Поэтому веселитесь со спокойной душой — горючее у «Великолепной» не кончится никогда, — Голос Фал-Грижни звучал с безжалостностью северного ветра. Герцог и его приближенные выслушивали монолог с нарастающим беспокойством. Фал-Грижни вечно удается испортить людям все удовольствие. — Теперь, когда ваше любопытство по поводу устройства венеризы удовлетворено, — продолжил чародей, — мы, возможно, обсудим и вопрос о долге Ламмиса, ведь ради обсуждения этого вопроса нас, насколько я понимаю, сюда и призвали.
— У нас хорошие новости, — сухо начал герцог. — Келдхар Гард-Ламмиса предложил нам чрезвычайно выгодные условия. В обмен на временную и сугубо формальную передачу титула и управления фортификационными укреплениями Вейно городу Гард-Ламмису сроком на двадцать лет келдхар предоставляет нам пятнадцатилетнюю отсрочку по выплате имеющегося долга.
На мгновение воцарилась гнетущая тишина. Затем Фал-Грижни осведомился:
— И эти условия ваше высочество называет выгодными?
— Келдхар упомянул и о возможности предоставления дополнительных займов.
— В обмен на что?
— Этого он не уточнил. Но у меня нет причины сомневаться в благих намерениях и доброй воле наших братьев из Гард-Ламмиса.
— Они нам никакие не братья, — тихо и горько произнес Фал-Грижни. — Они наши соперники, а при удачном для них стечении обстоятельств они могут превратиться и в наших врагов.
— Судя по всему, вы, милорд, склонны видеть врагов там, где их на самом деле нет. Но мы понимаем вашу тревогу. — Герцог заговорил с внешним спокойствием, однако было понятно, что такой поворот разговора ему неприятен. — Однако враждебность Гард-Ламмиса — это вопрос спорный. А вот наши нынешние трудности — вопрос бесспорный.
— Трудности? — Грижни уже не давал себе труда скрывать подлинные чувства. — Может быть, речь идет о расходах? О тратах на дорогостоящие игрушки вроде вот этой? — Он описал в воздухе круг, указывая на всю «Великолепную» в целом. — Трудности, связанные с новыми театрами, цирковыми аренами и прочими бессмысленными созданиями пышной роскоши? Трудности в связи с великолепными дворцами, огромными поместьями, ослепительными бриллиантами, золотыми и серебряными безделушками для вашего высочества и для фаворитов вашего высочества? Именно на такие трудности вы и ссылаетесь? Именно ради них вы и готовы поступиться крепостью Вейно? Главной твердыней, защищающей нас от вторжения с материка?
Приближенные герцога смотрели на Фал-Грижни с нескрываемой враждебностью. Причем сами манеры чародея, его голос, дрожь его губ и горделивая осадка головы раздражали их даже сильнее, чем смысл его слов. С особенным вниманием следил за чародеем Глесс-Валледж.
— Но нам не грозит вторжение с материка, милорд, — вступил в спор Бескот Кор-Малифон. — Такого никогда не было и, надо полагать, не будет.
— Не будет до тех пор, пока мы удерживаем Вейно.
— Ну, так крепость и впредь останется за нами.
— За нами? А гарнизон в крепости будет из Гард-Ламмиса?
— Лорд, вы всегда ожидаете худшего…
— И у меня есть на то все основания. Вы все, и советники герцога, и члены Совета Избранных, извольте выслушать меня! Слишком долго в нашем городе пользовались недостойными способами сбора денег, причем и собирали-то их на недостойные цели. — Взгляд темных глаз Фал-Грижни буквально впился в герцога. Гереза Вей-Ненневей, продолжавшая стоять рядом с председателем Совета Избранных, легонько подняла руку, словно желая предостеречь его, но не отошла от своего друга. — Уже много лет и простой народ, и аристократия облагаются все более и более тяжкими налогами, а теперь их ресурсы, равно как и их терпение, разве не исчерпаны до последней капли? А уж как немилосердно обирают живущих в провинции за стенами города… Взять хотя бы налог на наследство, практически лишающий сыновей отцовского имущества. Вся знать настроена враждебно по отношению к существующему режиму. — Последнее замечание явно шокировало герцога, но Грижни невозмутимо продолжал: — Простой народ доведен до отчаяния, меж тем его сознательно отвлекают от подлинной причины бедствий и источника всех несчастий. Но в конце концов люди поймут, что к чему,— и тогда следует ожидать вооруженного восстания!
Высосав едва ли не все до последней капли из города и провинции, — продолжал Грижни, — власть обратилась к внешним источникам. Мы приняли воровское золото — и взамен предоставили убежище беглым преступникам из чужих краев. Мы отдали на откуп чужакам городскую гавань; наши чиновники берут взятки у иностранцев и предоставляют им взамен торговые льготы и концессии. А в последнее время мы начали брать и внешние займы, причем под ростовщический процент. Все это достойно самого строгого осуждения; подобная политика ослабила нас во многих отношениях, что наверняка не замедлит проявиться впоследствии. Но пожертвовать нашей воинской твердыней, впустить иностранные войска на землю Ланти-Юма — означает заявить о нашей возрастающей слабости, означает растрезвонить об этом на весь мир. Тем самым мы объявим собственный город лакомым трофеем для любого захватчика — и, не сомневайтесь, найдутся те, кто поспешит принять это к сведению. Это слишком высокая, слишком непомерная цена за… блестящие игрушки. Я говорю все это в двойном качестве — и от себя лично, и как магистр ордена Избранных. Я категорически заявляю: крепость Вейно не должна быть и не будет передана в чужие руки!
— Не должна? И не будет? — У герцога не осталось и следа недавнего благодушия. — Едва ли решение останется за вами, Грижни.
— Ваше высочество отвергает мнение Совета Избранных?
Фал-Грижни произнес последнюю реплику угрожающе.
— У Избранных право совещательного голоса. А вовсе не решающего.
— Но не означает ли сложившаяся ситуация необходимости исправить подобное положение вещей?
— Она означает необходимость исправить положение вещей вокруг Совета Избранных и его нынешнего председателя. В дни моего деда, позволю себе напомнить, дело обстояло совсем иначе. Избранные решали свои вопросы и не вмешивались в вопросы управления государством!
— В дни вашего деда у Избранных не было причины вмешиваться.
Герцог пришел в ярость.
— Но я не потерплю подобного вмешательства! Избранные отнюдь не всемогущи, и они обязаны подчиняться светским законам…
— Избранные — это верноподданные слуги вашего высочества, — ловко вмешался в разговор Саксас Глесс-Валледж. — Их единственная цель — преуспеяние города Ланти-Юм и его законного правителя. И если мы и проявляем чрезмерное рвение, то лишь потому, что судьба государства нам не безразлична.
— Излишнее рвение я бы простил, Саксас, — возразил герцог. — А вот публичного вызова не прощу никогда.
— Ни о каком публичном вызове и речи идти не может, — воскликнул Глесс-Валледж. — Господин председатель просто, несколько, увлекся и сам сейчас конечно же в этом раскаивается. Как раскаиваюсь за него и я. Но взволновало его исключительно, общественное благо.
— Я собирался поговорить о внешнем займе. Вопрос получил в данном случае неправомерное развитие. — Фал-Грижни мог сейчас пользоваться воплощением неколебимой гордости. — Я убежден в том, что крепость Вейно нельзя ни при каких обстоятельствах отдавать в залог под гарантию дальнейшего долга. Убежден настолько, что не остановлюсь перед использованием особых ресурсов, которыми обладают Избранные, для предотвращения подобного поворота событий.
Слово было наконец произнесено. Фал-Грижни облек в словесную форму главную угрозу, перед которой трепетали приближенные герцога. И они уставились на него в яростном молчании.
Лицо герцога из пунцового превратилось в темно-багровое.
— Вот оно как! — заорал он. — Вы угрожаете неповиновением в случае, если мы не удовлетворим ваших требований?
— Я обещаю противодействие.
— Значит, вы со своими колдунами задумали диктовать мне политику? Может, вы и править захотите вместо меня, а, Грижни? Может быть, вы и впрямь метите на мое место?
— Ваше высочество отвлекается от предмета дискуссии, — ледяным тоном заметил Фал-Грижни.
— Как бы нам всем не разъяриться, а потом не устыдиться, — начал с прибаутки Глесс-Валледж. — Разумеется, досточтимые лорды, дело не должно зайти так далеко. И нет никакого смысла в том, чтобы длить этот спор на свежем воздухе, когда нас видят и слышат все жители Ланти-Юма. На борту «Великолепной» имеется салон, в котором мы могли бы расположиться вдали от посторонних ушей. В салоне курятся благовония, там нас ожидает охлажденное вино и яства, способные обострить наши умственные способности и чувства.
Придворные восхищенно зашептались.
— Мой дух омрачился, Саксас, — вздохнул герцог. — Мне и впрямь не помешало бы отдохнуть.
Глесс-Валледж повел герцога по палубе; придворные почтительно потянулись следом за ними. На какое-то мгновение Фал-Грижни и его спутница заколебались. Вей-Ненневей была женщиной чрезвычайно высокого роста, едва ли меньшего, чем сам Грижни. Ее рост подчеркивали прямая осанка и высокая, на античный лад, прическа. На сильном и строгом лице пожилой женщины были ясно написаны сомнения.
— Ты скорее повредил делу, Террз, чем помог ему.
Она произнесла это с прямотой, право на которую дает многолетняя дружба.
— Мне казалось, Гереза, что в этом отношении мы с тобой заодно.
— В том, что касается твоих мотивов, да, заодно. Но не в том, что касается твоих методов. Они представляются мне непродуктивными.
— Вот как, мадам? — сухо переспросил он.
— Нет ни малейшего смысла в том, чтобы переходить в наступление. Это действительно так. Ты разозлил герцога и его приближенных. И, поступив так, тем самым нанес ущерб собственному делу, которое в равной мере является и моим, и сильно подыграл собственным врагам. Надо обратиться к иной тактике.
— Ну и что ты посоветуешь? Кланяться, льстить, заискивать, строить из себя подобострастного придворного? Превратиться во второго Глесс-Валледжа?
— Разумеется нет. Да ты бы и не смог вести себя так, даже если бы захотел. Но не следует искушать герцога столь явной непочтительностью, да и недооценивать собственных врагов тоже не стоит. Их у тебя бесчисленное множество, и подобное публичное поведение с твоей стороны идет им на пользу.
— Но глупость и тщеславие Дил-Шоннета выводят меня из себя. Никакого терпения на него не напасешься!
— И все же нетерпение следует маскировать.
— И в частном разговоре, и в официальном я всегда говорю то, что думаю. И никто не заставит меня изменить этому правилу, — возразил Грижни.
— В этих словах больше гордыни, чем честности. Есть много способов высказывать подлинное мнение, никого при этом не задевая.
—Я их не знаю.
Вей-Ненневей поняла тщетность своих усилий. Вздохнув, она переменила тему разговора.
— А что это за молодой человек стоял рядом с Кру Беффелом? Он смотрел на тебя с такой яростью. Он своим горящим взором напомнил мне «Занибуно» — ты ведь помнишь эту поэму?
— Ax, этот… Это младший сын Трела Уэйт-Базефа. Ему страсть как не терпится войти в число Избранных.
— А у него есть способности?
— Способности у него немалые, но отсутствует дисциплина и почти нет правильной методики. Через годик-другой он дозреет, и тогда я порекомендую его. А до тех пор я останусь противником этой кандидатуры.
— Ага, тогда мне понятно, почему он смотрел на тебя с такой ненавистью. Хотя, честно говоря, мне показалось, что в этом есть и что-то другое, что-то личное. — Пристально посмотрев на жесткое и напряженное лицо друга, она внезапно спросила: — А как твоя молодая жена? Я не успела поговорить с ней на свадьбе, но мне показалось, что она — очаровательное дитя.
Лицо Террза Фал-Грижни несколько подобрело.
— Она хорошая. Я познакомлю тебя с ней нынешним вечером.
— Выходит, счастливый брак?
Фал-Грижни как бы ненароком отвернулся от нее.
— Слишком рано судить об этом.
Да и не стал бы он обсуждать подобные вопросы ни с кем — даже с нею.
— Ты уже перестал считаться с тем, что намеченный тобою курс действий подвергает известной опасности и твою молодую жену? — как бы мимоходом спросила Вей-Ненневей.
Фал-Грижни резко повернулся к ней.
— Я тебя не понимаю.
— Прекрасно понимаешь, Террз. — Он удивленно поднял брови, поэтому она продолжала: — Ты разгневал герцога и его могущественных друзей в такой степени, что они уже предприняли несколько покушений на твою жизнь. Если подобные испытания лишь обостряют твое самоуважение, не говоря уж о самоуверенности, — что ж, я не против; это, разумеется, твое личное дело. — Она обратила внимание на то что ее слова, похоже, не столько сердят, сколько изумляют его. — Но сейчас ты, по-моему, зашел слишком далеко. Ты пригрозил систематическим противодействием политике герцога со стороны Избранных, а твои враги не замедлят объявить подобные намерения и поступки государственной изменой.
— Не сомневаюсь, — пренебрежительно ответил Грижни. — И что же, ты страшишься за Избранных?
— Не слишком. Избранные в состоянии защитить себя.
— А я в состоянии защитить не только себя, но и своих близких.
— Ты переоцениваешь собственные силы. Можешь презирать своих врагов сколько хочешь, но относиться к их делам и планам нужно серьезней. И если тебя обвинят в измене, ты окажешься в самой настоящей опасности.
— Ты преувеличиваешь.
— Мне так не кажется. И не забывай: если тебя казнят как предателя, то твою молодую жену ждет, скорее всего, та же участь.
— Такая возможность исключена, — заверил ее Фал-Грижни. — В случае нападения я обращусь к Познанию. Но я не предвижу и возможности нападения. Опасностям, о которых ты говоришь, не суждено воплотиться в жизнь.
Дальнейший разговор не имел никакого смысла. Вей-Ненневей и Фал-Грижни проследовали в салон и присоединились к герцогу и его свите. Герцог уже успокоился, а напитки и кушанья, обещанные Глесс-Валледжем, возымели на него благотворное действие. Зрачки герцога расширились, и настроение поднялось. Тем не менее весь остаток дня прошел в яростных спорах. Фал-Грижни неутомимо настаивал на необходимости реформ, и его обжигающе холодная и непримиримая манера держаться выводила из себя оппонентов. Прежде чем совещание закончилось, он, сам того не желая, сумел объединить всех своих врагов, и даже дипломатическое искусство Герезы Вей-Ненневей не смогло поправить положения.
Прежде чем совещание завершилось, Фал-Грижни объявил присутствующим, что Избранные прекращают выполнять жреческие и пророческие обязанности, связанные с вопросами о рождении, о смерти, о заключении брака, о торговых делах, о ставках в азартных играх и так далее применительно к аристократическим семействам Ланти-Юма до тех пор, пока не будет окончательно утрясен вопрос о крепости Вейно. Более того, Избранные снимают свою защиту с традиционных путей торгового флота Ланти-Юма.
Это заявление повергло Повона Дил-Шоннета в неудержимую и неконтролируемую ярость. Фал-Грижни проследил за реакцией герцога на свои слова, а затем, не сказав более ни слова, покинул салон. Немалое количество горячительного и освежительного ушло на то, чтобы хоть как-то успокоить герцога. Но даже после этого о подлинно хорошем настроении не могло быть и речи, хотя «Великолепная» по-прежнему мчалась по водам самых больших каналов к вящему изумлению толпящегося на берегу народа.
Фал-Грижни наконец прибыл домой. Верран, только взглянув на него, поняла, что ее муж разгневан и что его гнев никак не связан с нею самой. Ей оставалось только догадываться, что совещание с герцогом и его приближенными не завершилось триумфом. С Грижни прибыла и Гереза Вей-Ненневей — вся ум и поистине столичный шарм.
Ужин удался на славу, и настроение чародея явно улучшилось. Его тронутые льдом глаза постепенно оттаяли, а когда он наконец обратил внимание на новые циновки, то обрадовался и развеселился по-настоящему. Верран и сама пребывала в превосходном настроении. Но вот Вей-Ненневей, улучив удобную минуту, отвела ее в сторонку для разговора с глазу на глаз. Разговор затянулся надолго, а заключительные его фразы звучали потом в мозгу у Верран на протяжении долгих месяцев.
— Мне кажется, дорогая, Террз поступил правильно, женившись на вас. Вы, конечно, очень молоды, но все же вы с ним станете, по-моему, отличной парой. И я, наверное, не ошибусь, предположив, что вы готовы сослужить своему мужу великую службу? — Верран, несколько насторожившись, кивнула. — Тогда употребите все ваше влияние на то, чтобы убедить его умерить пыл по отношению к противникам и оппонентам. Попробуйте научить его держаться несколько скромнее.
— Научить лорда Грижни! — Сама мысль о такой возможности изумила Верран. — Да как же я могу? Он воплощение мудрости!
— Мудрости — да, я согласна. Вы вышли замуж за величайшего мудреца из всех, кто когда-либо жил или будет жить на земле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38