Брюс тяжело вздохнул.
– И я любил тебя, – повторил он чуть слышно. Снова на минуту наступило молчание, затем Брюс тихо добавил:
– Когда я впервые увидел тебя, ты мне скорее не понравилась. Я решил, что ты не подходишь ни моему сыну, ни нашей семье. Но я ошибся. Сейчас я могу сказать, что ты даже больше Джардин, чем я сам. По мере того как шли годы и я лучше узнавал тебя, я все больше тебя ценил. Ты завоевала мое уважение, мою привязанность. А моя любовь была с тобой с давних пор.
Он внимательно посмотрел на Стиви.
– Я думаю, ты сама не понимаешь, какая ты замечательная, редкая женщина. Единственная в своем роде.
Стиви молча сидела, откинувшись на спинку стула. Она просто не знала, что можно сказать в такой ситуации.
Брюс снова нарушил напряженное молчание.
– Так кто же все-таки отец Хлои? – спросил он, глядя ей в глаза. Брюс очень хотел знать правду.
– Я не скажу вам этого.
Стиви холодно и непреклонно посмотрела на него. Брюс тяжело вздохнул.
– Ты никогда не простишь мне Амстердам?
Стиви не успела ничего сказать в ответ, потому что Брюс тут же воскликнул:
– Зачем я это спрашиваю? Как ты можешь меня простить, если я сам себя простить не могу!
– Сначала я тоже не могла, – ответила она честно. – Но потом я постаралась забыть, спрятать воспоминание об этой ночи среди снов и кошмаров, которые иногда так похожи на реальность. И никогда не думать об этом, как будто ничего такого не было. Я не хотела с этим жить. Нам с вами предстояло вместе работать. Мои сыновья – ваши внуки и наследники. Я должна была продолжать общаться с вами, как с близким родственником, как с единомышленником, как с другом. У нас было общее дело. Я думаю, с моей стороны сработала самозащита. Для всех людей главное – их личные интересы. И я такая же, как все. Я забыла, чтобы не разрушать свою семью, свою жизнь. И ради «Джардин».
– Мне очень жаль, Стиви. Примешь ли ты сейчас мои извинения, после стольких лет?
– Да, Брюс. Забудем об этом по-настоящему, навсегда.
Стиви постаралась улыбнуться. Она тихо добавила:
– Вы были так добры к Хлое. Я хочу поблагодарить вас за это.
– Я верил, что она моя дочь. Она жила в моей душе и в моем сердце. Я так сильно любил ее все эти годы. Это было самое живое, самое горячее чувство, которое мне довелось испытать. И оно может прекратиться только с моей жизнью. То, что я узнал сегодня, ничего не изменит. Хлоя стала частью моей жизни и моей души. И я никогда не изменю своего отношения к ней.
Эти искренние слова всегда сдержанного ироничного свекра не могли не тронуть Стиви до глубины души. На ее глаза навернулись слезы.
– Спасибо, Брюс. Я знаю, сколько значит для вас Хлоя.
– Я считал, что она Джардин по крови, и я обращался с ней как с Джардин. И она выросла настоящим членом семьи. Теперь уже ничего нельзя изменить, Стиви.
Стиви сидела одна в палате Хлои, держа дочь за руку и вглядываясь в ее лицо. Разговор с Брюсом имел самый неожиданный результат. Стиви поняла, что совершила ужасную, непростительную ошибку.
Она разлучила двух близких людей, не дала им познакомиться друг с другом, отдать друг другу ту любовь, которую предопределила природа. Хлоя и ее отец.
Как бедная девочка мечтала узнать о нем хоть что-нибудь! Всего несколько месяцев тому назад, в День Благодарения, она так хотела поговорить о нем. Как ей было нужно услышать наконец правду о Джоне Лейне, ее выдуманном отце.
«Я должна была тогда рассказать ей все, – упорно твердила себе Стиви. – Она имеет право знать».
Теперь Стиви не понимала, как она могла совершить такую жестокость. Ее мучили угрызения совести. Она знала, что с этим чувством вины ей придется теперь жить многие месяцы, если не годы.
Стиви уже давно сидела одна у постели Хлои, напряженно пытаясь уловить взмах ресниц или движение холодных пальцев в своей руке. Что-нибудь… Мельчайший признак возвращения к жизни.
И вдруг пальцы Хлои шевельнулись в ее руке. Стиви посмотрела на руку дочери, но она показалась ей такой же неживой и неподвижной, как всегда. Наверное, это движение ей почудилось.
Стиви расслабленно откинулась на спинку стула, закрыла глаза и начала тихо молиться:
– Господи, пошли ей облегчение. Прошу тебя, помоги моей доченьке. Пусть она снова будет здоровой и веселой.
Стиви долго молилась. А после молитвы дала молчаливое обещание Хлое: она все расскажет дочери о том человеке, который дал ей жизнь. Она должна это сделать. Она скажет, кто отец Хлои.
На следующее утро, когда Стиви вместе с Майлсом приехала в больницу, доктор Лонгдон встретил их у палаты Хлои. Увидев улыбку на его лице, Стиви поняла, что у него хорошие новости.
– Хлоя вышла из комы? – воскликнула она с надеждой.
– Не совсем так, – ответил доктор Лонгдон. – Но сестры сообщили мне, что появились некоторые изменения в ее состоянии. Она начала беспокойно метаться в постели, и были замечены движения левой руки.
– Вчера я тоже почувствовала движение пальцев, – сказала Стиви. – Но потом я решила, что мне показалось.
– Уверен, вам не показалось, миссис Джардин. Но я продолжу. Я осматривал мисс Джардин несколько минут назад. Она открыла глаза.
– Слава богу! Спасибо вам, мистер Лонгдон, за все, что вы сделали для моей дочери.
– Давайте вместе пройдем к ней и посмотрим, как обстоят дела.
Доктор открыл дверь в палату и пропустил Стиви. Она бросилась к постели. Глаза Хлои были закрыты.
– Она спит? – встревоженно спросила Стиви. – Или она снова без сознания?
– Скорее всего спит. Маловероятно, чтобы она снова потеряла сознание.
Стиви погладила Хлою по щеке, и глаза дочери медленно открылись. Казалось, эти прекрасные темные глаза не различают предметов, как глаза младенца.
– Хлоя, милая, это я, мама, – сказала Стиви дрожащим голосом, сжимая руку дочери.
Как она любила свою девочку! Она готова была рыдать от облегчения. Но с трудом обретя самоконтроль, только повторила более твердо:
– Это я, мама! Я здесь, с тобой. Все будет хорошо, деточка. Я буду с тобой, буду за тобой ухаживать.
Невидящие глаза Хлои смотрели на Стиви. Неожиданно она моргнула.
Мистер Лонгдон подошел ближе к постели и внимательно посмотрел на свою пациентку. Повернувшись к Стиви, он сказал ей:
– Я абсолютно уверен, что она вас узнала, миссис Джардин. Похоже, она в полном сознании.
– А что теперь, когда она вышла из комы? – спросил Майлс.
– Я уже говорил миссис Джардин несколько дней назад, что после возвращения сознания ваша сестра перейдет в реабилитационное учреждение. Теперь ее можно будет перевезти в Лондон. Я бы посоветовал вам поместить ее на месяц-полтора в частную больницу Норсвик-парк в Хэрроу. Они специализируются на черепно-мозговых травмах. Ей придется заново учиться есть, ходить, говорить и все остальное.
– Значит, она может остаться парализованной? Или у нее могут быть проблемы с речью? – спросил Майлс.
– Такая вероятность существует, мистер Джардин, но давайте смотреть на жизнь с оптимистической точки зрения.
28
– Бабушка, ты поедешь с нами? – спросил Арно. Он облокотился на колени Стиви и поднял серьезное личико. – Пожалуйста, поедем.
– А куда это вы собрались ехать? – спросила Стиви, гладя малыша по светлым волосам.
– На небо. К маме.
У Стиви защемило в груди, она обняла обоих малышей и, прижимая их к себе, попыталась объяснить:
– Знаешь, Арно, мы пока не сможем туда поехать. Видишь ли…
– Но я хочу к маме, – упрямо перебил ее мальчик. – А папа сказал, что она на небе. Что она там навсегда.
– На небо! К маме! – закричала Натали, колотя кулачками по коленям Стиви.
Она только что пила чай с шоколадными пирожными, и шоколад с ее липких пальчиков пачкал светло-голубую юбку бабушки. Стиви рассеянно взглянула на коричневые разводы, лихорадочно размышляя, что же сказать внукам.
– Поедем к маме, – продолжал уговаривать ее Арно. – Я соскучился без нее.
– Ната поцелует мами, – пищала Натали.
Стиви проглотила комок.
– Но мама не сможет с нами побыть. Она очень занята на небе.
– А что она там делает? – нахмурясь, спросил Арно.
– Она делает крылья для ангелов, – придумала Стиви, не зная, что сказать.
– Правда? – Глаза Арно от удивления стали совсем круглыми. – А разве ангелы летают, бабушка?
– Конечно, летают. У них красивые белые крылья и светящееся кольцо вокруг головы, оно называется нимб. И они плывут в небесах, как корабли в море. У меня дома есть книжка, там нарисованы летящие ангелы. Хотите такую книжку?
Натали, которая внимательно слушала этот разговор, неожиданно залилась слезами.
– Бабушка, я хочу к маме! Где моя мама? – кричала она.
– Верни нам маму, бабушка, – присоединился к сестре Арно. Он тоже заплакал.
Стиви теснее прижала их к себе.
– Почему мама нас бросила? – спросил Арно сквозь слезы. – Она нас больше не любит?
– Что ты, Арно, конечно, она любит вас. Она совсем не хотела вас оставлять. Но она заболела, и никто не смог ей помочь. Господь волновался за нее и решил забрать ее к себе на небо. Там ей будет хорошо. Но мамочка всегда будет любить вас. Вы навсегда останетесь ее хорошими детками.
– А она будет всегда любить папу? – спросил Арно, облизывая мокрые от слез губы.
– Конечно, мамочка всегда будет любить папу.
Голос изменил ей. Она взяла салфетку и по очереди вытерла лица внуков.
Сделав глубокий вдох, Стиви продолжила:
– Мамочка хочет, чтобы вы были веселыми и заботились о папе. Чтобы вы вели себя хорошо.
Обернувшись на звук, долетевший из гостиной, Стиви увидела Найгела. Сын смотрел на них, на его лице была мука, в глазах – боль.
– Найгел! – воскликнула Стиви, стараясь скрыть свою боль. – Ты здесь, дорогой?
Дети бросились к отцу и обхватили его колени. Найгел нагнулся к ним, обнял и расцеловал.
– Привет, малышня. – Он постарался улыбнуться. – Вы не обижали бабушку?
– Нет. Бабушка сказала, что мама на небе делает крылья для ангелов, – поделился с отцом Арно. – Знаешь, папа, ангелы умеют летать.
– Неужели? Я этого не знал.
Ведя детей за руки, Найгел прошел в столовую, к Стиви. Она встала и ласково поцеловала его в щеку. Взглянув на ее светлую юбку, Найгел заметил:
– Твоя юбка выглядит как палитра художника. Ребята славно поработали над ней.
– Не важно. Может быть, я не буду ее стирать, а сберегу на память и буду показывать правнукам. Хочешь чаю? – спросила она, усаживаясь на место.
– Чашечка холошего чая, – сказала Натали, пытаясь копировать их экономку Мелани.
– Сейчас я сам схожу и попрошу Мел приготовить мне чай. Агнес уже вернулась от зубного?
– Да, минут пять назад, – ответила Стиви. Найгел кивнул и исчез в холле. Вскоре в столовой появилась Агнес.
– Пойдемте, дети. Поцелуйте на прощание бабушку.
– А ты нам покажешь «Король-лев»? – спросил Арно.
– Конечно, – согласилась Агнес. Она благодарно улыбнулась Стиви. – Большое спасибо, миссис Джардин, за то, что вы побыли с ними.
– Не за что, Агнес.
Натали подбежала, вскарабкалась на колени к Стиви и, обхватив ее за шею своими пухлыми ручками, прошептала ей в ухо громким шепотом:
– Бабушка, оставайся. Не уходи на небо! – И звонко чмокнула в щеку.
– Я останусь с вами, детка. Не волнуйся.
После нее освободившееся место занял Арно, который, поцеловав Стиви, деловито спросил:
– Как ты думаешь, папа разрешит, чтобы у меня была собака?
– Если он разрешит, я подарю вам маленьких щенков. Белых карликовых пуделей.
– А это какие собаки?
– Такие смешные, с длинными носиками. Как Чамми и Бижу у Ленор.
– Мне такие имена не нравятся. Я назову своего щенка Ангелом, – решительно заявил мальчик. – А мамочка сделает ему крылья.
Губы Стиви улыбались, но в сердце была щемящая боль. Она ничего не ответила. Не смогла найти слова.
Когда малыши ушли вместе с Агнес в детскую, Стиви встала и подложила в камин дров. Несмотря на середину мая, в воздухе еще ощущалась сырость, и Стиви дрожала от холода.
Через несколько минут в столовую вошел Найгел, в его руках был поднос с чаем.
– Мел спрашивает, приготовить тебе чай?
– Нет, спасибо. За последнее время я выпила столько чая, что им можно наполнить бассейн.
Стиви села на диван лицом к Найгелу. Она с болью смотрела на него – в последнее время от сына осталась только бледная безжизненная тень. После смерти Тамары прошло уже полтора месяца, но Стиви видела, что время не принесло Найгелу облегчения. Его горе так же свежо, но силы на исходе.
– Ты неважно выглядишь, Найгел.
Стиви начала разговор издалека, надеясь, что ей удастся естественно подвести его к нужной теме.
– Чувствую я себя намного хуже, чем выгляжу. – Найгел посмотрел ей в глаза и неожиданно спросил сдавленным голосом: – Как ты справлялась с этим, когда умер отец?
– Даже не знаю, что сказать, Найгел. Мне удавалось где-то брать силы. Но было очень тяжело. Невыносимо тяжело. Но у меня был ты и близнецы, мне помогали Блер и Дерек. И я знала, что должна жить дальше, жить с вами и для вас. Когда я вспоминаю о том периоде, я не понимаю, как мне удалось справиться со своим горем. Долгое время я словно и не жила, а функционировала. Выполняла свои обязанности, как запрограммированный робот.
Найгел понимающе кивнул.
– Понимаю, о чем ты…
Он помолчал, на лице появилась гримаса боли.
– Я так сильно любил ее, мама. – Его голос прервался, но он справился с собой и продолжил: – Тамара была необыкновенной, единственной. Она была нежной и смешливой, изысканной и выносливой, сильной и одновременно хрупкой. В ней было все хорошее, о чем можно мечтать.
– Да, мы все любили ее и восхищались ею.
– Я слышал, что ты говорила детям о ней. Спасибо тебе за это.
– Я не знала, что им сказать. Они не должны жить с болью в душе. Нужно как-то смягчить их потерю.
Стиви тяжело вздохнула.
– Дети не понимают, что такое смерть. Они иногда задают такие жестокие вопросы.
Как она могла помочь сыну? Такое горе – это тяжелая ноша, которую нельзя разделить ни с кем. Все они жалели о смерти Тамары, но рана Найгела намного глубже: он потерял свою половину, и его разорванная пополам душа будет долго кровоточить. Она должна найти способ облегчить его страдания, успокоить его.
Стиви осторожно сказала:
– Знаешь, Найгел, время – лучший врач. Тебе постепенно будет становиться легче. Я понимаю, что сейчас это для тебя пустые слова.
Он молча смотрел на Стиви.
– Я тоже не верю в слова. Но это правда. Но лучше всего мне помогла работа. Когда твой дедушка Брюс разрешил мне работать в «Джардин», вся моя жизнь изменилась. Изменилась к лучшему. Работа освободила мое сознание от всепоглощающей боли и тоски.
Не раздумывая и не взвешивая последствий, Стиви сказала от всего сердца:
– Это именно то, в чем ты нуждаешься, Найгел. Тебе нужна работа. Ты не можешь целыми днями в тоске ходить по этой квартире или вести пустые разговоры с друзьями в кафе. Я думаю, тебе нужно вернуться на работу в «Джардин». И сделать это не откладывая, завтра же.
Найгел так удивился, что некоторое время не мог поверить, что правильно расслышал слова матери. Он нахмурился, и Стиви отметила, как он похож на Арно.
Поскольку пораженный Найгел продолжал молчать, она добавила:
– Тебе нужно что-нибудь, чтобы отвлечься, Найгел. В свое время именно работа не дала мне замкнуться в своем горе. Позволила отвлечься от потери. Работа поможет тебе. Послушай меня. Возвращайся завтра в «Джардин», Найгел.
– Ты предлагаешь мне мою прежнюю работу, мама? – удивленно и одновременно недоверчиво спросил Найгел.
– Конечно, именно об этом я и говорю.
– И ты делаешь это после всего, что произошло между нами?
– Конечно, Найгел. Я уволила тебя за нарушение субординации, а не за то, что ты не справлялся со своей работой. Ты работал прекрасно, здесь двух мнений быть не может. И я всегда это говорила. Не забывай, что «Джардин» принадлежит тебе. Когда через несколько лет я оставлю работу, ты будешь руководить «Джардин» по обе стороны Атлантики. Я просто хотела бы, чтобы до того, как я уйду, ты накопил побольше опыта.
– Я совершенно растерян, честное слово, – пробормотал Найгел, глядя на Стиви. – Мало кто из людей мог бы поступить так: взять меня обратно в фирму после нашего конфликта.
– Но я не «люди», Найгел, я твоя мать. Ты мой старший сын, мой первенец, и я люблю тебя. И буду любить, что бы ни произошло между нами. Даже во время нашего конфликта я не переставала любить тебя и переживать за тебя.
– Но многие затаили бы обиду на твоем месте.
– Наверное, ты прав. Но это не в моем характере. Обида, месть – оружие слабых и недалеких. Когда-то твоя бабушка Алфреда постоянно обижалась на меня. Иногда мне кажется, что она посеяла семена недовольства и ненависти ко мне в твоей душе, когда ты был еще подростком.
Найгел задумался и закрыл глаза. Наконец он сказал:
– Знаешь, ты права, она была ужасной женщиной. Но я не понимал этого тогда. Она много говорила о тебе. И ее рассказы и обвинения действовали на меня.
– Обвинения? В чем же, интересно, она могла меня обвинять?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29