Вы знаете, сколько пришлось мне вытерпеть оскорблений, но, даже невзирая на это, у меня завязались здесь чрезвычайно полезные связи – о таких музыкант в Вене может только мечтать. Ко мне относятся с огромным уважением самые высокопоставленные особы, они готовы щедро платить за каждое мое выступление. Должен ли я пожертвовать всем этим ради четырехсот пятидесяти гульденов? И в конце концов угаснуть в безвестности? В Вене предо мной открывается множество возможностей! Граф Пальфи представил меня Стефани, инспектору немецкой оперы и фавориту императора, я сыграл ему несколько арий из «Идоменея», и на него они произвели большое впечатление.
Если я останусь в Вене, Стефани сочтет за честь работать со мной. Он покажет свое либретто, как только я решу, что делать дальше.
Князь Кобенцл устроил мне выгодные уроки со своей кузиной, графиней Румбек, плата – шесть гульденов за двенадцать уроков, в три раза больше, чем платят за уроки в Зальцбурге; князь обещал подыскать еще учеников, если я останусь в Вене. Чтобы прожить здесь, мне нужно иметь лишь двух учеников.
Поверьте, я знаю, что вслед за здоровьем деньги – самая важная вещь на свете, и Вена – именно тот город, где я смогу их заработать. Не тревожьтесь, если мне придется расстаться с Муфтием. А если он захочет выместить зло на Вас, Вы вместе с моей дорогой сестрой всегда сможете приехать сюда, я сумею позаботиться о вас обоих. Целую Ваши руки и от всего сердца обнимаю мою милую сестру и остаюсь Вашим любящим и покорным сыном».
Вольфганг обратился за советом к графине Тун. Он хотел знать, много ли, по ее мнению, у него шансов в Вене. Графиня так музыкальна, думал он, сидя в нарядно обставленном просторном зале ее особняка. Несмотря на оптимистический тон письма к отцу, Вольфганга тревожили сомнения и недобрые предчувствия.
– Вы виделись с Марией Антуанеттой, когда были в Париже? – спросила графиня.
– Нет.
– А пытались увидеться?
– Сам я к ней не обращался. Но мои друзья из придворного оркестра пытались устроить мне аудиенцию.
– Что же она сказала?
– Ничего! Сделала вид, будто не помнит меня. Друзья настаивали: «Мсье Моцарт сейчас в Париже и счел бы за честь сыграть для вас», – а она ответила: «Мой маэстро – Глюк. У нас исполняют музыку только Глюка».
– Здесь дела обстоят не лучше, Вольфганг. Глюк – любимец и Иосифа тоже.
– Император очень благосклонно слушал мою музыку и был весьма любезен.
– Поскольку это ему ничего не стоило. Это похоже на Габсбургов.
– Выходит, я зря обольщаюсь, рассчитывая на его поддержку?
– Не следует ни на кого полагаться. Даже на меня. Поймите, может настать время, когда император при самых лучших намерениях будет целиком занят другими, более важными делами.
– Итак, – он вопросительно посмотрел на графиню, – мне нужно вернуться в Зальцбург?
– Решайте сами, Вольфганг. Вам понравился Версаль?
– Большинство дам там либо проститутки, либо содержанки. А сильный пол занят охотой, коллекционированием табакерок и наставлением рогов своим друзьям.
– Вы думаете, здесь они другие?
– Значит, мои слова можно отнести и к Вене?
Нет, положение гораздо сложнее, думала графиня. У Вольфганга огромная потребность верить в людей, любить их, подчас он кажется наивным ребенком, хотя на самом деле не хуже других умеет разбираться в людях и хорошо знает человеческую натуру. Но без этой веры, в людей, без этой любви он не мог бы писать музыку так, как ему хочется, и напрасно он пытается предстать циником. Без любви он чувствует себя потерянным. В любви его сила, на любви держится его вера. О плохой музыке и плохих музыкантах он может отзываться язвительно, подчас даже зло; его слух и вкус настолько тонки, что не допускают ни малейшей фальши, но по природе своей он полон любви и благожелательности к людям, они ему так же необходимы, как пища и вода. Он ласков и нежен, поэтому его так легко обидеть: столкнувшись с людской бессердечностью, он пасует, у него не хватает смекалки и практичности.
– Я забочусь о вашем добром имени, – сказала графиня Тун.
– О добром имени? – Вольфганг горько рассмеялся, но, взглянув на ее обиженное лицо, добавил: – Я композитор и в первую очередь должен оберегать свой талант.
– А разве я не хочу сберечь его? Искренне хочу, Вольфганг. Поэтому и пытаюсь предупредить об опасностях, подстерегающих вас.
В этот момент Вольфгангу почудилось, что он влюблен в графиню. Но нет, это немыслимо: у нее три дочери, которых она нежно любит, к тому же графиня на двенадцать лет его старше, правда, с годами разница стала менее заметной, но Вольфганг все же мечтал полюбить женщину молодую и красивую. Возраст наложил свою печать на задорное, резко очерченное лицо графини, однако и сейчас еще обаяния у нее не отнимешь, и она по праву слывет одной из самых светских и элегантных женщин Вены. Интересно, окажется ли его избранница столь же умной и очаровательной? Ho ведь не на уме же, в конце концов, женишься, тут же подумал он. Только бы поскорее, боже милостивый, поскорее! Он так устал от воздержания, от одиночества, от ожидания встречи с идеальной девушкой, словно такой идеал и вправду существует. Хватит с него целомудрия и чистоты в этом далеко не целомудренном Мире.
– Вы дождетесь исполнения своих желаний, Вольфганг, – сказала графиня Тун.
– Сомневаюсь. – Изо дня в день бывать в обществе красивых женщин и сохранять к ним платонические чувства, разве это легко? Казалось, даже музыка перестала приносить ему успокоение.
– Но не следует забывать одно: хоть музыка, которую вы сочиняете, чиста и возвышенна, мир, вас окружающий, суетен и грешен.

56

Неделю спустя лакей известил Вольфганга, что архиепископ велит ему на следующее утро отправляться в Зальцбург. Придя в ужас от столь неожиданного приказания, Вольфганг попросил у Колоредо аудиенции. Он прождал несколько часов, прежде чем архиепископ соблаговолил уделить ему пять минут. Не потрудившись даже спросить, почему он не может ехать, Колоредо прямо заявил:
– С той недели никому не разрешат больше жить в немецком Орденском доме.
– Я не могу покинуть Вену, ваша светлость, мне необходимо задержаться по крайней мере еще на неделю.
– Я же приказал вам отправляться завтра.
– Ваша светлость, у меня назначено несколько встреч, сорвать их я не могу. Предстоит нанести и прощальные визиты моим добрым друзьям – князю Кобенцлу и графине Тун.
– Я не могу злоупотреблять и дальше гостеприимством дяди. Вы прожили здесь достаточно долго, а теперь помещение нужно освободить для членов Ордена.
– В таком случае я подыщу себе другую квартиру, ваша светлость.
Колоредо не пожелал продолжать разговор.
– Вы выедете в Зальцбург через неделю, – резко сказал он. – Времени закончить дела вполне достаточно. А отсюда съезжайте немедленно, жить здесь я больше не разрешаю.
– Благодарю вас, наша светлость.
– Вы испытываете мое терпение. Боюсь, скоро оно лопнет.
Не успел Вольфганг вернуться в свою комнату и обдумать, куда же теперь деваться, как старший лакей Ангербауэр вручил ему записку.
– Принесла ее девушка с красивыми карими глазами и прекрасной фигурой, – сказал он, – она очень просила передать записку лично вам.
В первый момент Вольфганг подумал, уж не любовное ли это послание, но от кого? Он поспешно развернул записку: записка была от госпожи Вебер. Значит, передала ее Констанца. Внешность девушки соответствовала описанию Ангербауэра. Вольфганг стал читать:
«Дорогой господин Моцарт! Надеюсь, Вы не рассердитесь, что я осмелилась написать Вам, но я не уверена, известно ли Вам, что умер Фридолин. Он Вас очень любил, и последние его слова были:– Алоизия не загубила бы свою жизнь, связавшись с актером, послушайся мы вовремя господина Моцарта. – Фридолин наказал мне также отдать Вам копии Ваших мангеймских произведений, а не продавать их, хотя, как Вы знаете, люди мы далеко не богатые. Уже на смертном одре он все повторял, что этим копиям следует храниться только у такого гениального композитора, как Вы.
Фридолин очень высоко ценил Ваше мнение, впрочем, как и все мы, и до конца дней не простил себе, что не поговорил с Вами по душам в последнюю встречу, но он уже был болен и боялся Вас заразить. А я долго думала, писать ли Вам, опасаясь, что из-за Алоизии Вы на нас сердитесь.
Констанца захотела лично передать Вам это письмо, чтобы оно к Вам попало наверняка; она часто вспоминает, как прекрасно Вы к нам относились. Во время роковой болезни Вашей дорогой матушки Констанца каждый день ходила в Собор капуцинов молиться о спасении ее души. Я не говорила Вам об этом раньше, видя, как Вы увлечены Алоизией – а ей-то такое никогда бы и в голову не пришло, – поэтому не хотелось Вас огорчать. Но теперь Вы поняли, что представляет собой Алоизия, так же как мы, и я могу раскрыть Вам некоторые секреты.
Мы слышали, что Вы в Вене играли для императора и для князя Голицына; Вы, должно быть, очень заняты в кругу своих добрых и знатных друзей. Но если Вам доставит удовольствие хороший домашний обед из настоящих немецких блюд, мы посчитаем за честь принять Вас у себя. Констанца научилась прекрасно готовить, и Ваш желудок, по поводу которого Вы всегда любили пошутить, будет в надежных руках.
Живем мы недалеко – рядом с Петерплац, дом 11; поскольку Алоизия предала нас, я вынуждена сдавать комнаты жильцам, чтобы прокормить трех моих беспомощных девочек, хотя старшая хорошо поет и уже начинает получать ангажементы. Но мы Вас ни о чем не просим, окажите нам только честь своим посещением. Вместо ответа Вы можете просто прийти. Цецилия Вебер».
Это письмо – перст судьбы, подумал Вольфганг. Он немедленно отправился к Веберам и сразу почувствовал себя в их семье как дома. Пусть не раздумывает и переселяется к ним, гостеприимно предложила госпожа Вебер, пока не устроится или не уедет обратно в Зальцбург; и Вольфганг с радостью согласился. Он перебрался в тот же день.
Временно, заверил он госпожу Вебер. Но ему так нравилось находиться в кругу их семьи. За обеденным столом возле него неотступно находилась одна из сестер – подавала кушанья, предлагала исполнить любое его порученце, чинила одежду, а Констанца, самая внимательная из всех, еще и привлекала его своей миловидностью. Вольфгангу нравилось и местоположение дома Веберов: Петерплац хоть и находилась в стороне от Грабена, но их соединял узкий переулок Юнгфернгассе.
Веберы занимали весь второй этаж, и хозяйка отвела Вольфгангу две лучшие комнаты. Он сомневался, так ли уж прав был Вендлинг, называвший ее лгуньей и обманщицей, может, сердце у нее не такое уж злое. Госпожа Вебер предложила ему столоваться вместе со всей семьей. Плата за комнаты была очень небольшой, и Вольфганга не неволили: он мог съехать когда угодно.
– Это произойдет лишь в том случае, если мне придется вернуться в Зальцбург, – заверил ее Вольфганг. – А вернуться туда я могу только по настоянию отца.
Правда, одно замечание Цецилии Вебер очень смутило его. За обедом госпожа Вебер выпила почти полбутылки рейнского и вдруг гордо изрекла:
– В доме Веберов, мсье, не знают французской болезни. – Констанца залилась краской, Софи, самая младшая, удивилась, а Иозефа уронила тарелку, словно звон бьющейся посуды мог как-то заглушить замечание матери.
– Не беспокойтесь, – добавила госпожа Вебер, – я слежу за своими дочерьми. Еще вина, господин Моцарт?
– Нет, благодарю вас, госпожа Вебер. Она вышла, оставив его с девушками.
Но времени наслаждаться семейным уютом почти не было: в последующие дни навалилась масса дел. Новый музыкальный издатель Артариа выразил желание познакомиться с его шестью сонатами для фортепьяно и скрипки, чтобы пустить их в продажу, если они окажутся подходящими; предстояло нанести визиты множеству лиц, и в довершение ко всему, как только Вольфганг выехал из Орденского дома, Колоредо приказал ему каждое утро являться и ждать в прихожей, пока выяснят, не понадобятся ли на сегодня его услуги, Вольфганг послушно приходил в течение трех дней, но архиепископ кон не показывался, и он только попусту тратил время на ожидание, однако стоило ему однажды не прийти, как на следующий же день последовал приказ от Колоредо явиться немедленно.
Архиепископ начал ему выговаривать, и Вольфганг в свое оправдание сказал:
– Ваша светлость, когда я к вам нанимался, мне не ставили такого условия. И тем не менее я всегда аккуратно приходил по первому требованию и был к вашим услугам.
– Очень сожалею, но вы мне нужны сейчас.
– Я ваш покорный слуга.
– Гм? У меня есть один пакет, его нужно срочно доставить в Зальцбург.
– Извините, ваша светлость…
– Арко устроил вам место в дилижансе на завтра, с тем чтобы пакет попал в Зальцбург незамедлительно.
– Ваша светлость, это невозможно! Я веду переговоры относительно продажи своих произведений в Вене, и мне еще нужно получить долги.
– Когда вы намерены покинуть Вену?
– Через несколько дней, ваша светлость. Думаю, в субботу.
Колоредо был так зол, что Вольфгангу показалось – вот сейчас архиепископ взорвется, но тот лишь сказал:
– Итак, в субботу вы отсюда уедете.
Но когда Вольфганг не уехал и в субботу, его снова вызвали к архиепископу и его светлость с издевкой спросил:
– Ну, Моцарт, когда же вы уезжаете?
– Ваша светлость, я намеревался уехать вчера, но в дилижансе не оказалось мест.
– Ложь! Вы и не думали уезжать.
– Думал, ваша светлость.
– Вы даже не потрудились взять у старшего лакея пакет.
– Ваша светлость… – Вольфганг замолчал. Он и правда тянул с отъездом, но разве Колоредо объяснишь, и соврал он лишь потому, что его принудили.
– Хоть бы предупредили Ангербауэра, что не явитесь за пакетом!
– Ваша светлость, я не курьер и не лакей.
– А обыкновенный скрипач.
– Больше не скрипач, ваша светлость. Я вернулся к вам на должность первого концертмейстера.
– Но прежде были самым обыкновенным скрипачом и от случая к случаю – концертмейстером.
– Очень сожалею, что не сумел угодить вашей светлости.
– Так ли уж сожалеете, Моцарт?
Глаза их встретились. Колоредо пытается испепелить меня взглядом, подумал Вольфганг. В глазах Колоредо было презрение, длинный нос и подбородок словно нацелились на Вольфганга, он будто хотел пронзить его взглядом, как шпагой, но взгляд Вольфганга был не менее вызывающ.
– Когда вы уедете?
_ Я уже сказал, ваша светлость, лишь только закончу свои дела. Вы не изволили заплатить мне за ту дополнительную работу, которую я делал для вас в Вене, поэтому мне приходится собирать все, что я сумел здесь заработать.
– Вы себе слишком много позволяете! Я не желаю сносить оскорблений от человека без роду и племени. Либо вы окинете Вену немедленно, либо я лишу вас жалованья.
– Тем паче мне придется остаться, ваша светлость. Деньги понадобятся еще больше. Тут уж Колоредо дал волю своему гневу:
– Вы самый нерадивый лакей у меня на службе! Никто мне так плохо не служит, как вы, шут гороховый! Я и так слишком долго терпел ваши дерзости!
– Стало быть, ваша светлость, вы мною недовольны?
– Ты смеешь еще говорить со мной в таком тоне, лживый негодяй!
Вольфганг старался держать себя в руках и отвечать как можно спокойнее, хотя все в нем кипело: хотелось достойно отпарировать эту брань.
– Я стараюсь говорить правду, ваша светлость.
– Остерегайся, или я впредь не пожелаю иметь дела с тобой, паршивый лгунишка.
– А я с вами!
– Подумать только, плачу ему пятьсот гульденов!
– Четыреста пятьдесят!
– Если ты не желаешь служить мне как полагается, вон отсюда!
Вольфганг отвесил поклон и сказал:
– С большим удовольствием.
– Я сказал: «Вон!» Не желаю больше терпеть тебя!
– Это окончательное решение?
Колоредо молчал, от злости не в силах выговорить ни слова. С внезапной решимостью Вольфганг объявил:
– Пусть будет так. Завтра я подам прошение об увольнении а письменной форме.
– Мерзавец! Грязный лакей! Лгун! Ты провалишься в Вене, как провалился и Зальцбурге. Арко, Арко, выведите этого паршивца!
Но Вольфганг, чувствовал себя победителем, вышел прежде, чем подоспел граф. Однако тут же ужаснулся содеянному. В Зальцбурге многих подданных архиепископа бросали в подземелье крепости Гогензальцбург за более невинные проступки, и Вольфганг вдруг смертельно испугался за Папу. Hе поступил ли он слишком опрометчиво? Но как Колоредо посмел сказать, что он провалился в Зальцбурге? Колоредо говорил с ним в таком злобном тоне! А что, если враждебность князя отразится на отношении к нему здесь, в Вене? Он вернулся к себе в комнату и бросился на кровать. Его трясло, словно в лихорадке. Он пролежал целые сутки, не а силах сомкнуть глаз.
На следующее утро, вместо того чтобы идти в Орденский дом и просить, как того можно было ожидать, у князя прощения, Вольфганг собрал все свое мужество и силы и написал Папе подробный отчет о случившемся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89