В данном конкретном случае толпу призвали к насилию личные враги Рева Беддефа, которые являются также и моими заклятыми врагами.
— Вы хотите сказать, лорд, что такое может случиться и с вами? На вас могут напасть на улице?
До сих пор ей и в голову не приходило, что Грижни может оказаться уязвимым, как самый обыкновенный смертный. От него так и веяло неприступностью и неуязвимостью.
— Это не исключено, — безучастно ответил он. — Но, в отличие от Рева Беддефа, который тратил творческую энергию на изобретение самовозводящихся пирамид, я создал средства личной защиты.
— И что это за средства?
— О, они весьма многочисленны. С одним из них вам уже довелось столкнуться. — И в ответ на ее недоуменный взор, он добавил: — В Черной комнате. То есть в той комнате, в которой я вас только что нашел.
— Но это было чудовищно! Просто чудовищно! Я никогда не видела и не чувствовала ничего подобного!
— Надеюсь, что так. Тьма в Черной комнате…
— Какая она душная! Какая тошнотворная! Я даже не могу описать вам, что я там ощутила.
— Эта тьма, — с поразительным терпением продолжил Фал-Грижни, — которая ассоциируется со смертью и с ядовитым распадом света, представляет собой мое личное изобретение, причем самого зловещего свойства. Это могучее оружие, которое я в урочный час смогу обрушить на головы своих врагов. Но в моем распоряжении имеются и другие ресурсы. Если потребуется, изобретенный мною Ледяной Щит накроет весь дворец Грижни. Будьте уверены, я сумею постоять за себя и за своих близких!
— Постоять за себя — но против кого? Кому вы бросаете вызов? — Она помедлила. — Тот человек, который попытался напасть на вас вчера…
— Это был несчастный, разумом которого завладела чужая воля. Он, должно быть, и сам толком не понимал, что делает, и никакой ответственности он за это нападение не несет. Боюсь, он всего лишь понапрасну напугал вас, мадам.
— Ах нет, милорд. Совсем он меня не напугал. Когда прямо передо мной как из-под земли вырастает размахивающий ножом безумец, меня это не пугает, а только забавляет.
Грижни не без интереса посмотрев, на нее.
— Во всяком случае, таких людей вам бояться и впрямь не стоит. Но, будучи моей женой, вам следует предельно остерегаться Глесс-Валеджа и Хаика Ульфа. Они теперь стали и вашими врагами. Да и на благосклонность герцога рассчитывать не приходится.
— Я это заметила. Но почему его высочество не любит вас?
— Ему известно, что я распознал его слабость и некомпетентность в качестве правителя. Более того, он и зависит от Избранных, и трепещет перед ними. Хотя и то, и другое не сулит ему ничего хорошего.
— Но вы же не сказали ему об этом в открытую!
— Напрямую не сказал. Но и взглядов своих от него таить не стал. Я, знаете, не царедворец.
«Чего нет, того нет», — подумала Верран. А в ее собственном роду все мужчины были сладкоречивыми дипломатами. И бесстрашная прямота мужа повергала ее прямо-таки в отчаяние. Честность — это, конечно, хорошо, но…
Вслух она спросила:
— А что с Глесс-Валледжем?
— Ищет славы и благосклонности герцога. Умен, тонок и бесконечно подл — такое вот сочетание.
— А Хаик Ульф?
— Он ненавидит и боится Избранных. Ему не нравится их вмешательство в светские дела. Он воин и аристократ, уверенный в том, что все дела государства должны решать аристократы и воины. Воображение у него отсутствует, подлинный ум тоже, я о нем самого невысокого мнения и считаться с ним не намерен, — без обиняков пояснил Фал-Грижни.
Верран была не слишком уверена в справедливости подобной оценки, однако решила держать свое мнение при себе.
— А вот теперь я понимаю, где мы находимся, — сменила она тему. — Мои покои в дальнем конце этого зала.
— Вам, наверное, хочется освежиться, — заметил Грижни, критическим взглядом окинув ее растрепанные одежды. — А потом мы проследуем в главный зал и все мои слуги рады будут приветствовать вас. В зал вас проводит Нид. Вы теперь не боитесь оставаться с ним с глазу на глаз?
Верран, обернувшись, посмотрела на мутанта.
— Нид, — позвала она. — Мне кажется, я могу тебе доверять.
Нид радостно зашипел.
— Вы рассудили правильно, и вы не робкого десятка. Ваше поведение радует меня, мадам.
И не дожидаясь ответа на сделанный комплимент, Фал-Грижни отвернулся от жены и пошел прочь по коридору, предоставив леди Верран в одиночестве поразмыслить над уникальностью своего мужа и его положения в обществе.
Глава 4
За мутантами необходимо было приглядывать. Они были трудолюбивы и неутомимы, но несколько неуклюжи при исполнении домашних дел, требующих определенной точности и сноровки. Отрадным исключением являлись лишь трудовые навыки, связанные с умением прясть, ткать и вязать безупречные узлы. По-видимому, им помогали врожденные инстинкты, связанные с пребыванием в материнской паутине. И леди Верран решила воспользоваться искусством слуг.
Верран находилась сейчас на кухне дворца Грижни. Это было просторное помещение с высокими каменными сводами. Вокруг нее хлопотали мутанты. Все это утро они мастерили эластичные циновки, которыми предстояло покрыть полы. Сначала они ткали особые ленты из тонкой пряжи. Затем их окрашивали в различные цвета. А сейчас мутанты уже сплетали разноцветные полосы в большие красивые ковры. Работали они практически безупречно. Верран поглядывала на них не без удовольствия, потому что сейчас по истечении шести недель, проведенных ею во дворце Грижни, эти существа уже не казались ей столь странными и таинственными. И впрямь им оказались присущи верность хозяевам и готовность к самопожертвованию, какие не часто встретишь среди людей. А что касается их внешности… Теперь, привыкнув к присутствию в доме молодой госпожи, мутанты больше не прятали лица под клобуками плащей. И Верран обнаружила, что лицам этих темных волосатых созданий присуща гамма выражений, почти не уступающая человеческой. Глаза, которым случалось гореть грозным пламенем, смотрели, как правило, мирно и умильно, а когтистые лапы, способные разорвать человеческое лицо одним-единственным ударом, оказались, наряду с прочим, превосходными садовыми инструментами. И в конце концов, мутанты были далеко не такими уж страшилищами.
— А не понадобятся ли Вам дополнительные синие ленты? — спросила леди Верран. — Или хватит и тех, что есть?
Мутанты ответили успокоительным шипением. Просто поразительно, как по-разному звучало в разные минуты их шипение и сколько разнообразных чувств оно передавало. Верран обнаружила, что может поддерживать со слугами своего рода беседу. Чем дольше она прислушивалась к их шипению, тем больше похожих на слова и фразы оттенков в нем различала.
Она лишний раз проверила, как подвигается работа.
— Просто загляденье получится, — воскликнула она, и в ответном шипении мутантов ей послышалась признательность. Но они и впрямь заслужили похвалу, потому что дорожки действительно получались замечательными. Им предстояло украсить огромный дворец Грижни с его колоннами и куполами, а сам их рисунок — этакая голубая рябь — олицетворял воды канала Сандивелл; качество же от начала до конца оставалось безупречным.
Сегодня им предстояло проявить и кулинарное искусство. Во дворце ждали к ужину редкую гостью. Сюда обещала прибыть Гереза Вей-Ненневей.
Вей-Ненневей была чародейкой, одной из немногих женщин, допущенных в ряд Избранных, и единственной — входящей в Совет. Тем, что вопреки принадлежности к слабому полу ей удалось занять столь высокое положение, она была обязана своим выдающимся успехам в овладении Познанием. Будь она мужчиной, она, возможно, претендовала бы и на роль председателя. Женщина, обладающая удивительным могуществом, она была последним из личных друзей, который остался у Террза Фал-Грижни.
И хотя бы по этой причине, не говоря уже обо всех остальных, леди Верран хотелось оказать ей особенные знаки внимания. Впрочем, специальные приготовления были призваны порадовать не только ее, но и самого Фал-Грижни. И Верран не сомневалась в том, что они его сумеют порадовать. Конечно, он ничего не скажет, особенно в присутствии гостьи, но несколько удивленно поднимет брови и недолгая вспышка радости в его темных глазах подскажет леди Верран, что ее муж доволен. Никто другой не заметит этого, а Верран заметит. Раз уж она научилась разбираться во всем диапазоне шипения домашних слуг, то и мысли и настроения мужа перестали быть для нее тайной, хоть и выдает он это порой едва уловимыми улыбками и гримасами.
Подумав о муже, Верран нахмурилась. Конечно, кое-что читать по его лицу за эти шесть недель она научилась, но в общем и целом он оставался для нее полнейшей загадкой. Он относился к ней с неизменной и несколько рассеянной учтивостью и ни разу за все эти шесть недель не переступил порог ее покоев, равно как и она сама ни разу не побывала у него. Она бы вполне могла предположить, что просто-напросто не нравится ему, однако, исходя из того, что он достаточно часто искал ее общества — и, строго говоря, куда чаще, чем это предписывал этикет, — она понимала, что дело обстоит не совсем так. Более того, Террз Фал-Грижни был не из тех, кого волнует чужое мнение или какие бы то ни было предписания, и если он ищет ее общества, то не ради соблюдения этикета, а потому что ему нравится быть с ней. Страх Верран перед мужем мало-помалу уменьшился, хотя не исчез окончательно. Она до сих пор не оставила сомнений относительно того, не является ли ее муж сыном Эрты… И все же ей и самой, несомненно, нравилось его общество. Никто не умел говорить с таким изяществом, как Фал-Грижни, но, конечно, только тогда, когда на него нападала охота поговорить. Никто не обладал столь глубокими познаниями, никому не была присуща такая широта мировоззрения. Когда он заговаривал о надеждах, питаемых им в связи с будущим Ланти-Юма, город, казалось, оживал перед взором Верран и расцветал всеми цветами радуги. Чаще, однако же, куда чаще Фал-Грижни рассуждал о коррупции, вырождении и бесследном исчезновении былого величия. Но хотя его мудрости была присуща несомненная горечь, сама эта горечь никогда не была направлена против Верран. У нее создалось смутное впечатление, что она забавляет его, и это ее радовало, потому что ей постоянно хотелось отвлечь мужа от горестных раздумий. Тоска, порой находившая на Фал-Грижни, была ледяной и темной, ее причиной наверняка были загадочные для Верран страхи и обиды, одолевавшие этого, столь не похожего на остальных, человека.
Леди Верран не смела и надеяться на то, чтобы развеять эту печаль, и лишь время от времени, когда ей ненадолго удавалось разогнать зловещие тени, она от всей души ликовала.
— Лорд Грижни встречается с герцогом, — сообщила она мутантам. — Вечером, когда он вернется, у нас будет важная гостья. Увидев плоды ваших трудов, он будет гордиться вами.
Радостно зашипев, мутанты удвоили усилия.
Новая венериза герцога была великолепна. Зеленые шелковые паруса расшиты золотыми лилиями и розами. Руль и весла позолочены, а главная мачта изубрана черным гагатом. Сегодня венериза сошла на воду в первый раз. Ей дали название «Великолепная» — и она и впрямь была в своем роде совершенной.
На борту «Великолепной» герцог со своими приближенными возлежали на зеленых диванах посреди крытой паркетом палубы. Вокруг них во всем великолепии вставал город Ланти-Юм, но его красота оставляла их равнодушными. Шло важное совещание, в ходе которого герцог должен был обсудить важные государственные дела со своими лордами и с представителями Совета Избранных. Хотя на самом деле говорили сейчас главным образом о новой венеризе, и придворные наперебой спешили принести поздравления своему сюзерену.
— Великолепно, ваше высочество! Никогда не видел такой изумительной венеризы.
— Истинное чудо роскоши и красоты, ваше высочество.
— Его высочество преподал своим подданным замечательный урок. Его высочеству удалось поднять экстравагантность на уровень подлинного искусства.
— Эта венериза, ваше высочество, похожа на танцовщицу из Зеллании, — заметил пышно разодетый Бескот Кор-Малифон. — Та же ленивая грация, та же плавность!
— Отличное сравнение, Бескот, — явно обрадованный, ответил Повон Дил-Шоннет. — Потому что кажущаяся лень «Великолепной», как и кажущаяся лень танцовщицы из Зеллании, может неожиданно смениться более чем увлекательной активностью. И я докажу это вам всем.
Герцог, содвинув унизанные перстнями руки, хлопнул в ладоши, и тут же перед ним предстал судовой офицер в расшитом золотом зеленом мундире. Герцог отдал ему какое-то распоряжение. «Великолепная» содрогнулась, получив импульс, заставивший ее в буквальном смысле слова подняться из воды. А затем она помчалась вперед на совершенно немыслимой скорости, скользя над поверхностью канала, как скользил бы пущенный меткой рукой плоский камешек. Изумленные и обрадованные пассажиры восторженно закричали. «Великолепная» неслась с такой скоростью, что лодки и баржи не без труда уворачивались от ее стремительного приближения. На одной небольшой барже, груженной фруктами, люди оказались не столь проворными — и ее захлестнуло волной, струящейся из-под руля гигантской венеризы. Другую баржу «Великолепная», пролетая мимо, легонько задела, но этого оказалось вполне достаточно, чтобы владелец баржи и большая часть его товара полетели через борт в запенившуюся воду. Отчаянные вопли владельца баржи слились с восторженными возгласами, доносящимися с борта венеризы, а горожане, стоя по обоим берегам канала, с ужасом наблюдали за происходящим. «Великолепная» промчалась мимо герцогского дворца, мимо дома Феннахар, мимо круглой башни Ка-Неббинон, мимо дома Беффела и, не снижая скорости, понеслась в сторону статуи Кройно Дета. Ветер играл в зеленых парусах, беззвучно вздымались золоченые весла; волна разрушения оставалась там, где промчался на своей яхте герцог. И лишь свернув под старый мост Итчей, герцог, не переставая смеяться, распорядился несколько сбавить скорость.
— Это истинное чудо, ваше высочество!
— Как вам это удалось?
— Эта венериза представляет собой дружественный дар и личное изобретение моего дорогого друга Саксаса Глесс-Валледжа, — пояснил герцог. — Так что техническую сторону дела пусть объяснит он сам. Ваше слово, Саксас!
Глесс-Валледж обаятельно улыбнулся.
— Разве, полюбовавшись изумительной картиной, благородное собрание обратилось бы к живописцу с вопросами о технике письма или же об источнике его вдохновения? Увы, создатель шедевра бессилен истолковать его происхождение. Настроившись на сугубо технический лад, он заговорит о красках, о маслах, с помощью которых смешал свои краски, об особо тонких кистях — и понесет еще много такого же, ровным счетом ничего не значащего, вздора. Он только бесцельно утомит слушателей. Хуже того, он омрачит впечатление, оставшееся у них от его шедевра, он уничтожит блеск, иллюзию, тайну… И тем самым погубит доверие, которое с самого начала вызвала у зрителей его работа. Короче говоря, ваше высочество, любое объяснение моих трудов чревато двойной опасностью: я и наскучу своим благородным слушателям, и низведу тайну «Великолепной» до смешного.
И, произнеся этот монолог, он насмешливо поклонился.
— Браво, Валледж!
И все находящиеся на борту «Великолепной» разразились веселым смехом. Все, за исключением Террза Фал-Грижни. А он застыл чуть в стороне от всего развеселившегося общества. В своем черном плаще он походил на ворона среди беспечных пересмешников. Рядом с ним стояла его верная союзница Гереза Вей-Ненневей.
— Характер и скорость движения этого судна имеют чрезвычайно простое объяснение, — заговорил Фал-Грижни, и все с удивлением посмотрели в его сторону. — Я готов объяснить вам это, чтобы вы могли осознать истинную причину своего веселья. Венериза благодаря Познанию снабжена великим множеством нервных окончаний, способных поглощать жизненную энергию и силу людей. Поглощаемая таким образом эманация придает судну невиданную скорость. В трюме заточены люди, энергия которых и служит источником питания. Сейчас они беспокоятся, теряют сознание, им кажется, будто их высосали досуха. Довольно скоро они умрут от истощения, после чего их заменят другими. Должно быть, речь в обоих случаях идет о приговоренных к смерти преступниках. Невелика опасность того, что запас людей, которых можно «потратить» на горючее для «Великолепной», когда-нибудь иссякнет. Если учесть свирепость наших законов и легкость, с которой у нас выносят смертные приговоры, список осужденных окажется поистине бесконечным. Но если представить себе маловероятное, если представить себе, что на осужденных преступников возникнет дефицит, другой институт, присущий нашему обществу, а именно рабство, всегда способен обеспечить необходимый запас человеческих тел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
— Вы хотите сказать, лорд, что такое может случиться и с вами? На вас могут напасть на улице?
До сих пор ей и в голову не приходило, что Грижни может оказаться уязвимым, как самый обыкновенный смертный. От него так и веяло неприступностью и неуязвимостью.
— Это не исключено, — безучастно ответил он. — Но, в отличие от Рева Беддефа, который тратил творческую энергию на изобретение самовозводящихся пирамид, я создал средства личной защиты.
— И что это за средства?
— О, они весьма многочисленны. С одним из них вам уже довелось столкнуться. — И в ответ на ее недоуменный взор, он добавил: — В Черной комнате. То есть в той комнате, в которой я вас только что нашел.
— Но это было чудовищно! Просто чудовищно! Я никогда не видела и не чувствовала ничего подобного!
— Надеюсь, что так. Тьма в Черной комнате…
— Какая она душная! Какая тошнотворная! Я даже не могу описать вам, что я там ощутила.
— Эта тьма, — с поразительным терпением продолжил Фал-Грижни, — которая ассоциируется со смертью и с ядовитым распадом света, представляет собой мое личное изобретение, причем самого зловещего свойства. Это могучее оружие, которое я в урочный час смогу обрушить на головы своих врагов. Но в моем распоряжении имеются и другие ресурсы. Если потребуется, изобретенный мною Ледяной Щит накроет весь дворец Грижни. Будьте уверены, я сумею постоять за себя и за своих близких!
— Постоять за себя — но против кого? Кому вы бросаете вызов? — Она помедлила. — Тот человек, который попытался напасть на вас вчера…
— Это был несчастный, разумом которого завладела чужая воля. Он, должно быть, и сам толком не понимал, что делает, и никакой ответственности он за это нападение не несет. Боюсь, он всего лишь понапрасну напугал вас, мадам.
— Ах нет, милорд. Совсем он меня не напугал. Когда прямо передо мной как из-под земли вырастает размахивающий ножом безумец, меня это не пугает, а только забавляет.
Грижни не без интереса посмотрев, на нее.
— Во всяком случае, таких людей вам бояться и впрямь не стоит. Но, будучи моей женой, вам следует предельно остерегаться Глесс-Валеджа и Хаика Ульфа. Они теперь стали и вашими врагами. Да и на благосклонность герцога рассчитывать не приходится.
— Я это заметила. Но почему его высочество не любит вас?
— Ему известно, что я распознал его слабость и некомпетентность в качестве правителя. Более того, он и зависит от Избранных, и трепещет перед ними. Хотя и то, и другое не сулит ему ничего хорошего.
— Но вы же не сказали ему об этом в открытую!
— Напрямую не сказал. Но и взглядов своих от него таить не стал. Я, знаете, не царедворец.
«Чего нет, того нет», — подумала Верран. А в ее собственном роду все мужчины были сладкоречивыми дипломатами. И бесстрашная прямота мужа повергала ее прямо-таки в отчаяние. Честность — это, конечно, хорошо, но…
Вслух она спросила:
— А что с Глесс-Валледжем?
— Ищет славы и благосклонности герцога. Умен, тонок и бесконечно подл — такое вот сочетание.
— А Хаик Ульф?
— Он ненавидит и боится Избранных. Ему не нравится их вмешательство в светские дела. Он воин и аристократ, уверенный в том, что все дела государства должны решать аристократы и воины. Воображение у него отсутствует, подлинный ум тоже, я о нем самого невысокого мнения и считаться с ним не намерен, — без обиняков пояснил Фал-Грижни.
Верран была не слишком уверена в справедливости подобной оценки, однако решила держать свое мнение при себе.
— А вот теперь я понимаю, где мы находимся, — сменила она тему. — Мои покои в дальнем конце этого зала.
— Вам, наверное, хочется освежиться, — заметил Грижни, критическим взглядом окинув ее растрепанные одежды. — А потом мы проследуем в главный зал и все мои слуги рады будут приветствовать вас. В зал вас проводит Нид. Вы теперь не боитесь оставаться с ним с глазу на глаз?
Верран, обернувшись, посмотрела на мутанта.
— Нид, — позвала она. — Мне кажется, я могу тебе доверять.
Нид радостно зашипел.
— Вы рассудили правильно, и вы не робкого десятка. Ваше поведение радует меня, мадам.
И не дожидаясь ответа на сделанный комплимент, Фал-Грижни отвернулся от жены и пошел прочь по коридору, предоставив леди Верран в одиночестве поразмыслить над уникальностью своего мужа и его положения в обществе.
Глава 4
За мутантами необходимо было приглядывать. Они были трудолюбивы и неутомимы, но несколько неуклюжи при исполнении домашних дел, требующих определенной точности и сноровки. Отрадным исключением являлись лишь трудовые навыки, связанные с умением прясть, ткать и вязать безупречные узлы. По-видимому, им помогали врожденные инстинкты, связанные с пребыванием в материнской паутине. И леди Верран решила воспользоваться искусством слуг.
Верран находилась сейчас на кухне дворца Грижни. Это было просторное помещение с высокими каменными сводами. Вокруг нее хлопотали мутанты. Все это утро они мастерили эластичные циновки, которыми предстояло покрыть полы. Сначала они ткали особые ленты из тонкой пряжи. Затем их окрашивали в различные цвета. А сейчас мутанты уже сплетали разноцветные полосы в большие красивые ковры. Работали они практически безупречно. Верран поглядывала на них не без удовольствия, потому что сейчас по истечении шести недель, проведенных ею во дворце Грижни, эти существа уже не казались ей столь странными и таинственными. И впрямь им оказались присущи верность хозяевам и готовность к самопожертвованию, какие не часто встретишь среди людей. А что касается их внешности… Теперь, привыкнув к присутствию в доме молодой госпожи, мутанты больше не прятали лица под клобуками плащей. И Верран обнаружила, что лицам этих темных волосатых созданий присуща гамма выражений, почти не уступающая человеческой. Глаза, которым случалось гореть грозным пламенем, смотрели, как правило, мирно и умильно, а когтистые лапы, способные разорвать человеческое лицо одним-единственным ударом, оказались, наряду с прочим, превосходными садовыми инструментами. И в конце концов, мутанты были далеко не такими уж страшилищами.
— А не понадобятся ли Вам дополнительные синие ленты? — спросила леди Верран. — Или хватит и тех, что есть?
Мутанты ответили успокоительным шипением. Просто поразительно, как по-разному звучало в разные минуты их шипение и сколько разнообразных чувств оно передавало. Верран обнаружила, что может поддерживать со слугами своего рода беседу. Чем дольше она прислушивалась к их шипению, тем больше похожих на слова и фразы оттенков в нем различала.
Она лишний раз проверила, как подвигается работа.
— Просто загляденье получится, — воскликнула она, и в ответном шипении мутантов ей послышалась признательность. Но они и впрямь заслужили похвалу, потому что дорожки действительно получались замечательными. Им предстояло украсить огромный дворец Грижни с его колоннами и куполами, а сам их рисунок — этакая голубая рябь — олицетворял воды канала Сандивелл; качество же от начала до конца оставалось безупречным.
Сегодня им предстояло проявить и кулинарное искусство. Во дворце ждали к ужину редкую гостью. Сюда обещала прибыть Гереза Вей-Ненневей.
Вей-Ненневей была чародейкой, одной из немногих женщин, допущенных в ряд Избранных, и единственной — входящей в Совет. Тем, что вопреки принадлежности к слабому полу ей удалось занять столь высокое положение, она была обязана своим выдающимся успехам в овладении Познанием. Будь она мужчиной, она, возможно, претендовала бы и на роль председателя. Женщина, обладающая удивительным могуществом, она была последним из личных друзей, который остался у Террза Фал-Грижни.
И хотя бы по этой причине, не говоря уже обо всех остальных, леди Верран хотелось оказать ей особенные знаки внимания. Впрочем, специальные приготовления были призваны порадовать не только ее, но и самого Фал-Грижни. И Верран не сомневалась в том, что они его сумеют порадовать. Конечно, он ничего не скажет, особенно в присутствии гостьи, но несколько удивленно поднимет брови и недолгая вспышка радости в его темных глазах подскажет леди Верран, что ее муж доволен. Никто другой не заметит этого, а Верран заметит. Раз уж она научилась разбираться во всем диапазоне шипения домашних слуг, то и мысли и настроения мужа перестали быть для нее тайной, хоть и выдает он это порой едва уловимыми улыбками и гримасами.
Подумав о муже, Верран нахмурилась. Конечно, кое-что читать по его лицу за эти шесть недель она научилась, но в общем и целом он оставался для нее полнейшей загадкой. Он относился к ней с неизменной и несколько рассеянной учтивостью и ни разу за все эти шесть недель не переступил порог ее покоев, равно как и она сама ни разу не побывала у него. Она бы вполне могла предположить, что просто-напросто не нравится ему, однако, исходя из того, что он достаточно часто искал ее общества — и, строго говоря, куда чаще, чем это предписывал этикет, — она понимала, что дело обстоит не совсем так. Более того, Террз Фал-Грижни был не из тех, кого волнует чужое мнение или какие бы то ни было предписания, и если он ищет ее общества, то не ради соблюдения этикета, а потому что ему нравится быть с ней. Страх Верран перед мужем мало-помалу уменьшился, хотя не исчез окончательно. Она до сих пор не оставила сомнений относительно того, не является ли ее муж сыном Эрты… И все же ей и самой, несомненно, нравилось его общество. Никто не умел говорить с таким изяществом, как Фал-Грижни, но, конечно, только тогда, когда на него нападала охота поговорить. Никто не обладал столь глубокими познаниями, никому не была присуща такая широта мировоззрения. Когда он заговаривал о надеждах, питаемых им в связи с будущим Ланти-Юма, город, казалось, оживал перед взором Верран и расцветал всеми цветами радуги. Чаще, однако же, куда чаще Фал-Грижни рассуждал о коррупции, вырождении и бесследном исчезновении былого величия. Но хотя его мудрости была присуща несомненная горечь, сама эта горечь никогда не была направлена против Верран. У нее создалось смутное впечатление, что она забавляет его, и это ее радовало, потому что ей постоянно хотелось отвлечь мужа от горестных раздумий. Тоска, порой находившая на Фал-Грижни, была ледяной и темной, ее причиной наверняка были загадочные для Верран страхи и обиды, одолевавшие этого, столь не похожего на остальных, человека.
Леди Верран не смела и надеяться на то, чтобы развеять эту печаль, и лишь время от времени, когда ей ненадолго удавалось разогнать зловещие тени, она от всей души ликовала.
— Лорд Грижни встречается с герцогом, — сообщила она мутантам. — Вечером, когда он вернется, у нас будет важная гостья. Увидев плоды ваших трудов, он будет гордиться вами.
Радостно зашипев, мутанты удвоили усилия.
Новая венериза герцога была великолепна. Зеленые шелковые паруса расшиты золотыми лилиями и розами. Руль и весла позолочены, а главная мачта изубрана черным гагатом. Сегодня венериза сошла на воду в первый раз. Ей дали название «Великолепная» — и она и впрямь была в своем роде совершенной.
На борту «Великолепной» герцог со своими приближенными возлежали на зеленых диванах посреди крытой паркетом палубы. Вокруг них во всем великолепии вставал город Ланти-Юм, но его красота оставляла их равнодушными. Шло важное совещание, в ходе которого герцог должен был обсудить важные государственные дела со своими лордами и с представителями Совета Избранных. Хотя на самом деле говорили сейчас главным образом о новой венеризе, и придворные наперебой спешили принести поздравления своему сюзерену.
— Великолепно, ваше высочество! Никогда не видел такой изумительной венеризы.
— Истинное чудо роскоши и красоты, ваше высочество.
— Его высочество преподал своим подданным замечательный урок. Его высочеству удалось поднять экстравагантность на уровень подлинного искусства.
— Эта венериза, ваше высочество, похожа на танцовщицу из Зеллании, — заметил пышно разодетый Бескот Кор-Малифон. — Та же ленивая грация, та же плавность!
— Отличное сравнение, Бескот, — явно обрадованный, ответил Повон Дил-Шоннет. — Потому что кажущаяся лень «Великолепной», как и кажущаяся лень танцовщицы из Зеллании, может неожиданно смениться более чем увлекательной активностью. И я докажу это вам всем.
Герцог, содвинув унизанные перстнями руки, хлопнул в ладоши, и тут же перед ним предстал судовой офицер в расшитом золотом зеленом мундире. Герцог отдал ему какое-то распоряжение. «Великолепная» содрогнулась, получив импульс, заставивший ее в буквальном смысле слова подняться из воды. А затем она помчалась вперед на совершенно немыслимой скорости, скользя над поверхностью канала, как скользил бы пущенный меткой рукой плоский камешек. Изумленные и обрадованные пассажиры восторженно закричали. «Великолепная» неслась с такой скоростью, что лодки и баржи не без труда уворачивались от ее стремительного приближения. На одной небольшой барже, груженной фруктами, люди оказались не столь проворными — и ее захлестнуло волной, струящейся из-под руля гигантской венеризы. Другую баржу «Великолепная», пролетая мимо, легонько задела, но этого оказалось вполне достаточно, чтобы владелец баржи и большая часть его товара полетели через борт в запенившуюся воду. Отчаянные вопли владельца баржи слились с восторженными возгласами, доносящимися с борта венеризы, а горожане, стоя по обоим берегам канала, с ужасом наблюдали за происходящим. «Великолепная» промчалась мимо герцогского дворца, мимо дома Феннахар, мимо круглой башни Ка-Неббинон, мимо дома Беффела и, не снижая скорости, понеслась в сторону статуи Кройно Дета. Ветер играл в зеленых парусах, беззвучно вздымались золоченые весла; волна разрушения оставалась там, где промчался на своей яхте герцог. И лишь свернув под старый мост Итчей, герцог, не переставая смеяться, распорядился несколько сбавить скорость.
— Это истинное чудо, ваше высочество!
— Как вам это удалось?
— Эта венериза представляет собой дружественный дар и личное изобретение моего дорогого друга Саксаса Глесс-Валледжа, — пояснил герцог. — Так что техническую сторону дела пусть объяснит он сам. Ваше слово, Саксас!
Глесс-Валледж обаятельно улыбнулся.
— Разве, полюбовавшись изумительной картиной, благородное собрание обратилось бы к живописцу с вопросами о технике письма или же об источнике его вдохновения? Увы, создатель шедевра бессилен истолковать его происхождение. Настроившись на сугубо технический лад, он заговорит о красках, о маслах, с помощью которых смешал свои краски, об особо тонких кистях — и понесет еще много такого же, ровным счетом ничего не значащего, вздора. Он только бесцельно утомит слушателей. Хуже того, он омрачит впечатление, оставшееся у них от его шедевра, он уничтожит блеск, иллюзию, тайну… И тем самым погубит доверие, которое с самого начала вызвала у зрителей его работа. Короче говоря, ваше высочество, любое объяснение моих трудов чревато двойной опасностью: я и наскучу своим благородным слушателям, и низведу тайну «Великолепной» до смешного.
И, произнеся этот монолог, он насмешливо поклонился.
— Браво, Валледж!
И все находящиеся на борту «Великолепной» разразились веселым смехом. Все, за исключением Террза Фал-Грижни. А он застыл чуть в стороне от всего развеселившегося общества. В своем черном плаще он походил на ворона среди беспечных пересмешников. Рядом с ним стояла его верная союзница Гереза Вей-Ненневей.
— Характер и скорость движения этого судна имеют чрезвычайно простое объяснение, — заговорил Фал-Грижни, и все с удивлением посмотрели в его сторону. — Я готов объяснить вам это, чтобы вы могли осознать истинную причину своего веселья. Венериза благодаря Познанию снабжена великим множеством нервных окончаний, способных поглощать жизненную энергию и силу людей. Поглощаемая таким образом эманация придает судну невиданную скорость. В трюме заточены люди, энергия которых и служит источником питания. Сейчас они беспокоятся, теряют сознание, им кажется, будто их высосали досуха. Довольно скоро они умрут от истощения, после чего их заменят другими. Должно быть, речь в обоих случаях идет о приговоренных к смерти преступниках. Невелика опасность того, что запас людей, которых можно «потратить» на горючее для «Великолепной», когда-нибудь иссякнет. Если учесть свирепость наших законов и легкость, с которой у нас выносят смертные приговоры, список осужденных окажется поистине бесконечным. Но если представить себе маловероятное, если представить себе, что на осужденных преступников возникнет дефицит, другой институт, присущий нашему обществу, а именно рабство, всегда способен обеспечить необходимый запас человеческих тел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38