Ребенок был слишком тяжел для нее.
Пришлось уложить малыша в повозку, но там он начал кричать как сумасшедший. Во-первых, оттого, что перестал чувствовать тепло человеческого тела, а во-вторых, оттого, что повозку без рессор нещадно трясло. Эмери испугалась, что малыш может получить травму. С унылым видом она поплелась к повозке Вандербушей за помощью. Гертруда сидела в повозке и что-то вязала.
– Не мог бы кто-нибудь из вас помочь мне с малышом? – спросила она. – Может, Кэтти смогла бы его понести немного? Или вы его подержите?
Гертруда покраснела.
– Эмеральда, я знаю, что ты считаешь нас жестокими. Но разве ты не видишь, что у тебя нет выбора? Ребенок отнимает все твое время. Что ты будешь делать, если вдруг сломается ось? Это может произойти в любой момент. Ты знаешь, как ее отремонтировать?
– Не знаю.
– И что? Как ты будешь чинить ее?
– Думаю, что кто-нибудь из мужчин мне поможет.
Гертруда вздохнула.
– У мужчин хватает своих забот. А как ты собираешься переправляться через реку? Или подниматься на гору? Или в конце концов, если кто-то из мужчин будет домогаться тебя, как Зик?
– Не знаю.
– Я возьму малыша. Но только на сегодня, – наконец сказала Гертруда, протягивая руки к ребенку. – За него не беспокойся. Я позабочусь о нем. Но все же подумай над тем, что я тебе сказала. Поняла?
И Эмеральда стала думать. Все складывалось так, что выхода у нее не было. Никто не приходил на помощь, когда она изо всех сил подгоняла волов по каменистой, усеянной осколками земле. Она с ужасом поглядывала на повозку, раскачивающуюся из стороны в сторону на вихляющихся колесах. Был момент, когда одно из них едва не слетело с оси. Ей самой приходилось смазывать их, поднимая повозку за заднюю ось. Руки и платье ее были в грязи. Эмери понимала, что ни на кого не может обижаться, у всех своя работа, все заняты: каждая из повозок требовала постоянного внимания.
В полдень они остановились на отдых. Облегченно вздохнув, Эмеральда принялась разводить костер. Все ее тело ныло. Она знала, что выглядит ужасно. Потные пряди волос выбились из-под капора, лицо покрывала испарина, платье тоже было влажным от пота, юбка – в колесной мази и грязи.
Оглядев себя, Эмеральда горько усмехнулась. Кто сейчас захотел бы взять ее такую?
Тимми тоже сник. Он сидел в тени повозки и ни о чем не спрашивал. Сюзанна, присев на корточки рядом с братом, играла маленькими камешками, которые собрала по дороге. Оба избегали ее взгляда.
Эмеральда умылась и поставила кипятить воду для кофе. Она раскладывала остатки пирога с зайчатиной, когда заметила приближающихся мужчин. Все холостые мужчины лагеря, словно сговорившись, пришли взглянуть на нее.
Первым подошел Бен Колт, высокий, желчный, высокомерный, без тени улыбки на узком лице. И хотя Эмери знала, что он влюблен в нее, в нем было что-то такое, что внушало ей тревогу. Нет, она никогда не станет женой Бена.
Вторым подошел Мартин Ригни. Ему было всего восемнадцать – высокий, неловкий, словно подросток, который хочет казаться взрослым. Он смотрел на нее горячо, но опасливо. Если она станет его женой, ей придется всю жизнь иметь дело с его мамашей. Нет, это не для нее.
Рэд Арбутнот пришел в сопровождении своих двоих сыновей. Они разговаривали и, казалось, не замечали ее. Но она чувствовала, что ее обсуждают, словно товар, выставленный на продажу.
Ну что же, можно выбрать Рэда. И пусть ему шестьдесят пять, но он еще вполне в силе.
Мэтт – рыжеватый, веснушчатый крепыш. Питер очень похож на брата, только более угрюмый. Все они неплохие ребята, но она не испытывала к ним ни Любви, ни страсти, ни хотя бы расположения. Ее влекло только к Мэйсу. Любой брак с кем-нибудь из них был всего лишь сделкой: ты мне – я тебе.
Следующим подошел Уайт Тетчер. Он был на дюйм ниже ее и хорохорился, словно ярмарочный петух. Он был прощелыгой, авантюристом, шарлатаном, мечтавшим завоевать Калифорнию своими патентованными лекарствами. Эмери попыталась представить себя рядом с ним за игральным столом или участницей презентации его лекарств и горько усмехнулась.
Даже Билл Колфакс, словно ненароком, прошелся около ее костра. Вот уж за него она точно никогда не выйдет. Зик Йорк был последним, кто «совершенно случайно» проходил рядом. Только Мэйс Бриджмен не пришел.
Эмери знала, что Мэйс вернулся в лагерь. Она видела его, занятого починкой уздечки. Но он предпочёл сделать вид, что не замечает ее, и вскоре присоединился к трапезе Уайта Тетчера.
«Ну что же, – думала Эмеральда, – он держит слово, которое дал. И, конечно, ничего не сделает, чтобы спасти меня».
Обеденная стоянка казалась бесконечной. Эмери едва притронулась к еде. Всю работу она делала автоматически, мысли ее были заняты другим.
«Мэйс! – кричало ее сердце. – Мэйс, как же ты можешь?!»
Наконец отдых кончился, и вновь она сосредоточилась на управлении повозкой. Никогда переход не казался ей таким долгим и утомительным. Солнце палило так, что каждый шаг давался с трудом. Она поймала себя на том, что смотрит на повозку со злостью и страхом. Ей тут же вспомнился Оррин: как он дрожал над колесами и осями! Только бы они выдержали! Только бы продержаться…
Хорошо, что Кальф с Гертрудой. Но это сегодня, а завтра?..
Когда солнце уже опускалось, один из волов, самый слабый, отказался тянуть. Она щелкала рядом с ним кнутом, но вол только уныло смотрел на нее.
Эмеральда стерла с лица пыль, почувствовав ее горьковатый вкус во рту. Если падет этот вол, у них останется всего пять. Придется облегчить повозку. А что, если умрет еще один?
«Неудивительно, что Оррин постоянно был раздражен, – подумала она вдруг – Есть от чего портиться настроению».
Когда они остановились на ночлег, Эмеральда пошла к Гертруде.
– Я… Боюсь, вы оказались правы, – сказала она так тихо, что Гертруда подалась вперед, чтобы расслышать ее. – Наверное, мне действительно нужен мужчина в помощь.
– Я знала, что ты придешь к этому выводу, – ответила Гертруда. – Прости, дорогая.
Глава 30
Одинокий Волк устал. Рана, оставленная пулей на его правой руке, болела, несмотря на все растирания и мази. Раньше ему не раз приходилось испытывать боль, много шрамов оставили на его теле враги, не раз он попадал под камнепад в горах, подвергался нападению диких зверей, и всегда все обходилось. Но на этот раз его ранил белый человек. Наверное, в рану попал какой-то незнакомый ему яд.
Одинокий Волк покинул лагерь, оставив женщин хоронить мертвых и заботиться о раненых, и вот уже несколько дней следовал за караваном, стараясь держаться так, чтобы его не заметили. И это ему удавалось. Белые люди были наивны, словно дети. Они вели себя так неосторожно, что Одинокий Волк постоянно видел их. Весь маршрут был как на ладони. Вот прошла одна повозка, следом – другая, оставляя на земле глубокие шрамы. Вот и свежие отметины пребывания белых: разбросанные повсюду, где проходил караван, предметы. Безумцы! Их лошади и волы выедали плеши в побуревшей летней траве, которой не так много осталось.
Одинокий Волк знал, что белых не волнует то, что они делают с землей. Зачем, спрашивал он себя, они покинули свои земли и идут сюда? Для чего им нужно все больше и больше земли?
Он не мог с уверенностью ответить себе, зачем последовал за караваном. Может, из-за того, что белые убили его воинов, или из-за того, что превратили в кровавое месиво руки Встающего Солнца?
А может, всему виной была Зеленоглазая Женщина? Он спросил ее, как часто делают с пленницами, хочет ли она стать его женой, и она ответила согласием. Но слова ее ничего не стоили. Она сбежала…
При мысли о ней Одинокий Волк каждый раз испытывал жгучую боль. Он вспоминал ее кожу, бледную, как лунный свет, как снежные шапки на горных вершинах, и глаза, зеленые, как трава весной.
Он потерял Зеленоглазую Женщину и хотел ее вернуть. Она постоянно снилась ему. В странных, тревожных снах он продирался к ней сквозь густой подлесок с неистовой настойчивостью, но так и не достигал ее.
Он не знал, что означают эти сны. Однако прекрасно понимал, какой опасности подвергает себя, следуя за караваном белых в одиночку. При всем своем тупоумии белые имеют ружья, которые могут убивать и ранить на большом расстоянии.
Но среди белых был один такой же хитрый и умный, как индейцы. Это он почти вплотную подобрался к лагерю и сутки пролежал в ручье незамеченным. Это он освободил Зеленоглазую Женщину и изуродовал руки Встающему Солнцу.
Одинокий Волк с удовольствием бы встретился с этим белым в честном бою. Почетно одолеть такого храброго и хитрого врага, даже если он белый.
И все-таки Одинокий Волк не мог объяснить, что двигало им, заставляя следовать за караваном. Возможно, сны, а может быть, что-то другое, глубоко скрытое в его душе, не поддающееся объяснению.
Известие о решении Эмеральды выйти замуж распространилось по лагерю с быстротой пожара в прериях. После ужина к костру Эмеральды опять заспешили мужчины.
Первым появился Зик.
– Ну как, Эмеральда? – На лице его была такая комбинация бравады и похоти, что Эмери невольно поежилась. – Мне понадобится жена в Калифорнии.
Эмери не верила своим ушам.
– Какая наглость! Не могу поверить. После всех ваших выходок… Вы еще смеете просить моей руки!
Зик покраснел.
– Послушай, что я тебе скажу. В Калифорнии я буду богат. У тебя будет полно денег – трать не хочу. Разве ты не об этом мечтаешь? – Зик улыбнулся, обнажив гнилые зубы. – Когда я хочу женщину, я ее получаю. Запомни это, слышишь?
«Когда я хочу женщину, я ее получаю». На душе у нее было тревожно. Что он имел в виду, когда говорил о богатстве? Откуда деньги у такого, как он?
Через четверть часа к костру подошел Мэтт Арбутнот. Он начал с того, что попросил одолжить ему сухофруктов. Потом завел беседу о том о сем. Обоим было неловко. «Скорей бы уж!» – думала Эмеральда. И вот после получасовой болтовни Мэтт наконец решился:
– Ты мне очень нравишься. И я подумал, что, может быть, когда мы приедем в Калифорнию, мне стоит прочно обосноваться, обзавестись женой. Я вдовец. Моя жена умерла при родах, я потерял и ее, и ребенка. И вот я подумал… раз ты нуждаешься в помощи и защите… – Он замолчал, глядя на нее выжидающе.
Эмеральда опустила глаза. Из всех холостых мужчин в лагере Мэтт Арбутнот стал бы лучшим мужем, исключая, конечно, Мэйса. Веснушчатый Мэтт был добрым, мягким человеком. Несмотря на застенчивость, он обладал веселым характером, хорошим чувством юмора, что всегда нравилось Эмеральде в людях.
– Мэтт… Я польщена твоим предложением, но… Я не уверена.
Он просиял, приняв ее ответ почти за согласие.
– Я не тороплю тебя, Эмеральда. У нас есть время.
– Хорошо, я подумаю.
Остальные мужчины тоже подошли к ней с предложениями руки и сердца. Даже совсем молоденький Мартин Ригни, тяжело дыша и украдкой посматривая на свою повозку, сообщил, что она могла бы стать ему «самой симпатичной и хорошей женой». Еще раз бросив опасливый взгляд в сторону, чтобы удостовериться, что Марта его не подслушивает, добавил, что его мама со временем примирилась бы с этим.
Эмеральда только медленно качала головой в ответ на все эти излияния. «Интересно, много ли девушек получали в один день столько предложений руки и сердца?» – с грустью подумала она.
Эмери поймала завистливый взгляд Кэтти Вандербуш. Как ей хотелось сказать девушке, что ни за кого из них, кроме Мэйса Бриджмена, она не хотела выходить замуж! Но он не просил ее руки…
Наступила ночь. Тимми и Сюзанна ушли спать в повозку. Эмери взяла ребенка и пошла стелить постель. Глаза щипало от колючей пыли и от жгучих слез, которые ей удавалось сдерживать весь день. Она вспомнила Маргарет. Если бы она была жива, все было бы иначе. Можно было бы строить планы и мечтать о будущем… Но Маргарет погибла, и у нее не осталрсь в лагере друзей, если не считать Мэйса, но и он перестал быть ее другом…
Утром Марта Ригни подошла к повозке Эмери и потребовала от нее назвать имя ее будущего мужа.
Эмеральда смотрела на женщину невидящими глазами. Марта оставалась прежней – грубой, злой и напористой.
– Я не могу стать женой ни одного из них, – ответила Эмеральда. – Думала, что смогу, но, видно, ошиблась.
Марта скривила губы:
– Что, ни один тебе не подходит? Ты считаешь себя слишком хорошей для них?
– Нет! Я…
– Так вот, знай: нам не нужна в стаде паршивая овца, чтобы соблазнять чужих мужей и подавать дурной пример детям! Не говоря уж о том, что твоя повозка будет обузой для всех нас. Когда у тебя сломается ось, ты тут же побежишь умолять о помощи! – Глаза Марты сияли плохо скрываемым торжеством. – Даем тебе время до тех пор, пока не подъедем к форту Хол. Торопись, а не то мы выдадим тебя замуж за одного из местных обитателей. И оставим тебя там. Как тебе это понравится?
– Но… Но вы не посмеете! – выдохнула Эмеральда. – Дети Уайлсов… У них дядя в Калифорнии. Мы должны добраться и разыскать его. Я им обещала. И они… они будут скучать по мне.
– Они прекрасно доберутся без тебя. Старших мы заберем с собой, а тебя оставим здесь вместе с молочной коровой и малышом. Так будет лучше. Он еще слишком мал, чтобы выдержать переход. Если у него есть родственники, они приедут и заберут его.
Эмеральда не могла скрыть испуга. Она была достаточно наслышана о форте Хол. Он был еще меньше форта Ларами: унылое строение посреди пустоши, поросшей клочковатой растительностью, со всех сторон окруженное горами. Жили в нем полудикие торговцы, охотники, наведывались туда и индейцы. Женщине здесь была уготована жалкая участь: стать полурабыней, полуналожницей какого-нибудь дикаря или проституткой и ублажать сразу всех.
От этой мысли к горлу подступила тошнота.
– О, ты не волнуйся. Ты устроишься там с комфортом. Такие, как ты, прекрасно приживаются в подобных местах. Но, если ты все же решишь следовать с нами, тебе придется выбрать одного из мужчин среди наших. Мы достаточно от тебя натерпелись! Неровен час, начнешь еще строить глазки моему Саулу, если уже не заигрываешь с ним потихоньку, не дразнишь его своим телом…
– Я никогда об этом и не помышляла! – с возмущением воскликнула Эмеральда.
– Никогда? Все еще впереди! Знаю я ваших… Итак, ты должна выйти замуж до того, как мы въедем в форт. Иначе останешься там.
Марта развернулась и пошла к себе. Эмеральда смотрела ей вслед, судорожно вцепившись в колесо. Как могла Марта предположить, что она станет флиртовать с Саулом, малосимпатичным сорокапятилетним мужчиной, отцом двоих взрослых сыновей?
«Почему столько злобы и недоброжелательности в этой женщине?» – задала себе вопрос Эмеральда.
Она представила, какой была Марта в молодости, и пришла к выводу, что, видимо, не очень отличалась от теперешней. Наверное, она и тогда завидовала девушкам с красивыми, женственными формами. Завидовала и ненавидела их. Вот почему она так ненавидит Труди да и ее, Эмери. Но Труди есть кому защитить, а ее – нет…
День тянулся медленно. Гертруда снова взяла к себе малыша, освободив Эмери для управления повозкой. Раньше Эмеральда останавливалась, чтобы полюбоваться пейзажем. Теперь же она смотрела только вперед, но и там, впереди, она не видела ничего светлого для себя. Пройдет всего день или два, и она вынуждена будет выйти замуж за человека, которого совсем не любит.
В довершение всего она совсем не видела Мэйса. Он ускакал вперед в поисках источников воды. Он, конечно, знал, какие у нее неприятности, но не пришел, чтобы вызволить ее из беды, хотя мог.
«Я ненавижу его, – твердила она себе, – ненавижу так, как еще никого на свете».
Острые осколки лавы забивались ей в туфли, кололи ноги, но она ничего не замечала, а все шла и шла, щелкая в воздухе кнутом с быстро приобретенной сноровкой. Пот струился по ее лицу, платье прилипало к бокам.
Наконец караван подошел к форту. Решено было пару дней передохнуть. В отдыхе нуждались и люди, и животные. Правда, животных можно было поменять, например, шестерых измотанных волов на четверых свежих, это стоило баснословных денег, и никто, кроме Зика и Билла, не мог себе этого позволить. Зик со смехом объяснил остальным, что то оборудование, которое они везут в Калифорнию, стоит того, чтобы потратиться и привезти его во что бы то ни стало.
Форт Хол занимал территорию около полуакра и со всех сторон был обнесен стеной в фут толщиной, над которой в разных местах поднимался дымок от очагов. Над фортом развевался красный флаг с тремя буквами: «НВС» – эмблемой охотничьей компании Хадеонов. Внутри форта в двухэтажном прямоугольном здании унылого вида располагались жилые помещения, кладовые и бар.
До заката оставалось часа два. Солнце большим желтым шаром все еще висело в небе. Эмеральда нарезала куски сушеного мяса к ужину. Она не была в форте, да ей и не хотелось туда идти.
– Знаешь, Эмери, – возбужденно говорил Тимми, – Мэйс рассказывал мне, что в форте собираются самые разные люди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Пришлось уложить малыша в повозку, но там он начал кричать как сумасшедший. Во-первых, оттого, что перестал чувствовать тепло человеческого тела, а во-вторых, оттого, что повозку без рессор нещадно трясло. Эмери испугалась, что малыш может получить травму. С унылым видом она поплелась к повозке Вандербушей за помощью. Гертруда сидела в повозке и что-то вязала.
– Не мог бы кто-нибудь из вас помочь мне с малышом? – спросила она. – Может, Кэтти смогла бы его понести немного? Или вы его подержите?
Гертруда покраснела.
– Эмеральда, я знаю, что ты считаешь нас жестокими. Но разве ты не видишь, что у тебя нет выбора? Ребенок отнимает все твое время. Что ты будешь делать, если вдруг сломается ось? Это может произойти в любой момент. Ты знаешь, как ее отремонтировать?
– Не знаю.
– И что? Как ты будешь чинить ее?
– Думаю, что кто-нибудь из мужчин мне поможет.
Гертруда вздохнула.
– У мужчин хватает своих забот. А как ты собираешься переправляться через реку? Или подниматься на гору? Или в конце концов, если кто-то из мужчин будет домогаться тебя, как Зик?
– Не знаю.
– Я возьму малыша. Но только на сегодня, – наконец сказала Гертруда, протягивая руки к ребенку. – За него не беспокойся. Я позабочусь о нем. Но все же подумай над тем, что я тебе сказала. Поняла?
И Эмеральда стала думать. Все складывалось так, что выхода у нее не было. Никто не приходил на помощь, когда она изо всех сил подгоняла волов по каменистой, усеянной осколками земле. Она с ужасом поглядывала на повозку, раскачивающуюся из стороны в сторону на вихляющихся колесах. Был момент, когда одно из них едва не слетело с оси. Ей самой приходилось смазывать их, поднимая повозку за заднюю ось. Руки и платье ее были в грязи. Эмери понимала, что ни на кого не может обижаться, у всех своя работа, все заняты: каждая из повозок требовала постоянного внимания.
В полдень они остановились на отдых. Облегченно вздохнув, Эмеральда принялась разводить костер. Все ее тело ныло. Она знала, что выглядит ужасно. Потные пряди волос выбились из-под капора, лицо покрывала испарина, платье тоже было влажным от пота, юбка – в колесной мази и грязи.
Оглядев себя, Эмеральда горько усмехнулась. Кто сейчас захотел бы взять ее такую?
Тимми тоже сник. Он сидел в тени повозки и ни о чем не спрашивал. Сюзанна, присев на корточки рядом с братом, играла маленькими камешками, которые собрала по дороге. Оба избегали ее взгляда.
Эмеральда умылась и поставила кипятить воду для кофе. Она раскладывала остатки пирога с зайчатиной, когда заметила приближающихся мужчин. Все холостые мужчины лагеря, словно сговорившись, пришли взглянуть на нее.
Первым подошел Бен Колт, высокий, желчный, высокомерный, без тени улыбки на узком лице. И хотя Эмери знала, что он влюблен в нее, в нем было что-то такое, что внушало ей тревогу. Нет, она никогда не станет женой Бена.
Вторым подошел Мартин Ригни. Ему было всего восемнадцать – высокий, неловкий, словно подросток, который хочет казаться взрослым. Он смотрел на нее горячо, но опасливо. Если она станет его женой, ей придется всю жизнь иметь дело с его мамашей. Нет, это не для нее.
Рэд Арбутнот пришел в сопровождении своих двоих сыновей. Они разговаривали и, казалось, не замечали ее. Но она чувствовала, что ее обсуждают, словно товар, выставленный на продажу.
Ну что же, можно выбрать Рэда. И пусть ему шестьдесят пять, но он еще вполне в силе.
Мэтт – рыжеватый, веснушчатый крепыш. Питер очень похож на брата, только более угрюмый. Все они неплохие ребята, но она не испытывала к ним ни Любви, ни страсти, ни хотя бы расположения. Ее влекло только к Мэйсу. Любой брак с кем-нибудь из них был всего лишь сделкой: ты мне – я тебе.
Следующим подошел Уайт Тетчер. Он был на дюйм ниже ее и хорохорился, словно ярмарочный петух. Он был прощелыгой, авантюристом, шарлатаном, мечтавшим завоевать Калифорнию своими патентованными лекарствами. Эмери попыталась представить себя рядом с ним за игральным столом или участницей презентации его лекарств и горько усмехнулась.
Даже Билл Колфакс, словно ненароком, прошелся около ее костра. Вот уж за него она точно никогда не выйдет. Зик Йорк был последним, кто «совершенно случайно» проходил рядом. Только Мэйс Бриджмен не пришел.
Эмери знала, что Мэйс вернулся в лагерь. Она видела его, занятого починкой уздечки. Но он предпочёл сделать вид, что не замечает ее, и вскоре присоединился к трапезе Уайта Тетчера.
«Ну что же, – думала Эмеральда, – он держит слово, которое дал. И, конечно, ничего не сделает, чтобы спасти меня».
Обеденная стоянка казалась бесконечной. Эмери едва притронулась к еде. Всю работу она делала автоматически, мысли ее были заняты другим.
«Мэйс! – кричало ее сердце. – Мэйс, как же ты можешь?!»
Наконец отдых кончился, и вновь она сосредоточилась на управлении повозкой. Никогда переход не казался ей таким долгим и утомительным. Солнце палило так, что каждый шаг давался с трудом. Она поймала себя на том, что смотрит на повозку со злостью и страхом. Ей тут же вспомнился Оррин: как он дрожал над колесами и осями! Только бы они выдержали! Только бы продержаться…
Хорошо, что Кальф с Гертрудой. Но это сегодня, а завтра?..
Когда солнце уже опускалось, один из волов, самый слабый, отказался тянуть. Она щелкала рядом с ним кнутом, но вол только уныло смотрел на нее.
Эмеральда стерла с лица пыль, почувствовав ее горьковатый вкус во рту. Если падет этот вол, у них останется всего пять. Придется облегчить повозку. А что, если умрет еще один?
«Неудивительно, что Оррин постоянно был раздражен, – подумала она вдруг – Есть от чего портиться настроению».
Когда они остановились на ночлег, Эмеральда пошла к Гертруде.
– Я… Боюсь, вы оказались правы, – сказала она так тихо, что Гертруда подалась вперед, чтобы расслышать ее. – Наверное, мне действительно нужен мужчина в помощь.
– Я знала, что ты придешь к этому выводу, – ответила Гертруда. – Прости, дорогая.
Глава 30
Одинокий Волк устал. Рана, оставленная пулей на его правой руке, болела, несмотря на все растирания и мази. Раньше ему не раз приходилось испытывать боль, много шрамов оставили на его теле враги, не раз он попадал под камнепад в горах, подвергался нападению диких зверей, и всегда все обходилось. Но на этот раз его ранил белый человек. Наверное, в рану попал какой-то незнакомый ему яд.
Одинокий Волк покинул лагерь, оставив женщин хоронить мертвых и заботиться о раненых, и вот уже несколько дней следовал за караваном, стараясь держаться так, чтобы его не заметили. И это ему удавалось. Белые люди были наивны, словно дети. Они вели себя так неосторожно, что Одинокий Волк постоянно видел их. Весь маршрут был как на ладони. Вот прошла одна повозка, следом – другая, оставляя на земле глубокие шрамы. Вот и свежие отметины пребывания белых: разбросанные повсюду, где проходил караван, предметы. Безумцы! Их лошади и волы выедали плеши в побуревшей летней траве, которой не так много осталось.
Одинокий Волк знал, что белых не волнует то, что они делают с землей. Зачем, спрашивал он себя, они покинули свои земли и идут сюда? Для чего им нужно все больше и больше земли?
Он не мог с уверенностью ответить себе, зачем последовал за караваном. Может, из-за того, что белые убили его воинов, или из-за того, что превратили в кровавое месиво руки Встающего Солнца?
А может, всему виной была Зеленоглазая Женщина? Он спросил ее, как часто делают с пленницами, хочет ли она стать его женой, и она ответила согласием. Но слова ее ничего не стоили. Она сбежала…
При мысли о ней Одинокий Волк каждый раз испытывал жгучую боль. Он вспоминал ее кожу, бледную, как лунный свет, как снежные шапки на горных вершинах, и глаза, зеленые, как трава весной.
Он потерял Зеленоглазую Женщину и хотел ее вернуть. Она постоянно снилась ему. В странных, тревожных снах он продирался к ней сквозь густой подлесок с неистовой настойчивостью, но так и не достигал ее.
Он не знал, что означают эти сны. Однако прекрасно понимал, какой опасности подвергает себя, следуя за караваном белых в одиночку. При всем своем тупоумии белые имеют ружья, которые могут убивать и ранить на большом расстоянии.
Но среди белых был один такой же хитрый и умный, как индейцы. Это он почти вплотную подобрался к лагерю и сутки пролежал в ручье незамеченным. Это он освободил Зеленоглазую Женщину и изуродовал руки Встающему Солнцу.
Одинокий Волк с удовольствием бы встретился с этим белым в честном бою. Почетно одолеть такого храброго и хитрого врага, даже если он белый.
И все-таки Одинокий Волк не мог объяснить, что двигало им, заставляя следовать за караваном. Возможно, сны, а может быть, что-то другое, глубоко скрытое в его душе, не поддающееся объяснению.
Известие о решении Эмеральды выйти замуж распространилось по лагерю с быстротой пожара в прериях. После ужина к костру Эмеральды опять заспешили мужчины.
Первым появился Зик.
– Ну как, Эмеральда? – На лице его была такая комбинация бравады и похоти, что Эмери невольно поежилась. – Мне понадобится жена в Калифорнии.
Эмери не верила своим ушам.
– Какая наглость! Не могу поверить. После всех ваших выходок… Вы еще смеете просить моей руки!
Зик покраснел.
– Послушай, что я тебе скажу. В Калифорнии я буду богат. У тебя будет полно денег – трать не хочу. Разве ты не об этом мечтаешь? – Зик улыбнулся, обнажив гнилые зубы. – Когда я хочу женщину, я ее получаю. Запомни это, слышишь?
«Когда я хочу женщину, я ее получаю». На душе у нее было тревожно. Что он имел в виду, когда говорил о богатстве? Откуда деньги у такого, как он?
Через четверть часа к костру подошел Мэтт Арбутнот. Он начал с того, что попросил одолжить ему сухофруктов. Потом завел беседу о том о сем. Обоим было неловко. «Скорей бы уж!» – думала Эмеральда. И вот после получасовой болтовни Мэтт наконец решился:
– Ты мне очень нравишься. И я подумал, что, может быть, когда мы приедем в Калифорнию, мне стоит прочно обосноваться, обзавестись женой. Я вдовец. Моя жена умерла при родах, я потерял и ее, и ребенка. И вот я подумал… раз ты нуждаешься в помощи и защите… – Он замолчал, глядя на нее выжидающе.
Эмеральда опустила глаза. Из всех холостых мужчин в лагере Мэтт Арбутнот стал бы лучшим мужем, исключая, конечно, Мэйса. Веснушчатый Мэтт был добрым, мягким человеком. Несмотря на застенчивость, он обладал веселым характером, хорошим чувством юмора, что всегда нравилось Эмеральде в людях.
– Мэтт… Я польщена твоим предложением, но… Я не уверена.
Он просиял, приняв ее ответ почти за согласие.
– Я не тороплю тебя, Эмеральда. У нас есть время.
– Хорошо, я подумаю.
Остальные мужчины тоже подошли к ней с предложениями руки и сердца. Даже совсем молоденький Мартин Ригни, тяжело дыша и украдкой посматривая на свою повозку, сообщил, что она могла бы стать ему «самой симпатичной и хорошей женой». Еще раз бросив опасливый взгляд в сторону, чтобы удостовериться, что Марта его не подслушивает, добавил, что его мама со временем примирилась бы с этим.
Эмеральда только медленно качала головой в ответ на все эти излияния. «Интересно, много ли девушек получали в один день столько предложений руки и сердца?» – с грустью подумала она.
Эмери поймала завистливый взгляд Кэтти Вандербуш. Как ей хотелось сказать девушке, что ни за кого из них, кроме Мэйса Бриджмена, она не хотела выходить замуж! Но он не просил ее руки…
Наступила ночь. Тимми и Сюзанна ушли спать в повозку. Эмери взяла ребенка и пошла стелить постель. Глаза щипало от колючей пыли и от жгучих слез, которые ей удавалось сдерживать весь день. Она вспомнила Маргарет. Если бы она была жива, все было бы иначе. Можно было бы строить планы и мечтать о будущем… Но Маргарет погибла, и у нее не осталрсь в лагере друзей, если не считать Мэйса, но и он перестал быть ее другом…
Утром Марта Ригни подошла к повозке Эмери и потребовала от нее назвать имя ее будущего мужа.
Эмеральда смотрела на женщину невидящими глазами. Марта оставалась прежней – грубой, злой и напористой.
– Я не могу стать женой ни одного из них, – ответила Эмеральда. – Думала, что смогу, но, видно, ошиблась.
Марта скривила губы:
– Что, ни один тебе не подходит? Ты считаешь себя слишком хорошей для них?
– Нет! Я…
– Так вот, знай: нам не нужна в стаде паршивая овца, чтобы соблазнять чужих мужей и подавать дурной пример детям! Не говоря уж о том, что твоя повозка будет обузой для всех нас. Когда у тебя сломается ось, ты тут же побежишь умолять о помощи! – Глаза Марты сияли плохо скрываемым торжеством. – Даем тебе время до тех пор, пока не подъедем к форту Хол. Торопись, а не то мы выдадим тебя замуж за одного из местных обитателей. И оставим тебя там. Как тебе это понравится?
– Но… Но вы не посмеете! – выдохнула Эмеральда. – Дети Уайлсов… У них дядя в Калифорнии. Мы должны добраться и разыскать его. Я им обещала. И они… они будут скучать по мне.
– Они прекрасно доберутся без тебя. Старших мы заберем с собой, а тебя оставим здесь вместе с молочной коровой и малышом. Так будет лучше. Он еще слишком мал, чтобы выдержать переход. Если у него есть родственники, они приедут и заберут его.
Эмеральда не могла скрыть испуга. Она была достаточно наслышана о форте Хол. Он был еще меньше форта Ларами: унылое строение посреди пустоши, поросшей клочковатой растительностью, со всех сторон окруженное горами. Жили в нем полудикие торговцы, охотники, наведывались туда и индейцы. Женщине здесь была уготована жалкая участь: стать полурабыней, полуналожницей какого-нибудь дикаря или проституткой и ублажать сразу всех.
От этой мысли к горлу подступила тошнота.
– О, ты не волнуйся. Ты устроишься там с комфортом. Такие, как ты, прекрасно приживаются в подобных местах. Но, если ты все же решишь следовать с нами, тебе придется выбрать одного из мужчин среди наших. Мы достаточно от тебя натерпелись! Неровен час, начнешь еще строить глазки моему Саулу, если уже не заигрываешь с ним потихоньку, не дразнишь его своим телом…
– Я никогда об этом и не помышляла! – с возмущением воскликнула Эмеральда.
– Никогда? Все еще впереди! Знаю я ваших… Итак, ты должна выйти замуж до того, как мы въедем в форт. Иначе останешься там.
Марта развернулась и пошла к себе. Эмеральда смотрела ей вслед, судорожно вцепившись в колесо. Как могла Марта предположить, что она станет флиртовать с Саулом, малосимпатичным сорокапятилетним мужчиной, отцом двоих взрослых сыновей?
«Почему столько злобы и недоброжелательности в этой женщине?» – задала себе вопрос Эмеральда.
Она представила, какой была Марта в молодости, и пришла к выводу, что, видимо, не очень отличалась от теперешней. Наверное, она и тогда завидовала девушкам с красивыми, женственными формами. Завидовала и ненавидела их. Вот почему она так ненавидит Труди да и ее, Эмери. Но Труди есть кому защитить, а ее – нет…
День тянулся медленно. Гертруда снова взяла к себе малыша, освободив Эмери для управления повозкой. Раньше Эмеральда останавливалась, чтобы полюбоваться пейзажем. Теперь же она смотрела только вперед, но и там, впереди, она не видела ничего светлого для себя. Пройдет всего день или два, и она вынуждена будет выйти замуж за человека, которого совсем не любит.
В довершение всего она совсем не видела Мэйса. Он ускакал вперед в поисках источников воды. Он, конечно, знал, какие у нее неприятности, но не пришел, чтобы вызволить ее из беды, хотя мог.
«Я ненавижу его, – твердила она себе, – ненавижу так, как еще никого на свете».
Острые осколки лавы забивались ей в туфли, кололи ноги, но она ничего не замечала, а все шла и шла, щелкая в воздухе кнутом с быстро приобретенной сноровкой. Пот струился по ее лицу, платье прилипало к бокам.
Наконец караван подошел к форту. Решено было пару дней передохнуть. В отдыхе нуждались и люди, и животные. Правда, животных можно было поменять, например, шестерых измотанных волов на четверых свежих, это стоило баснословных денег, и никто, кроме Зика и Билла, не мог себе этого позволить. Зик со смехом объяснил остальным, что то оборудование, которое они везут в Калифорнию, стоит того, чтобы потратиться и привезти его во что бы то ни стало.
Форт Хол занимал территорию около полуакра и со всех сторон был обнесен стеной в фут толщиной, над которой в разных местах поднимался дымок от очагов. Над фортом развевался красный флаг с тремя буквами: «НВС» – эмблемой охотничьей компании Хадеонов. Внутри форта в двухэтажном прямоугольном здании унылого вида располагались жилые помещения, кладовые и бар.
До заката оставалось часа два. Солнце большим желтым шаром все еще висело в небе. Эмеральда нарезала куски сушеного мяса к ужину. Она не была в форте, да ей и не хотелось туда идти.
– Знаешь, Эмери, – возбужденно говорил Тимми, – Мэйс рассказывал мне, что в форте собираются самые разные люди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37