Сэмми любит всякие инструменты и приспособления. Во время обыска в его камере на прошлой неделе мы обнаружили щипцы для собачьих когтей, абсолютно новые, еще в упаковке. У них небольшие острые лезвия закругленной формы и мощные изогнутые рукоятки. Из них вышла бы недурная заточка, но не думаю, что у Сэмми так плохо развита фантазия. Он не просто панк – Уилл по этому поводу ошибался. Он существенно изобретательнее, опаснее и непредсказуем.
Как я уже говорил, мы перехватывали всю почту Сэмми Нгуена, входящую и исходящую, поэтому щипцы не могли попасть к нему этим путем. Сэмми мог получить их через Фрэнки Дилси из соседней камеры или через общую комнату отдыха. А может, через тренажерный зал, расположенный на крыше. Или от одного из охранников. Не исключено также, что ему их передал кто-либо из посетителей или адвокат, который мог поплатиться за это своей лицензией.
Я смотрел в темные глаза Сэмми Нгуена, пока он пристально вглядывался в мои собственные. Его повадки хорошо известны. Не считая офицера Денниса Франклина, наш следователь по убийствам подозревает, что Сэмми лично совершил восемь убийств. Из них семь относятся к бандитским разборкам. А оставшееся касается молодого мужчины, который вроде бы клеился к Бернадетт и был убит тремя выстрелами в лицо на стоянке Лесного парка.
Я вспомнил того типа, стрелявшего в тумане, прикидывая, мог ли Сэмми заказать убийство Уилла иным способом, чем в письме к Бернадетт. Сэмми разрешалось пятнадцать минут в день пользоваться платным телефоном модуля "Ж" – может, этим путем он и воспользовался.
Внутри у меня опять зазвучал тот же голос, перешедший в ядовитое шипение: «Ты убил его, ты убил его, ты убил его...»
Я, конечно, мог бы зайти в камеру и заставить сказать Сэмми правду – если он сам ее знал. Он был сообразителен, к тому же убийца, но не имел ни единого шанса против меня.
То, что я получил бы от него, суд посчитал бы неконституционным и бездоказательным, но главная закавыка не в том. Я смог бы здесь договориться с другими помощниками, никто не узнал бы, что на самом деле произошло в камере Сэмми и как я получил нужные сведения. Такие вещи случаются, хотя и не так часто, как принято считать.
Однако где-то внутри себя я поднялся на высокую чистую вершину, огляделся и понял, что если я недостаточно сообразителен, чтобы расколоть такого типа, как Сэмми, то мне лучше вообще оставить эту профессию.
Словно разгадав мои мысли, Сэмми улыбнулся и поднял руки ладонями вверх.
– Очень жаль, что твоего отца застрелили, Джо. Эту девчонку, Саванну, я попробую отыскать. Ты принеси мне крысоловку. А я посмотрю, что можно сделать.
* * *
В комнате инструктажа я подогрел себе сандвич, который хранился в холодильнике. Пока жужжала микроволновка, я уперся глазами в пол. Слезы текли из глаз, я чувствовал, как они скатываются по щекам и холодят шрам. В душе снова заклубился туман, а в голове заревел знакомый голос.
Все. Хватит, хватит.
«Ты убил его, ты убил его, ты...»
Прорываясь сквозь этот внутренний крик, я пытался размышлять. И вот к чему я пришел: я не рассказал Сэмми, что за этими событиями стояло. Не думаю, чтобы Сэмми догадывался, что это должно было случиться. Для него это стало не меньшим сюрпризом, чем для самого Уилла.
Настоящим сюрпризом была для него и Саванна. Судя по его пустому взгляду, когда я первый раз спросил его о ней, Сэмми что-то скрывает. Что-то такое, что опасается мне сразу выдать. И что-то крайне важное для меня.
Непостижимо. Милая девчушка, свидетель ужасных событий, скрывается в ночи, а тип вроде Сэмми Нгуена держит пари, что снова поймает ее в крысоловку.
И вы говорите мне о человеческой натуре. Оставьте.
Глава 3
В столовой время ленча – двести пятьдесят заключенных и трое охранников, вооруженных для поддержания порядка лишь баллончиками с перечным аэрозолем. Стоя спиной к стене, я наблюдал за входящими. Правила таковы: все в одну шеренгу, руки в карманах, садиться слева направо за свободный соседний стол, не разговаривать, пока сидишь с подносом. И не переговариваться с зеками за другими столами.
Пока спокойно. Большинство этих ребят могут ладить друг с другом. А тех, кому это не удается, помещают в модуль "Ж" под усиленную охрану или в изолятор, модуль "Е", где питаются раздельно в своих камерах. И еще столовая именно то место, где и случаются беспорядки, если им положено случиться. Стычки, как правило, скоротечны. Никто ничего не успевает заметить.
На прошлой неделе молодой мексиканец пырнул ножом здорового негра, чтобы укрепить свой авторитет. И черные постараются при удобном случае вернуть должок. А если в воздухе пахнет крупными разборками – типа тех, слухи о которых докатились из Сан-Квентина и Пеликан-Бэй, – мы, охранники, должны это учуять заранее. Обычно этому предшествует какая-то необычная успокоенность наших подопечных. В их поведении появляются нехарактерные для них штрихи: заядлый обжора недоедает свой обед; обычно добродушный парень смотрит на тебя исподлобья; вдруг все отказываются принимать душ или посещать комнату отдыха. И становится ясно: судя по запаху, что-то надвигается.
У заключенных всего пятнадцать минут, чтобы поесть к покинуть столовую. Обычно их глаза опущены вниз. Тюремные тапочки без шнурков монотонно шаркают по полу. Проходя мимо охранника, все выворачивают карманы.
Заключенные посещают столовую в составе своих банд-бригад, или, по-тюремному, каров. Наша тюрьма, известная как «коричневая», в основном заселена латиноамериканцами. Поэтому у нас целых два латиноамериканских кара – один состоит из граждан США, а другой – из нелегалов. Еще есть азиатский и черный, или негритянский, кар. Кар белых зеков называется «Дятел». У каждой шайки есть свой вожак. Это самый крутой, лидер. Когда у нас возникают какие-нибудь проблемы, мы связываемся с этим крутым и поручаем ему восстановить дисциплину. В противном случае наказываем всю шайку. В тюрьме без постоянного подкручивания гаек не обойтись.
После ленча сержант Делано велел мне отправиться домой и там оставаться.
– Джо, с тобой хотят поговорить ищейки, занимающиеся в нашем управлении вопросами, связанными с применением огнестрельного оружия. Сержанты Меринг и Зуссман. Не о чем беспокоиться, ты все сделал правильно. Им не за что тебя ущучить. А потом, у тебя такой вид, что не мешало бы немного отдохнуть.
– Я могу выходить на работу?
– У тебя оплачиваемые отгулы. Вот и пользуйся. Сгоняй на пляж. Потрахайся с девочкой. Порыбачь.
– Я бы предпочел поработать.
Проблема заключалась в том, что лучше работы мне ничего не удавалось. Моим миром был Центральный тюремный комплекс, так же как раньше моим домом был Хиллвью, пока Уилл Трона не забрал меня.
– Иди.
Препираться я не стал. Я так вымотался, что с трудом доплелся до стоянки. Внутри опять зазвучал тот издевательский голос, но я так устал, что уже не прислушивался к нему, как прежде.
Я механически переставлял ноги и говорил себе, что Уилл умер, но жизнь продолжается, жизнь продолжается, жизнь продолжается.
Когда я наконец добрался до машины Уилла, около нее топтался агент ФБР, внимательно осматривая «БМВ». Его звали Стив Марчант. Около тридцати трех лет, стройный, крепко сбитый и прямой как линейка.
– Думаю, я мог бы заняться расследованием этого убийства, – сказал он.
– Им уже занимается полиция Анахайма.
– Чушь – им занимается ваша контора. Дело ведут Берч и Одеркирк. Шериф настоял на этом, поскольку убит один из его людей.
Я не знал, что на это сказать. И размышлял, чем все обернется, когда коллеги по управлению начнут расследовать убийство моего отца. У Рика Берча из отдела убийств надежная репутация. Я как-то пересекался с ним – это был пожилой, выдержанный и толковый следователь. Одеркирка я не знал.
– Джо, посмотри, ты видел Уилла с этой девчонкой прошлым вечером?
Он показал мне школьную фотографию стандартного формата, низко держа ее на ладони и прикрывая от посторонних взглядов. Словно хотел продать мне то, что сам украл.
Впрочем, ответ меня не затруднил.
– Ага, – сказал я, – это Саванна.
– Выходит – в точку, – удовлетворенно заметил он. – А теперь опиши мне, во что она была одета.
Я рассказал ему, что он просил.
– С ней все в порядке, Стив?
– Она исчезла.
– А что ты сам можешь мне о ней рассказать?
– Совсем ничего. Лучше посмотри вечерние теленовости в 5.30.
– Но все-таки что с ней?
– Новости в 5.30. Это пока все, что могу предложить.
Он приблизился вплотную, пристально всматриваясь мне в глаза.
– Джо, ты видел стрелявшего прошлым вечером?
– Нечетко.
– Не отчаивайся, Джо. Невозможно везде быть и все видеть. Крепись. Мы разыщем эту погань и отправим его на переплавку в Сан-Квентин.
– Благодарю, сэр. Буду очень признателен.
– Зайди ко мне в контору завтра утром часиков в восемь, лады? Зачем – узнаешь после новостей. Я хочу расспросить тебя обо всем, что ты помнишь об этой девчонке, и по крайней мере дважды.
* * *
Я позвонил маме из машины. Голос у нее немного окреп, но в нем явно чувствовалось глубокое горе.
– Уилл-младший и Гленн прибудут в округ Ориндж через час, Джо. На днях приедут и их семьи.
– Я встречу их, мама.
– Я уже лечу.
– Встретимся у памятника.
Она сообщила мне номер рейса и время прибытия, сказала, что любит меня, и повесила трубку.
Я встретил маму у памятника Джону Уэйну, огромной бронзовой копии артиста – верхом и в полном ковбойском облачении. Я обнял ее, и она, зарыдав, обхватила меня руками. Я слышал ее плач и раньше, но не такой, как теперь: сильная дрожь, сопровождаемая рыданиями, волнами пронизывала ее тело с ног до головы. Я отвел маму к скамейке, и сидевшие там люди с пониманием подвинулись, дав нам место.
Слегка успокоившись, она посмотрела мне в глаза, мягко провела ладонями по моему лицу и спросила, как я себя чувствую. Мама – единственный человек на свете, которому позволено это делать: касаться обеих сторон моего лица. Я сказал, что со мной все в порядке, и мы, понимая, что это ложь, отправились к терминалу встречать Уилла-младшего.
Час спустя все четверо на двух машинах, проскочив мимо толпы репортеров с фотоаппаратами и видеокамерами, мы подъезжали по длинной тенистой аллее к нашему старому дому на тастинских холмах. Пока мама доставала из сумки ключи, мы молча стояли у парадного подъезда. Я вдыхал запах эвкалиптов и роз, которые мы всегда особенно любили. Я смотрел на старую дверь красного дерева с врезанным окошком, сознавая, что это та самая дверь, которая распахнулась передо мной двадцать лет назад, открывая путь мечтам и самым счастливым дням моей жизни. Наш дом.
Но, войдя внутрь, я почувствовал, что теперь это превратилось в пародию на счастье и мистификацию исполнившихся мечтаний. Дом Уилла, но без самого Уилла.
Я притворил за собой дверь, оглянулся на мать и братьев, но все они отвели глаза.
«Ты убил его, ты убил его, ты убил его, ты убил его...»
– Я его не убивал, – сказал я им.
– Что это значит, Джо? – удивился Уилл-младший. Он положил руку мне на плечо и повел в гостиную.
Из событий последующих двух часов я многое забыл, кроме того, что это были худшие часы в моей жизни.
* * *
Дом. Я вывел из гаража свой «мустанг» и поставил туда «БМВ» Уилла. Окна оставил открытыми. Посидел минуту задумавшись.
Потом, прихватив кейс Уилла, я вернулся в дом. У меня было три больших встроенных в пол сейфа – в спальне, во второй ванной комнате и в кладовке. Дом был построен в 1945 году на возвышенном фундаменте, что облегчило их установку. Я открыл сейф в кладовке.
Чтобы освободить место, я вытащил «смит-магнум» калибра 0,357 и одну из своих деревянных шкатулок. В этих шкатулках хранятся памятные мне вещи – камни, раковины, перья, всякие безделушки, записки, небольшие подарки. Среди них – первый подарок Уилла: книга под названием «Шэг – последний бизон прерий». Я как раз читал библиотечную копию этой повести, когда Уилл первый раз беседовал со мной в Хиллвью. Мне тогда было пять лет. А уже в следующий раз он принес мне книгу.
Я долго не мог оторвать взгляд от кейса – так много воспоминаний об Уилле было связано с ним. Я коснулся высохшего кровяного пятна, и на пальце осталась темная корка. Хорошо, что Аланья не заметил крови, но, даже если бы он проявил бдительность и изъял «БМВ» Уилла, ему бы вряд ли удалось что-нибудь выжать из этого кейса. Я открыл его, внимательно осмотрев все предметы, каждый из которых мог оказаться очень важным в жизни Уилла: его последний листок с записями, последнее расписание на день, последний аспирин. Закончив осмотр, я закрыл кейс, положил на дно сейфа и поставил сверху одну из своих шкатулок с сокровищами.
Я проверил пистолет, протер его масляной тряпкой, в которую он был завернут, – всегда заряженный и готовый к работе, и закрыл сейф, повернув ручку замка.
Когда я вошел в гостиную, мне показалось, что там все переменилось. На первый взгляд то же самое, но фактически совершенно другое. Я обвел взглядом полированный кленовый паркет на полу, черный диван, черный стул и черную оттоманку, аккуратно уложенные в корзинку журналы, хромированную настольную лампу. Взглянул на белые стены с плакатами автогонок в рамках, дешевой копией с фрески Микеланджело «Сотворение Адама» и многочисленными фото самого Уилла, Мэри-Энн, Уилла-младшего и Гленна.
Сидя на кухне, я рассматривал черно-белый кафельный пол в шахматную клетку, белые стены, полки, стойку бара и кухонную утварь. Хромированный обеденный стол с белым виниловым покрытием окружали такие же белые стулья с мягкими сиденьями. Слегка официозный стиль. Я сам здесь все красил и полировал. И поддерживал чистоту, как в операционной. Сейчас все это казалось не важным и не имеющим никакого смысла.
В 5.30 пополудни по всем четырем каналам новостей была показана пресс-конференция отца Саванны.
Саванну Блейзек, полных одиннадцати лет, похитили три дня назад, в понедельник утром.
Отец девочки Джек Блейзек был родом из Ньюпорт-Бич. Мне знакомо его лицо – это один из самых богатых и влиятельных людей округа и знакомый Уилла. Во время передачи рядом с ним стояла жена, Лорна. Вместе с Джеком Блейзеком на вопросы репортеров отвечал специальный агент ФБР Стив Марчант. Показали три недавних снимка Саванны, которую отец охарактеризовал как «весьма рассудительную, восприимчивую и одаренную богатым воображением».
– Она исчезла из дома три дня назад, в понедельник утром, – сказал Джек, – и примерно сразу после этого поступило требование о выкупе. – Слегка запнувшись, он вздохнул и признался, что в первый момент от страха за жизнь дочери они с женой согласились заплатить выкуп. Похитители предупредили, что если они обратятся к властям, то получат замороженную голову Саванны по почте.
В горле у Блейзека запершило, когда он сообщил, что «после трех дней адской жизни» все его попытки выкупить дочь «оказались безуспешными». Но у него были основания рассчитывать, что этим вечером в четверг он все-таки сможет передать деньги и спасти Саванну. Но когда сегодня в утренних новостях появилось сообщение о вчерашнем убийстве и исчезнувшей с места происшествия девочке по имени Саванна, описание которой совпадало с портретом его дочери, он сразу обратился в ФБР.
Блейзек просил связаться с ним всех свидетелей, видевших его дочь. За любые сведения, которые помогут вернуть Саванну, он предлагал награду в пятьсот тысяч долларов.
Дальше слово дали Стиву Марчанту, который рассказал, когда, где и в какой одежде последний раз видели Саванну. Ответив на вопросы, он сообщил телефон «горячей линии» и заверил всех, что ФБР бросит все силы на это расследование и дело Саванны рассматривает как первоочередное.
Вид у Стива был решительный и слегка раздосадованный. Джек Блейзек выглядел так, будто его десять миль тащили за школьным автобусом. А его жена, миловидная и хрупкая женщина, казалась абсолютно отрешенной от происходящих событий.
Следующий блок новостей был целиком посвящен Уиллу. «Кровавая бойня в Анахайме, округ Ориндж». Крупные планы аллеи на Линд-стрит и университетского медицинского центра, закрытая дверь кабинета Уилла в здании правления округа, фрагменты заседаний совета старших инспекторов с его участием. Мелькнули кадры, снятые во время нашего пребывания в старом доме на тастинских холмах.
Показали даже мою фотографию с «информацией из компетентных кругов», что при попытке спасти отца я застрелил двух убийц. Один из них мертв, а другой тяжело ранен.
Личность мертвеца еще не установлена. Мотивы преступления пока не известны.
* * *
Мой телефон не замолкал ни на минуту. Звонили друзья из академии, коллеги по службе, старые приятели, родственники. На некоторые звонки я отвечал, другие записывались на автоответчик: Брюс, газетный репортер из Нью-Йорка;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Как я уже говорил, мы перехватывали всю почту Сэмми Нгуена, входящую и исходящую, поэтому щипцы не могли попасть к нему этим путем. Сэмми мог получить их через Фрэнки Дилси из соседней камеры или через общую комнату отдыха. А может, через тренажерный зал, расположенный на крыше. Или от одного из охранников. Не исключено также, что ему их передал кто-либо из посетителей или адвокат, который мог поплатиться за это своей лицензией.
Я смотрел в темные глаза Сэмми Нгуена, пока он пристально вглядывался в мои собственные. Его повадки хорошо известны. Не считая офицера Денниса Франклина, наш следователь по убийствам подозревает, что Сэмми лично совершил восемь убийств. Из них семь относятся к бандитским разборкам. А оставшееся касается молодого мужчины, который вроде бы клеился к Бернадетт и был убит тремя выстрелами в лицо на стоянке Лесного парка.
Я вспомнил того типа, стрелявшего в тумане, прикидывая, мог ли Сэмми заказать убийство Уилла иным способом, чем в письме к Бернадетт. Сэмми разрешалось пятнадцать минут в день пользоваться платным телефоном модуля "Ж" – может, этим путем он и воспользовался.
Внутри у меня опять зазвучал тот же голос, перешедший в ядовитое шипение: «Ты убил его, ты убил его, ты убил его...»
Я, конечно, мог бы зайти в камеру и заставить сказать Сэмми правду – если он сам ее знал. Он был сообразителен, к тому же убийца, но не имел ни единого шанса против меня.
То, что я получил бы от него, суд посчитал бы неконституционным и бездоказательным, но главная закавыка не в том. Я смог бы здесь договориться с другими помощниками, никто не узнал бы, что на самом деле произошло в камере Сэмми и как я получил нужные сведения. Такие вещи случаются, хотя и не так часто, как принято считать.
Однако где-то внутри себя я поднялся на высокую чистую вершину, огляделся и понял, что если я недостаточно сообразителен, чтобы расколоть такого типа, как Сэмми, то мне лучше вообще оставить эту профессию.
Словно разгадав мои мысли, Сэмми улыбнулся и поднял руки ладонями вверх.
– Очень жаль, что твоего отца застрелили, Джо. Эту девчонку, Саванну, я попробую отыскать. Ты принеси мне крысоловку. А я посмотрю, что можно сделать.
* * *
В комнате инструктажа я подогрел себе сандвич, который хранился в холодильнике. Пока жужжала микроволновка, я уперся глазами в пол. Слезы текли из глаз, я чувствовал, как они скатываются по щекам и холодят шрам. В душе снова заклубился туман, а в голове заревел знакомый голос.
Все. Хватит, хватит.
«Ты убил его, ты убил его, ты...»
Прорываясь сквозь этот внутренний крик, я пытался размышлять. И вот к чему я пришел: я не рассказал Сэмми, что за этими событиями стояло. Не думаю, чтобы Сэмми догадывался, что это должно было случиться. Для него это стало не меньшим сюрпризом, чем для самого Уилла.
Настоящим сюрпризом была для него и Саванна. Судя по его пустому взгляду, когда я первый раз спросил его о ней, Сэмми что-то скрывает. Что-то такое, что опасается мне сразу выдать. И что-то крайне важное для меня.
Непостижимо. Милая девчушка, свидетель ужасных событий, скрывается в ночи, а тип вроде Сэмми Нгуена держит пари, что снова поймает ее в крысоловку.
И вы говорите мне о человеческой натуре. Оставьте.
Глава 3
В столовой время ленча – двести пятьдесят заключенных и трое охранников, вооруженных для поддержания порядка лишь баллончиками с перечным аэрозолем. Стоя спиной к стене, я наблюдал за входящими. Правила таковы: все в одну шеренгу, руки в карманах, садиться слева направо за свободный соседний стол, не разговаривать, пока сидишь с подносом. И не переговариваться с зеками за другими столами.
Пока спокойно. Большинство этих ребят могут ладить друг с другом. А тех, кому это не удается, помещают в модуль "Ж" под усиленную охрану или в изолятор, модуль "Е", где питаются раздельно в своих камерах. И еще столовая именно то место, где и случаются беспорядки, если им положено случиться. Стычки, как правило, скоротечны. Никто ничего не успевает заметить.
На прошлой неделе молодой мексиканец пырнул ножом здорового негра, чтобы укрепить свой авторитет. И черные постараются при удобном случае вернуть должок. А если в воздухе пахнет крупными разборками – типа тех, слухи о которых докатились из Сан-Квентина и Пеликан-Бэй, – мы, охранники, должны это учуять заранее. Обычно этому предшествует какая-то необычная успокоенность наших подопечных. В их поведении появляются нехарактерные для них штрихи: заядлый обжора недоедает свой обед; обычно добродушный парень смотрит на тебя исподлобья; вдруг все отказываются принимать душ или посещать комнату отдыха. И становится ясно: судя по запаху, что-то надвигается.
У заключенных всего пятнадцать минут, чтобы поесть к покинуть столовую. Обычно их глаза опущены вниз. Тюремные тапочки без шнурков монотонно шаркают по полу. Проходя мимо охранника, все выворачивают карманы.
Заключенные посещают столовую в составе своих банд-бригад, или, по-тюремному, каров. Наша тюрьма, известная как «коричневая», в основном заселена латиноамериканцами. Поэтому у нас целых два латиноамериканских кара – один состоит из граждан США, а другой – из нелегалов. Еще есть азиатский и черный, или негритянский, кар. Кар белых зеков называется «Дятел». У каждой шайки есть свой вожак. Это самый крутой, лидер. Когда у нас возникают какие-нибудь проблемы, мы связываемся с этим крутым и поручаем ему восстановить дисциплину. В противном случае наказываем всю шайку. В тюрьме без постоянного подкручивания гаек не обойтись.
После ленча сержант Делано велел мне отправиться домой и там оставаться.
– Джо, с тобой хотят поговорить ищейки, занимающиеся в нашем управлении вопросами, связанными с применением огнестрельного оружия. Сержанты Меринг и Зуссман. Не о чем беспокоиться, ты все сделал правильно. Им не за что тебя ущучить. А потом, у тебя такой вид, что не мешало бы немного отдохнуть.
– Я могу выходить на работу?
– У тебя оплачиваемые отгулы. Вот и пользуйся. Сгоняй на пляж. Потрахайся с девочкой. Порыбачь.
– Я бы предпочел поработать.
Проблема заключалась в том, что лучше работы мне ничего не удавалось. Моим миром был Центральный тюремный комплекс, так же как раньше моим домом был Хиллвью, пока Уилл Трона не забрал меня.
– Иди.
Препираться я не стал. Я так вымотался, что с трудом доплелся до стоянки. Внутри опять зазвучал тот издевательский голос, но я так устал, что уже не прислушивался к нему, как прежде.
Я механически переставлял ноги и говорил себе, что Уилл умер, но жизнь продолжается, жизнь продолжается, жизнь продолжается.
Когда я наконец добрался до машины Уилла, около нее топтался агент ФБР, внимательно осматривая «БМВ». Его звали Стив Марчант. Около тридцати трех лет, стройный, крепко сбитый и прямой как линейка.
– Думаю, я мог бы заняться расследованием этого убийства, – сказал он.
– Им уже занимается полиция Анахайма.
– Чушь – им занимается ваша контора. Дело ведут Берч и Одеркирк. Шериф настоял на этом, поскольку убит один из его людей.
Я не знал, что на это сказать. И размышлял, чем все обернется, когда коллеги по управлению начнут расследовать убийство моего отца. У Рика Берча из отдела убийств надежная репутация. Я как-то пересекался с ним – это был пожилой, выдержанный и толковый следователь. Одеркирка я не знал.
– Джо, посмотри, ты видел Уилла с этой девчонкой прошлым вечером?
Он показал мне школьную фотографию стандартного формата, низко держа ее на ладони и прикрывая от посторонних взглядов. Словно хотел продать мне то, что сам украл.
Впрочем, ответ меня не затруднил.
– Ага, – сказал я, – это Саванна.
– Выходит – в точку, – удовлетворенно заметил он. – А теперь опиши мне, во что она была одета.
Я рассказал ему, что он просил.
– С ней все в порядке, Стив?
– Она исчезла.
– А что ты сам можешь мне о ней рассказать?
– Совсем ничего. Лучше посмотри вечерние теленовости в 5.30.
– Но все-таки что с ней?
– Новости в 5.30. Это пока все, что могу предложить.
Он приблизился вплотную, пристально всматриваясь мне в глаза.
– Джо, ты видел стрелявшего прошлым вечером?
– Нечетко.
– Не отчаивайся, Джо. Невозможно везде быть и все видеть. Крепись. Мы разыщем эту погань и отправим его на переплавку в Сан-Квентин.
– Благодарю, сэр. Буду очень признателен.
– Зайди ко мне в контору завтра утром часиков в восемь, лады? Зачем – узнаешь после новостей. Я хочу расспросить тебя обо всем, что ты помнишь об этой девчонке, и по крайней мере дважды.
* * *
Я позвонил маме из машины. Голос у нее немного окреп, но в нем явно чувствовалось глубокое горе.
– Уилл-младший и Гленн прибудут в округ Ориндж через час, Джо. На днях приедут и их семьи.
– Я встречу их, мама.
– Я уже лечу.
– Встретимся у памятника.
Она сообщила мне номер рейса и время прибытия, сказала, что любит меня, и повесила трубку.
Я встретил маму у памятника Джону Уэйну, огромной бронзовой копии артиста – верхом и в полном ковбойском облачении. Я обнял ее, и она, зарыдав, обхватила меня руками. Я слышал ее плач и раньше, но не такой, как теперь: сильная дрожь, сопровождаемая рыданиями, волнами пронизывала ее тело с ног до головы. Я отвел маму к скамейке, и сидевшие там люди с пониманием подвинулись, дав нам место.
Слегка успокоившись, она посмотрела мне в глаза, мягко провела ладонями по моему лицу и спросила, как я себя чувствую. Мама – единственный человек на свете, которому позволено это делать: касаться обеих сторон моего лица. Я сказал, что со мной все в порядке, и мы, понимая, что это ложь, отправились к терминалу встречать Уилла-младшего.
Час спустя все четверо на двух машинах, проскочив мимо толпы репортеров с фотоаппаратами и видеокамерами, мы подъезжали по длинной тенистой аллее к нашему старому дому на тастинских холмах. Пока мама доставала из сумки ключи, мы молча стояли у парадного подъезда. Я вдыхал запах эвкалиптов и роз, которые мы всегда особенно любили. Я смотрел на старую дверь красного дерева с врезанным окошком, сознавая, что это та самая дверь, которая распахнулась передо мной двадцать лет назад, открывая путь мечтам и самым счастливым дням моей жизни. Наш дом.
Но, войдя внутрь, я почувствовал, что теперь это превратилось в пародию на счастье и мистификацию исполнившихся мечтаний. Дом Уилла, но без самого Уилла.
Я притворил за собой дверь, оглянулся на мать и братьев, но все они отвели глаза.
«Ты убил его, ты убил его, ты убил его, ты убил его...»
– Я его не убивал, – сказал я им.
– Что это значит, Джо? – удивился Уилл-младший. Он положил руку мне на плечо и повел в гостиную.
Из событий последующих двух часов я многое забыл, кроме того, что это были худшие часы в моей жизни.
* * *
Дом. Я вывел из гаража свой «мустанг» и поставил туда «БМВ» Уилла. Окна оставил открытыми. Посидел минуту задумавшись.
Потом, прихватив кейс Уилла, я вернулся в дом. У меня было три больших встроенных в пол сейфа – в спальне, во второй ванной комнате и в кладовке. Дом был построен в 1945 году на возвышенном фундаменте, что облегчило их установку. Я открыл сейф в кладовке.
Чтобы освободить место, я вытащил «смит-магнум» калибра 0,357 и одну из своих деревянных шкатулок. В этих шкатулках хранятся памятные мне вещи – камни, раковины, перья, всякие безделушки, записки, небольшие подарки. Среди них – первый подарок Уилла: книга под названием «Шэг – последний бизон прерий». Я как раз читал библиотечную копию этой повести, когда Уилл первый раз беседовал со мной в Хиллвью. Мне тогда было пять лет. А уже в следующий раз он принес мне книгу.
Я долго не мог оторвать взгляд от кейса – так много воспоминаний об Уилле было связано с ним. Я коснулся высохшего кровяного пятна, и на пальце осталась темная корка. Хорошо, что Аланья не заметил крови, но, даже если бы он проявил бдительность и изъял «БМВ» Уилла, ему бы вряд ли удалось что-нибудь выжать из этого кейса. Я открыл его, внимательно осмотрев все предметы, каждый из которых мог оказаться очень важным в жизни Уилла: его последний листок с записями, последнее расписание на день, последний аспирин. Закончив осмотр, я закрыл кейс, положил на дно сейфа и поставил сверху одну из своих шкатулок с сокровищами.
Я проверил пистолет, протер его масляной тряпкой, в которую он был завернут, – всегда заряженный и готовый к работе, и закрыл сейф, повернув ручку замка.
Когда я вошел в гостиную, мне показалось, что там все переменилось. На первый взгляд то же самое, но фактически совершенно другое. Я обвел взглядом полированный кленовый паркет на полу, черный диван, черный стул и черную оттоманку, аккуратно уложенные в корзинку журналы, хромированную настольную лампу. Взглянул на белые стены с плакатами автогонок в рамках, дешевой копией с фрески Микеланджело «Сотворение Адама» и многочисленными фото самого Уилла, Мэри-Энн, Уилла-младшего и Гленна.
Сидя на кухне, я рассматривал черно-белый кафельный пол в шахматную клетку, белые стены, полки, стойку бара и кухонную утварь. Хромированный обеденный стол с белым виниловым покрытием окружали такие же белые стулья с мягкими сиденьями. Слегка официозный стиль. Я сам здесь все красил и полировал. И поддерживал чистоту, как в операционной. Сейчас все это казалось не важным и не имеющим никакого смысла.
В 5.30 пополудни по всем четырем каналам новостей была показана пресс-конференция отца Саванны.
Саванну Блейзек, полных одиннадцати лет, похитили три дня назад, в понедельник утром.
Отец девочки Джек Блейзек был родом из Ньюпорт-Бич. Мне знакомо его лицо – это один из самых богатых и влиятельных людей округа и знакомый Уилла. Во время передачи рядом с ним стояла жена, Лорна. Вместе с Джеком Блейзеком на вопросы репортеров отвечал специальный агент ФБР Стив Марчант. Показали три недавних снимка Саванны, которую отец охарактеризовал как «весьма рассудительную, восприимчивую и одаренную богатым воображением».
– Она исчезла из дома три дня назад, в понедельник утром, – сказал Джек, – и примерно сразу после этого поступило требование о выкупе. – Слегка запнувшись, он вздохнул и признался, что в первый момент от страха за жизнь дочери они с женой согласились заплатить выкуп. Похитители предупредили, что если они обратятся к властям, то получат замороженную голову Саванны по почте.
В горле у Блейзека запершило, когда он сообщил, что «после трех дней адской жизни» все его попытки выкупить дочь «оказались безуспешными». Но у него были основания рассчитывать, что этим вечером в четверг он все-таки сможет передать деньги и спасти Саванну. Но когда сегодня в утренних новостях появилось сообщение о вчерашнем убийстве и исчезнувшей с места происшествия девочке по имени Саванна, описание которой совпадало с портретом его дочери, он сразу обратился в ФБР.
Блейзек просил связаться с ним всех свидетелей, видевших его дочь. За любые сведения, которые помогут вернуть Саванну, он предлагал награду в пятьсот тысяч долларов.
Дальше слово дали Стиву Марчанту, который рассказал, когда, где и в какой одежде последний раз видели Саванну. Ответив на вопросы, он сообщил телефон «горячей линии» и заверил всех, что ФБР бросит все силы на это расследование и дело Саванны рассматривает как первоочередное.
Вид у Стива был решительный и слегка раздосадованный. Джек Блейзек выглядел так, будто его десять миль тащили за школьным автобусом. А его жена, миловидная и хрупкая женщина, казалась абсолютно отрешенной от происходящих событий.
Следующий блок новостей был целиком посвящен Уиллу. «Кровавая бойня в Анахайме, округ Ориндж». Крупные планы аллеи на Линд-стрит и университетского медицинского центра, закрытая дверь кабинета Уилла в здании правления округа, фрагменты заседаний совета старших инспекторов с его участием. Мелькнули кадры, снятые во время нашего пребывания в старом доме на тастинских холмах.
Показали даже мою фотографию с «информацией из компетентных кругов», что при попытке спасти отца я застрелил двух убийц. Один из них мертв, а другой тяжело ранен.
Личность мертвеца еще не установлена. Мотивы преступления пока не известны.
* * *
Мой телефон не замолкал ни на минуту. Звонили друзья из академии, коллеги по службе, старые приятели, родственники. На некоторые звонки я отвечал, другие записывались на автоответчик: Брюс, газетный репортер из Нью-Йорка;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39