«Охо, – грустно думала она, – что ждет меня там?» Тоска по дому вдруг сжала ее сердце. Она вспомнила усадьбу Сто Дубов, Кору, Чармиан, тетю Анну – всех, кто был ей так дорог. Что с ними сейчас? Может быть, Антон переключился на сестер? Как складываются отношения у него с тетей Анной?
Эмеральда достала рекомендательное письмо и стала перечитывать его.
«Дорогая кузина Франклин!
Я пишу это письмо как рекомендательное для моей племянницы, Эмеральды Реган, которая едет в Охо, чтобы разузнать побольше о своем отце, который, как ей кажется, умер недалеко от Толедо. Я пыталась отговорить ее, но она настояла на поездке, что, безусловно, делает ей честь, поскольку она руководствуется самыми благородными мотивами. Могу засвидетельствовать, что моя племянница прекрасной души человек и высоких моральных устоев. Она успешно окончила школу Виланд в Батон-Руже. Я надеюсь, что ваше сердце отзовется и вы окажете моей племяннице гостеприимство и поможете подыскать ей подходящую работу на время, пока она будет занята поисками сведений об отце.
Искренне ваша, Анна Робелэнд Делани».
История, изложенная в письме, показалась Эмеральде не очень правдоподобной, и она сомневалась, что она не покажется таковой кузине Франклин. Ни одна уважающая себя девушка не пустится в путешествие через всю страну в одиночестве, если на то не будет чрезвычайных обстоятельств.
Она старалась не думать о том, что ее могут не захотеть принять, даже пустить на порог, и стала решать проблему, которая в данный момент была более насущной: надо было где-то поесть.
Сейчас она наконец почувствовала голод. Все эти дни путешествия одна мысль о еде вызывала у нее приступы тошноты. Очевидно, это объяснялось тоской по утраченному дому, но, если и дальше ничего не есть, можно совершенно ослабеть, а для путешествия требовались силы. Кроме того, лицо у нее осунулось, щеки утратили румянец. Еще немного, и она может потерять всю свою привлекательность.
«Перестань тосковать, – приказала себе Эмеральда. – Пора взглянуть правде в глаза. Если бы дом в Батон-Руже был твоим, Антон не посмел бы так себя вести. Ты была всего лишь приживалкой, но, как бы там ни было, сейчас это уже не имеет значения».
Эмеральда сложила письмо и убрала его в ридикюль и уже в который раз дотронулась до того места, где под платьем был спрятан заветный мешочек с драгоценностями, проверяя, на месте ли он.
Накинув на лицо вуаль и оправив смявшиеся за время путешествия юбки, она вышла в коридор.
«Отель Плантаторов» представлял собой унылого вида здание, лишенное украшений, с длинным коридором, по обеим сторонам которого располагались комнаты для постояльцев. В одной из комнат находился портье – востроглазый человечек с неприятным лицом. Из служащих она заметила молодого парнишку, размазывающего грязь по полу замызганной шваброй, и мускулистого носильщика, который швырнул ее саквояж так, что все находящиеся там карандаши наверняка сломались. Что касается постели, то простыни были явно не первой свежести.
Однако все это можно и должно пережить, неизвестно, с чем еще предстоит ей столкнуться в пути. И надо заставить себя есть, какой бы несъедобной ни казалась еда и как бы ни сопротивлялся желудок. Если она не будет есть, она потеряет силы. И что тогда с ней будет?
Проходя по коридору, она услышала детский плач, высокий и капризный, а затем женский голос, теплый и нежный.
Коридор делал поворот, и, повернув, Эмери увидела женщину, довольно бледную, с рыжевато-каштановыми волосами. Было заметно, что она ждет ребенка. Рядом с ней была девочка лет четырех. Она держалась за мамину юбку, уткнувшись головой ей в живот.
Девочка очень походила на Кору, кругленькая, ладная, вылитая маленькая Кора.
– Сюзанна, милая, ты не должна так себя вести. Я тебе дам хлеба, как только мы придем в комнату. – Голос женщины звучал так же мягко и напевно, как у Анны, хотя она и старалась говорить строго.
– Нет! Я не хочу хлеба, я хочу фруктов в сахаре! – не унималась девочка.
Эмери шагнула им навстречу и, повинуясь внезапному чувству, вытащила из сумочки пакетик цукатов, которые Анна успела сунуть ей в последний момент.
– Прошу вас, – сказала она, – отдайте это вашей девочке. Мне вовсе не хочется их есть, зачем же добру пропадать?
Женщина взглянула на Эмеральду и улыбнулась:
– О, благодарю вас. У нас нет денег на сладости. Нам надо приберечь их для самого необходимого, ведь нам предстоит долгий путь: мы едем на запад, в Калифорнию.
И снова Эмери уловила в голосе женщины те же нотки, что у Анны, которую ей больше не суждено увидеть.
– Кушай на здоровье, – сказала Эмери девочке и быстро отвернулась, устыдившись навернувшихся на глаза слез.
Глава 4
Увидев, что девушка в черном готова расплакаться, Маргарет Уайлс растерялась. Уже два дня она жила в этом грязном отеле, целыми днями меряя шагами комнату в мучительном раздумье, правильно ли поступила, пустившись вместе с Оррином в это рискованное путешествие, и слезы не раз подступали к ее глазам. Все эти странные люди – постояльцы гостиницы, ее слабость, тошнота, которая не переставала мучить ее с первых дней беременности…
Но женщине, решившейся на то, на что решилась она, не пристало плакать. Может, ей придется столкнуться с вещами, куда более неприятными, чем грязь и косые взгляды. Кто знает, какие испытания ждут ее там, в диких прериях, – болезни, индейцы, голод. Если она хоть однажды позволит себе эту слабость, ее глаза никогда не просохнут от слез.
Как могла прийти в голову Оррину столь безумная идея? Вероятнее всего, на его решение повлияло письмо брата, полученное ими прошлой зимой, полное оптимизма и радужных надежд.
Итак, Калифорния. Ее ребенку суждено родиться в дикой степи.
И сейчас эта женщина в черном заплакала, словно выразив все то, что мучило Маргарет с тех пор, как они покинули Нью-Орлеан: страх перед будущим, полная неопределенность, тоска по покинутому дому.
– Вам плохо? Прошу вас, мэм, зайдите к нам на минутку. Правда, у нас некоторый беспорядок и не слишком чисто…
Маргарет повернула ключ и открыла перед Эмери дверь. В комнате действительно было неприбрано. Игрушки Сюзанны: тряпичные куклы, деревянные лошадки и кубики – валялись в беспорядке на полу. Возле окна стояли два открытых дорожных сундука, из которых вперемешку торчали какие-то тряпки, платья, простыни и разная домашняя утварь.
– Может, вы присядете? – предложила Маргарет гостье, освободив один из стульев от висевших на нем платьев.
Девочка, получив угощение, тут же принялась обсасывать сахар, облизывая пальчики.
– Простите, – сказала гостья неожиданно молодым голосом. – Я вообще-то редко плачу, но сейчас что-то случилось со мной. Может, это от слабости… Я уже пять дней ничего не ела. И ваша дочурка так напомнила мне мою сестренку…
Как? Девушка голодна?! Маргарет тут же забыла о собственном трудном положении и пристально взглянула на гостью. Тот, кто может оплатить комнату в гостинице, должен иметь достаточно средств, чтобы купить себе что-нибудь из еды. Но женщина в трауре… Может быть, она потеряла кого-нибудь из очень близких людей, возможно мужа, и у нее пропал аппетит.
– Милая, может, вы хотите прилечь? – неуверенно предложила хозяйка. – Постельное белье чистое, вернее, почти чистое.
– Прилечь? Спасибо, не надо. Я уже в порядке. Неожиданно легким движением гостья подняла вуаль.
Маргарет смотрела на девушку во все глаза: да это же почти ребенок! Совсем молоденькая девушка! Едва ли ей исполнилось восемнадцать. У девушки был приятно округлый овал лица, маленький, задорно вздернутый носик и большие, необычно яркие, изумрудного цвета глаза. Из-под уродливой шляпки-таблетки выбивались черные как смоль кудри. Перед ней была юная красавица.
– Господи, я не думала, что вы такая молоденькая! – воскликнула Маргарет.
– Мне восемнадцать.
– Не хотите ли вы сказать, что путешествуете в одиночестве?
– Да, я сама еду в Охо, – ответила девушка.
– В Охо? У вас там семья?
– Ну… Не совсем. Дальние родственники. Троюродные сестры. У меня есть рекомендательное письмо, с ним они примут меня, если, конечно, захотят принять, – добавила Эмеральда.
– Что значит если захотят принять? А если не захотят, тогда что? Как вас зовут? Меня – Маргарет Уайлс, но вы можете звать меня просто Маргарет.
– Эмеральда Реган, – представилась Эмери и грустно взглянула на собеседницу. – По правде говоря, я не думаю, что они примут меня с радостью. Наверняка никто не выразит особого восторга, увидев на пороге молодую девушку с письмом, в котором содержится просьба приютить ее…
– Если вы так думаете, то вам и незачем ехать туда, вот что я скажу.
Женщина вздернула подбородок и впервые за время разговора рассмеялась. Зубы у нее оказались ровными и белыми, как жемчуг. Смех преобразил ее лицо, взгляд потеплел. Всем своим видом она выражала участие.
– Но мне ничего другого не остается. Я не могу больше жить там, где жила раньше, и если кузина Франклин не захочет приютить меня, то мне придется искать работу.
– Работу? – Маргарет бросила взгляд на белые, холеные руки гостьи, очевидно, не знакомые ни с какой работой, в отличие от ее, покрасневших и набухших от бесконечных стирок. – А что вы умеете делать?
– К сожалению, не многое. Я умею рисовать и могла бы преподавать в какой-нибудь женской школе, могу вести хозяйство. Моя тетя обучала меня этому, умею вести счета, заказывать обеды и все такое. Она научила меня заваривать травы, чтобы лечить рабов, когда они заболеют…
«Эта девушка – дочь плантатора. Теперь понятно, почему на ней такое дорогое платье и такие нежные руки», – подумала Маргарет.
– Не думаю, что вам удастся заработать на жизнь, заваривая травы, – как можно мягче произнесла Маргарет. – Сможете ли вы работать поденщицей или няней?
Эмери опустила глаза.
– Боюсь, что нет. У нас всю черную работу выполняли рабы. Но у меня были младшие сестры, – с надеждой добавила она, – и я часто помогала им с уроками. Я могла бы учить детей чтению и чистописанию, могла бы писать письма за тех, кто не знает грамоты. И еще мне кажется, я легко смогу научиться всякой работе. Мисс Франи говорила, что у меня быстрый ум и ловкие пальцы.
– Я в этом не сомневаюсь, – улыбнулась Маргарет. У нее уже появилась идея относительно этой девушки, но вначале следовало побольше о ней узнать и еще уговорить Оррина. И хотя решение было принято ею слишком скоропалительно, ей казалось, что она не ошиблась в девушке.
Им пришлось уехать из Нью-Орлеана из-за Оррина, который работал белым надсмотрщиком на плантации. Плантация была одной из самых доходных в штате, там выращивали сахарный тростник, и Оррин утаил доходы на восемьсот долларов, присвоив деньги себе.
Оррин не был закоренелым преступником, и Маргарет продолжала считать его порядочным человеком, несмотря на совершенный им грех. Но и Дентоны были не подарок. Для них надсмотрщик был в самом низу социальной лестницы, почти на одном уровне с рабами. Миссис Дентон никогда не разговаривала с Маргарет и не позволяла учителям ее детей учить детей Маргарет и Оррина, хотя девятилетний отпрыск Дентонов был того же возраста, что и их сын, но только намного глупее. Если бы Маргарет не была сама учительницей в юности, ее дети так бы и не получили возможности научиться грамоте.
Уайлсы жили в небольшом коттедже из четырех комнат, утопавшем в разросшемся кустарнике жимолости. Дом был расположен в низине, где постоянно скапливалась вода и жидкая черная грязь подступала к самому порогу. В доме всегда было сыро. Маргарет самоотверженно боролась с грязью, ей казалось, что сверкающий белизной пол приподнимает их над тем социальным болотом, в котором они оказались.
Последняя беременность вконец измотала ее. Она страдала варикозным расширением вен, и ноги нестерпимо ныли, тем более что большую часть дня приходилось проводить на ногах: стирать и готовить, снова готовить и стирать, пока она, совершенно обессиленная, не падала на соломенный тюфяк рядом с Оррином. Оррин хотел купить ей кресло со скамеечкой для ног, такое же, как у миссис Дентон, а Тимми, их девятилетнему сыну, – пони. Тимми прекрасно ездил верхом, не хуже хозяйских сыновей.
«Наш мальчик заслуживает того, чтобы иметь хорошие вещи, – не раз говорила Маргарет. – Когда-нибудь он станет настоящим мужчиной: порядочным, сильным и интеллигентным…»
В декабре пришло письмо от ее брата, Адама. Тот рано оставил отчий дом и стал жить своим умом. Они не виделись десять лет. Письмо было не слишком грамотным, зато полным энтузиазма. «Климат здесь, как в райском саду, – писал он, – здесь само все растет, любые фрукты…»
Оррин сначала ничего не сказал ей, кроме того, что хочет подыскать работу получше и для этого они должны подняться вверх по течению., может быть, там ему удастся найти приличное место, и только вечером, накануне отъезда, он показал ей украденные деньги.
– Оррин! – в ужасе прошептала Маргарет.
– Не волнуйся, дорогая, – ответил он. – Пока Дентон обнаружит пропажу, пройдет не один месяц, если, конечно, он вообще заметит отсутствие этой суммы. Он частенько напивается так, что не может отыскать туфли под собственной кроватью.
– Но, Оррин, – возразила она, замирая от страха. – Ты же знаешь, что воровать – великий грех. Или ты забыл о том, что Бог все видит? Как ты мог нарушить Его заповедь! И еще, что будет, если хозяева, заметив пропажу, вышлют погоню?
Муж, небольшого роста, коренастый мужчина с упрямым подбородком и вихрастыми каштановыми волосами, молча смотрел на нее.
– Они не найдут нас, – медленно проговорил он наконец. – Бог нам поможет. Он не станет меня осуждать и становиться мне поперек дороги. Наоборот, Он сам направил меня на этот путь. Мы должны уехать в Калифорнию.
– В Калифорнию?!
Она смотрела на него во все глаза. Они были женаты уже десять лет, но Маргарет вдруг поняла, что совершенно не знает собственного мужа.
– Там совсем другая жизнь, Маргарет, – продолжал убеждать ее Оррин. – Я не раз слышал об этом, да и Адам пишет, что это благословенный край. Может быть, там и не текут молочные реки в кисельных берегах, но что-то чертовски близкое к этому. Говорят, там все время тепло и люди не страдают от лихорадки, как у нас, и земля там такая плодородная, что воткни в нее палку, и она прорастет, и даст урожай. А в озерах и реках столько рыбы, что ее ловят голыми руками. Человек там может чувствовать себя королем. Никто не будет тебе указывать, как ты должен жить и что делать только потому, что у него есть рабы, а у тебя их нет и ты всего лишь надсмотрщик за чужим добром.
– Но, Оррин, это же безумие – ехать туда, где у тебя нет ни друзей, ни знакомых, ни родственников, если не считать Адама, но он же наполовину дикарь, полусумасшедший. Мы даже не знаем точно, где эта «земля обетованная».
– Ты не права, Маргарет, туда едут многие.
– Кто именно?
– Кто? Люди с гор, охотники, миссионеры, кто пешком, кто на повозках. Я знаю одного человека, Уо-кера, который ушел туда пешком, еще мне говорили про Бартерсона и Стивенса… Туда можно доехать на повозке, запряженной волами. Нам хватит денег, чтобы купить ее. Существует, конечно, опасность быть схваченными индейцами, да и дорогу нельзя назвать хорошей, но доехать все же возможно. Поверь мне, скоро в эти края потянутся тысячи, а мы будем одними из первых. – Оррин посмотрел на жену и гордо вскинул подбородок. – И Бог хочет, чтобы я сделал это. Я знаю, это воля Провидения. Иначе зачем Он открыл мне способ, как добыть денег для путешествия?.. Такова воля Всевышнего. Он помогает простым людям, как мы с тобой. Если у человека нет рабов, это не значит, что он второго сорта.
Рабы – вот в чем вся соль, подумала Маргарет. Оррин терзается тем, что должен управлять этими чернокожими людьми, не являясь их хозяином. В глубине души он испытывает к неграм те же предубеждения, что и остальные белые жители Юга. Но в Калифорнии нет рабства и этих проблем не будет. Они смогут завести свое хозяйство и жить тем, что будет приносить им ферма, жить как свободные люди, так, как они никогда не жили прежде. Если эту идею действительно внушил Оррину Бог, то Он не оставит их в беде, Он поможет им преодолеть все. Ведь Богу известно, что она ждет ребенка и что путь для нее будет нелегким, потому и послал ей эту девушку в помощь.
– Я, кажется, знаю, какую работу могу тебе предложить, – протянула Маргарет, пристально глядя на девушку в трауре. – Она, конечно, не из легких, но я думаю, ты с ней справишься. Единственная загвоздка в том, что, если ты согласишься, тебе придется отказаться от своих планов поездки в Охо. Но, мне кажется, ты не очень-то туда и стремишься, верно?
Маргарет долго беседовала с Эмеральдой. История об отце, погибшем возле Толедо, и решение дочери выяснить обстоятельства его смерти показались ей не слишком правдоподобными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37