Летом того же года последовало наше мощное наступление на Южном фронте,
в ходе которого мы вышли через Оскол в большую излучину Дона и достигли В
олги. Эти успехи приободрили нас до поры, до времени. Быстрое продвижение
наших войск явно привело противника в замешательство. О неразберихе у ру
сских свидетельствовали и показания множества пленных всех чинов и зва
ний, в том числе и одного генерала Ц командира дивизии, захваченного в пе
релеске вместе со всем своим штабом. В сапоге у него мы обнаружили орден Л
енина.
62-я сибирская армия лишилась значительной части своего личного состава,
остатки русской 1-й танковой армии, потерявшей еще в июле в «котле» северо
-западней Калача почти всю боевую технику, поспешно отошли за Дон. И все ж
е для наступательной операции таких масштабов мы захватили до удивлени
я мало пленных, оружия и снаряжения. Создавалось впечатление, что русски
е, действуя по намеченному плану, упорно уклоняются от решающих сражений
и отходят в глубь своей территории. Это подтверждали и трофейные докуме
нты, среди которых попалась и одна чрезвычайно любопытная карта, на кото
рую цветными карандашами был нанесен разработанный до мельчайших дета
лей план-график отхода крупного соединения. Это был великолепный образч
ик штабной культуры в работе16*.
Я и поныне глубоко убежден, что отход советских соединений летом 1942 года б
ыл блистательным достижением традиционной военной тактики русских, ко
торая в данном случае хотя и поставила страну на грань гибели, но, в конечн
ом счете, все же оправдала себя. Я считаю также, что одно роковое событие, п
роисшедшее незадолго до начала нашего летнего наступления, которое при
вело нас к волжскому берегу, существенно облегчило разработку и осущест
вление этого плана стратегического отступления. Лишь узкий круг людей з
нал в то время об этом злосчастном инциденте, который заставил штаб арми
и в Харькове и наш корпусный штаб в городишке Волчанск в течение несколь
ких дней развернуть лихорадочную активность и поставил главное команд
ование сухопутных сил перед ответственными решениями. А случилось вот ч
то: в середине июня, когда наши части занимали исходные рубежи для большо
го наступления на Донецком предмостном укреплении, только что захвачен
ном после кровопролитных боев, начальник штаба одной из наших дивизий, м
олодой майор, вылетел на разведывательном самолете «Физелер-Шторх» в шт
аб соседнего соединения, чтобы обсудить там вопрос о предстоящих операц
иях. Портфель майора был битком набит секретными приказами и штабными до
кументами. Самолет не прибыл к месту назначения. По-видимому, сбившись с к
урса в тумане, он перелетел линию фронта. Вскоре мы, к ужасу своему, обнару
жили обломки сбитого «Физелер-Шторха» на «ничейной земле» между окопам
и. Русские уже успели буквально растащить машину по винтикам, а наш майор
исчез, не оставив никаких следов. Немедленно возник вопрос: попал ли в рук
и противника его портфель, в котором находились важнейшие секретные док
ументы Ц приказы вышестоящих штабов?
Несколько дней подряд все линии связи между главным командованием сухо
путных сил, штабом армии и штабом нашего корпуса были постоянно заняты: с
рочные вызовы к аппарату следовали один за другим. Поскольку беда стрясл
ась в расположении нашего корпуса, мы получили задание до конца выяснить
все обстоятельства дела и избавить командование от мучительной неопре
деленности. Мы провели несколько разведывательных поисков с сильной ог
невой поддержкой на участке фронта, где сбит был самолет, и захватили пле
нных. Вначале полученные от них сведения были крайне противоречивы, но п
остепенно картина стала проясняться. Оказалось, что самолет подвергся о
бстрелу и совершил вынужденную посадку на «ничейной земле». Находивший
ся в нем «офицер с красными лампасами на брюках»17* был убит не то еще в воз
духе, не то при попытке к бегству, а его портфель взял с собой «кто-то из ком
иссаров». Наконец, пленный, захваченный в результате нашего последнего п
о счету поиска, точно указал нам место, где, по его словам, был зарыт этот по
гибший немецкий офицер. Мы начали копать на этом месте и вскоре обнаружи
ли труп злополучного майора. Итак, наши наихудшие предположения подтвер
дились: русским было теперь известно все о крупном наступлении из района
Харьков Ц Курск на восток и юго-восток, которое должны были начать наши 6-
я и 2-я армии в конце июня. Противник знал и дату его начала, и его направлен
ие, и численность наших ударных частей и соединений. Точно так же мы проти
в воли осведомили русских и о наших исходных позициях, детально ознакоми
ли их с нашими боевыми порядками.
Вскоре рассеялись и последние сомнения на этот счет: начались яростные в
оздушные налеты на районы развертывания наших частей, а также на штаб на
шего корпуса, причинившие нам немалый ущерб. К тому же мы вскоре установи
ли, что противник проводит перегруппировку сил на противостоящих нам уч
астках. Но было поздно Ц главное командование сухопутных сил уже не мог
ло пересмотреть принятые решения и отменить столь тщательно подготовл
енную операцию. Таким образом, наше наступление на Сталинград с самого н
ачала проходило под несчастливой звездой18*. Последующие события, разве
рнувшиеся в конце лета и осенью того же года на Дону и на Волге, и коренные
изменения, происходившие у противника, давали достаточно оснований для
серьезной тревоги и оправданных опасений. Начиная с августа боевой дух с
оветских армий непрерывно поднимался Ц они сражались с возрастающим у
порством. О том, что русские не намерены больше отступать, свидетельство
вал и захваченный нами приказ Советского командования, в котором говори
лось о смертельной опасности, нависшей над страной, и о том, что у Красной
Армии отныне остается только один выбор: победа или смерть. В сентябре, ко
гда наши дивизии в Сталинграде истекали кровью в ожесточенных боях с вно
вь сформированной 62-й армией19*, упорно оборонявшей каждую улицу, каждый д
ом, каждый метр земли, противник начал одновременно яростные отвлекающи
е атаки против наших отсечных позиций между Волгой и Доном к северу от Ст
алинграда и неоднократно пытался прорвать здесь линию фронта. В ходе эти
х боев действовавшая в составе нашего корпуса доблестная Потсдамская д
ивизия (ее тактическим знаком был старый прусский гренадерский шлем) отр
ажала натиск свежих советских ударных частей. Большое количество уничт
оженных русских танков, появление на передовой многочисленных отлично
оснащенных свежих соединений противника, тактические новшества в его б
оевых порядках, частые перемещения войск по фронту Ц все это убедительн
о свидетельствовало о том, что советские армии не сломлены, что их боесна
бжение увеличивается в устрашающих масштабах, а резервуар живой силы пр
осто неисчерпаем.
Наконец, эти события в излучине Дона Ц на северном участке фронта нашей
группировки Ц совершенно ясно показали, какую страшную угрозу предста
вляет для нас мощный стратегический резерв, сконцентрированный здесь п
ротивником. Против нашей 6-й армии на фронте от Сталинграда до излучины До
на было сосредоточено, по меньшей мере, семь русских армий, не считая круп
ных танковых и кавалерийских соединений. Сомнений не было Ц противник г
отовил гигантское наступление. Радиоперехват приносил нам особенно об
ширную тревожную информацию о развертывании вражеских ударных соедине
ний, подробности их эшелонирования, оснащения и боеснабжения. Хотя армии
у русских по численности примерно соответствовали лишь нашим армейски
м корпусам, их превосходство в живой силе стало здесь подавляющим. По наш
ей оценке, русские обладали уже к тому времени по меньшей мере, трехкратн
ым численным перевесом. Целыми неделями я обрабатывал и направлял по инс
танции все более тревожную информацию о противнике Ц сообщения, поступ
ившие из частей, результаты воздушной разведки, радиоперехвата и пеленг
ации, а также наиболее интересные протоколы допросов пленных, которые я
получал не только со своего участка, но и из соседнего корпуса. Штаб армии
, полностью разделявший наше беспокойство, не раз предостерегал, предупр
еждал и даже заклинал командование группы армий. Но сам по себе он был бес
силен что-либо изменить20*.
Помочь нашим дивизиям в Сталинградской «мясорубке» и растянутым по фро
нту незначительным силам на отсечных позициях севернее Сталинграда в б
ольшой излучине Дона могли либо мощные подкрепления, либо своевременны
й отход, то есть сокращение линии фронта на его самом опасном для нас, дале
ко выдвинутом вперед участке, сама конфигурация которого словно подска
зывала противнику, где ему готовить решающий удар. Мы ничего не знали о то
м, принимают ли штаб группы армий и верховное командование какие-либо ме
ры для предотвращения грозившей нам катастрофы, о неминуемом приближен
ии которой мы с большой тревогой доносили вот уже много недель. Нам стало
известно лишь, что задача обеспечения наших угрожаемых флангов была воз
ложена на свежие румынские соединения. Но эти войска наших союзников был
и плохо оснащены и мало боеспособны. Оперативных резервов у нас не было в
овсе, и нам оставалось лишь с тревогой констатировать, что на всем огромн
ом участке нашей армии не предпринимается ничего ни для ее усиления, ни д
ля выравнивания линии фронта.
И случилось то, чего следовало ожидать, Ц беда обрушилась на крайне уязв
имые, не обеспеченные с флангов позиции нашей армии в глубине вражеской
территории. Быть может, русские, планомерно уклонявшиеся от решающих сра
жений в течение всего лета, заманили нас в ловушку, чтобы с наступлением л
ютых зимних морозов раздавить и уничтожить? 21* Я не раз мысленно задавал
себе этот вопрос, и тревожные предчувствия не покидали меня. В последний
раз я думал об этом незадолго до катастрофы, когда серым октябрьским дне
м ехал в штаб армии в станицу Голубинскую. Путь лежал через выжженную, уны
лую донскую степь, простиравшуюся до самого горизонта. Бескрайняя и безл
юдная, она показалась мне в этот раз грозной, недоброй. И вдруг я с мучител
ьной ясностью представил себе, как сквозь пургу ползут по заснеженной ст
епи бесчисленные русские танки, а на большой оперативной карте штаба кор
пуса, которую я знал почти наизусть, появляются зловещие стрелы, охватыв
ая наши части, попавшие в гигантскую «мышеловку». Мой страх перед русско
й зимой, которую все мы считали опаснейшим союзником противника, породил
тогда это кошмарное видение. Теперь оно стало явью Ц мы действительно о
казались в ловушке. Удастся ли нам выбраться отсюда? Сколь ни серьезна бы
ла с самого начала обстановка в «котле», в первое время в наших штабных бл
индажах в Песковатке мы не падали духом и даже сохраняли чувство некотор
ого превосходства над противником. Все наши мысли были прикованы к предс
тоящему выходу из окружения. В тот момент никто не сомневался, что подобн
ая операция будет успешно проведена. Прорыв кольца должен был показать п
ротивнику, что мы не позволим ему окончательно вырвать у нас из рук иници
ативу и навязать нам свою волю.
Впрочем, уже тогда я не мог избавиться от мучительного беспокойства, всп
оминая о фанатизме, которым были проникнуты недавние публичные заявлен
ия Гитлера. «Немецкие солдаты стоят на Волге, и никакая сила в мире не заст
авит их уйти оттуда», Ц провозглашал верховный главнокомандующий, кото
рый, судя по всему, не собирался отказываться от своего предсказания, что
Сталинград будет взят «сходу». Накануне русского наступления он снова г
оворил об экономическом и политическом значении этой «гигантской пере
валочной базы на Волге», захват которой «перережет жизненно важную арте
рию русских, лишив их 30 миллионов тонн пшеницы, марганцевой руды и нефти».
Больше того, фюрер самонадеянно клялся «перед богом и историей», что ник
огда не отдаст «уже захваченный» город. Можно ли было при такой установк
е верховного главнокомандующего думать об уходе с берегов Волги и вообщ
е об отступлении?! Быть может, нашей армии на берегах Волги предстояло не п
росто сражаться не на живот, а на смерть во имя собственного спасения, а от
стаивать военный и политический престиж, кровью расплачиваясь за обеща
ния «фюрера», данные перед лицом всего мира? Ведь Гитлер поставил на карт
у свою репутацию полководца здесь Ц в этом городе на берегу Волги22*. Увы,
уж очень скоро мы стали убеждаться в том, что нам не уйти с берегов Волги и
что в Сталинграде настигла нас неотвратимая судьба.

Час роковых решений

Это тягостное чувство не покидало меня с первых дней окружения. Я был тог
да временно откомандирован в распоряжение оперативного отдела штаба к
орпуса, где кипела лихорадочная работа. В ходе вынужденной перегруппиро
вки окруженных соединений нам были оперативно подчинены XIV танковый и XI а
рмейский корпуса, а на командира нашего корпуса были возложены, таким об
разом, функции командующего всем северным участком нашей армии. Благода
ря этому я имел довольно полное представление не только о положении на в
сем нашем участке, но и о тех решениях, которые, в конце концов, были принят
ы на расстоянии 2 тысяч километров от «котла» в Восточной Пруссии Ц в Рас
тенбурге, где находилось главное командование сухопутных сил и ставка Г
итлера. Именно там решалась наша судьба Ц участь армии, насчитывавшей б
олее 250 тысяч человек23*. Гитлер из Растенбурга не раз обращался непосредс
твенно с приказами и воззваниями к немецкой армии на Волге, которая была
теперь подчинена вновь созданной группе армий «Дон».
Оперативный отдел штаба нашего корпуса походил на растревоженный пчел
иный улей. События развивались с нарастающей быстротой и держали нас в п
остоянном напряжении. Под непрерывный писк зуммера полевых телефонов м
ы принимали новые распоряжения, составляли приказы и донесения. Один за
другим приходили и уходили офицеры связи, порученцы и ординарцы; то и дел
о прибывали командиры частей Ц офицеры всех рангов и всех родов оружия
докладывали обстановку, требовали новых указаний. Линия фронта непреры
вно изменялась: противник с севера неудержимо продвигался в междуречье
Дона и Волги. Мы не сомневались, что очень скоро в наших землянках размест
ятся новые «постояльцы» Ц русские штабы. Штабу армии уже пришлось сломя
голову эвакуироваться из казачьей станицы Голубинской буквально на ви
ду у русских танков, внезапно появившихся на ближних придонских холмах.

Воскресным вечером 22 ноября (это был, как сейчас помню, день поминовения п
огибших, стужа стояла лютая, и настроение было не только тревожное, но даж
е паническое) к нам ввалились несколько офицеров из оперативного отдела
штаба армии, «драпавших» из Голубинской. Они рассказали о печальном поло
жении в нашем армейском тылу, превратившемся теперь в передовую. По их сл
овам, командующий вместе с начальником штаба вылетел в станицу Нижне-Чи
рская, расположенную к западу от нашего «котла», где еще раньше были подг
отовлены зимние квартиры штаба армии. Некоторое время они находились та
м, но потом тем же воздушным путем возвратились в расположение своих окр
уженных войск, в район Сталинграда. Теперь штаб армии размещался в Гумра
ке.
Генштабистам в нашем оперативном отделе приходилось в те дни ломать гол
ову над сложнейшими тактическими задачами. Всего с месяц назад в корпус
прислали нового начальника штаба, до тех пор он работал в Восточном отде
ле разведуправления генерального штаба сухопутных сил и оттуда попал н
а фронт. Помню, меня самого посылали на вездеходе за новым начальником в ш
таб армии. В тот же день я и привез его, плечистого полковника, с красными л
ампасами генштабиста на брюках в наше «поместье» Песковатку, затерянну
ю среди унылой степи, где кругом на много километров ни кустика, ни деревц
а.
Новому начальнику штаба пришлось входить в курс дела, что называется, с м
еста в карьер. Начальник оперативного отдела также пришел в наш корпус н
едавно Ц его перевели к нам в первые дни русского наступления из штаба 8-
й итальянской армии, где он возглавлял специальную группу связи с нашим
командованием. Теперь же ему приходилось не только разрабатывать обычн
ые приказы по корпусу, но и обеспечивать отход целой армейской группиров
ки в высшей степени сложной и угрожающей обстановке.
Прежде всего, необходимо было вывести из донской излучины на восток неко
торые наши соединения, которые, беспорядочно отступая под напором насед
авшего противника и временно оказавшись в окружении, вынуждены были пос
пешно уничтожить большую часть тяжелой боевой техники и снаряжения.
1 2 3 4 5 6 7