Было вполне естественно, что он, Дэвид, крепко обнял Ребекку.
Но, Господи, он не нашел бы в себе сил расстаться с ней, будь она его женой.
Не исключено, что он с этой женщиной никогда больше не увидится.
– Ну вот! – сказал внезапно появившийся рядом с ним Джулиан. – Какой свежий воздух… Пошли, Дэйв!
– Что, все так плохо? – Дэвид с сочувствием посмотрел на него.
– Не то слово! – ответил Джулиан. – Женщины все это тяжело переносят. Во всяком случае, это можно сказать о Бекке. Но я должен признать: она никогда не устраивает истерик. Всегда можно рассчитывать на то, что она будет вести себя подобно истинной леди, каковой она, впрочем, и является.
Они пошли вдоль улицы по направлению к морю. Корабли отплывут, как только начнется отлив.
– Она не подойдет к окну? – спросил Дэвид. Сам он предпочел бы не оглядываться.
– Ради Бога, Дэвид!.. – Джулиан обернулся, снял фуражку и, весело улыбаясь, помахал ею над головой. – Бедная Бекка. До сих пор не пришла в себя. Она так хотела этого ребенка! Без детей моя жена чувствует себя несостоявшейся как женщина.
Дэвид вспомнил, какой она была бледной и как пусты были ее глаза, когда он посетил ее через несколько дней после случившегося выкидыша.
– Все-таки лучше, что она остается дома, – заявил Джулиан. – Бекка не создана для суровой жизни. И тем не менее мне тяжело расставаться с ней. Хотя, насколько мне известно, ты, Дэвид, иногда сомневаешься в том, что я ее действительно люблю.
Дэвид сжал зубы. Ему не хотелось попасться на крючок – особенно в данный момент.
– Да, люблю, – сказал Джулиан. – Ни одна женщина, кроме Бекки, ничего не значит для меня. Я женился на ней, потому что люблю ее. Никакой другой причины просто не было.
– Ты не должен оправдываться передо мной, – заметил Дэвид. – Я тебе не сторож, Джулиан. Больше не сторож. И для тебя не будет иметь никакого значения, если я скажу, что разочарован в тебе. Ты всю жизнь был равнодушен к моему мнению.
– Ну, в этом ты ошибаешься, – сказал Джулиан. Его хорошее настроение тут же испарилось. – Твое доброе мнение, Дэвид, всегда много для меня значило. Даже больше, чем мнение отца. Я восхищался и восхищаюсь твоим самообладанием и силой твоего характера.
– Силой!.. – Дэвид резко рассмеялся. – Ничего себе. Я прекрасно демонстрировал эту самую силу: позволял тебе все наши детские годы умело манипулировать мною.
Джулиан вздрогнул.
– Ты выбрал неподходящее слово, Дэйв. Ты все еще злишься на меня из-за той женщины, которую видел со мной примерно неделю назад? Но она для меня меньше чем пустое место. То была просто потаскушка. Я даже не узнал бы ее, если бы ты ее ко мне привел. Видишь ли, Бекка долго болела после того, как потеряла ребенка… У нее еще и до этого со здоровьем было неважно. Понимаешь, мне надо было хоть как-то отвлечься, расслабиться…
Дэвид презрительно хмыкнул.
– Я люблю ее, – упрямо повторил Джулиан.
– Твой брак – твое дело, – заметил Дэвид. – Коль скоро ты предпочитаешь действовать, рискуя серьезно обидеть Ребекку, я не могу воспрепятствовать тебе. Но не думай, что я когда-нибудь еще солгу или снова стану тебя выгораживать. Я полагаю, что поступал так уж слишком часто. Возможно, для Ребекки лучше было бы узнать правду до того, как она вышла за тебя замуж.
– Правду о Флоре? – спросил Джулиан. – Ради Бога, Дэйв, это слишком запутанная история! Я буду вечно тебе за это благодарен, но не стоит возвращаться к ней снова и снова.
– Ты ведь мне тогда обещал, – сказал Дэвид.
– Да, я помню. – Джулиан с улыбкой посмотрел на него. – Подобного рода обещания просто не так-то легко выполнимы. Может быть, к тебе это не относится. Ты, по-видимому, способен обходиться без женщин, в отличие от меня. Но я собираюсь перемениться. Отныне и навсегда для меня существует только Бекка. О, Дейв, одному Богу известно, как все было мучительно там, в отеле. Теперь в моей жизни больше не будет никаких женщин, кроме жены. Ты удовлетворен? Ты же знаешь: я действительно люблю ее.
Дэвид медлил с ответом. Он был рад, что они уже почти у цели. Пристань была запружена одетыми в красные куртки гвардейцами, к которым льнули всхлипывающие женщины.
– Да, Джулиан, – произнес он наконец. – Я знаю это.
И это была правда. Конечно, утешение довольно слабое, но хорошо, что есть хотя бы оно.
Глава 2
Мальта и Крым, 1854 год
Жизнь на Мальте оказалась довольно нудной. Когда военные покидали Англию, они были полны энергии и нетерпеливого ожидания: наконец-то они смогут проявить себя в деле. Но события развивались медленно. Хотя в конце марта Британия и Франция объявили войну России, прошло еще два месяца, прежде чем британский экспедиционный корпус перебросили вплотную к потенциальному театру военных действий.
Силы вторжения должны были самостоятельно выполнять боевую задачу. Но поскольку выполнять пока было практически нечего, британцев охватила невыносимая скука. Лишь немногим удалось перебороть ее. Одним из таких счастливцев был капитан Джулиан Кардвелл. Он завязал роман с Синтией Шерер, женой капитана сэра Джорджа Шерера из первого батальона Колдстримского гвардейского полка.
Эта любовная связь не являлась какой-то особой тайной, ибо в армейской жизни вообще не так уж много секретов. Возможно, среди всех офицеров третьего батальона Гренадерского полка и первого батальона Колдстримского гвардейского полка единственным, кто не знал об этом романе уже через неделю после его начала, был сам капитан Шерер. Любовники держались достаточно скрытно, а Шерер был всецело поглощен своими служебными обязанностями.
Никто даже не подумал сообщить ему о том, что творится у него за спиной. Во-первых, доносительство все считали занятием непристойным. Во-вторых, капитан Джулиан Кардвелл сумел стать всеобщим любимцем. Даже солдаты Кардвелла любили его за дружелюбный характер и излучаемое им теплое обаяние. Никто открыто не порицал его поведение, да и в душе мало кто его осуждал. Джулиан относился к тому типу мужчин, которые не в состоянии долго обходиться без женщин, и всем было известно, что хрупкое здоровье жены Кардвелла вынудило его оставить супругу в Англии.
Майор лорд Тэвисток за целых три недели не проронил ни слова об этой интрижке, хотя и жил вместе с Джулианом. Дэвид убеждал себя, что это его лично не касается. Кроме того, долгий опыт подсказывал ему, как Джулиан отреагирует, если он, Дэвид, поддастся искушению и попытается прочитать ему нотацию. Тот выслушает его с обаятельной мальчишеской улыбкой и примется доказывать, что Синтия Шерер для него ничего не значит. Вновь последуют заверения в том, что он любит Ребекку и что с этого момента намерен сохранять ей верность. И, черт возьми, печальнее всего то, что Джулиан, как всегда, будет сам верить каждому своему слову. Нет, решил Дэвид, он останется в стороне от всего этого.
И все же решимость майора Тэвистока развеялась как дым, когда Дэвид однажды вернулся с совещания раньше, чем предполагал, и оказалось, что он пришел за считанные мгновения до того, как мог бы, несомненно, стать свидетелем чрезвычайно пикантной сцены. Дэвид резко остановился в дверях и многозначительно посмотрел на лежавшего на кровати Джулиана.
На лице Джулиана появилась его обычная обаятельная улыбка.
– Не будешь ли ты, старина, настолько добр, чтобы подождать несколько минут за дверью? – спросил он.
К тому моменту, когда стоявший спиной к двери Дэвид услышал, что женщина вышла, он уже побледнел от гнева. Более пяти минут он уговаривал себя уйти прочь, отвлечься на какое-нибудь занятие, забыть о случившемся и вообще не принимать все близко к сердцу. Дэвид чувствовал, что именно к этому все и движется.
– Такое больше не должно повториться, – лаконично сказал он, вернувшись в комнату и плотно закрыв за собой дверь. Он убедил себя, что все дело лишь в том, для чего использовали его комнату. Свой гнев он поэтому считал оправданным.
Джулиан откинулся на свою неубранную постель, опустив затылок на сцепленные ладони. Капитан был сейчас полураздет.
– Это что: приказ старшего по званию? – спросил он. – Прости, старина, ты, вероятно, считаешь, что эта сцена была отнюдь не самой изысканной? Но я, признаться, не ждал тебя.
– Она – замужняя женщина, – сказал Дэвид, хотя истинной причиной его ярости был не этот факт, равно как и не то, что его комнату они использовали как место для своих утех.
– Но мне кажется, что это гораздо пристойнее, чем иметь дело с чьей-то дочерью-девственницей, – парировал Джулиан. – Полно, Дэйв, ты должен признать справедливость того, что я сказал.
– Если бы это было в первый раз, – сказал Дэвид, расстегнув портупею и положив ее вместе с саблей на стол.
– Удар ниже пояса, – заметил, состроив гримасу, Джулиан. – Я до сих пор сожалею по поводу той ошибки. Ты знаешь об этом, Дэйв. Она произошла под влиянием необдуманной страсти. Я хотел бы, чтобы ты перестал регулярно напоминать мне об этом.
– Вся твоя жизнь состоит из эпизодов подобной необдуманной страсти, – холодно возразил Дэвид. – Я полагал, что ты, Джулиан, все же повзрослеешь. Надеялся, что женитьба на Ребекке сделает тебя зрелым мужчиной. Мне казалось, что ты ее достаточно любишь. Но ты женат вот уже более двух лет, тебе двадцать четыре года, однако никаких признаков изменения к лучшему не наблюдается.
«Сейчас я похожу на читающего нравоучения брюзгливого проповедника», – подумал Дэвид и рассердился на то, что Джулиан, по-видимому, всегда вытаскивает на свет именно эту его черту. Дэвид обругал себя за то, что не ушел прочь, как только застал Джулиана в постели вместе с леди Шерер.
Джулиан перекинул ноги через край постели и взял рубашку.
– Твоя беда, Дэвид, – сказал он уязвленно, – состоит в том, что до тебя никак не дойдет, жизнью следует наслаждаться. Честно говоря, я совершенно не могу понять, каким образом ты справляешься со своим обетом безбрачия. Ведь ты холостяк, предполагаю я. Но я порекомендовал бы тебе любую из околачивающихся вокруг шлюх только в том случае, если бы тебе вдруг пришла в голову мысль подыскать какую-нибудь альтернативу обычной смерти от холеры, дизентерии или от боевых ранений.
– Нельзя причинять вред людям, эгоистично наслаждаясь жизнью, – сказал Дэвид. – Например, Шерер, Ребекке, Флоре Эллис.
– Синтии все наскучило, – ответил Джулиан. – И мне тоже. Мы не влюблены, Дэйв. Это отнюдь не всепоглощающая страсть. Бекке этот флирт не нанесет вреда, поскольку она об этом никогда не узнает. И, естественно, роман с Синтией ни на йоту не повлияет на мои чувства к Ребекке. Я хотел бы, чтобы моя жена была здесь вместо Синтии. О Боже, как бы я этого хотел! Но ее рядом нет, и поэтому я вынужден выбрать лучшее из того, что тут подворачивается.
Дэвид сел на свою кровать, чтобы снять сапоги. Он не стал звать денщика. В комнате создалась слишком накаленная обстановка, чтобы при разговоре присутствовал посторонний.
– Особая терапия: воздействие молчанием, – констатировал Джулиан. – Этим обычно все заканчивается, а ты всегда был мастером такого рода лечения. – Он улыбнулся. – Послушай, Дэйв, я знаю, что, по твоему мнению, я с Беккой обращаюсь отвратительно. И ты, черт побери, прав. Моя жена обладает любыми достоинствами, каких только может пожелать мужчина. И даже больше того. К тому же она любит меня. Не перестаю изумляться, за что она меня любит. Но Ребекка не всегда доступна. То она больна, а то находится за тысячу миль. И что же можно от меня тогда требовать?
Продолжать спор с Джулианом было бесполезно. Да это и не был спор. Джулиан бы почти немедленно капитулировал, раскаялся, снова стал бы очарователен и полон добрых намерений. Он действительно не переменился.
И беда состояла в том, что Дэвид любил его сейчас так же, как всегда, – с того самого момента, когда Джулиана в пятилетнем возрасте привезли в Крейборн.
Семилетний Дэвид с радостью, с распростертыми объятиями и открытым сердцем принял этого нового брата в свою одинокую жизнь. Дэвид немедленно ощутил в себе потребность стать защитником для этого карапуза со взъерошенными светлыми волосами и озорной усмешкой. Даже будучи еще малышом, Джулиан уже излучал естественное обаяние.
В те дни Дэвид боялся своего отца, рука которого казалась ему особенно тяжелой после некоторых шалостей. Но при этом он любил отца и чувствовал, что тот полной мерой возвращает ему эту любовь. Однако Дэвид боялся, что в отношении Джулиана любовь может и не смягчить суровость отца, для которого Джулиан не был родным сыном и к тому же вел себя как неисправимый озорник.
Дэвид опасался, что Джулиана могут наказать более сурово, чем его самого, и даже, возможно, выгнать из дома и отправить жить куда-нибудь в другое место. Эта мысль очень тревожила Дэвида. И поэтому чуть ли не с самого начала он выработал в себе привычку прикрывать Джулиана от разоблачения и наказания всякий раз, когда тот оказывался замешанным в серьезной шалости, – а это пусть изредка, но случалось. Дэвиду доставалось много шлепков за проступки, в которых он был неповинен.
Защищать Джулиана вошло у Дэвида в обыкновение. По мере того, как мальчики становились старше, на смену шлепкам пришло более суровое наказание – порка. Дэвид стал понимать, что среди слуг и соседей он сам постепенно прослыл шалуном и ловкачом, хотя никто никогда не замечал за ним каких-то прегрешений.
Наконец, когда Дэвиду исполнилось семнадцать лет, он понял всю бессмысленность и вредность такой привычки. К тому времени он очень хорошо уразумел, что его отец – при всей своей строгости – безоговорочно любит обоих мальчиков. И Дэвид стал считать своей слабостью то, что он фактически позволяет своему названому брату садиться ему на шею. Хотя надо отдать должное Джулиану: он всегда самым очаровательным способом выражал свою благодарность за помощь и многократно обещал изменить свое поведение. Даже главные недостатки этого подростка казались какими-то весьма привлекательными.
Но привычка укоренилась в характере Дэвида даже сильнее, чем он осознавал. Прошло еще несколько лет, и вот однажды Джулиан пришел к нему совершенно потрясенный, невероятно побледневший. Он был уже три месяца женат на Ребекке и изо всех сил старался доказать свою любовь. Но его застал врасплох приступ «необдуманной страсти». Джулиан даже не понял, что же на него тогда нашло. Действительно не понял. И теперь не знал, что делать.
Флора Эллис забеременела от него.
Узнай Ребекка правду, это стало бы для нее страшным потрясением. Джулиан не смог бы вынести унижения и скандала, которые обрушились бы на нее. А ведь он любит именно Ребекку. Он теперь осознал это раз и навсегда. Так рассуждал, объясняя Дэвиду свое положение согрешивший Джулиан.
В результате Дэвид снова дал волю своей укоренившейся привычке – и с тех пор сожалел об этом. Он в последний раз согласился взять вину на себя. Ради Ребекки. А еще он, несмотря ни на что, продолжал верить, что брак изменит Джулиана.
Он поступил так потому, что сам любил Ребекку. Всегда любил и всегда будет любить.
И вновь Дэвид позволил сделать себя козлом отпущения. С тех пор он жил с чувством вины за то, что вмешался в нечто такое, к чему не должен был даже прикасаться. Нужно было предоставить Джулиану – и Ребекке – каким-то образом самим выпутываться из случившегося. Джулиана следовало бы заставить хотя бы раз в жизни ответить самому за свой поступок.
И все же, думал Дэвид, испытывая при этом некоторое чувство неуважения к самому себе, он все еще любит своего названого брата, ворвавшегося неким лучом света в его одинокую жизнь. Несмотря на горечь разочарований, он был не в силах возненавидеть Джулиана.
– Будь хотя бы осторожен, – сказал он, неуклюже завершая спор после продолжительного молчания. – Ты же, Джулиан, не хотел бы публично унизить Шерера. И ты не хотел бы сделать больно Ребекке. Она заслуживает лучшей участи.
Джулиан пригладил рукой свои светлые волосы.
– Ты всегда был моей совестью, Дэйв. Уверен, что ты понимаешь, каким жалким я себя почувствовал благодаря тебе. И, как всегда, именно твое молчание сказало мне больше, нежели твои слова. Я расстанусь с этой проклятой женщиной. Ты удовлетворен? Я стану целомудренным, как монах. Полезно для души или что-то в этом роде. Ведь так? – Он ухмыльнулся.
– Что-то в этом роде. – Дэвид сбросил с себя куртку и, оставшись в рубашке с короткими рукавами, почувствовал обманчивую прохладу. – О Господи, как я ненавижу эту жару. Почему никому не приходит в голову придумать форму для такого климата? – Он вытянулся на своей кровати и закрыл глаза. – Ты меня разбудишь, Джулиан, если произойдет какое-нибудь достаточно волнующее событие?
– Если я послушаюсь тебя, то ты вполне можешь спать до второго пришествия, – сказал Джулиан. – Что ты думаешь о том, чтобы через два часа пойти пообедать?
– Это достаточно волнующее событие, – ответил Дэвид и широко зевнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Но, Господи, он не нашел бы в себе сил расстаться с ней, будь она его женой.
Не исключено, что он с этой женщиной никогда больше не увидится.
– Ну вот! – сказал внезапно появившийся рядом с ним Джулиан. – Какой свежий воздух… Пошли, Дэйв!
– Что, все так плохо? – Дэвид с сочувствием посмотрел на него.
– Не то слово! – ответил Джулиан. – Женщины все это тяжело переносят. Во всяком случае, это можно сказать о Бекке. Но я должен признать: она никогда не устраивает истерик. Всегда можно рассчитывать на то, что она будет вести себя подобно истинной леди, каковой она, впрочем, и является.
Они пошли вдоль улицы по направлению к морю. Корабли отплывут, как только начнется отлив.
– Она не подойдет к окну? – спросил Дэвид. Сам он предпочел бы не оглядываться.
– Ради Бога, Дэвид!.. – Джулиан обернулся, снял фуражку и, весело улыбаясь, помахал ею над головой. – Бедная Бекка. До сих пор не пришла в себя. Она так хотела этого ребенка! Без детей моя жена чувствует себя несостоявшейся как женщина.
Дэвид вспомнил, какой она была бледной и как пусты были ее глаза, когда он посетил ее через несколько дней после случившегося выкидыша.
– Все-таки лучше, что она остается дома, – заявил Джулиан. – Бекка не создана для суровой жизни. И тем не менее мне тяжело расставаться с ней. Хотя, насколько мне известно, ты, Дэвид, иногда сомневаешься в том, что я ее действительно люблю.
Дэвид сжал зубы. Ему не хотелось попасться на крючок – особенно в данный момент.
– Да, люблю, – сказал Джулиан. – Ни одна женщина, кроме Бекки, ничего не значит для меня. Я женился на ней, потому что люблю ее. Никакой другой причины просто не было.
– Ты не должен оправдываться передо мной, – заметил Дэвид. – Я тебе не сторож, Джулиан. Больше не сторож. И для тебя не будет иметь никакого значения, если я скажу, что разочарован в тебе. Ты всю жизнь был равнодушен к моему мнению.
– Ну, в этом ты ошибаешься, – сказал Джулиан. Его хорошее настроение тут же испарилось. – Твое доброе мнение, Дэвид, всегда много для меня значило. Даже больше, чем мнение отца. Я восхищался и восхищаюсь твоим самообладанием и силой твоего характера.
– Силой!.. – Дэвид резко рассмеялся. – Ничего себе. Я прекрасно демонстрировал эту самую силу: позволял тебе все наши детские годы умело манипулировать мною.
Джулиан вздрогнул.
– Ты выбрал неподходящее слово, Дэйв. Ты все еще злишься на меня из-за той женщины, которую видел со мной примерно неделю назад? Но она для меня меньше чем пустое место. То была просто потаскушка. Я даже не узнал бы ее, если бы ты ее ко мне привел. Видишь ли, Бекка долго болела после того, как потеряла ребенка… У нее еще и до этого со здоровьем было неважно. Понимаешь, мне надо было хоть как-то отвлечься, расслабиться…
Дэвид презрительно хмыкнул.
– Я люблю ее, – упрямо повторил Джулиан.
– Твой брак – твое дело, – заметил Дэвид. – Коль скоро ты предпочитаешь действовать, рискуя серьезно обидеть Ребекку, я не могу воспрепятствовать тебе. Но не думай, что я когда-нибудь еще солгу или снова стану тебя выгораживать. Я полагаю, что поступал так уж слишком часто. Возможно, для Ребекки лучше было бы узнать правду до того, как она вышла за тебя замуж.
– Правду о Флоре? – спросил Джулиан. – Ради Бога, Дэйв, это слишком запутанная история! Я буду вечно тебе за это благодарен, но не стоит возвращаться к ней снова и снова.
– Ты ведь мне тогда обещал, – сказал Дэвид.
– Да, я помню. – Джулиан с улыбкой посмотрел на него. – Подобного рода обещания просто не так-то легко выполнимы. Может быть, к тебе это не относится. Ты, по-видимому, способен обходиться без женщин, в отличие от меня. Но я собираюсь перемениться. Отныне и навсегда для меня существует только Бекка. О, Дейв, одному Богу известно, как все было мучительно там, в отеле. Теперь в моей жизни больше не будет никаких женщин, кроме жены. Ты удовлетворен? Ты же знаешь: я действительно люблю ее.
Дэвид медлил с ответом. Он был рад, что они уже почти у цели. Пристань была запружена одетыми в красные куртки гвардейцами, к которым льнули всхлипывающие женщины.
– Да, Джулиан, – произнес он наконец. – Я знаю это.
И это была правда. Конечно, утешение довольно слабое, но хорошо, что есть хотя бы оно.
Глава 2
Мальта и Крым, 1854 год
Жизнь на Мальте оказалась довольно нудной. Когда военные покидали Англию, они были полны энергии и нетерпеливого ожидания: наконец-то они смогут проявить себя в деле. Но события развивались медленно. Хотя в конце марта Британия и Франция объявили войну России, прошло еще два месяца, прежде чем британский экспедиционный корпус перебросили вплотную к потенциальному театру военных действий.
Силы вторжения должны были самостоятельно выполнять боевую задачу. Но поскольку выполнять пока было практически нечего, британцев охватила невыносимая скука. Лишь немногим удалось перебороть ее. Одним из таких счастливцев был капитан Джулиан Кардвелл. Он завязал роман с Синтией Шерер, женой капитана сэра Джорджа Шерера из первого батальона Колдстримского гвардейского полка.
Эта любовная связь не являлась какой-то особой тайной, ибо в армейской жизни вообще не так уж много секретов. Возможно, среди всех офицеров третьего батальона Гренадерского полка и первого батальона Колдстримского гвардейского полка единственным, кто не знал об этом романе уже через неделю после его начала, был сам капитан Шерер. Любовники держались достаточно скрытно, а Шерер был всецело поглощен своими служебными обязанностями.
Никто даже не подумал сообщить ему о том, что творится у него за спиной. Во-первых, доносительство все считали занятием непристойным. Во-вторых, капитан Джулиан Кардвелл сумел стать всеобщим любимцем. Даже солдаты Кардвелла любили его за дружелюбный характер и излучаемое им теплое обаяние. Никто открыто не порицал его поведение, да и в душе мало кто его осуждал. Джулиан относился к тому типу мужчин, которые не в состоянии долго обходиться без женщин, и всем было известно, что хрупкое здоровье жены Кардвелла вынудило его оставить супругу в Англии.
Майор лорд Тэвисток за целых три недели не проронил ни слова об этой интрижке, хотя и жил вместе с Джулианом. Дэвид убеждал себя, что это его лично не касается. Кроме того, долгий опыт подсказывал ему, как Джулиан отреагирует, если он, Дэвид, поддастся искушению и попытается прочитать ему нотацию. Тот выслушает его с обаятельной мальчишеской улыбкой и примется доказывать, что Синтия Шерер для него ничего не значит. Вновь последуют заверения в том, что он любит Ребекку и что с этого момента намерен сохранять ей верность. И, черт возьми, печальнее всего то, что Джулиан, как всегда, будет сам верить каждому своему слову. Нет, решил Дэвид, он останется в стороне от всего этого.
И все же решимость майора Тэвистока развеялась как дым, когда Дэвид однажды вернулся с совещания раньше, чем предполагал, и оказалось, что он пришел за считанные мгновения до того, как мог бы, несомненно, стать свидетелем чрезвычайно пикантной сцены. Дэвид резко остановился в дверях и многозначительно посмотрел на лежавшего на кровати Джулиана.
На лице Джулиана появилась его обычная обаятельная улыбка.
– Не будешь ли ты, старина, настолько добр, чтобы подождать несколько минут за дверью? – спросил он.
К тому моменту, когда стоявший спиной к двери Дэвид услышал, что женщина вышла, он уже побледнел от гнева. Более пяти минут он уговаривал себя уйти прочь, отвлечься на какое-нибудь занятие, забыть о случившемся и вообще не принимать все близко к сердцу. Дэвид чувствовал, что именно к этому все и движется.
– Такое больше не должно повториться, – лаконично сказал он, вернувшись в комнату и плотно закрыв за собой дверь. Он убедил себя, что все дело лишь в том, для чего использовали его комнату. Свой гнев он поэтому считал оправданным.
Джулиан откинулся на свою неубранную постель, опустив затылок на сцепленные ладони. Капитан был сейчас полураздет.
– Это что: приказ старшего по званию? – спросил он. – Прости, старина, ты, вероятно, считаешь, что эта сцена была отнюдь не самой изысканной? Но я, признаться, не ждал тебя.
– Она – замужняя женщина, – сказал Дэвид, хотя истинной причиной его ярости был не этот факт, равно как и не то, что его комнату они использовали как место для своих утех.
– Но мне кажется, что это гораздо пристойнее, чем иметь дело с чьей-то дочерью-девственницей, – парировал Джулиан. – Полно, Дэйв, ты должен признать справедливость того, что я сказал.
– Если бы это было в первый раз, – сказал Дэвид, расстегнув портупею и положив ее вместе с саблей на стол.
– Удар ниже пояса, – заметил, состроив гримасу, Джулиан. – Я до сих пор сожалею по поводу той ошибки. Ты знаешь об этом, Дэйв. Она произошла под влиянием необдуманной страсти. Я хотел бы, чтобы ты перестал регулярно напоминать мне об этом.
– Вся твоя жизнь состоит из эпизодов подобной необдуманной страсти, – холодно возразил Дэвид. – Я полагал, что ты, Джулиан, все же повзрослеешь. Надеялся, что женитьба на Ребекке сделает тебя зрелым мужчиной. Мне казалось, что ты ее достаточно любишь. Но ты женат вот уже более двух лет, тебе двадцать четыре года, однако никаких признаков изменения к лучшему не наблюдается.
«Сейчас я похожу на читающего нравоучения брюзгливого проповедника», – подумал Дэвид и рассердился на то, что Джулиан, по-видимому, всегда вытаскивает на свет именно эту его черту. Дэвид обругал себя за то, что не ушел прочь, как только застал Джулиана в постели вместе с леди Шерер.
Джулиан перекинул ноги через край постели и взял рубашку.
– Твоя беда, Дэвид, – сказал он уязвленно, – состоит в том, что до тебя никак не дойдет, жизнью следует наслаждаться. Честно говоря, я совершенно не могу понять, каким образом ты справляешься со своим обетом безбрачия. Ведь ты холостяк, предполагаю я. Но я порекомендовал бы тебе любую из околачивающихся вокруг шлюх только в том случае, если бы тебе вдруг пришла в голову мысль подыскать какую-нибудь альтернативу обычной смерти от холеры, дизентерии или от боевых ранений.
– Нельзя причинять вред людям, эгоистично наслаждаясь жизнью, – сказал Дэвид. – Например, Шерер, Ребекке, Флоре Эллис.
– Синтии все наскучило, – ответил Джулиан. – И мне тоже. Мы не влюблены, Дэйв. Это отнюдь не всепоглощающая страсть. Бекке этот флирт не нанесет вреда, поскольку она об этом никогда не узнает. И, естественно, роман с Синтией ни на йоту не повлияет на мои чувства к Ребекке. Я хотел бы, чтобы моя жена была здесь вместо Синтии. О Боже, как бы я этого хотел! Но ее рядом нет, и поэтому я вынужден выбрать лучшее из того, что тут подворачивается.
Дэвид сел на свою кровать, чтобы снять сапоги. Он не стал звать денщика. В комнате создалась слишком накаленная обстановка, чтобы при разговоре присутствовал посторонний.
– Особая терапия: воздействие молчанием, – констатировал Джулиан. – Этим обычно все заканчивается, а ты всегда был мастером такого рода лечения. – Он улыбнулся. – Послушай, Дэйв, я знаю, что, по твоему мнению, я с Беккой обращаюсь отвратительно. И ты, черт побери, прав. Моя жена обладает любыми достоинствами, каких только может пожелать мужчина. И даже больше того. К тому же она любит меня. Не перестаю изумляться, за что она меня любит. Но Ребекка не всегда доступна. То она больна, а то находится за тысячу миль. И что же можно от меня тогда требовать?
Продолжать спор с Джулианом было бесполезно. Да это и не был спор. Джулиан бы почти немедленно капитулировал, раскаялся, снова стал бы очарователен и полон добрых намерений. Он действительно не переменился.
И беда состояла в том, что Дэвид любил его сейчас так же, как всегда, – с того самого момента, когда Джулиана в пятилетнем возрасте привезли в Крейборн.
Семилетний Дэвид с радостью, с распростертыми объятиями и открытым сердцем принял этого нового брата в свою одинокую жизнь. Дэвид немедленно ощутил в себе потребность стать защитником для этого карапуза со взъерошенными светлыми волосами и озорной усмешкой. Даже будучи еще малышом, Джулиан уже излучал естественное обаяние.
В те дни Дэвид боялся своего отца, рука которого казалась ему особенно тяжелой после некоторых шалостей. Но при этом он любил отца и чувствовал, что тот полной мерой возвращает ему эту любовь. Однако Дэвид боялся, что в отношении Джулиана любовь может и не смягчить суровость отца, для которого Джулиан не был родным сыном и к тому же вел себя как неисправимый озорник.
Дэвид опасался, что Джулиана могут наказать более сурово, чем его самого, и даже, возможно, выгнать из дома и отправить жить куда-нибудь в другое место. Эта мысль очень тревожила Дэвида. И поэтому чуть ли не с самого начала он выработал в себе привычку прикрывать Джулиана от разоблачения и наказания всякий раз, когда тот оказывался замешанным в серьезной шалости, – а это пусть изредка, но случалось. Дэвиду доставалось много шлепков за проступки, в которых он был неповинен.
Защищать Джулиана вошло у Дэвида в обыкновение. По мере того, как мальчики становились старше, на смену шлепкам пришло более суровое наказание – порка. Дэвид стал понимать, что среди слуг и соседей он сам постепенно прослыл шалуном и ловкачом, хотя никто никогда не замечал за ним каких-то прегрешений.
Наконец, когда Дэвиду исполнилось семнадцать лет, он понял всю бессмысленность и вредность такой привычки. К тому времени он очень хорошо уразумел, что его отец – при всей своей строгости – безоговорочно любит обоих мальчиков. И Дэвид стал считать своей слабостью то, что он фактически позволяет своему названому брату садиться ему на шею. Хотя надо отдать должное Джулиану: он всегда самым очаровательным способом выражал свою благодарность за помощь и многократно обещал изменить свое поведение. Даже главные недостатки этого подростка казались какими-то весьма привлекательными.
Но привычка укоренилась в характере Дэвида даже сильнее, чем он осознавал. Прошло еще несколько лет, и вот однажды Джулиан пришел к нему совершенно потрясенный, невероятно побледневший. Он был уже три месяца женат на Ребекке и изо всех сил старался доказать свою любовь. Но его застал врасплох приступ «необдуманной страсти». Джулиан даже не понял, что же на него тогда нашло. Действительно не понял. И теперь не знал, что делать.
Флора Эллис забеременела от него.
Узнай Ребекка правду, это стало бы для нее страшным потрясением. Джулиан не смог бы вынести унижения и скандала, которые обрушились бы на нее. А ведь он любит именно Ребекку. Он теперь осознал это раз и навсегда. Так рассуждал, объясняя Дэвиду свое положение согрешивший Джулиан.
В результате Дэвид снова дал волю своей укоренившейся привычке – и с тех пор сожалел об этом. Он в последний раз согласился взять вину на себя. Ради Ребекки. А еще он, несмотря ни на что, продолжал верить, что брак изменит Джулиана.
Он поступил так потому, что сам любил Ребекку. Всегда любил и всегда будет любить.
И вновь Дэвид позволил сделать себя козлом отпущения. С тех пор он жил с чувством вины за то, что вмешался в нечто такое, к чему не должен был даже прикасаться. Нужно было предоставить Джулиану – и Ребекке – каким-то образом самим выпутываться из случившегося. Джулиана следовало бы заставить хотя бы раз в жизни ответить самому за свой поступок.
И все же, думал Дэвид, испытывая при этом некоторое чувство неуважения к самому себе, он все еще любит своего названого брата, ворвавшегося неким лучом света в его одинокую жизнь. Несмотря на горечь разочарований, он был не в силах возненавидеть Джулиана.
– Будь хотя бы осторожен, – сказал он, неуклюже завершая спор после продолжительного молчания. – Ты же, Джулиан, не хотел бы публично унизить Шерера. И ты не хотел бы сделать больно Ребекке. Она заслуживает лучшей участи.
Джулиан пригладил рукой свои светлые волосы.
– Ты всегда был моей совестью, Дэйв. Уверен, что ты понимаешь, каким жалким я себя почувствовал благодаря тебе. И, как всегда, именно твое молчание сказало мне больше, нежели твои слова. Я расстанусь с этой проклятой женщиной. Ты удовлетворен? Я стану целомудренным, как монах. Полезно для души или что-то в этом роде. Ведь так? – Он ухмыльнулся.
– Что-то в этом роде. – Дэвид сбросил с себя куртку и, оставшись в рубашке с короткими рукавами, почувствовал обманчивую прохладу. – О Господи, как я ненавижу эту жару. Почему никому не приходит в голову придумать форму для такого климата? – Он вытянулся на своей кровати и закрыл глаза. – Ты меня разбудишь, Джулиан, если произойдет какое-нибудь достаточно волнующее событие?
– Если я послушаюсь тебя, то ты вполне можешь спать до второго пришествия, – сказал Джулиан. – Что ты думаешь о том, чтобы через два часа пойти пообедать?
– Это достаточно волнующее событие, – ответил Дэвид и широко зевнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48