Останется в пустоте и полетит в тартарары, а пустоту заполнит постепенно жизнь… Новые всходы… Корчевка пней… Возрождение… Дураком я был, а Сталин – зверем с мощньим нюхом и слухом… Его вы тоже любили и ненавидели?.. И да, и нет…
Пашка, вот тоже, Вчерашкин, он секретарем обкома тогда был, вбегает ко мне в кабинет тридцатого июля сорок первого года, ни слова не говоря хватает за грудки и головой – об стену меня, об стену, об стену.
– Сука! – орет. – Тварь! Зачем ты его спас, зачем, зачем? – Истерика с Пашкой. Я говорю:
– Ошалел! Пошли отсюда! Ошалел, мудак!
Идем по Красной площади. Прислонились к белому камню лобного места, на храм чудесный смотрим, слезы текут от бешенства и боли по пашкиным щекам, руки трясутся, зубы стучат и глухо Пашка говорит:
– Сука! Сука! .. Что он наделал, Вася! Зачем ты его спас? .. Зачем ты меня спас? .. Мы вот стоим, а там тысячи разом сейчас подыхают, рвут их на куски бомбы и мины, пришивают пули, корежат осколки! Что он наделал, Вася! И эта блядь говорит потом: братья и сестры!.. Блядь! Грязная блядь! Кто послал его на наши головы, кто?.. На фронт уйду! Не могу! Подохну! Двину дивизию на Москву, Сталину из жопы ноги выдеру и всем народом гитлерюгу сокрушу!.. Солдатиков, Вася, армиями в плен берут! А другие орут в атаке: За родину, за Сталина… умирают за него! За грязную, повинную в бойне блядь. Вася, все с ума сошли!.. Пойдем напьемся… не могу!.. Вон – вечно живой труп перевозят в тихое место. Большей ценности у них нету!.. Напьемся, Вася, и – на фронт!.. Перевозят ленинское трухлявое чучело, а там миллиарды оставлены, труд наш, урожай, скот… Детишки там, Вася, бабы… Боже ты мой!
– Я сам чуть не вою, но, чтобы успокоить дружка, говорю:
– Пошли, Пашка! Выставлю я тебя сейчас в музее, как плачущего большевика.
– Я не большевик! Я ебал большевизм! Я – русский! – орет Пашка. – Барин я! .. Барин! Секретарь обкома! Помещик. Государственный капиталист! Хозяин! Губернатор! Ебал я социализм в светлое будущее всего человечества! Мне людей и богатство народное жалко! .. Ебал я вашу идею!.. Дивизию хочу!
– Все мы, – замечаю, – идею эту ебем. Только вот она с нас не слазит.
Вижу: человек с ума сходит, белки глаз пожелтели, беру и тащу его силком с площади, двух лягавых шуганул своей красной книжечкой.
Так что не раз приходилось мне кой о чем глубоко сожалеть, гражданин Гуров. Не раз…
Вы чего опять плачете? Может, сожалеете, что не воевали? Нет? .. Не простите никогда коту и собаке только потому, что они не люди, гнусного предательства? Вы считаете, что у людей может быть оправдание подлости, ибо люди грязнее, и подлости их, соответственно, простительней. Животных же прощать не надо, так как простить невозможно: они чисты… Идея не из самых нормальных… Хватит рыдать! .. Я кому сказал: хва-тит рыдать!..
Вы лучше представьте своего папеньку в «интимный момент» чтения им отречения и стенограмм ваших показаний о содержании разговоров с друзьями и коллегами. Вы в там и лишненького на всякий случай наплели…
Представьте папеньку и меня, следящего за выражением и цветом его лица, за расширяющимися постепенно глазами, за тем, как лицо, проклятое лицо моего врага становится таким растерянным, смятым и жалким, что мне не было надобности загребать его вот в эту руку… А вы ведь – не кот, не пес, вы – сын… Сын… Сын… Удар этот доставил мне тогда большое удовольствие… Я уж хотел мываться поизощренней над основами советской педагогики и так далее, поиграть с раненым зверем, подразнить его, но зверь неожиданно взял себя в руки, плюнул в ваш адрес и сказал, бросив на стол грязные бумажки:
– Я всегда знал, что он – говно и слизь. Мать жалко. Вы заверите мою подпись под официальным проклятьем?
– Не могу, – говорю, – Василий у нас сейчас – герой. «Комсомолка» завтра с его портретом выйдет. Хотят, чтобы он книгу написал для детей о том, как следил за врагом – отцом с семилетнего возраста. Целых десять лет! – в точку я попал.
Снова позеленело и омертвело лицо вашего отца, гражданин Понятьев, от ненависти и злобы к вам. Он не простил вас, поскольку вы – человек, а не пес и не собака. Или же, следуя вашей логике (не фамильная ли она?), счел вашу подлянку – подлянкой настолько животной и «чистой», что ей не могло быть прощения… А «Комсомолку» я ему приволок в одиночку. Ваш портрет – на полстраницы, статья и комментарии одного крупного спеца по воспитанию молодежи… В нашей типографии даже «Искру» с разной херней, нужной следствию, печатали, а «Комсомолку», «Правду», «Пионерку» шлепали ежедневно.
Тогда я понаблюдал за одним из самых поразительных и уродливых феноменов советской действительности: за безграничным доверием к прессе и, следовательно, за полной беззащитностью перед тотальной ложью.
Я сейчас почему-то вспомнил, перед собой прямо вижу его, лицо внука, того самого ублюдка. И только сейчас начинаю понимать чувство, охватившее меня при чтении общей тетрадочки, которое было страшней, как казалось мне, смерти и небытия, но природы его невыносимого воздействия на все мое существо тогда я определить не мог… На неприметном лице человеческого внука, в невыразительных глазах, в мертвенном спокойствии голоса и манер, в органической отрешенности от боли, такта, стыда, родственности, сопереживания, от всего, одним словом, живого, стояла синюшная круглая печать конечного, последнего ИЗВРАЩЕНИЯ. И я недаром сполз тогда со стула на пол с головокружением, слабостью и тошнотой, то есть со всеми симптомами расстройства вестибулярного аппарата, и на какой-то миг, по-моему, потерял сознание. И если я не ошибаюсь, усли мне и впрямь открывается сущность слова «извращение», то я правильно понимаю причину своего тогдашнего состояния и неомраченного сомнениями поведения внука.
Он выпал ИЗ ВРАЩЕНИЯ круга жизни! Я же, каким бы зверем и палачом я ни был, вращался в нем, да еще, читая тетрадку, пытался во вращении найти сходство с самим собою тела, неподвижно застывшего в пространстве, в стороне от вращения круга жизни. К тому же я мучительно пытался идентифицировать со своими, не отрываясь от чтения и находясь в круге жизни, принципы биологического существования тела, принесшего в НКВД общую тетрадку, и его психологические установки. У меня и закружилась башка и стало возмущаться от непонимания все существо. И совершенно закономерно то, что я не сумел идентифицировать принадлежность внука – автора к человеческому по своим чувствам унижения, гадливости, безысходности, смерти и небытия. В нем самом человеческим и не пахло! Человеческое не то чтобы было во внуке извращено (мало ли что бывает), человеческого в нем просто не существовало… Болталось неорганическое тело в стороне от круга жизни, выпав из вращения, и попытки высмотреть его природу вызывали тошноту и страх, невыразимый страх, и не было слов, потому что даже слова «СМЕРТЬ» и «НЕБЫТИЕ» – слова человеческие и не последние в круге жизни. Вот, наверно, страх души, конечный и последний, выпасть из ВРАЩЕНИЯ и впасть в явно неорганическое состояние, чуть не довел меня тогда до кондрашки.
Ну, конечно, теперь вы будете говорить, что сам человек не в силах выкинуть себя из круга жизни, что энергии ему на это дело не хватит, и что за волосы не вытащишь себя из болота. Толчок внешний нужен, приложение чьей-то ВОЛИ для преодоления центростремительной силы. Заработал ваш инженерный ум, захимичило сердце администратора! Так чья же, по-вашему, Воля дала поджопника внуку, и выпал он из вращения?.. Сатана вполне вас устраивает, как рабочая гипотеза. И вызови я его сейчас сюда, как свидетеля, повесткой по делу гражданина Гурова, вы наброситесь на свидетеля, гражданина Асмодеева Черта Сатаниныча, с кулаками и станете вопить, что это он один во всем виноват? Он вас подготовил, науськал, подбил, насулил, споил, сбил, совратил?
Правильно я вас понял, гражданин Гуров? .. Несколько упрощенно, но правильно. Какое спокойствие разливается в вас. А недавно рыдал, как крокодил, на хрустальном подносе. Вы только посмотрите, какое спокойствие, какая благость разливаются в этом человеке! Рябов!.. Давай сюда врачиху, шоферню, поваров, шестерок, охрану, блядей глухонемых тащи сюда! Я покажу вам нечто замечательное, случающееся часто, наблюдаемое на каждом шагу, невероятное зрелище воинствующего безбожника, поверившего в Сатану из-за желания отвертеться от личной ответственности и снять с себя вину! Поверил! Поверил! .. Поверил в чужую волю, в надличную силу, в насилие над собой!
Стоп, Рябов!.. Отставить!.. Подсудимый улыбается! Он пересел со своей черной скамьи на свидетельскую серую с жидкой продрисью. Скоро он выйдет на свободу, поканает в пивную, порезвится с подружками, пересчитает притыренные камешки, поруководит мясной промышленностью и вернется сюда на следующее заседание чисто выбритым боровком, в джинсовом фирменном костюме, элегантно подчеркивающем благодушное отношение благородной седины к прошедшей порочной молодости.
Так я вас понял? .. Не совсем, но что-то в моем понимании есть?.. Я вам не верю! Эмоционально, простите за выражение, вы ведете себя как блядь и подлец, удачно переложивший вину с себя на другого, воспользовавшись легковерностью, возможно, подкупленностью судей, но не как злодей, раскаявшийся, чувствующий очистительную муку и жаждущий поэтому еще большего очищения, больших мук, вплоть до наказания смертью.
Вот как дело обстоит. И рано вы начали благодушествовать. Рано.
Знаете, чем я вас сейчас огорошу, гражданин Гуров, желающий перемахнуть через барьер подсудности и попромышлять как свидетель на собственном процессе?.. Вы утверждаете, если я не ошибаюсь, что вас лукавый попутал. А лукавый-то, а Сатана не над вами, не под землей, в горячем своем цеху, не в морозище высей, не в скучном пиджачке и мятых брючках посетителя, явившегося к вам на бешеной кляче белой горячки. Он – в вас… И вам никуда от него не деться, сколько бы вы ни хохотали, как младенец, который считает простейшее объяснение какого-либо явления недопустимо чудесным и сказочным, а ужасную фантастическую чушь – наоборот – простым и понятным. Младенец и не ведает до поры до времени, что чушь устраивала его в тот момент именно своим бессилием помочь уразуметь, скажем, очевидную и эмпирически приятную для взрослого простоту механики деторождения…
Похихикайте, посмейтесь. Смех ваш не светел и не наивен, не весел он и не чист. В вас – Сатана! В вас самом – Дьявол! .. И во мне он – тоже, успокойтесь! Он – в каждом! Да!.. Даже в святых он мельтешит, по их же признаниям и свидетельствам… Где моя папочка?.. Вот моя папочка!.. Какой еще у вас вопрос?..
Человеческий внук продолжает вас беспокоить… Просите пояснить: зачем создавать Сатане советскую действительность, если он и так шнуруется в каждом? Хорошо. Сейчас я вспомню и повторю… Дело в том, что в естественной атмосфере бытия черту неимоверно трудно бороться с Божественным в человеке и почти непобедима Совесть, то есть сопротивление Души всем попыткам Дьявола отлучить ее от реальности.
Отдельных побед Дьявола над Совестью, хоть пруд пруди, им нет числа ежесекундно. Бывает, человек на дню раз двадцать ручки кверху поднимает, сдаваясь Дьяволу, признавая его победу, формулируя и чувствуя ее как Грех, но на двадцать первом разе вдруг, на удивление Сатане, засовестится Человек, шарахнет стакан водяры, расплачется в самый иногда неподходящий и оттого особенно обескураживающий Дьявола момент. Расплачется или разгневается на себя человек, перекрестится, раскается и помолится, если он верует, признает свою дурь, покраснеет, забеспокоится, исправит содеянное, затаит мечту о прощении, взбодрится, почуяв возможность стать лучше. Бодрость такая часто стимулирует совершение новой какой-нибудь гадости, ибо, даруя свежесть всем силам тела и души, отделяет человека на неопределенное время от возможности стать лучше.
Бывает, наломав дров, существует человек недели три в состоянии обиды и не ведает, к чему или к кому ее отнести, но только обратив взгляд в себя, радуется, как счастливой находке, открывшейся и заключенной в нем самом причине обиды на ближнего, мир и Бога. Встречал я таких людей. Отказывались они, бывало, усовестившись, от ложных показаний, хотя их за это нещадно карали.
В общем, понял Сатана, что так ему всех не погубить и, следовательно, жизни не уничтожить. Просто не уследить за каждым в отдельности. То грешат, сволочи, то каются. Мы уже толковали об этом. Компартиями губить легче. Там, по расчетам Лукавого, все, как один, умрут в борьбе за это. За что именно, некоторые люди до сих пор не догадываются. Но создать партию мало. Надо дать ей в руки власть советов и поместить в новую действительность. Затем вывести новую породу людей с помощью воспитания, пропаганды, искусства соцреализма, охмурения, извращения трактов и подмены жизни, как самодостаточной цели существования, ослиным стремлением к коммунизму, в котором, по единодушному мнению экологов, не то что охапки сена не будет, но и самих ослов.
Идея Сатаны, овладевшая массами, стала-таки материальной силой, а идеальная советская действительность должна была стать реальностью Небытия, абсолютной бессовестностью, а потом… потом мы наш, мы новый мир построим, кто был НИЧЕМ, тот станет ВСЕМ. Кстати, быть НИЧЕМ (тут не случайно не никем, а ничем) – это не значит не быть живым человеком и личностью, а вот «БЫТЬ ВСЕМ» – это вечное прозябание кристаллика льда в полярной льдине… Внук был оттуда, из льдины. Он даже не понимал бездонности греха. Чего ж ему было каяться. Он был одним из первых. Пионер. Открыватель. Человек из другого, построенного в воображении Дьявола нового мира, произведший на меня впечатление неорганического тела. Он был страшен не мне, палачу, а остаткам души во мне, ужаснувшейся при виде того, ЧЕМ можно стать, при виде НИЧЕМ, ставшего ВСЕМ, то есть теперь уже истинным НИЧЕМ…
Короче говоря, идеальная советская действительность не может быть создана, даже если у Сатаны от напряга выпадет прямая кишка, которая тонка, а его идеалы и идеальчики давно разъедены и достойными и уродливыми формами жизни. Вы – один из миллионое жучков, источивших мерзлую колодину дьявольской идеи… Поняли вы что-нибудь? .. Вы думаете, что если объявить тотальную войну ворам, алкоголикам, евреям, гитаристам, диссидентам, владельцам «Жигулей», затем ввести строжайший учет продуктов, выдавать их по карточкам, за нарушения расстреливать к ебени матери, загран-фильмов не покупать, моды упразднить и на всех надеть одинаковые парики, то, уверяете вы, советская действительность станет идеальной? Ну и ну!
Вы скучны даже Сатане. Прикажу Рябову забросить вас на парашюте в Кампучию… Рябов!.. Вели показать нам сегодня «Крестного отца». Оставим мою папочку до завтра.
50
Помолчите, гражданин Гуров, насчет ужасной мафии и сети преступности,организованной мафиозо, Помолчите. Советская власть это и есть совершенно организованная преступность. А говорить сейчас о нашей торговой, неорганизованной, преступной сети и прочих сетях я не хочу. Я хочу зачитать себе и вам показания фрола Власыча. Ветеринар. Пятьдесят один год стукнул. Подсел по доносу жены. Где моя папочка? .. Вот моя папочка. А вот и донос. Зачитаем парочку мест из него…
«Прожила я с вышеназванным Гусевым, отказавшимся поменять религиозное имя-отчество на передовое Владленст Маркэныч, полторы пятилетки, но уже в начале первой досрочно подумывала о разводе, потому что Гусев вредил качеству нашего общего брака. От него всегда пахло ветеринарными животными, но он отказывался ходить в „грязные бани“ даже перед седьмым ноября и днем смерти Ленина. Гусев издевательски хотел вступить в партию только для того, что бы его вычистили. В ответ на мои гражданские упреки Гусев неизменно посылал меня при свидетелях… тут сучка перечисляет фамилии свидетелей – отца, матери, дворника… неизменно посылал в… для того, чтоб не повторять страшных слов, прибегну к кратким выражениям, посылал в конечный пункт перевариваемой пищи, именуя его то так, то эдак, вплоть до тухлого дупла, а также на мужской орган, принципиально не увеличивающийся в настоящее время из-за наших идейных разногласий. К маме, конечно, посылал, но не к своей, они одного поля ягоды. Неоднократно предлагал поцеловать моего отца в „место, которым он протирает ненужное кресло“. Прилагаю справку о месте работы отца в городском МОПРе… В пору нашей ударной половой жизни, за завтраками и ужинами, обедал Гусев, по его словам, из одной миски с животными, он развивал идею о том, что люди не имеют морального права ставить опыты на животных. Обзывал академика Павлова гнусной свиньей и считал, что опыты надо делать не с собаками, а со Сталиным, Молотовым, Кагановичем, Ежовым и остальной сворой, потому что Гусев отказывается их признавать не только людьми, но и животными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Пашка, вот тоже, Вчерашкин, он секретарем обкома тогда был, вбегает ко мне в кабинет тридцатого июля сорок первого года, ни слова не говоря хватает за грудки и головой – об стену меня, об стену, об стену.
– Сука! – орет. – Тварь! Зачем ты его спас, зачем, зачем? – Истерика с Пашкой. Я говорю:
– Ошалел! Пошли отсюда! Ошалел, мудак!
Идем по Красной площади. Прислонились к белому камню лобного места, на храм чудесный смотрим, слезы текут от бешенства и боли по пашкиным щекам, руки трясутся, зубы стучат и глухо Пашка говорит:
– Сука! Сука! .. Что он наделал, Вася! Зачем ты его спас? .. Зачем ты меня спас? .. Мы вот стоим, а там тысячи разом сейчас подыхают, рвут их на куски бомбы и мины, пришивают пули, корежат осколки! Что он наделал, Вася! И эта блядь говорит потом: братья и сестры!.. Блядь! Грязная блядь! Кто послал его на наши головы, кто?.. На фронт уйду! Не могу! Подохну! Двину дивизию на Москву, Сталину из жопы ноги выдеру и всем народом гитлерюгу сокрушу!.. Солдатиков, Вася, армиями в плен берут! А другие орут в атаке: За родину, за Сталина… умирают за него! За грязную, повинную в бойне блядь. Вася, все с ума сошли!.. Пойдем напьемся… не могу!.. Вон – вечно живой труп перевозят в тихое место. Большей ценности у них нету!.. Напьемся, Вася, и – на фронт!.. Перевозят ленинское трухлявое чучело, а там миллиарды оставлены, труд наш, урожай, скот… Детишки там, Вася, бабы… Боже ты мой!
– Я сам чуть не вою, но, чтобы успокоить дружка, говорю:
– Пошли, Пашка! Выставлю я тебя сейчас в музее, как плачущего большевика.
– Я не большевик! Я ебал большевизм! Я – русский! – орет Пашка. – Барин я! .. Барин! Секретарь обкома! Помещик. Государственный капиталист! Хозяин! Губернатор! Ебал я социализм в светлое будущее всего человечества! Мне людей и богатство народное жалко! .. Ебал я вашу идею!.. Дивизию хочу!
– Все мы, – замечаю, – идею эту ебем. Только вот она с нас не слазит.
Вижу: человек с ума сходит, белки глаз пожелтели, беру и тащу его силком с площади, двух лягавых шуганул своей красной книжечкой.
Так что не раз приходилось мне кой о чем глубоко сожалеть, гражданин Гуров. Не раз…
Вы чего опять плачете? Может, сожалеете, что не воевали? Нет? .. Не простите никогда коту и собаке только потому, что они не люди, гнусного предательства? Вы считаете, что у людей может быть оправдание подлости, ибо люди грязнее, и подлости их, соответственно, простительней. Животных же прощать не надо, так как простить невозможно: они чисты… Идея не из самых нормальных… Хватит рыдать! .. Я кому сказал: хва-тит рыдать!..
Вы лучше представьте своего папеньку в «интимный момент» чтения им отречения и стенограмм ваших показаний о содержании разговоров с друзьями и коллегами. Вы в там и лишненького на всякий случай наплели…
Представьте папеньку и меня, следящего за выражением и цветом его лица, за расширяющимися постепенно глазами, за тем, как лицо, проклятое лицо моего врага становится таким растерянным, смятым и жалким, что мне не было надобности загребать его вот в эту руку… А вы ведь – не кот, не пес, вы – сын… Сын… Сын… Удар этот доставил мне тогда большое удовольствие… Я уж хотел мываться поизощренней над основами советской педагогики и так далее, поиграть с раненым зверем, подразнить его, но зверь неожиданно взял себя в руки, плюнул в ваш адрес и сказал, бросив на стол грязные бумажки:
– Я всегда знал, что он – говно и слизь. Мать жалко. Вы заверите мою подпись под официальным проклятьем?
– Не могу, – говорю, – Василий у нас сейчас – герой. «Комсомолка» завтра с его портретом выйдет. Хотят, чтобы он книгу написал для детей о том, как следил за врагом – отцом с семилетнего возраста. Целых десять лет! – в точку я попал.
Снова позеленело и омертвело лицо вашего отца, гражданин Понятьев, от ненависти и злобы к вам. Он не простил вас, поскольку вы – человек, а не пес и не собака. Или же, следуя вашей логике (не фамильная ли она?), счел вашу подлянку – подлянкой настолько животной и «чистой», что ей не могло быть прощения… А «Комсомолку» я ему приволок в одиночку. Ваш портрет – на полстраницы, статья и комментарии одного крупного спеца по воспитанию молодежи… В нашей типографии даже «Искру» с разной херней, нужной следствию, печатали, а «Комсомолку», «Правду», «Пионерку» шлепали ежедневно.
Тогда я понаблюдал за одним из самых поразительных и уродливых феноменов советской действительности: за безграничным доверием к прессе и, следовательно, за полной беззащитностью перед тотальной ложью.
Я сейчас почему-то вспомнил, перед собой прямо вижу его, лицо внука, того самого ублюдка. И только сейчас начинаю понимать чувство, охватившее меня при чтении общей тетрадочки, которое было страшней, как казалось мне, смерти и небытия, но природы его невыносимого воздействия на все мое существо тогда я определить не мог… На неприметном лице человеческого внука, в невыразительных глазах, в мертвенном спокойствии голоса и манер, в органической отрешенности от боли, такта, стыда, родственности, сопереживания, от всего, одним словом, живого, стояла синюшная круглая печать конечного, последнего ИЗВРАЩЕНИЯ. И я недаром сполз тогда со стула на пол с головокружением, слабостью и тошнотой, то есть со всеми симптомами расстройства вестибулярного аппарата, и на какой-то миг, по-моему, потерял сознание. И если я не ошибаюсь, усли мне и впрямь открывается сущность слова «извращение», то я правильно понимаю причину своего тогдашнего состояния и неомраченного сомнениями поведения внука.
Он выпал ИЗ ВРАЩЕНИЯ круга жизни! Я же, каким бы зверем и палачом я ни был, вращался в нем, да еще, читая тетрадку, пытался во вращении найти сходство с самим собою тела, неподвижно застывшего в пространстве, в стороне от вращения круга жизни. К тому же я мучительно пытался идентифицировать со своими, не отрываясь от чтения и находясь в круге жизни, принципы биологического существования тела, принесшего в НКВД общую тетрадку, и его психологические установки. У меня и закружилась башка и стало возмущаться от непонимания все существо. И совершенно закономерно то, что я не сумел идентифицировать принадлежность внука – автора к человеческому по своим чувствам унижения, гадливости, безысходности, смерти и небытия. В нем самом человеческим и не пахло! Человеческое не то чтобы было во внуке извращено (мало ли что бывает), человеческого в нем просто не существовало… Болталось неорганическое тело в стороне от круга жизни, выпав из вращения, и попытки высмотреть его природу вызывали тошноту и страх, невыразимый страх, и не было слов, потому что даже слова «СМЕРТЬ» и «НЕБЫТИЕ» – слова человеческие и не последние в круге жизни. Вот, наверно, страх души, конечный и последний, выпасть из ВРАЩЕНИЯ и впасть в явно неорганическое состояние, чуть не довел меня тогда до кондрашки.
Ну, конечно, теперь вы будете говорить, что сам человек не в силах выкинуть себя из круга жизни, что энергии ему на это дело не хватит, и что за волосы не вытащишь себя из болота. Толчок внешний нужен, приложение чьей-то ВОЛИ для преодоления центростремительной силы. Заработал ваш инженерный ум, захимичило сердце администратора! Так чья же, по-вашему, Воля дала поджопника внуку, и выпал он из вращения?.. Сатана вполне вас устраивает, как рабочая гипотеза. И вызови я его сейчас сюда, как свидетеля, повесткой по делу гражданина Гурова, вы наброситесь на свидетеля, гражданина Асмодеева Черта Сатаниныча, с кулаками и станете вопить, что это он один во всем виноват? Он вас подготовил, науськал, подбил, насулил, споил, сбил, совратил?
Правильно я вас понял, гражданин Гуров? .. Несколько упрощенно, но правильно. Какое спокойствие разливается в вас. А недавно рыдал, как крокодил, на хрустальном подносе. Вы только посмотрите, какое спокойствие, какая благость разливаются в этом человеке! Рябов!.. Давай сюда врачиху, шоферню, поваров, шестерок, охрану, блядей глухонемых тащи сюда! Я покажу вам нечто замечательное, случающееся часто, наблюдаемое на каждом шагу, невероятное зрелище воинствующего безбожника, поверившего в Сатану из-за желания отвертеться от личной ответственности и снять с себя вину! Поверил! Поверил! .. Поверил в чужую волю, в надличную силу, в насилие над собой!
Стоп, Рябов!.. Отставить!.. Подсудимый улыбается! Он пересел со своей черной скамьи на свидетельскую серую с жидкой продрисью. Скоро он выйдет на свободу, поканает в пивную, порезвится с подружками, пересчитает притыренные камешки, поруководит мясной промышленностью и вернется сюда на следующее заседание чисто выбритым боровком, в джинсовом фирменном костюме, элегантно подчеркивающем благодушное отношение благородной седины к прошедшей порочной молодости.
Так я вас понял? .. Не совсем, но что-то в моем понимании есть?.. Я вам не верю! Эмоционально, простите за выражение, вы ведете себя как блядь и подлец, удачно переложивший вину с себя на другого, воспользовавшись легковерностью, возможно, подкупленностью судей, но не как злодей, раскаявшийся, чувствующий очистительную муку и жаждущий поэтому еще большего очищения, больших мук, вплоть до наказания смертью.
Вот как дело обстоит. И рано вы начали благодушествовать. Рано.
Знаете, чем я вас сейчас огорошу, гражданин Гуров, желающий перемахнуть через барьер подсудности и попромышлять как свидетель на собственном процессе?.. Вы утверждаете, если я не ошибаюсь, что вас лукавый попутал. А лукавый-то, а Сатана не над вами, не под землей, в горячем своем цеху, не в морозище высей, не в скучном пиджачке и мятых брючках посетителя, явившегося к вам на бешеной кляче белой горячки. Он – в вас… И вам никуда от него не деться, сколько бы вы ни хохотали, как младенец, который считает простейшее объяснение какого-либо явления недопустимо чудесным и сказочным, а ужасную фантастическую чушь – наоборот – простым и понятным. Младенец и не ведает до поры до времени, что чушь устраивала его в тот момент именно своим бессилием помочь уразуметь, скажем, очевидную и эмпирически приятную для взрослого простоту механики деторождения…
Похихикайте, посмейтесь. Смех ваш не светел и не наивен, не весел он и не чист. В вас – Сатана! В вас самом – Дьявол! .. И во мне он – тоже, успокойтесь! Он – в каждом! Да!.. Даже в святых он мельтешит, по их же признаниям и свидетельствам… Где моя папочка?.. Вот моя папочка!.. Какой еще у вас вопрос?..
Человеческий внук продолжает вас беспокоить… Просите пояснить: зачем создавать Сатане советскую действительность, если он и так шнуруется в каждом? Хорошо. Сейчас я вспомню и повторю… Дело в том, что в естественной атмосфере бытия черту неимоверно трудно бороться с Божественным в человеке и почти непобедима Совесть, то есть сопротивление Души всем попыткам Дьявола отлучить ее от реальности.
Отдельных побед Дьявола над Совестью, хоть пруд пруди, им нет числа ежесекундно. Бывает, человек на дню раз двадцать ручки кверху поднимает, сдаваясь Дьяволу, признавая его победу, формулируя и чувствуя ее как Грех, но на двадцать первом разе вдруг, на удивление Сатане, засовестится Человек, шарахнет стакан водяры, расплачется в самый иногда неподходящий и оттого особенно обескураживающий Дьявола момент. Расплачется или разгневается на себя человек, перекрестится, раскается и помолится, если он верует, признает свою дурь, покраснеет, забеспокоится, исправит содеянное, затаит мечту о прощении, взбодрится, почуяв возможность стать лучше. Бодрость такая часто стимулирует совершение новой какой-нибудь гадости, ибо, даруя свежесть всем силам тела и души, отделяет человека на неопределенное время от возможности стать лучше.
Бывает, наломав дров, существует человек недели три в состоянии обиды и не ведает, к чему или к кому ее отнести, но только обратив взгляд в себя, радуется, как счастливой находке, открывшейся и заключенной в нем самом причине обиды на ближнего, мир и Бога. Встречал я таких людей. Отказывались они, бывало, усовестившись, от ложных показаний, хотя их за это нещадно карали.
В общем, понял Сатана, что так ему всех не погубить и, следовательно, жизни не уничтожить. Просто не уследить за каждым в отдельности. То грешат, сволочи, то каются. Мы уже толковали об этом. Компартиями губить легче. Там, по расчетам Лукавого, все, как один, умрут в борьбе за это. За что именно, некоторые люди до сих пор не догадываются. Но создать партию мало. Надо дать ей в руки власть советов и поместить в новую действительность. Затем вывести новую породу людей с помощью воспитания, пропаганды, искусства соцреализма, охмурения, извращения трактов и подмены жизни, как самодостаточной цели существования, ослиным стремлением к коммунизму, в котором, по единодушному мнению экологов, не то что охапки сена не будет, но и самих ослов.
Идея Сатаны, овладевшая массами, стала-таки материальной силой, а идеальная советская действительность должна была стать реальностью Небытия, абсолютной бессовестностью, а потом… потом мы наш, мы новый мир построим, кто был НИЧЕМ, тот станет ВСЕМ. Кстати, быть НИЧЕМ (тут не случайно не никем, а ничем) – это не значит не быть живым человеком и личностью, а вот «БЫТЬ ВСЕМ» – это вечное прозябание кристаллика льда в полярной льдине… Внук был оттуда, из льдины. Он даже не понимал бездонности греха. Чего ж ему было каяться. Он был одним из первых. Пионер. Открыватель. Человек из другого, построенного в воображении Дьявола нового мира, произведший на меня впечатление неорганического тела. Он был страшен не мне, палачу, а остаткам души во мне, ужаснувшейся при виде того, ЧЕМ можно стать, при виде НИЧЕМ, ставшего ВСЕМ, то есть теперь уже истинным НИЧЕМ…
Короче говоря, идеальная советская действительность не может быть создана, даже если у Сатаны от напряга выпадет прямая кишка, которая тонка, а его идеалы и идеальчики давно разъедены и достойными и уродливыми формами жизни. Вы – один из миллионое жучков, источивших мерзлую колодину дьявольской идеи… Поняли вы что-нибудь? .. Вы думаете, что если объявить тотальную войну ворам, алкоголикам, евреям, гитаристам, диссидентам, владельцам «Жигулей», затем ввести строжайший учет продуктов, выдавать их по карточкам, за нарушения расстреливать к ебени матери, загран-фильмов не покупать, моды упразднить и на всех надеть одинаковые парики, то, уверяете вы, советская действительность станет идеальной? Ну и ну!
Вы скучны даже Сатане. Прикажу Рябову забросить вас на парашюте в Кампучию… Рябов!.. Вели показать нам сегодня «Крестного отца». Оставим мою папочку до завтра.
50
Помолчите, гражданин Гуров, насчет ужасной мафии и сети преступности,организованной мафиозо, Помолчите. Советская власть это и есть совершенно организованная преступность. А говорить сейчас о нашей торговой, неорганизованной, преступной сети и прочих сетях я не хочу. Я хочу зачитать себе и вам показания фрола Власыча. Ветеринар. Пятьдесят один год стукнул. Подсел по доносу жены. Где моя папочка? .. Вот моя папочка. А вот и донос. Зачитаем парочку мест из него…
«Прожила я с вышеназванным Гусевым, отказавшимся поменять религиозное имя-отчество на передовое Владленст Маркэныч, полторы пятилетки, но уже в начале первой досрочно подумывала о разводе, потому что Гусев вредил качеству нашего общего брака. От него всегда пахло ветеринарными животными, но он отказывался ходить в „грязные бани“ даже перед седьмым ноября и днем смерти Ленина. Гусев издевательски хотел вступить в партию только для того, что бы его вычистили. В ответ на мои гражданские упреки Гусев неизменно посылал меня при свидетелях… тут сучка перечисляет фамилии свидетелей – отца, матери, дворника… неизменно посылал в… для того, чтоб не повторять страшных слов, прибегну к кратким выражениям, посылал в конечный пункт перевариваемой пищи, именуя его то так, то эдак, вплоть до тухлого дупла, а также на мужской орган, принципиально не увеличивающийся в настоящее время из-за наших идейных разногласий. К маме, конечно, посылал, но не к своей, они одного поля ягоды. Неоднократно предлагал поцеловать моего отца в „место, которым он протирает ненужное кресло“. Прилагаю справку о месте работы отца в городском МОПРе… В пору нашей ударной половой жизни, за завтраками и ужинами, обедал Гусев, по его словам, из одной миски с животными, он развивал идею о том, что люди не имеют морального права ставить опыты на животных. Обзывал академика Павлова гнусной свиньей и считал, что опыты надо делать не с собаками, а со Сталиным, Молотовым, Кагановичем, Ежовым и остальной сворой, потому что Гусев отказывается их признавать не только людьми, но и животными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46