Они помогают, но только по мере сил.
– Это не значит, что они вообще ничего не могут сделать.
– Я этого не говорила. По-моему, звонить 911 можно лишь в том случае, если что-то еще можно исправить к лучшему. Когда что-то осталось.
– Поясни, что ты имеешь в виду. Клер вздохнула:
– Мой отец совершил самоубийство, когда мне было одиннадцать лет. Он обанкротился; ты знаешь, как динамично развивается индустрия компьютеров. Ну, знаешь ли, его дело лихорадило давно, и они с мамой жили на грани финансовой катастрофы еще до моего рождения. Мы все были по уши в долгах, потому что отец с мамой хотели иметь все только самое лучшее. Новые машины каждые два года, громадный дом... я училась в престижной частной школе. Все более или менее ладилось, но когда он не смог получить высокооплачиваемую работу сразу после того, как лишился прежней, карточный домик рухнул.
– И он предпочел убить себя, вместо того чтобы решать вопросы с кредиторами? – в недоумении переспросил Хотвайер.
– Да. И это окончательно сломило мою мать. Она его обнаружила первой. Он застрелился. Все это звучит, как надуманная история в шестичасовых новостях, но я с этим жила. Мама бегала по дому и кричала: «Позвони 911!.. звони 911!» Только никто ничего не мог сделать. Папа умер, мы оказались банкротами, и даже портниха, что шила маме платья, из кожи вон лезла, чтобы получить все по счетам.
– Понимаю. У тебя зуб на полицию. Ты обижаешься за то, что они не смогли спасти твоего отца?
– Нет у меня никакого зуба на полицию.
Хотвайер хмыкнул, давая понять, что он-то знает: зуб у нее есть, да еще какой.
– Ладно. Есть у меня предубеждение. Но не против полиции. Просто у меня с полицией связаны неприятные воспоминания. После смерти папы мама начала пить, и она не была тихой пьяницей. Не из тех, что мирно посапывают на диване, высвистывая национальный гимн. Нет, она водила домой мужчин, у нее бывали припадки ярости, и она дралась со своими бой-френдами. И тогда приезжала полиция. Они приезжали и грозили отнять меня у нее. У мамы начиналась истерика, и мне приходилось ее успокаивать. Она говорила, что если и меня потеряет, то сделает то, что сделал отец.
– Убьет себя?
– Да.
– И ты ей верила.
– А почему я не должна была ей верить? Она была слабой. Как и мой отец. Никто из них не мог смотреть правде в глаза и жить настоящим. Мать пряталась от действительности, заливая горе алкоголем. Отец – вообще через смерть.
– И они оба оставили тебя собирать осколки?
– Да.
– Ты сказала, что твоя мама умерла.
– От скоротечного рака печени. Да. Я о ней заботилась.
– Поэтому тебе двадцать восемь, а ты только сейчас заканчиваешь учебу в университете?
– Я не могла оставить ее одну и уйти на занятия. Я и школу заканчивала на домашнем обучении.
– Дай-ка угадаю. Ты занималась самостоятельно?
– Разумеется. – Клер вздохнула. Она устала от неприятных воспоминаний. – Теперь ты понимаешь, что я не могу быть мишенью того, кто вломился в дом.
Хотвайер остановился и развернул Клер за плечи лицом к себе.
– Как ты пришла к такому выводу?
Она посмотрела ему в глаза, и непрошеное чувство громадного облегчения словно смыло с нее все печали. В глазах его больше не было ни недоверия, ни порицания.
– Может, я и построила для себя новую жизнь, но я не нажила ничего такого, что кто-то мог бы захотеть украсть. И у меня нет криминального прошлого. Ни приводов, ни судимостей. – Она все же была обижена на него за то, что он обвинил ее в преступных связях. – Ни в моем прошлом, ни в настоящем нет никого, у кого был бы повод вламываться в мое жилище.
– Ты не можешь знать это наверняка.
– Могу. Я не слишком общительна. Не завожу друзей с легкостью. Самые близкие мне люди – это Джозетта и пациенты Бельмонт-Мэнора. Скажи мне, как могут мои связи с группой пожилых людей сделать меня непосредственной мишенью злоумышленника?
– Я не знаю, но все указывает на тебя, Клер.
– Не понимаю, с чего ты это взял. Весь дом перевернули вверх дном, а не только мою спальню. Парень, что на меня напал, вполне мог подумать, что я – Джозетта.
– Тут что-то не складывается. Причем с самого начала не складывалось. Просто мы решили, что иного разумного объяснения нет.
– И тогда не было, и сейчас нет.
– Ты уверена, что все мне рассказала? – В Хотвайере больше не было прежней холодности, но во взгляде его больше не было и той взрывоопасной смеси сексуального желания и теплой заботливости, к которой Клер так успела привыкнуть. – Я хочу помочь тебе, Клер, но я не смогу этого сделать, если ты будешь что-то скрывать.
Она чувствовала себя преданной.
– Я только что рассказала тебе такое, о чем никогда никому не рассказывала. Ты думаешь, мне приятно признаваться в том, что мой отец предпочел убить себя, нежели жить со мной и с мамой, или в том, что моя мать тоже себя убила, пусть и медленно, беспробудным пьянством?
– Я сожалею, моя сладкая, я правда...
– Мне не нужна твоя жалость! – гневно воскликнула Клер, отталкивая его от себя. – Я просто хочу, чтобы ты понял, что в моей жизни нет ничего, что сделало бы меня мишенью какого-то маньяка. Все понятно?
– Я понимаю тебя, но, согласись, ты могла о чем-то позабыть, счесть не слишком важным, не относящимся к делу. Я понимаю, как странно это звучит, но дело не в том, что я тебе не верю. Я верю. Но интуиция, какой-то инстинкт говорит мне о том, что ты, именно ты в центре всей этой неразберихи.
– Ну что же, выходит, твой инстинкт тебя обманывает. – Клер развернулась и пошла к дому.
Ладонь Хотвайера легла ей на плечо – большая и теплая. Клер остановилась.
– Убери руку. – Ей невыносимо было чувствовать его прикосновение.
– Куда, позволь узнать, ты направляешься?
– Куда я иду и что делаю – тебя не касается.
Ей было наплевать, если ее заявления звучали взбалмошно. Она была зла на Хотвайера и не хотела находиться с ним рядом. То, что его интуиция говорила, будто из-за нее заварилась вся эта каша, наводило на мысль, что он ее каким-то образом осуждает, что он видит в ней нечто недостойное, нечто плохое.
– Если я обещал Джози, что присмотрю за тобой, то я это сделаю. Я обещаний на ветер не бросаю.
Грубая правда о том, что он рядом с ней только потому, что дал слово Джозетте, не способствовала улучшению настроения Клер.
– Я освобождаю тебя от обязательств. – Понимая, как глупо звучат ее слова, Клер обозлилась еще сильнее. Она попыталась вырваться, чтобы поскорее уйти, но Хотвайер не дал. Он схватил ее за плечо и прижал к себе. Его тепло, его запах обволакивали ее. Он взял Клер за подбородок и приподнял голову так, что ей ничего не оставалось, как посмотреть ему прямо в глаза.
– Ничего у тебя не получится. Я давал слово не тебе.
– Твое обещание напрямую касается меня, и я не хочу, чтобы оно оставалось в силе. – Голос Клер повысился почти до крика, и сердце стучало как сумасшедшее.
– Плохо, моя сладкая, потому что я буду стоять на своем. Клер резко дернула плечом и, высвободившись из его хватки, отступила на шаг.
– Я не нуждаюсь в том, чтобы ты за мной присматривал, и я не хочу, чтобы ты ошивался поблизости.
– Нет, я тебе нужен, – хрипло сказал Хотвайер. – За тобой идет охота.
– Это ты так говоришь.
Он издал звук, сильно напоминавший медвежье рычание.
– За кем бы они ни охотились: за тобой или за Джози, ты не можешь оставаться в этом доме одна.
– Я не собираюсь больше жить в этом доме.
Клер не была настолько безрассудна, чтобы не понимать: жить у Джози было небезопасно. Пока она еще не знала, как будет действовать. Но то, что съехать придется, она знала точно. Она должна перебраться туда, где смогла бы забыть об опасности.
– Куда ты планируешь переселиться? – Вопрос был задан вполне безобидным тоном, но язык тела сообщал совсем о другом: без дозволения Хотвайера она вообще никуда не двинется.
– Это не твоя забота. Считай, что одной головной болью у тебя меньше. Ты больше за меня не отвечаешь.
– Черта с два.
– Брось, Бретт. С этим покончено.
И вдруг атмосфера, их окружавшая, наполнилась электричеством и дух противоречия, исходивший от Хотвайера, куда-то исчез. Клер растерялась. Она не знала, как ей быть, и потому, когда он вторгся в ее личное пространство и схватил за плечи, не стала вырываться, а осталась стоять, внезапно потеряв всякое желание ему возражать. Она сама не понимала, что происходит.
– Я не хотел тебя обидеть, – сказал Хотвайер так, словно Клер и в самом деле была ему небезразлична.
Но она покачала головой. Редко кто обижает тебя намеренно, но обида от этого не перестает быть обидой. Чем ближе человек, тем обида горше. Клер и так позволила себе слишком сильно к нему привязаться.
– Это не важно.
– Нет, это важно, моя сладкая. Из-за меня ты готова совершить очень опрометчивый поступок. Я не могу этого допустить. Все кончится тем, что ты пострадаешь, и виноват в этом буду я.
– Ты не мой телохранитель. Ни за мою безопасность, ни тем более за мои чувства ответственности ты не несешь. Я тебе такой власти над собой не давала Хотвайер точно не знал, отчего Клер так разгорячилась, но он понимал, что должен все каким-то образом уладить. Он не мог позволить ей уйти из его жизни, особенно сейчас, когда ее жизнь была в опасности.
Может, она оскорбилась, решив, что он ей не верит?
– Ты сказала, что не знаешь, почему все это происходит, и я верю тебе. Я на самом деле тебе верю. – Он заглянул в ее карие глаза и мысленно приказал поверить ему. – Просто что-то мне подсказывает, что ты в центре всего происходящего, а жизнь научила меня доверять инстинктам.
– Но я не знаю, как такое возможно! – с горячностью возразила Клер. Она совсем не производила впечатления укрощенной.
– Очень давно я понял, что у «плохих парней» может быть совсем другая логика.
– Я не понимаю, почему твои инстинкты указывают на меня, Бретт. Честное слово, не понимаю.
Что-то в нем дрогнуло при звуке собственного имени, произнесенного мелодичным голосом Клер. Это уже не в первый раз. Нравится ему это или нет, эта женщина уже проникла к нему в кровь.
– Я тоже не понимаю, моя сладкая, но это так. Ты – мой друг, и я не хочу, чтобы ты пострадала.
Клер опустила голову. Теперь он мог любоваться лишь медной кудрявой гривой.
– Разве друзья сомневаются друг в друге?
Она все никак не могла выкинуть из головы то, что он подумал, будто у нее в прошлом были проблемы с законом.
– Иногда так бывает. Люди несовершенны, Клер. Но это не значит, что им друг на друга плевать.
– Но при чем тут я? Какое тебе до меня дело? Ведь я для тебя – ничто.
Она что, всерьез в это верит?
– Ты – мой друг, – повторил Хотвайер с нажимом на последнем слове. – И для меня это кое-что значит.
Он встречался со многими женщинами за свою жизнь, но немногих он называл друзьями.
– И для меня тоже.
– Значит ли это, что ты меня простила? Клер кивнула, но в глаза смотреть избегала. Хотвайер приподнял ее голову так, чтобы у нее не осталось иного выбора.
– Честно?
Клер закрыла глаза, словно захлопнула перед ним дверь в свою душу.
Он наклонился к ее лицу, и губы их почти соприкоснулись. Он знал, что пользоваться ее сексуальным влечением к нему нечестно, но в данный момент все средства были хороши, лишь бы восстановить добрые отношения. Словами он ничего не добился.
– Клер, – прошептал он у самых ее губ. Она ответила едва слышно, с придыханием: -Что?
– Открой глаза и скажи, что ты меня простила.
Она взмахнула ресницами, и Хотвайер увидел, что ее светло-карие глаза подернула дымка страсти.
– Я прощаю тебя.
Он застонал, внезапно позабыв, о чем они говорили, и прижался губами к ее губам. Он продолжал целовать ее, пока она не растаяла, прижимаясь к нему, пока дрожь желания не охватила его. Он был готов взять ее прямо здесь и сейчас.
Залаяла собака, вернув их к действительности. Они были в парке, у всех на виду.
Новобранец и тот не стал бы вести себя так на задании. Что, если в тот момент, когда он, Хотвайер, забыв обо всем на свете, целовал Клер, кто-то подкрался бы к ней и убил ее?
Хотвайер неохотно отстранился".
– Скоро приедут копы.
– Да.
– Нам пора возвращаться в дом.
– Угу, – вяло и как-то сонно сказала Клер. Хотвайер улыбнулся. Ему льстила ее реакция на его поцелуй. Довольный, он повел ее к дому.
Поскольку делать до приезда полиции все равно было нечего, они уселись на диван и включили телевизор. Хотвайер положил руку Клер на плечи, а она свернулась калачиком у него на груди. Хотвайеру было приятно, и он решил, что не станет переживать из-за невесть откуда взявшейся странной потребности все время прикасаться к Клер.
Хотвайер бездумно щелкал пультом, переключаясь с канала на канал, когда Клер вдруг его остановила:
– Подожди, я ее знаю.
– Кого?
– Вернись на местный бесплатный кабельный канал. Хотвайер вернулся назад, и на экране возникла пожилая женщина, беседующая с молодым человеком.
– Это же Куини! Что, скажи на милость, она делает на телевидении?
– Кто такая Куини?
– Моя приятельница из Бельмонт-Мэнора. Из интерната для престарелых.
Женщине со взбитыми седыми волосами и бледно-зелеными глазами было не меньше семидесяти. Ну и приятельница у Клер! Но Хотвайера это не удивляло. Клер была доброй, и пожилые люди, с которыми она работала, наверняка любили ее ненавязчивое общество.
– О чем она говорит? – спросил у Клер Хотвайер. – О какой конспиративной деятельности правительства?
– Понятия не имею. Тихо. Давай слушать. – Клер выхватила у Хотвайера пульт и прибавила громкость.
Куини совсем не производила впечатления милой пожилой леди. Глаза ее покраснели и горели гневом.
– Я абсолютно уверена в том, что это дело тайных правительственных служб. Лестер имел информацию, которая могла представить власти в весьма невыгодном для них свете...
Глава 8
– Итак, напоминаю вам, дорогие телезрители, что у нас в студии местная жительница Куини Гантер, близкая подруга недавно скончавшегося Лестера Уилсона, – говорил репортер, глядя в камеру. Затем он повернулся лицом к Куини: – Вы полагаете, что в смерти вашего друга кто-то замешан?
– Должно быть, сегодня новостей совсем нет, раз такое показывают, – протянул Хотвайер. Между тем Куини на вопрос репортера ответила утвердительно.
– Это местный канал. Участникам передачи платят по часам. Куини когда-то вела на нем свое ток-шоу. У нее еще остались старые связи.
– Мой бедный Лестер, это я виновата в его смерти, – сказала Куини. Она выглядела по-настоящему расстроенной. – Я написала заметку о его деятельности, и вот двумя неделями спустя его не стало.
– Вы не против поделиться содержанием вашей заметки с телезрителями?
Хотвайер невольно задался вопросом, какова аудитория у этой программы. Едва ли такого рода передачи вызывают интерес у многих. Другое дело – реалити-шоу.
– Я узнала, что мой дорогой друг был в юности наемным убийцей, – сообщила Куини, и даже сейчас, в минуты скорби, глаза ее возбужденно загорелись. – В основном он работал на правительство, но выполнял и частные заказы.
– И вы считаете, что правительство прикончило его, чтобы он молчал?
– Прикончило, – брезгливо прокомментировал Хотвайер. – Кто пишет реплики для этих ведущих?
Клер укоризненно нахмурилась, давая понять, чтобы of. замолчал.
Куини страстно закивала: – Да.
– С тех пор много воды утекло. Кому какое дело до того, что происходило лет сорок назад? И кто бы стал мстить за дела сорокалетней давности!
Куини окинула молодого ведущего ледяным взглядом. Его замечание явно отдавало отсебятиной.
– Я видела дневник Лестера. Последний заказ у него был в начале восьмидесятых.
Хотвайер натянулся как струна. Молодой ведущий заерзал на неудобном стуле.
– И все же и это событие произошло двадцать лет назад.
– Молодой человек, у моего Лестера были связи в правительстве, и, если бы они раскрылись, кое-кому было бы весьма неловко.
– А где сейчас его дневник?
– Пропал. – Куини произнесла эту фразу таким тоном, словно сам факт пропажи уже доказывал насильственный характер смерти Лестера.
– Вы в этом уверены? Может, дневник забрали уже после его смерти?
– Он пропал ночью накануне смерти моего друга. Лестер мне говорил. Он переживал из-за этого. Мы вместе с ним обыскали его комнату, и потом я обыскала его комнату уже после случившегося с ним сердечного приступа. Дневник определенно пропал...
Вскоре интервью закончилось, и Хотвайер выключил телевизор.
– Бедная Куини, она себя винит, – печально сказала Клер.
Хотвайер встал и окинул Клер внимательным взглядом. Он мысленно перебирал возможные сценарии.
– Почему?
– Она написала статью в «Газету ветеранов», в которой клеймила правительство за то, что те оплачивают киллеров.
– Так об этой заметке она говорила в начале интервью? Она была опубликована в «Газете ветеранов»?
– Да.
– Сколько людей могли ее прочитать?
– Тираж этой газеты вполне приличный. Она бесплатно доставляется всем проживающим в Бельмонт-Мэноре и еще в три похожих интерната.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30