Графиня рассмеялась.
– Мы с Эдвардом постоянно говорили об этом до того, как поженились, и два месяца после того. Но Эдмунд положил, начало своему появлению на свет и тем самым положил конец всем нашим мечтам. То есть мечтам такого рода. На их место сразу же пришли другие мечты. И мы были совершенно счастливы.
– Но теперь, – проговорил он, – двое из ваших детей хорошо устроены и у них свои семейные мечты. И Мэдлин скоро догонит их. Настало время новых мечтаний, Луиза.
Графиня улыбнулась.
– Люди думают, что больше ничего не будет, – сказала она. – Когда есть дети, твоя жизнь так тесно переплетена с их жизнью, что кажется, так будет продолжаться всегда. Но потом оказывается, этот период закончился, а жизнь все еще продолжается.
– Мне бы хотелось совершить с вами путешествие на континент, – сказал он.
– Мне бы тоже этого хотелось, – улыбнулась она. – Но это не очень-то прилично. Может быть, удастся собрать несколько человек.
– Если бы мы были женаты, в нашей поездке не было бы ничего неприличного, – сказал он.
– Седрик! – Графиня остановилась и с нескрываемым изумлением посмотрела на своего спутника. – Это что, предложение? Да? Мы не можем пожениться. Мы друзья.
– А разве друзья не могут вступить в брак? – спросил он не без робости.
– Но вы любите Энни, – возразила графиня, – а я люблю Эдварда. Мы никогда не сможем повторить эту любовь.
– Энни и Эдвард остались в далеком прошлом, – настаивал он. – А мы, Луиза, пока что живы. И я очень привязался к вам.
– Но пожениться, Седрик! Я никогда не думала о вас как о муже. Об интимных отношениях. Вы имеете в виду брак в полном смысле слова?
Вдруг он усмехнулся:
– Да, я надеюсь.
Леди Эмберли вспыхнула.
– О Боже! – воскликнула она. – Я просто потеряла дар речи, Седрик. Я смущена, как девушка.
– Может быть, вам будет угодно подумать об этом, – учтиво проговорил он, – вместо того чтобы дать мне пощечину и отказаться не сходя с места? Так вы подумаете?
– Вряд ли я смогу думать о чем-то другом, – ответила она. Потом заглянула ему в глаза и снова покраснела. – Бог мой, Седрик, мне никогда и в голову не приходило ничего подобного.
Сэр Седрик снова заставил ее взять себя под руку.
– Переменим тему разговора, – предложил он, – и вы расскажете мне, как вам хотелось бы рисовать море. Но прежде чем вы начнете ваш рассказ, обещайте: наша дружба не кончится, несмотря ни на что.
– Какая смешная мысль, – отозвалась графиня. – Как можем мы не быть друзьями?
День накануне бала был первым погожим днем за долгое время. Молодые люди поднялись верхом на холм к западу от Эмберли и тронулись вверх по долине к старому разрушенному аббатству, где две недели назад должен был состояться пикник.
Поначалу Мэдлин чувствовала себя спокойно. Джеймса Парнелла с ними не было, он решил провести вторую часть дня с матерью и сестрой. И только поняв, почему именно он так поступил, она расстроилась. Он ведь уезжает через два дня.
Но она не станет об этом думать. Ей хочется одного – чтобы эти два дня прошли без всяких важных событий, как прошли эти две недели. Все это время она не виделась с ним наедине, не вела никаких личных разговоров. Он, как и она, решил сохранять дистанцию.
И кроме промаха, совершенного на приеме у Мортонов, и потом, когда Эдмунд нашел ее в оранжерее, она могла всем гордиться в своей новой жизни. Капитан Хэндз оказался серьезным молодым человеком, на которого кокетство вообще никак не подействовало бы. За последнее время в результате их бесед между ними завязались легкие дружеские отношения. Будет неплохо объявить на балу о своей помолвке.
Они неторопливо поехали дальше вдвоем, в то время как остальные спешились, чтобы осмотреть руины старого аббатства.
– Мне повезло, что наш полк расквартирован в этих местах, – сказал капитан Хэндз. – Это очень красивый уголок Англии.
– Я тоже так думаю, – отозвалась она. – Но я, конечно, пристрастна.
Они продолжали болтать, не особенно задумываясь над темами.
– Вы будете завтра на балу у моего брата? – спросила она, когда они повернули лошадей в обратный путь. – Знаете ли, в деревне, даже если отсутствует один человек, его очень не хватает. – И она улыбнулась.
– Я бы ни за что не пропустил этого бала, – заверил он, потом посмотрел на нее с нерешительным видом. Впервые в ее обществе он выглядел смущенным. – Я должен принести свои извинения, леди Мэдлин. Я давно уже должен был сделать это.
– О Господи! – воскликнула она. – Что же вы такого могли натворить, что оскорбили меня?
– Я вас поцеловал, – напомнил он. Она засмеялась.
– И вы считаете, что должны просить за это прощения? Это пустяки, уверяю вас. Я не юная девушка.
– Вы очень красивы, – возразил он. – И очень привлекательны. Я забылся.
– И тогда мне показалось, что я очень этому рада, – сказала она. – Прошу вас, не думайте больше об этом.
– Но я плохо поступил по отношению к вам, – настаивал Хэндз. Он бросил на нее быстрый взгляд. – И по отношению к еще одному человеку.
– Вот как? – Она весело улыбнулась.
– Я сговорен с одной особой, – сообщил он, – почти с детства. Родители намерены отпраздновать нашу помолвку на Рождество. Я привязан к ней; она не заслуживает того, чтобы я ухаживал за женщиной более красивой, чем она.
– Не нужно преувеличивать, – возразила Мэдлин. – Вы не ухаживали за мной. Мы всего один раз поцеловались, и с тех пор между нами установились приятные дружеские отношения. Вряд ли это можно назвать неверностью, сэр.
– Я должен был сказать вам раньше, – промолвил он. – Я чувствовал себя виноватым.
Мэдлин рассмеялась:
– Если бы все мужчины, которые целовали меня, чувствовали, что скомпрометировали себя и меня, боюсь, вся Англия была бы усеяна разбитыми сердцами. Если бы я знала, что вы отнеслись к этому так серьезно, сэр, я бы уже давно объяснилась. Я совершенно забыла обо всем.
– Как мило с вашей стороны так говорить, – растрогался Хэндз.
– Ну вот, теперь вы заставили меня чувствовать себя виноватой, – промолвила молодая женщина. – Потому что это очевидно – то, что было так беспечно даровано, могло быть воспринято серьезно при других обстоятельствах.
– У меня просто гора с плеч свалилась, – признался он, – и уверяю вас, я запомню этот урок. Вы не откажетесь танцевать со мной завтра вечером?
– Я была бы смертельно оскорблена, если бы вы не пригласили меня по крайней мере на один танец, – улыбнулась она.
Во время неторопливого возвращения в Эмберли Мэдлин не знала, чего ей больше хочется – плакать или смеяться. Конечно, причина для смеха имелась. Она только что получила хороший урок смирения. Как забавно. И она удивилась, поняв, что это действительно кажется ей забавным.
Но для слез также были причины. Начало новой жизни опять не состоялось.
* * *
Александра гуляла по лужайке в Эмберли, опираясь на руку брата. Кончилось тем, что леди Бэкворт провела с ними не очень-то много времени. Просидев со своими детьми полчаса в гостиной, она удалилась к себе с головной болью.
– Напрасно вы не отправились на верховую прогулку вместе со всеми, – сказала Александра. – Последнее время не часто выпадают такие деньки.
– Я не знаю места, где мне больше хотелось бы находиться в настоящий момент, – отозвался Джеймс.
Она улыбнулась в ответ.
– Эдмунд остался бы, – сказала она, – но я знала, что ему страшно хочется подвигаться, а Кристофер просто умолял сходить с ним на пляж.
– Мне жаль только, что нас ждет разлука, – сказал он. – Всегда тяжело прощаться.
Она крепче прижалась к его руке.
– Не нужно говорить об этом, Джеймс, – попросила она. – Скажите лучше, вам хочется вернуться в Монреаль? Я хочу сказать – действительно хочется?
– Да, – ответил он. – Когда я был там, я снова обрел себя, Алекс. Но я не так силен в глубине души, как мне казалось.
Александра склонила голову к его плечу.
– Я очень счастливый человек, – проговорила она, – но я не смогу быть совершенно счастливой, пока не услышу, что вы довольны, Джеймс. Вы все еще собираетесь жениться на мисс Кэмерон?
– Нет. – Он улыбнулся. – Кажется, меня приняли в семью в качестве старшего брата. Но по-видимому, это положение нравится мне больше, чем положение мужа.
– Ах, Боже мой, – воскликнула молодая женщина, – это она так к вам относится?
– Именно.
– А что с Мэдлин? – тихо спросила Алекс.
– Нет, – сказал Джеймс. На мгновение показалось, что он мучительно подыскивает слова, но он так ничего и не добавил. – Не надо, Алекс.
– Ах… – отозвалась она и оставила эту тему. – А вы уже поговорили с отцом, Джеймс? Или решили уехать, так этого и не сделав?
– Судя по всему, у вас с ним ровные отношения. Как вам это удается?
– Я решила ничего не делать, только любить его, – ответила она. – Когда он бранится, хмурится, читает мораль, я просто обнимаю его и говорю, что люблю его. Потом он бранится, ворчит и бормочет что-то до тех пор, пока я не ухожу. Но кажется, он на самом деле доволен.
– Я должен еще раз поговорить с отцом, – сказал Джеймс. – Я, наверное, никогда не прощу себе и никогда не смогу жить в мире с собой, если не сделаю этого.
– Вы его сын, Джеймс, – проговорила Алекс, – его наследник.
Вдруг он резко остановился.
– Я все медлю, – сказал он. – Я промедлил целый месяц, пока жил здесь. Но нельзя же откладывать это на день бала, верно? Я разыщу его прямо сейчас.
– Тогда оставьте меня, – решила она. – Мне нужно еще немного подышать свежим воздухом и подвигаться.
Он повернулся и хотел было идти.
– Джеймс! – окликнула его Алекс.
Он обернулся к ней, и сестра торопливо подошла к нему. Она обвила руками его шею и ласково поцеловала в щеку.
– Я вас люблю, – сказала она. Джеймс улыбнулся довольно мрачно.
– Уж не предполагаете ли вы, что я стану браниться, ворчать и бормотать, что недоволен? – спросил он. Потом тоже поцеловал сестру. – Я люблю вас, Алекс.
Глава 11
Лорд Бэкворт, незадолго до того предпринявший одинокую прогулку по долине, расположился в библиотеке. Когда его сын вошел в комнату, он отложил книгу и взглянул на него.
– Сегодня опять хорошая погода, – неуверенно проговорил Джеймс. – Мы прогуливались в саду с Алекс.
– Хм, – ответил лорд Бэкворт. – Ей следовало бы находиться в детской с детьми.
Джеймс пропустил это замечание мимо ушей. Он уселся напротив отца.
– Я уезжаю отсюда послезавтра, – начал он. – Очевидно, в течение недели мы поднимем паруса и отплывем в Канаду.
– Будет неплохо, если вы уедете, – заметил его отец. – Когда вы здесь, ваша мать только и делает, что льет слезы. Надеюсь, вы горды собой.
– Я не горжусь собой и не стыжусь себя, – осторожно проговорил Джеймс. – Я выбрал эту жизнь, и я работал упорно и честно. Я сожалею, если это не вызывает одобрения у вас или у матушки. Я надеялся, что пущусь в обратный путь, заручившись вашим благословением и любовью.
Отец посмотрел на него пристальным холодным взглядом.
– Вы давно утратили на них право, Джеймс, – произнес лорд Бэкворт.
Джеймс закрыл глаза и откинул голову к спинке стула.
– Вы меня не любите, – сказал он. – Вы не можете дать мне душевного покоя. И при этом обижаетесь, что я уехал и снова собираюсь уехать. Чего же вы хотите от меня?
– Я ничего не хочу, – сурово ответил лорд Бэкворт. – Я всего лишь ваш земной отец, Джеймс. Я верю, что иной Отец требует, чтобы изменилось ваше сердце, чтобы вы покаялись, чтобы вы стали истинно почтительным, как положено сыну. Я не вижу никаких признаков покаяния в вас… вопреки вашим заверениям.
Джеймс вздохнул, не открывая глаз.
– Я был так молод, – сказал он. – Разве нельзя сделать скидку на юношескую необузданность и бунтарство?
– Вас воспитывали для того, чтобы вы шли по прямой и узкой дороге к спасению, – отвечал его отец. – Я не могу простить грех блуда и буйства. У меня нет власти, чтобы даровать подобное прощение. Я могу простить позор и страдания, навлеченные на вашу мать, на Александру и на меня. И я уже простил их, равно как я сам должен ожидать прощения. Но я не могу забыть их, покуда сердце ваше ожесточено.
– Я любил ее, – сказал Джеймс, – со всем пылом юношеской любви. Я не знаю, продолжал бы я любить ее и дальше. Теперь это не имеет значения. Мне было двадцать лет, а ей – семнадцать. Конечно, плохо было, что мы с ней спали. Последствия доказали это. Мы сумели бы ответить за последствия вместе. Возможно, мы были бы счастливы; возможно, нет. Но нам нужно было позволить исправить все, что мы натворили.
– Я бы не стал смотреть, как мой сын женится на потаскухе, – злобно проговорил лорд Бэкворт.
Джеймс вцепился в подлокотники кресла.
– Дора не потаскуха, – возразил он. – Она предоставила мне привилегии мужа, которые не должна была предоставлять и которыми я не должен был пользоваться. Но она не потаскушка. Она была молода и влюблена.
– Молодость не извиняет подобного греха, – настаивал отец. – И даже в то время вы не выказали должного стыда. Зато неистовства было хоть отбавляй. А потом последовали годы угрюмой злобы. Вашей матери и мне пришлось многое вытерпеть, Джеймс. И теперь вы ждете, что я все забуду?
Вскочив с места, Джеймс заходил по комнате.
– Зачем вы это сделали? – спросил он. – Я так и не смог понять истинные причины вашего поступка. Она была очень молода, это верно, и я понимаю ваши амбиции касательно меня, поскольку я ваш единственный сын. Я понимаю, что вы, вероятно, решили, будто бы мое будущее погубит женитьба в то время, когда я еще не окончил университет. Но как бы то ни было, она не была мне неровней. Ее опекуном был герцог Питерли.
– Она потаскуха, – повторил лорд Бэкворт.
– Если она была такой, – сказал он, – то и я был таким же, только мужского рода. Вы знали, что я ее любил. Вы не могли не понимать хотя бы отчасти, что ваши поступки способны разбить людям сердца. Почему вы так поспешно выдали ее замуж за Драммонда? Договорившись обо всем с Питерли. Я не очень обвиняю Питерли. Он был в Лондоне и, конечно же, не знал об истинном положении дел. Я уверен, что вы скрыли правду, когда вели с ним переговоры. И ее брат не решился действовать в одиночку – он не стал бы противостоять вам и Питерли. Именно вы все это устроили. Заплатили Драммонду. Запугали Дору. Не позволили ей связаться со мной и сами не сделали этого, пока не было уже слишком поздно. Почему вы так поступили? Объясните же.
– Я поступил так для того, чтобы спасти нас всех от скандала, – ответил его отец, возвышая голос. – Я поступил так для того, чтобы спасти своего сына от объятий шлюхи. Я надеялся, что вы сможете признать ваши грехи и очиститесь от них прежде, чем подвергнете вечной опасности вашу бессмертную душу.
Джеймс перестал метаться по комнате. Он остановился и посмотрел на отца.
– Неужели вы не понимали, что вы меня уничтожили? – спросил он. – А ее? Неужели у вас не было никакого сострадания хотя бы к чувствам молодой девушки, у которой не было никого, кроме юного брата и отсутствующего опекуна, кто мог бы ее защитить? Неужели вы не видели, что не дали мне пути к искуплению? И неужели вы надеялись, что я найду дорогу к Господу, когда вы лишили меня даже ограниченных знаков любви, которые вы выказывали мне, когда я был мальчиком и юношей? Неужели вы не понимали, как вы не правы?
Лорд Бэкворт стукнул кулаком по подлокотнику.
– Достаточно! – сказал он. – Вы не изменились, не возродились. Ваш грех должен быть отторгнут от вас и возложен на меня. Так было всегда. Я перегружен виной, Джеймс, и не беря на свои плечи вашу вину. Я нагружен грехом отцовской снисходительности. Если бы я не отверг розги, когда вы были мальчиком, возможно, теперь я не был бы ответствен за опасность, которой подвергается ваша душа.
– Отвергли розги, – спокойно проговорил Джеймс. – Вот как? В таком случае я могу только с ужасом представить себе, что могли бы вынести мы с Алекс, если бы вы оказались суровым отцом. Мне кажется, что розги присутствовали в нашем воспитании. Вероятно, если бы розог было меньше, а любви – больше, я был бы более ответственным в проявлении любви к Доре. Вероятно, я мог бы спасти ее от страданий.
Дыхание лорда Бэкворта стало громким и отрывистым.
– Вы смеете читать мне проповеди о любви? – проговорил он. – Вы смеете стоять здесь и говорить мне подобные вещи? – Он прижал руку к груди.
Джеймс мгновенно опустился перед отцом на колени.
– Что случилось? – спросил он. – Сердце?
– Со мной случилось только одно, – ответил лорд Бэкворт, снова опускаясь в кресло и давая волю ярости, – это то, что мне пришлось выслушать своего непочтительного сына.
Джеймс вздохнул:
– Я пришел сюда не для того, чтобы ссориться. Время прояснило мой разум. Теперь я вижу: вы сделали то, что считали нужным, заботясь о моих интересах. Давайте простим друг друга и забудем все, хорошо?
Его отец засмеялся. Он все еще держал руку у сердца и учащенно дышал.
– Ты меня прощаешь, – сказал он. – Ах ты, бесстыжий щенок!
Джеймс опять вскочил на ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35