Это был отчет телефонной компании с указанием всех переговоров, которые вел по мобильному телефону Уилл в вечер своей смерти. Служба безопасности телефонной компании перевела все номера в аккуратно напечатанные на полях имена и адреса звонивших.
Я напряженно смотрел на три последних номера той ужасной ночи. Два входящих и один исходящий.
Первый поступил Уиллу в 9.38. Я отчетливо помнил, как он произнес «Трона», а выслушав, спросил: «Это уже у тебя, не так ли?»
И после этого дал мне адрес на Линд-стрит. Из списка, показанного Берчем, следовало, что звонили с телефона Алекса Блейзека.
«Алекс, – подумал я, – подтверждает, что уже что-то получил, и направляет Уилла за Саванной». Вероятно, это теннисная сумка, оставленная мной на скамейке у теннисного корта. Значит, выкуп.
Следующий звонок в 9.57. Опять звонят Уиллу. Все понемногу выясняется. После приветствий он говорит: «Сделаю все, что смогу, однако я еще не научился превращать уголь в бриллианты».
А этот звонок был с телефона, числящегося за некоей Луз Эскобар. Она проживала в Анахайме на Рэйтт-стрит. На полях Рик приписал: "Брат Эскобар, Феликс, арестован а групповое убийство. Луз по кличке Перлита – наемная убийца.
Мне припомнились слова, которые в тот вечер по телефону произнесла Дженнифер Авила, пока я подслушивал беседу Уилла с Хаимом: «Попросите Перлиту».
Последний раз сам Уилл позвонил в 10.01 в Ньюпорт-Бич на домашний телефон Эллен Эрскин.
«Похоже, мы будем там вовремя».
Как я и думал, Уилл подтвердил, что мы едем забрать Саванну Блейзек с Линд-стрит.
– Я вчера переговорил с Эрскин, – продолжал Берч. – После того как получил этот список звонков. Оказывается, Уилл в тот вечер не собирался возвращать Саванну родителям. Он организовал переезд девочки к мисс Эрскин в детский дом Хиллвью.
– Непонятно. Зачем?
– Эрскин тоже не знает. Уилл не сообщил ей имени девочки. И не обрисовал обстоятельств ее жизни и окружения, сказав только, что она нуждается в безопасности. Уилл собирался встретиться с Эрскин в Службе по защите детей между десятью и половиной одиннадцатого. Естественно, он там не появился. А когда Эрскин узнала из утренних новостей, что случилось той ночью, то пошла прямиком к Марчанту.
Как ни старался, я никак не мог ухватить, в чем здесь суть.
– Джо, что это за скверные дела, в которых участвовал твой отец?
– Не знаю. Но не думаю, что в этом было что-то дурно пахнущее. Я рассказал вам все, что знаю.
– В самом деле? – спросил Берч. – Сейчас я тебе почти верю.
– Все, что я сказал, правда.
Я вышел на лестницу и подождал, пока Рик закроет квартиру. Когда он это сделал, мы спустились к своим машинам.
– Я звонил Бернадетт Ли. Никакого ответа. Я съездил по адресу, что ты мне дал. Дома никого. Может, Сэмми не все договаривает?
– Посмотрю, что можно сделать.
* * *
Когда я покидал Линд-стрит, внутри у меня звучал странный насмешливый голос Джона Гэйлена. Я ехал по адресу, который списал с протокола допроса на столе Рика Берча, и прокручивал в голове его беседу с Гэйленом.
Найдя нужный номер дома, я припарковался напротив на другой стороне улицы. Это был район, застроенный в шестидесятые годы. Дом Гэйлена был желтого цвета, с темными оконными рамами. Было начало одиннадцатого. В доме горел свет. Вокруг матового фонаря над входом роилась мошкара.
«Уилл! О, Уилл Трона. Давай потолкуем».
Я уселся на сиденье поглубже и откинул голову назад. Именно так, как обычно это делал Уилл. Я попытался сымитировать его полудремотное и одновременно бдительное состояние с внимательным взглядом живых глаз. И придать себе тот же осуждающий, но вместе с тем покровительственный вид. Словно прикидывая, как улучшить положение вещей.
Наблюдая за домом, я продолжал размышлять об Уилле. Я очень ясно вспомнил первую нашу встречу в Хиллвью. Это была дождливая суббота. Мне было пять лет, и я сидел в укромном углу библиотеки, просматривая книгу «Шэг – последний бизон прерий». Для своего возраста я неплохо читал, поскольку много времени проводил с книгами, а особенно с этой. Я любил ее. И любил Шэга. А картинки были просто выдающиеся.
Вот такой очень подозрительный и пугливый пятилетний мальчишка сидел погруженный в свою книгу. Не просто погруженный – это слово здесь не совсем подходит. Когда я был с книгой, то смотрел вниз и моего лица никто не видел. Никто не мог разглядеть скрытую боль и красный уродливый комок кожи и мышц – то, с чем я вступил в этот мир.
Но когда лицо было спрятано от посторонних взглядов, я забывал о нем и мысленно путешествовал там, где пожелаю во времени и пространстве. Я мог оказаться за тысячи миль от Хиллвью, в американских прериях, двести лет назад, – и наблюдать за прекрасным бизоном по имени Шэг, который боролся с медведем гризли, в которого стреляли из лука и наконец как последнего представителя рода отправили в Йеллоустоунский национальный парк.
Поэтому я не обратил внимания на того, кто подошел и сел за журнальный столик напротив меня. Я весь был с Шэгом. Мужчина – по звуку шагов и запаху одеколона я мог сказать, что это был именно мужчина – забарабанил пальцами по столу. Но нас с Шэгом здесь не было.
– Сынок, – наконец произнес он. – Взгляни на меня, я хочу поговорить с тобой.
И я впервые поднял глаза на это самое мудрое, доброе, прекрасное, печальное и одновременно веселое лицо, которое я когда-либо видел в своей жизни. Раньше я никогда не задумывался об этом, но, увидев этого человека, понял, каким должен быть настоящий мужчина. Мне это было так же ясно, как и Шэгу, что его место в Йеллоустоуне.
– Это всего лишь шрамы, – сказал мужчина. – Они есть у всех, только у тебя они на виду.
Как всегда, опустив глаза, я все-таки набрался храбрости прошептать:
– У Шэга на боках тоже были шрамы от медведя.
– Вот видишь? Ничего стыдного в этом нет.
– А вы кто?
– Я отвечу, если ты снова посмотришь на меня.
Я поднял глаза.
Он легонько ткнул себя кулаком в грудь.
– Меня зовут Уилл Трона.
После этого он встал и вышел.
Я не видел его до следующей субботы. Я снова сидел в библиотеке. Он протянул мне пакет, завернутый в воскресные комиксы. Внутри был новый экземпляр моей любимой книги.
– Я подумал, что тебе неплохо иметь собственную книгу, – сказал мужчина.
– Благодарю, сэр.
– Ты не против, если я присяду?
– Нет, сэр.
– Я поговорил о тебе с некоторыми людьми. Они сказали, что ты хороший парень.
Я промолчал и отвел взгляд в сторону, чувствуя, как к щекам приливает горячая волна.
– Джо, тебе не хотелось бы на время покинуть это местечко? Может, поесть мороженого, прогуляться по набережной в Ньюпорт-Бич. Сегодня прекрасный денек. Посмотреть на рыбаков и скейтбордистов, красивых девочек и вообще размяться. Я уговорил воспитателей отпустить тебя на пару часов. Что скажешь?
Я знал ответ, но слова застряли в горле. В своей короткой жизни я принимал так мало решений, что не отваживался ответить. До этого за меня обычно отвечали суд, больница, власти штата, власти округа или семья.
В этот момент я впервые ощутил прикосновение крыльев свободы и трудность свободного выбора. Я словно стоял на узком трамплине для прыжков в воду, вокруг меня свистел ветер, мешая принять решение – прыгать вниз, повернуться и спуститься по лестнице или просто стоять и дрожать.
Уилл Трона ничего не говорил. Он не подталкивал меня, не торопил, не барабанил в нетерпении пальцами и не вздыхал.
Вместо этого он сцепил руки на затылке, откинулся на спинку кресла и смотрел на меня спокойным полусонным взглядом. Будто прикидывал, как сделать мою жизнь лучше.
– О'кей, сэр. Да.
– Отлично, молодой человек. Покинем этот притон. У меня «транс-ам» 1980 года выпуска с восьмицилиндровым движком и пятью скоростями. Гарантирую, что поедем с ветерком, Джо.
* * *
За время часового сидения напротив дома Джона Гэйлена ничего не произошло, и я включил радио.
Прошел еще час, все было по-прежнему. И я выключил приемник. Еще немного подумал об Уилле. В течение следующего часа, когда было уже 2.30 ночи, в доме Гэйлена так ничего и не изменилось, кроме мотыльков около фонаря. Я завел машину и направился домой.
Глава 12
На следующий день рано утром я отправился к преподобному Дэниэлу Альтеру. У меня было к нему несколько вопросов, касающихся кое-каких нестыковок в отношениях Уилла и Саванны. Мне также хотелось прояснить некоторые другие проблемы.
Дэниэл почти десять лет являлся моим духовником, хотя был почти годовой период, когда я редко с ним встречался. В тот год, когда мне было около семнадцати лет, я пережил лихорадку крещения и посетил почти тридцать различных церквей, в каждой из которых меня крестили. По воскресеньям я отправлялся за семьдесят миль от дома.
Самое замечательное – это обряд полного погружения. Волшебное ощущение спуска и подъема, когда святая вода омывает твое лицо вместе с рубцами, охлаждает его и сбегает струйками вниз, утоляя жар и унося прочь твои грехи и ненависть. Другими словами, в то время я сильно нуждался в подобной процедуре.
Но с тех пор прошло немало лет, и я повзрослел. Теперь я готов выслушивать проповеди Дэниэла. Однажды он меня уже крестил, значит, так будет и дальше. Иногда я чувствую внутренний позыв к чему-то большему, но держу себя в руках. Я вижу, как окружающие пододвигаются ближе и улыбаются, видя, как я наслаждаюсь, когда святая вода извилистыми ручейками орошает мое лицо. Я по-прежнему радуюсь, подставляя лицо дождю. И люблю зиму.
Секретарь преподобного Дэниэла пригласил меня войти в лифт храма Света. Стеклянный лифт, семь этажей вверх, вид на весь округ до самых гор. Я пересек роскошный голубой ковер, покрытый изображением апельсиновых плодов и зеленых листьев. Приветствуя меня, Дэниэл развернулся на своем вращающемся стуле.
Он всегда одевался в одном стиле: простые хлопчатобумажные брюки, черные мокасины, белая тенниска и привычная кепка-бейсболка с эмблемой «Ангелов». Он объяснял своим прихожанам, что эта кепка призвана побудить Господа помочь «Ангелам» победить в своем дивизионе или хотя бы выиграть тайм.
– О, Джо. Джо Трона.
– Доброе утро, преподобный. Извините за вторжение, но я хотел бы с вами поговорить.
– Эта дверь всегда для тебя открыта. И ты знаешь это. Прошу, садись.
Я присел. Оранжевые кожаные диваны с голубыми подушками и панорама округа в окне, подернутая легким туманом.
– Мне нравится это спокойное утреннее время по субботам, – произнес Дэниэл. – Никаких программ. Никаких особых дел. Фактически никого в церкви, кроме меня и мышей. Джо, чем я тебе могу помочь?
– Можно задать вам прямой вопрос?
Он улыбнулся:
– Такие вопросы мне нравятся больше всего.
– Когда вы беседовали с отцом в «Лесном клубе» в тот вечер накануне его гибели, то в разговоре упоминали Саванну Блейзек. Часть вашей беседы звучала так. Уилл сказал: «Я знаю, где она. Но не слишком доверяю людям, с которыми она живет». На что вы отреагировали: «Что ты имеешь в виду?».
Глаза у Дэниэла округлились, что было особенно заметно из-за толстых линз очков.
– Джо, ведь это называется подслушиванием!
– Я знаю, преподобный, но Уилл хотел, чтобы я этим занимался. Это было частью моей работы.
Дэниэл широко улыбнулся:
– Ну и память у тебя, Джо.
– Божий дар.
Он внимательно посмотрел на меня.
– Преподобный, мой отец пересекался с Блейзеками по общественным делам. Могли у него быть причины не доверять им?
– Мне это неизвестно, Джо. Могу только сказать, что Уилл и Джек Блейзек часто скрещивали свои политические клинки. Как ты знаешь, они придерживались разных взглядов. Джек просто помешан на промышленном развитии округа, а Уилл считал, что не всякое развитие на пользу. Они не были близкими друзьями. Но я не могу объяснить, почему Уилл с недоверием относился к Джеку или Лорне. Или к тому же Бо.
Дэниэл задумчиво посмотрел в окно.
– Сэр, Уилл никогда не стал бы разыскивать похищенную девочку и затем укрывать ее от семьи, если бы на то не было веских причин.
– Согласен.
– Преподобный, а что вы ему передали в тот вечер?
– Когда?
– В «Лесу». Вы еще сказали «Возьми это».
Снова расширенные глаза – это была его торговая марка на телевизионных представлениях, призванная подчеркнуть божественное милосердие, мудрость и чувство юмора. Дэниэл частенько смеялся.
– Ну и память! Никогда не подозревал...
– Абсолютная, преподобный.
– Должно быть, это чудо или, наоборот, проклятие, как ты думаешь?
– Неумение забывать может быть и тем и другим.
– Так ты никогда ничего не забываешь?
– Пока не знаю. Мне ведь только двадцать четыре.
Он опять улыбнулся и откинулся на спинку стула. Улыбка придала его лицу привычное радостное выражение. А глаза, как всегда, засветились, хотя, на мой взгляд, этот эффект был связан и с толстыми стеклами очков.
– Джо, ты бы мог держать в уме карты при игре в «блэк-джек»! Играть по-крупному и срывать банки.
– Что касается чисел, то не все так здорово. Только слова – сказанные и написанные.
Когда мысли Дэниэла сбивались на грешный путь, его частенько захватывали азартные игры. Он упоминал об этом и в своих проповедях, используя в качестве примера, какой внешне привлекательный и заманчивый вид бывает у грешных соблазнов. Я слышал его разговоры с Уиллом на тему спортивных пари. Дэниэл хорошо подкован в области спорта, причем во всех видах. Подчас он поражает меня, как в тот последний вечер Уилла, когда, проходя мимо бильярдного стола, посоветовал мне, какой силы ударом и с каким вращением бить нужный шар. Будто свои семинарские годы Дэниэл провел в казино, на стадионах и в спортзалах.
Возможно, азартные игры привлекали Дэниэла по причине собственной скупости. Его храм Света каждый год приносит миллионные доходы – большая их часть не облагается налогами, – но сам Дэниэл живет в скромном доме в Эрвине и ездит на обычном «торесе». А вот его жена, Розмари, совсем другое дело. Сам царь Соломон в период его славы не одевался так пышно, как она. Кроме собственного дома, у нее квартиры в Ньюпорт-Бич, на Майорке и в Кабо-Сан-Лукас.
– Хорошо, Джо, в тот вечер я передал Уиллу всего лишь небольшой выигрыш за дружеское пари, которое мы заключили на результаты серии игр. Те, кто ставил на «Ангелов», проиграли.
Дэниэл пожал плечами и смущенно улыбнулся – частично стыдясь этого пари, а частично раздраженный проигрышем своих «Ангелов».
– Мы договаривались, что все выигрыши пойдут на благотворительные цели – выбор победителей. Ты ведь знаешь, как Уилл всегда старался всем помочь.
От имени семьи мои мать и отец в первом полугодии передали на благотворительность двести тридцать пять тысяч долларов, не считая пятидесяти тысяч, выделенных семье полицейского, погибшего от рук Сэмми Нгуена. Это было сказано в одной из статей, опубликованных по поводу похорон Уилла. Общая же сумма благотворительных взносов за всю его жизнь составила два миллиона семьдесят пять тысяч долларов.
Большая часть этих средств была собрана благодаря матери, доля которой в общем капитале семьи, по словам Уилла, увеличилась в несколько раз. Это состояние начало создаваться еще в начале XIX века, постепенно возрастая за счет выращивания и продажи цитрусовых, торговли недвижимостью.
– И какую именно сумму, преподобный?
– Сто долларов. – Оглядевшись кругом, Дэниэл обратил свой взор к окну на панораму округа, который сумел обогатить стольких людей. – Ты регулярно молишься, Джо?
– Нет, сэр.
– Это следует делать. Бог все слышит.
Я тоже окинул взглядом пейзаж, раскинувшийся внизу, и спросил:
– Сэр, вы верите, что Алекс Блейзек похитил сестру и угрожает убить ее?
Он немного смешался.
– А как же, конечно, Джо. Алекс Блейзек заведомо безумен и является преступником. Это все подтверждено документально. Он поднял на меня нож прямо здесь и угрожал выбросить в окно. Ему тогда было четырнадцать. Это была всего лишь шутка – он потом смеялся. И рассказывал своим дружкам, что я обмочился прямо в рясе, чего на самом деле не было. И я абсолютно уверен, что он похитил сестру и может убить ее, если не получит того, что просит. Я слышал от его родителей ужасные рассказы о нем. Это испорченный молодой человек – всего двадцати одного года от роду. Но очень, очень испорченный.
Я не был особенно склонен верить Дэниэлу, хотя его профессия и заключалась в том, чтобы заставить других поверить ему.
– Отец не собирался возвратить Саванну родителям. Он хотел переправить ее в Хиллвью.
Глаза преподобного снова округлились.
– Зачем?
– Мне он этого не сказал. Я подумал, может, вы знаете.
– О нет. Не вижу ни одной причины, по которой он мог бы сделать что-либо подобное.
– Папа говаривал, что уже на расстоянии трех метров чувствует запах смердящей души Джека Блейзека.
– Он преувеличивал.
– Их спор по поводу платных дорог в аэропорт выходит за рамки обычного разногласия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Я напряженно смотрел на три последних номера той ужасной ночи. Два входящих и один исходящий.
Первый поступил Уиллу в 9.38. Я отчетливо помнил, как он произнес «Трона», а выслушав, спросил: «Это уже у тебя, не так ли?»
И после этого дал мне адрес на Линд-стрит. Из списка, показанного Берчем, следовало, что звонили с телефона Алекса Блейзека.
«Алекс, – подумал я, – подтверждает, что уже что-то получил, и направляет Уилла за Саванной». Вероятно, это теннисная сумка, оставленная мной на скамейке у теннисного корта. Значит, выкуп.
Следующий звонок в 9.57. Опять звонят Уиллу. Все понемногу выясняется. После приветствий он говорит: «Сделаю все, что смогу, однако я еще не научился превращать уголь в бриллианты».
А этот звонок был с телефона, числящегося за некоей Луз Эскобар. Она проживала в Анахайме на Рэйтт-стрит. На полях Рик приписал: "Брат Эскобар, Феликс, арестован а групповое убийство. Луз по кличке Перлита – наемная убийца.
Мне припомнились слова, которые в тот вечер по телефону произнесла Дженнифер Авила, пока я подслушивал беседу Уилла с Хаимом: «Попросите Перлиту».
Последний раз сам Уилл позвонил в 10.01 в Ньюпорт-Бич на домашний телефон Эллен Эрскин.
«Похоже, мы будем там вовремя».
Как я и думал, Уилл подтвердил, что мы едем забрать Саванну Блейзек с Линд-стрит.
– Я вчера переговорил с Эрскин, – продолжал Берч. – После того как получил этот список звонков. Оказывается, Уилл в тот вечер не собирался возвращать Саванну родителям. Он организовал переезд девочки к мисс Эрскин в детский дом Хиллвью.
– Непонятно. Зачем?
– Эрскин тоже не знает. Уилл не сообщил ей имени девочки. И не обрисовал обстоятельств ее жизни и окружения, сказав только, что она нуждается в безопасности. Уилл собирался встретиться с Эрскин в Службе по защите детей между десятью и половиной одиннадцатого. Естественно, он там не появился. А когда Эрскин узнала из утренних новостей, что случилось той ночью, то пошла прямиком к Марчанту.
Как ни старался, я никак не мог ухватить, в чем здесь суть.
– Джо, что это за скверные дела, в которых участвовал твой отец?
– Не знаю. Но не думаю, что в этом было что-то дурно пахнущее. Я рассказал вам все, что знаю.
– В самом деле? – спросил Берч. – Сейчас я тебе почти верю.
– Все, что я сказал, правда.
Я вышел на лестницу и подождал, пока Рик закроет квартиру. Когда он это сделал, мы спустились к своим машинам.
– Я звонил Бернадетт Ли. Никакого ответа. Я съездил по адресу, что ты мне дал. Дома никого. Может, Сэмми не все договаривает?
– Посмотрю, что можно сделать.
* * *
Когда я покидал Линд-стрит, внутри у меня звучал странный насмешливый голос Джона Гэйлена. Я ехал по адресу, который списал с протокола допроса на столе Рика Берча, и прокручивал в голове его беседу с Гэйленом.
Найдя нужный номер дома, я припарковался напротив на другой стороне улицы. Это был район, застроенный в шестидесятые годы. Дом Гэйлена был желтого цвета, с темными оконными рамами. Было начало одиннадцатого. В доме горел свет. Вокруг матового фонаря над входом роилась мошкара.
«Уилл! О, Уилл Трона. Давай потолкуем».
Я уселся на сиденье поглубже и откинул голову назад. Именно так, как обычно это делал Уилл. Я попытался сымитировать его полудремотное и одновременно бдительное состояние с внимательным взглядом живых глаз. И придать себе тот же осуждающий, но вместе с тем покровительственный вид. Словно прикидывая, как улучшить положение вещей.
Наблюдая за домом, я продолжал размышлять об Уилле. Я очень ясно вспомнил первую нашу встречу в Хиллвью. Это была дождливая суббота. Мне было пять лет, и я сидел в укромном углу библиотеки, просматривая книгу «Шэг – последний бизон прерий». Для своего возраста я неплохо читал, поскольку много времени проводил с книгами, а особенно с этой. Я любил ее. И любил Шэга. А картинки были просто выдающиеся.
Вот такой очень подозрительный и пугливый пятилетний мальчишка сидел погруженный в свою книгу. Не просто погруженный – это слово здесь не совсем подходит. Когда я был с книгой, то смотрел вниз и моего лица никто не видел. Никто не мог разглядеть скрытую боль и красный уродливый комок кожи и мышц – то, с чем я вступил в этот мир.
Но когда лицо было спрятано от посторонних взглядов, я забывал о нем и мысленно путешествовал там, где пожелаю во времени и пространстве. Я мог оказаться за тысячи миль от Хиллвью, в американских прериях, двести лет назад, – и наблюдать за прекрасным бизоном по имени Шэг, который боролся с медведем гризли, в которого стреляли из лука и наконец как последнего представителя рода отправили в Йеллоустоунский национальный парк.
Поэтому я не обратил внимания на того, кто подошел и сел за журнальный столик напротив меня. Я весь был с Шэгом. Мужчина – по звуку шагов и запаху одеколона я мог сказать, что это был именно мужчина – забарабанил пальцами по столу. Но нас с Шэгом здесь не было.
– Сынок, – наконец произнес он. – Взгляни на меня, я хочу поговорить с тобой.
И я впервые поднял глаза на это самое мудрое, доброе, прекрасное, печальное и одновременно веселое лицо, которое я когда-либо видел в своей жизни. Раньше я никогда не задумывался об этом, но, увидев этого человека, понял, каким должен быть настоящий мужчина. Мне это было так же ясно, как и Шэгу, что его место в Йеллоустоуне.
– Это всего лишь шрамы, – сказал мужчина. – Они есть у всех, только у тебя они на виду.
Как всегда, опустив глаза, я все-таки набрался храбрости прошептать:
– У Шэга на боках тоже были шрамы от медведя.
– Вот видишь? Ничего стыдного в этом нет.
– А вы кто?
– Я отвечу, если ты снова посмотришь на меня.
Я поднял глаза.
Он легонько ткнул себя кулаком в грудь.
– Меня зовут Уилл Трона.
После этого он встал и вышел.
Я не видел его до следующей субботы. Я снова сидел в библиотеке. Он протянул мне пакет, завернутый в воскресные комиксы. Внутри был новый экземпляр моей любимой книги.
– Я подумал, что тебе неплохо иметь собственную книгу, – сказал мужчина.
– Благодарю, сэр.
– Ты не против, если я присяду?
– Нет, сэр.
– Я поговорил о тебе с некоторыми людьми. Они сказали, что ты хороший парень.
Я промолчал и отвел взгляд в сторону, чувствуя, как к щекам приливает горячая волна.
– Джо, тебе не хотелось бы на время покинуть это местечко? Может, поесть мороженого, прогуляться по набережной в Ньюпорт-Бич. Сегодня прекрасный денек. Посмотреть на рыбаков и скейтбордистов, красивых девочек и вообще размяться. Я уговорил воспитателей отпустить тебя на пару часов. Что скажешь?
Я знал ответ, но слова застряли в горле. В своей короткой жизни я принимал так мало решений, что не отваживался ответить. До этого за меня обычно отвечали суд, больница, власти штата, власти округа или семья.
В этот момент я впервые ощутил прикосновение крыльев свободы и трудность свободного выбора. Я словно стоял на узком трамплине для прыжков в воду, вокруг меня свистел ветер, мешая принять решение – прыгать вниз, повернуться и спуститься по лестнице или просто стоять и дрожать.
Уилл Трона ничего не говорил. Он не подталкивал меня, не торопил, не барабанил в нетерпении пальцами и не вздыхал.
Вместо этого он сцепил руки на затылке, откинулся на спинку кресла и смотрел на меня спокойным полусонным взглядом. Будто прикидывал, как сделать мою жизнь лучше.
– О'кей, сэр. Да.
– Отлично, молодой человек. Покинем этот притон. У меня «транс-ам» 1980 года выпуска с восьмицилиндровым движком и пятью скоростями. Гарантирую, что поедем с ветерком, Джо.
* * *
За время часового сидения напротив дома Джона Гэйлена ничего не произошло, и я включил радио.
Прошел еще час, все было по-прежнему. И я выключил приемник. Еще немного подумал об Уилле. В течение следующего часа, когда было уже 2.30 ночи, в доме Гэйлена так ничего и не изменилось, кроме мотыльков около фонаря. Я завел машину и направился домой.
Глава 12
На следующий день рано утром я отправился к преподобному Дэниэлу Альтеру. У меня было к нему несколько вопросов, касающихся кое-каких нестыковок в отношениях Уилла и Саванны. Мне также хотелось прояснить некоторые другие проблемы.
Дэниэл почти десять лет являлся моим духовником, хотя был почти годовой период, когда я редко с ним встречался. В тот год, когда мне было около семнадцати лет, я пережил лихорадку крещения и посетил почти тридцать различных церквей, в каждой из которых меня крестили. По воскресеньям я отправлялся за семьдесят миль от дома.
Самое замечательное – это обряд полного погружения. Волшебное ощущение спуска и подъема, когда святая вода омывает твое лицо вместе с рубцами, охлаждает его и сбегает струйками вниз, утоляя жар и унося прочь твои грехи и ненависть. Другими словами, в то время я сильно нуждался в подобной процедуре.
Но с тех пор прошло немало лет, и я повзрослел. Теперь я готов выслушивать проповеди Дэниэла. Однажды он меня уже крестил, значит, так будет и дальше. Иногда я чувствую внутренний позыв к чему-то большему, но держу себя в руках. Я вижу, как окружающие пододвигаются ближе и улыбаются, видя, как я наслаждаюсь, когда святая вода извилистыми ручейками орошает мое лицо. Я по-прежнему радуюсь, подставляя лицо дождю. И люблю зиму.
Секретарь преподобного Дэниэла пригласил меня войти в лифт храма Света. Стеклянный лифт, семь этажей вверх, вид на весь округ до самых гор. Я пересек роскошный голубой ковер, покрытый изображением апельсиновых плодов и зеленых листьев. Приветствуя меня, Дэниэл развернулся на своем вращающемся стуле.
Он всегда одевался в одном стиле: простые хлопчатобумажные брюки, черные мокасины, белая тенниска и привычная кепка-бейсболка с эмблемой «Ангелов». Он объяснял своим прихожанам, что эта кепка призвана побудить Господа помочь «Ангелам» победить в своем дивизионе или хотя бы выиграть тайм.
– О, Джо. Джо Трона.
– Доброе утро, преподобный. Извините за вторжение, но я хотел бы с вами поговорить.
– Эта дверь всегда для тебя открыта. И ты знаешь это. Прошу, садись.
Я присел. Оранжевые кожаные диваны с голубыми подушками и панорама округа в окне, подернутая легким туманом.
– Мне нравится это спокойное утреннее время по субботам, – произнес Дэниэл. – Никаких программ. Никаких особых дел. Фактически никого в церкви, кроме меня и мышей. Джо, чем я тебе могу помочь?
– Можно задать вам прямой вопрос?
Он улыбнулся:
– Такие вопросы мне нравятся больше всего.
– Когда вы беседовали с отцом в «Лесном клубе» в тот вечер накануне его гибели, то в разговоре упоминали Саванну Блейзек. Часть вашей беседы звучала так. Уилл сказал: «Я знаю, где она. Но не слишком доверяю людям, с которыми она живет». На что вы отреагировали: «Что ты имеешь в виду?».
Глаза у Дэниэла округлились, что было особенно заметно из-за толстых линз очков.
– Джо, ведь это называется подслушиванием!
– Я знаю, преподобный, но Уилл хотел, чтобы я этим занимался. Это было частью моей работы.
Дэниэл широко улыбнулся:
– Ну и память у тебя, Джо.
– Божий дар.
Он внимательно посмотрел на меня.
– Преподобный, мой отец пересекался с Блейзеками по общественным делам. Могли у него быть причины не доверять им?
– Мне это неизвестно, Джо. Могу только сказать, что Уилл и Джек Блейзек часто скрещивали свои политические клинки. Как ты знаешь, они придерживались разных взглядов. Джек просто помешан на промышленном развитии округа, а Уилл считал, что не всякое развитие на пользу. Они не были близкими друзьями. Но я не могу объяснить, почему Уилл с недоверием относился к Джеку или Лорне. Или к тому же Бо.
Дэниэл задумчиво посмотрел в окно.
– Сэр, Уилл никогда не стал бы разыскивать похищенную девочку и затем укрывать ее от семьи, если бы на то не было веских причин.
– Согласен.
– Преподобный, а что вы ему передали в тот вечер?
– Когда?
– В «Лесу». Вы еще сказали «Возьми это».
Снова расширенные глаза – это была его торговая марка на телевизионных представлениях, призванная подчеркнуть божественное милосердие, мудрость и чувство юмора. Дэниэл частенько смеялся.
– Ну и память! Никогда не подозревал...
– Абсолютная, преподобный.
– Должно быть, это чудо или, наоборот, проклятие, как ты думаешь?
– Неумение забывать может быть и тем и другим.
– Так ты никогда ничего не забываешь?
– Пока не знаю. Мне ведь только двадцать четыре.
Он опять улыбнулся и откинулся на спинку стула. Улыбка придала его лицу привычное радостное выражение. А глаза, как всегда, засветились, хотя, на мой взгляд, этот эффект был связан и с толстыми стеклами очков.
– Джо, ты бы мог держать в уме карты при игре в «блэк-джек»! Играть по-крупному и срывать банки.
– Что касается чисел, то не все так здорово. Только слова – сказанные и написанные.
Когда мысли Дэниэла сбивались на грешный путь, его частенько захватывали азартные игры. Он упоминал об этом и в своих проповедях, используя в качестве примера, какой внешне привлекательный и заманчивый вид бывает у грешных соблазнов. Я слышал его разговоры с Уиллом на тему спортивных пари. Дэниэл хорошо подкован в области спорта, причем во всех видах. Подчас он поражает меня, как в тот последний вечер Уилла, когда, проходя мимо бильярдного стола, посоветовал мне, какой силы ударом и с каким вращением бить нужный шар. Будто свои семинарские годы Дэниэл провел в казино, на стадионах и в спортзалах.
Возможно, азартные игры привлекали Дэниэла по причине собственной скупости. Его храм Света каждый год приносит миллионные доходы – большая их часть не облагается налогами, – но сам Дэниэл живет в скромном доме в Эрвине и ездит на обычном «торесе». А вот его жена, Розмари, совсем другое дело. Сам царь Соломон в период его славы не одевался так пышно, как она. Кроме собственного дома, у нее квартиры в Ньюпорт-Бич, на Майорке и в Кабо-Сан-Лукас.
– Хорошо, Джо, в тот вечер я передал Уиллу всего лишь небольшой выигрыш за дружеское пари, которое мы заключили на результаты серии игр. Те, кто ставил на «Ангелов», проиграли.
Дэниэл пожал плечами и смущенно улыбнулся – частично стыдясь этого пари, а частично раздраженный проигрышем своих «Ангелов».
– Мы договаривались, что все выигрыши пойдут на благотворительные цели – выбор победителей. Ты ведь знаешь, как Уилл всегда старался всем помочь.
От имени семьи мои мать и отец в первом полугодии передали на благотворительность двести тридцать пять тысяч долларов, не считая пятидесяти тысяч, выделенных семье полицейского, погибшего от рук Сэмми Нгуена. Это было сказано в одной из статей, опубликованных по поводу похорон Уилла. Общая же сумма благотворительных взносов за всю его жизнь составила два миллиона семьдесят пять тысяч долларов.
Большая часть этих средств была собрана благодаря матери, доля которой в общем капитале семьи, по словам Уилла, увеличилась в несколько раз. Это состояние начало создаваться еще в начале XIX века, постепенно возрастая за счет выращивания и продажи цитрусовых, торговли недвижимостью.
– И какую именно сумму, преподобный?
– Сто долларов. – Оглядевшись кругом, Дэниэл обратил свой взор к окну на панораму округа, который сумел обогатить стольких людей. – Ты регулярно молишься, Джо?
– Нет, сэр.
– Это следует делать. Бог все слышит.
Я тоже окинул взглядом пейзаж, раскинувшийся внизу, и спросил:
– Сэр, вы верите, что Алекс Блейзек похитил сестру и угрожает убить ее?
Он немного смешался.
– А как же, конечно, Джо. Алекс Блейзек заведомо безумен и является преступником. Это все подтверждено документально. Он поднял на меня нож прямо здесь и угрожал выбросить в окно. Ему тогда было четырнадцать. Это была всего лишь шутка – он потом смеялся. И рассказывал своим дружкам, что я обмочился прямо в рясе, чего на самом деле не было. И я абсолютно уверен, что он похитил сестру и может убить ее, если не получит того, что просит. Я слышал от его родителей ужасные рассказы о нем. Это испорченный молодой человек – всего двадцати одного года от роду. Но очень, очень испорченный.
Я не был особенно склонен верить Дэниэлу, хотя его профессия и заключалась в том, чтобы заставить других поверить ему.
– Отец не собирался возвратить Саванну родителям. Он хотел переправить ее в Хиллвью.
Глаза преподобного снова округлились.
– Зачем?
– Мне он этого не сказал. Я подумал, может, вы знаете.
– О нет. Не вижу ни одной причины, по которой он мог бы сделать что-либо подобное.
– Папа говаривал, что уже на расстоянии трех метров чувствует запах смердящей души Джека Блейзека.
– Он преувеличивал.
– Их спор по поводу платных дорог в аэропорт выходит за рамки обычного разногласия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39