут вполне считаться нарушением установленного этикета», — грустно закончил Кай свои раздумья.
Он сидел, положив руки на колени ладонями вниз, точь-в-точь повторяя позу Оми. Вошедший, а это был древний старик, согнутый годами и бесчисленными поклонами, втянул в комнату длинный изящный ящик из красного дерева. Прочно установив его на татами, старик долго возился с защелками, открывая крышку. Каю показалось, что сделал он это специально, такая ошибка входит в ритуал. Его догадку подтвердило и то, что на лице старика не было страха, когда он извинился перед Оми за задержку, пробормотав:
— Сумимасэн
Кай нахмурился, на лбу его появились морщины:
«Нет, Оми, ты думаешь так же, как твой отец, тебе явно недостает качеств твоей матери». Культуры Китая и Японии в чем-то сходны, и это поддерживало стабильность Синдиката Драконов, Объединения Святого Ива и Конфедерации Капеллана. Хотя матерью Кая была Кандаче Ляо, великая герцогиня Объединения Святого Ива и наследница трона Челесты Конфедерации Капеллана, все же воспитывался он в Федеративном Содружестве. Он гордился своим азиатским происхождением, но в делах житейских частенько руководствовался менее утонченной и изысканной логикой восточной философии.
Как бы читая его мысли, Оми кивнула в сторону старика:
— Дзиро Ишияма, мастер чайной церемонии, он прислуживал еще моему деду.
Кай попытался расслабиться. «В конце концов, Оми оказывает мне честь, несмотря ни на что, я пользуюсь уважением ее народа». Он даже позволил себе слегка улыбнуться, но только слегка, так, чтобы только Оми это заметила. А в том, что она заметит его улыбку, Кай не сомневался.
Заставляя себя следить за священнодействиями старого мастера, Кай вдруг стал замечать некоторые детали, которые ускользнули бы от него, не будь он столь внимателен. Во-первых, на с¬дзи были водяные знаки, похожие на фигуру дракона. Еще Кай заметил, что кимоно на старике очень старое, сильно потертое на локтях и коленях. Это значит, что он не носит специальную одежду с липучками, он способен удерживаться на месте без нее, и именно поэтому так долго сохраняет свое почетное звание.
Каю не доводилось раньше присутствовать на чайной церемонии, а те, которые он видел в информационных сообщениях или в сериалах, проходили не в состоянии невесомости. Кроме того, для церемонии необходим столик. «Интересно, — подумал Кай, — куда же это старик собирается ставить чашки, чайник и все остальное?»
Мастер достал из небольшого ящичка две прозрачные чашки и, как бы поставив их на столик, установил перед Оми и Каем. Когда он убрал свои узловатые, морщинистые руки, чашки остались висеть сантиметрах в десяти от татами. Старик повернулся к своему ящику, ища необходимые принадлежности, чашки мерно покачивались, и Кай смотрел на них, ощущая, что в этом есть нечто гипнотическое.
Состояние транса усилилось, когда Ишияма достал из своего ящика еще один предмет. Это был очень хрупкий на вид стеклянный шар. Правда, его форму несколько портили два отверстия, но вместе с тем они же подчеркивали и его идеальную округлость, казалось, рука человеческая не может изготовить ничего совершеннее этого. То, что вначале Кай принял за отверстия, на самом деле оказались черным пятном, обрамленным полосой из нержавеющей стали, и частью шара, соединенной с цилиндром, находящимся внутри.
Мастер поместил шар над чашками. Кай посмотрел на него, и тот стал медленно вращаться. Теперь Кай увидел, что внутри у него находится еще один шар и между ними — открытое пространство. «Похоже на колбу от термоса, — усмехнулся Кай, — там он и заваривает чай».
Ишияма в последний раз повернулся к своему ящику и извлек из него коробочку с чаем и серебряный цилиндр с тончайшим носиком вверху. Серебряный цилиндр мастер оставил висеть в воздухе, а коробочку с чаем прочно установил на татами. Затем он взял в правую руку цилиндр, левой повернул дно и толкнул его вверх. Послышался легкий треск, и Кай увидел, как цилиндр уменьшился сантиметра на три.
Ишияма повернул цилиндр перпендикулярно полу и обратил все свое внимание на коробочку с чаем. Он резко снял с нее восьмиугольную крышку, образовался вакуум, и листья сухого чая начали вылетать наружу. Они разлетелись бы в разные стороны, если бы не грациозная отточенность движений мастера.
Легким движением он отстегнул защелку на заварном шаре и едва заметным щелчком послал его вверх. В этом движении заключалось основное мастерство. Шар ровно и медленно плыл по траектории выхода чайных листьев, улавливая их. Шурша, листья наполнили цилиндр и оттуда переместились в верхнюю часть шара.
Краем глаза наблюдая за плавным движением шара, Ишияма закрыл коробку с чаем, затем, недовольный его количеством в шаре, взял из коробки еще щепотку и выпустил вверх. И эти листья также попали в шар. Хотя Кай и не сомневался в этом, его так и подмывало проверить мастерство старика. Достаточно было посмотреть на белоснежные с¬дзи, где малейшая крупинка чая сразу была бы видна, но Кай не стал обижать сомнением Ишияму и продолжал наблюдать за его движениями. Старик плотно закрыл чайную сферу, и она начала медленно опускаться на татами. Тем временем Ишияма закрыл коробку с чаем и поставил ее обратно в свой ящик. Он поймал чайную сферу в тот самый момент, когда от нее до татами оставалось несколько сантиметров. Держа в одной руке сферу, мастер другой рукой вставил шприц в маленький ниппель на сфере и начал впрыскивать внутрь шара кипяток.
«Какой примитив, — про себя улыбался Кай, — обычная химическая грелка. Она нагревает воду, вода расширяется и создает давление, и тем самым вода сама себя вталкивает в сферу. Я мог бы догадаться обо всем, просто внимательно изучив сферу. Тут все — наука, но, впрочем, и искусство тоже».
Горячая вода тем временем заполняла нижнюю часть сферы и по мере поступления новых порций начала бурлить и фонтанировать внутрь и вверх. Довольный Ишияма, дождавшись заполнения, вытащил из сферы цилиндр и убрал его в свой ящик. Держа сферу в обеих руках, он начал вращать ее так, чтобы вода собралась на стенках. Начался собственно сам процесс заварки, вода постепенно стала приобретать цвет.
Как только внутренняя часть шара покрылась водой, Ишияма повернул сферу на девяносто градусов. Внутри ее замелькали яркие огоньки. От трения с цилиндром, заполненным чайными листьями, образовалась нежно-зеленая пена. Соприкасаясь с ней, вода начинала темнеть, и постепенно вся жидкость стала абсолютно черной.
Когда движение воды начало ослабевать, Ишияма стал постукивать по сфере, направляя ее то вбок, то вверх, и находящаяся в сфере вода, принимая различные формы, создавала всевозможные картинки и образы. Кай отчетливо видел то лица друзей, то сцены из битв, то жуткие видения из давно забытых снов. Он не понимал, ни почему это происходит, ни где и когда он видел все это, он не мог ни понять, ни объяснить происходящего. Кай просто смотрел.
Ишияма остановил движение воды. Сколько прошло времени, секунда или вечность, — Кай не мог сказать. Мастер продолжал священнодействовать. Он собрал всю воду в нижней части сферы и повернул ее ниппелем вверх. Как заправский фокусник, он незаметно достал из рукава кимоно длинную серебряную иглу с пластиковым цилиндром и пружиной на конце и вставил ее в сферу, утопив кончик иглы в темную жидкость.
Взяв одну из чашек, мастер прижал ею пластиковый цилиндр. Правой рукой он установил сферу на полу, а левой нажал на чашку. Кай услышал свист наливаемой в чашку жидкости и увидел идущий из нее пар, но что делал в этот момент мастер, Кай определить не мог, поскольку тот находился далеко от него.
Ишияма надавил еще раз, затем еще два раза. Первую чашку он предложил Оми. Она приняла ее с поклоном и держала бережно, как хрупкую драгоценность. Мастер повторил процедуру наливания чая и протянул Каю его чашку.
Тот взял ее так осторожно, словно ему предложили подержать гранату без чеки. «В сущности, и так может быть, — подумал он. — Только очень отчаянные и любопытные люди попробуют попить жидкость в ее естественном виде в состоянии невесомости». Ему казалось удивительным, что мастеру удалось заварить чай я при этом избежать попадания в воздух пузырей. Гоняться за ними и хватать их ртом будет посложнее чемпионата на Солярисе.
Ишияма снова поклонился — сначала Оми, затем Каю и опять потянулся к своему ящику. Он достал из него белую розу и, прикрывая ее, словно пламя свечи от ветра, выпустил из рук. Роза поплыла между Оми и Каем, но под давлением воздуха лепестки стали отрываться, и вскоре нежно-белый розовый снег наполнил комнату. Кай не отрываясь смотрел на плывущие лепестки и повернулся к Ишияме, чтобы поблагодарить его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45