— Я изменил заказ. Хочу, чтобы вы вернулись со мной в Аресибо.Электрическая катапульта выстрелила очередной реактивный самолет, и пол задрожал. Секундой позже раздалось низкое «ш-ш-шу» и затихающий грохот.— Перед отъездом мне нужно уладить несколько дел, — сказал Митчелл.— Для блага Программы, — заметил Макдональд, — я считаю, что вам надо какое-то время держаться подальше от Юдит.— Иеремия тоже так считает, — буркнул Митчелл.— Он пророк, это факт, — угрюмо произнес Томас. — И очень опасен.— Потому я и хочу, чтобы вы вернулись со мной, — объяснил Макдональд. — Хочу, чтобы вы вновь прониклись атмосферой Программы, работой и горячкой на пороге решения…Если вы сумеете это выразить и передать, возможно, мы нивелируем растущее влияние Иеремии и его сторонников. Томас покачал головой.— Мы не будем выступать против Иеремии. Он честен, но одержим видениями, как поэт. Он живет в собственной реальности.— Это старая сволочь, — вставил Митчелл.— Основы веры этого человека оказались под угрозой, — сказал Макдональд, — и он защищает свой мир. Солитариане не могут сосуществовать с фактом наличия разумной жизни на других планетах.— Тогда почему вы пригласили его к себе? — спросил Митчелл.— Потому что он так же честен, как и фанатичен, — сказал Макдональд. — По-моему, вполне возможно, что, увидев перевод, он поймет и изменит свое мнение.— Или не поймет и погибнет, — заметил Томас.— Да, — признал Макдональд. — Такое тоже может быть.— Насколько серьезно он грозит Программе? — спросил Митчелл.— Серьезнее всех прочих с момента начала Программы, — ответил Макдональд. — В этом заметна ирония судьбы, и то, что сейчас творится, вполне подходит ко всей истории Программы — самый критический момент наступает, когда выполнена задача, для которой ее создавали. Пятьдесят лет без результатов прошли, как у Христа за пазухой, но с момента Приема послания существование наше оказалось под угрозой.Томас рассмеялся.— Ученые — опасные люди. Они задабривают тебя игрушками, а когда те вдруг оказываются настоящими, начинают беспокоиться.— А что могут сделать солитариане, кроме болтовни в своем кругу? — спросил Митчелл.— Они сильны, — сказал Макдональд, — и становятся все сильнее. Они хотят заблокировать Программу и давят на сенаторов и конгрессменов. Несмотря на вашу деятельность, несмотря на то, что я назвал общественным одобрением, им по-прежнему удается играть на чувстве первобытного страха перед встречей с кем-то лучшим, чем ты сам. А капеллане, несомненно, лучше нас.— Это почему? — спросил Митчелл более резко, чем хотел бы.Пол вновь задрожал. Стойка с сувенирами находилась прямо перед ними, и Макдональд уже осматривал ее полки.— Они явно старше нас и располагают большими возможностями, — сказал Макдональд. — Их красные гиганты старше нашего Солнца на миллионы, а может, на миллиарды лет, если судить по влиянию массы на эволюцию звезды. Во всяком случае, мы не можем принимать радиопередачи с других планет, не говоря уже о такой ретрансляции, чтобы они годились для повторного приема на планете, откуда пришли.— «Маленькая щебетунья!» — полупропел, полупроскандировал Томас. — «Пепси-кола — то, что надо!»Его передернуло.
Макдональд купил жене новую книгу, романтическую историю о любви и опасностях на орбите, а для сына — трехмерную модель Солнца с окружающими его звездами в радиусе пятидесяти световых лет, включая — а как же иначе! — Капеллу, после чего, решив, что восьмимесячному младенцу модель будет непонятна по крайней мере еще год или два, купил ему огромного набивного страуса. Птица была так велика, что пришлось сдать ее в багаж.
— Робби!В маленьком зале ожидания аэропорта на окраине Аресибо Мария старалась не рассмеяться при виде птицы-гиганта, стоящей перед нею на длинных ногах.— Тихо, тихо, Бобби, — успокаивала она плачущего ребенка. — Он не сделает тебе ничего плохого. Привезти такое чудище маленькому ребенку! — Женщина укоризненно посмотрела на Макдональда.Митчелл подумал, что никогда и нигде не видел такой красивой женщины. Интересно, как она выглядела в двадцать… или даже в тридцать лет? Да, у Макдональда были две важные причины торчать в Аресибо — жена и работа.— Ну и тупица же я, — сказал Макдональд, словно его только что осенило. — Выходит, я не понимаю своих же домашних.— Зато, — заметил Томас, — вы отлично понимаете и находите общий язык с любым другим.— Бросьте! — махнул рукой Макдональд. — А Иеремия?— По крайней мере вы заставили его слушать, — продолжал Томас, — и пообещать, что он приедет.Мария широко улыбнулась.— Правда, Робби? Ты сумел переубедить его?— Это еще не известно, — сказал Макдональд. — Ну, иди сюда.Он вытянул руку к плачущему малышу. Тот доверчиво позволил себя взять, стараясь при этом не смотреть на страшную птицу. Почти сразу же он перестал рыдать, еще немного повсхлипывал и совсем успокоился.— Ну-ну, Бобби, — сказал Макдональд, — ты же знаешь, папа не принес бы тебе ничего гадкого, хотя сначала, конечно, ты мог испугаться. Ну, ладно, пошли с нами, — обратился он к страусу, смотревшему черными непроницаемыми глазами из пластиковых глазниц, — мы еще дорастем до тебя.Сунув птицу под мышку, он двинулся к выходу, но вдруг остановился.— Что у меня с головой? — спросил он Марию. — Я ведь с гостями. Джорджа ты знаешь, а симпатичный джентльмен — это Билл Митчелл, влюбленный, которому не благоприятствуют звезды.— Привет, Джордж, — Мария подставила ему щеку для поцелуя. — Привет, Билл, — она протянула руку. — Надеюсь, звезды станут к вам благосклонны, как и ко мне.— Не так уж все и плохо, — сказал Митчелл, стараясь, чтобы это прозвучало беззаботно. — Знаете, как это бывает: упрямый отец, девушка поставлена перед выбором — он или я… В конце концов все устроится.— Знаю, — сказала Мария, на мгновение вдохнув в Митчелла свою уверенность. — Идемте, я приготовлю хороший мексиканский ужин.Когда она вынимала руку из его ладони, Митчелл заметил белый шрам поперек ее запястья.— Querida, — напомнил Макдональд, — мы поели в самолете.— Ты называешь это едой?— Кроме того, — не сдавался Макдональд, — мы едем на работу — нужно сделать еще кое-что. Завтра, перед тем как джентльмены улетят обратно в Нью-Йорк, ты сможешь приготовить роскошный обед. Согласна?Смягчившись, она комично пожала плечами и протянула:— Да-а-а.Сумки и страуса сунули в багажник. Малыш с облегчением принял исчезновение птицы и удобно уселся на руке отца. Мария села за руль, она оказалась опытным водителем. «Они идеально подходят друг другу, — думал Митчелл.— Мария и Макдональд… оба красивые, оба совершенные».Древняя паровая турбина блаженно урчала под капотом, когда уже под вечер они ехали по тихим зеленым склонам.Долгим был этот день, начатый в Нью-Йорке и закончившийся на Пуэрто-Рико, и Митчелл ног под собой не чуял. Однако для него это был колдовской вечер. Может, причиной было пуэрториканское спокойствие после переполненных городов, может, увозящий их все дальше от цивилизации автомобиль, а может, красота жены Макдональда или домашние разговоры супружеской пары. Обычно подобные ситуации смущали его, все эти разговоры о еде и семье, в которых он поневоле играл роль подслушивающего, но на этот раз все было как-то иначе. «Возможно, — подумал он, — люди не так уж и мерзки». Он посмотрел на Томаса — даже тот чувствовал это. Этот человек с издерганными нервами, бывший поэт и писатель, потом журналист, копавшийся в грязном белье, а ныне страстный защитник Программы, беззаботно посматривал в окно, словно упаковал все свои тревоги и отправил их обратным рейсом на Манхэттен.Поездка в лунном свете затягивалась, и Митчеллу вдруг захотелось, чтобы это путешествие вне времени и пространства никогда не кончалось, но почти сразу же он увидел внизу котловину, сверкавшую посреди темной ночи. Словно паук-гигант поработал в этой котловине, затянув ее проводами в соответствии с точной математической схемой, соткав сеть для ловли звезд. Затем они проехали огромное ухо, обращенное к небу, слушающее шепот ночи…Через мгновение машина въехала на широкую стоянку, освещенную фосфорным блеском Луны, и остановилась перед низким бетонным зданием. Митчелл заморгал. Чары рассеивались, правда, медленно, и позднее, когда он мысленно возвращался к этому, ему казалось, что они окрашивали его впечатления все время, проведенное на этом острове.Они вышли из машины. Макдональд осторожно положил уснувшего ребенка на сиденье и пристегнул его ремнем. Потом поцеловал Марию, шепча что-то о своих планах. Томас с Митчеллом достали сумки из багажника, Макдональд вытащил страуса.— Подержу его в конторе, — сказал он, — пока Бобби не привыкнет.Урчание машины стихло вдали. Макдональд открыл дверь здания.— Вот мы и на месте, — сказал он, словно из аэропорта в Техасе они просто перешли на другую сторону улицы.Томас остановился на пороге и указал на медленно вращающийся телескоп.— Вы продолжаете искать?Макдональд пожал плечами.— То, что мы приняли одно Послание, не означает, что других нет и что наши поиски завершены. Кроме того, у нас есть специалисты по прослушиванию и мы не хотим их терять. Нельзя, чтобы команда распалась до конца игры.Они вошли в здание. Митчелл разглядывал крашеный бетон и керамические полы коридоров, освещенных лампами. Прикинув по количеству машин на стоянке, он ожидал здесь большого движения, но оказался не готов к такой суете. Мужчины энергично шагали по коридорам, сжимая в руках бумаги, кивая Макдональду, словно он никуда не уезжал, или, захваченные разговором, вообще не замечали шефа и его гостей. Женщины были более приветливы, они расспрашивали директора о поездке, о Марии и Бобби, приветствовали посетителей. Макдональд улыбнулся и процитировал Горация:— «Тогда давайте поиграем в камень, который точит сталь, но резать сам не может». Гораций. «Ars Poetica» (Поэтическое искусство).
Потом он повел их по коридору к открытой двери.— Здесь наш центр прослушивания, — объяснил он Митчеллу, беря его под руку и вводя внутрь.Митчелла не смущало, что его ведут. Помещение заполняли приборы — компьютер, записывающие устройства; в воздухе пахло озоном. В комнате оказались двое мужчин: один у стены копался в проводах, второй сидел в кресле с наушниками на голове. Он поднял взгляд, помахал им рукой и приглашающим жестом повернул один наушник к Макдональду. Директор махнул ему в ответ и помотал головой.— Зачем нам эта птица? — спросил слушающий.Макдональд вновь помотал головой.— Долгая история. Потом расскажу. — Он обратился к Митчеллу: — В другое время я провел бы вас внутрь и показал, что у нас тут есть. Я дал бы тебе послушать музыку небесных сфер, пение бесконечности, голоса безумцев, которые не могут докричаться, но, к сожалению, у нас чет времени.— Не дай купить себя этим, — полусерьезно предостерег Томас. — Ты больше никогда не будешь самим собой. Именно это делает из людей таких вот чудаков.— Вы хотите услышать Послание? — с улыбкой сказал Макдональд. — Хотите узнать, почему мы возимся шесть месяцев и ничего не расшифровали? Шесть месяцев, во время которых солитариане мобилизуют силы, Конгресс теряет терпение и раздает кредиты, а усилия преданных нам журналистов, таких как вы и Джордж, пропадают впустую.Митчелл покачал головой.— Вы правы, — продолжал Макдональд. — Мы не прочли Послания, хотя должны были это сделать… со всеми головами и компьютерами, которые подключили к работе. Идем же, я покажу вам.Они прошли мимо других дверей, других залов, в которых мужчины и женщины работали за письменными и лабораторными столами или у пультов управления. Зал компьютеров находился в конце коридора. Его называли так, потому что компьютеры составляли его стены а пол был так густо заставлен устройствами ввода данных и принтерами, что между ними едва можно было протиснуться. В компьютерных дебрях, как чародей в окружении своих любимых животных, сидел за клавиатурой мужчина средних лет с коротко стриженными седеющими волосами.— Привет, Олли, — сказал Макдональд.— Ты притащил мне подарок? — спросил чародей.Макдональд вздохнул и поставил страуса в угол.— Нет, Олли, я притащил к тебе гостей.Он представил Митчелла Ольсену; Томас познакомился с ним раньше. Митчелл разглядывал все эти машины, пытаясь угадать, для чего они служат.— Никакого прогресса? — спросил Макдональд.— Хорошо хоть назад не пятимся, — ответил Ольсен.— Сыграй для наших гостей свой лучший отрывок, — попросил Макдональд.Ольсен нажал две клавиши. На мониторе перед ним появилось изображение — неровные ряды белых цифр на сером фоне, — но Митчелл лишь мельком глянул на них. Уже через мгновение он вслушивался в звуки, доносившиеся из скрытых динамиков — тихое шипение, потом тишина, какой-то шум, тишина, снова шум. Иногда шум был громче, иногда тише, то короткий, то продолжительный, порою — треск, а то еще тарахтение или стук.Митчелл посмотрел на Томаса, затем оба взглянули на Макдональда.— Я могу принять послание получше из грозовой тучи, — заметил Митчелл.— Это первая проблема, — сказал Макдональд. — Часть того, что мы принимаем между обрывками наших старых радиопрограмм, составляют атмосферные помехи. Кроме того, влияют расстояния, паузы, затухание сигналов. Но мы считаем, что часть принятого нами составляет Послание. Дело в том, чтобы отделить его от всего остального. Скажи им, что мы пытаемся сделать, Олли…— Прежде всего, мы пытаемся очистить передачу, — сказал Ольсен, — отфильтровать естественные шумы. Мы пытаемся исключить все, что наверняка случайно, а затем систематизировать проблематичное, стабилизируя сигналы и усиливая их в случае необходимости…— Покажи им, как это выглядит после очистки, — попросил Макдональд.Ольсен нажал еще две клавиши. Из динамиков полились серии звуков, разделенные паузами, подобные прежнему международному коду, правда, без тире — точка и снова точка, долгая тишина, потом еще шесть точек, тишина, еще семь точек, тишина, точка, тишина, точка…Митчелл и Томас вслушивались, явно пытаясь найти в этом какой-то смысл, а затем остолбенело переглянулись — конечно, никоим образом нельзя было прочесть Послание с помощью собственных ушей.— В этом есть что-то гипнотическое, — сказал Митчелл.— Но это нисколько не лучше исходного варианта, — добавил Томас. — И какое-то ненастоящее.Ольсен пожал плечами.— Просто наши динамики именно так интерпретируют слабые порции энергии, принятые радиотелескопами между обрывками наших собственных программ девяностолетней давности. С помощью компьютеров мы записали Послание в звуковой форме, которая кажется нам более привычной или более осмысленной.— Но по-прежнему не можете этого прочесть, — сказал Томас.Ольсен кивнул.— Возникает масса проблем. Мы пытаемся найти признаки дублирования, повторения, регулярности. Неизвестно, где Послание начинается и где заканчивается, одно это сообщение, передаваемое раз за разом, или серия различных. Порой мне кажется, мы что-то нашли, какое-то время все сходится, а затем вновь рассыпается как карточный домик.— А что, например? — спросил Митчелл. — Какая-то фраза?— А на каком языке? — ответил Ольсен вопросом.— Ну, тогда, может, что-то математическое. Например, один плюс один равняется двум или теорема Пифагора.Макдональд улыбнулся.— Это годилось бы, чтобы привлечь наше внимание, доказать, что послание передано разумными существами, но ведь это уже сделано с помощью ретрансляции наших радиопрограмм.— Какого рода послание могли они отправить, чтобы это что-то значило для нас? — спросил Митчелл.— Звук и тишина, — задумался Томас. — Звук и тишина. Это непременно должно что-то значить.— Точки и тишина, — сказал Митчелл. — Именно так Мак сказал Иеремии. Точки и тишина. Так оно и звучит. Точки и никаких тире. Точки и пробелы.Макдональд быстро посмотрел на него.— Скажите-ка это еще раз.— Точки и тишина. Именно так вы сказали Иеремии.— Нет, — произнес Макдональд. — То, что вы сказали потом.— Точки и никаких тире, — повторил Митчелл. — Точки и пробелы.— Точки и пробелы, — задумался Макдональд. — Это тебе что-нибудь напоминает, Олли? Кроссворд? Думаешь… старая идея Дрейка? Мы опробуем это, — сказал он Ольсену, — для всех комбинаций простых чисел. Билл, — обратился он к Митчеллу, — отправьте Иеремии телеграмму с моей подписью. Три слова: «Приезжайте. Послание прочитано».— Вы уверены, что нашли решение? — спросил Томас. — Не можете подождать проверки?— У вас бывала когда-нибудь уверенность, что вы знаете решение еще до проверки? Что-то вроде озарения?— Да, — сказал Томас. — Иеремии тоже знакомо это чувство.— Вот я и хочу, чтобы Иеремия был здесь, когда мы в первый раз запустим компьютер, — сказал Макдональд. — Мне кажется, это может оказаться очень важным.Митчелл остановился в дверях.— Так вы что, не собираетесь проверять до его приезда?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Макдональд купил жене новую книгу, романтическую историю о любви и опасностях на орбите, а для сына — трехмерную модель Солнца с окружающими его звездами в радиусе пятидесяти световых лет, включая — а как же иначе! — Капеллу, после чего, решив, что восьмимесячному младенцу модель будет непонятна по крайней мере еще год или два, купил ему огромного набивного страуса. Птица была так велика, что пришлось сдать ее в багаж.
— Робби!В маленьком зале ожидания аэропорта на окраине Аресибо Мария старалась не рассмеяться при виде птицы-гиганта, стоящей перед нею на длинных ногах.— Тихо, тихо, Бобби, — успокаивала она плачущего ребенка. — Он не сделает тебе ничего плохого. Привезти такое чудище маленькому ребенку! — Женщина укоризненно посмотрела на Макдональда.Митчелл подумал, что никогда и нигде не видел такой красивой женщины. Интересно, как она выглядела в двадцать… или даже в тридцать лет? Да, у Макдональда были две важные причины торчать в Аресибо — жена и работа.— Ну и тупица же я, — сказал Макдональд, словно его только что осенило. — Выходит, я не понимаю своих же домашних.— Зато, — заметил Томас, — вы отлично понимаете и находите общий язык с любым другим.— Бросьте! — махнул рукой Макдональд. — А Иеремия?— По крайней мере вы заставили его слушать, — продолжал Томас, — и пообещать, что он приедет.Мария широко улыбнулась.— Правда, Робби? Ты сумел переубедить его?— Это еще не известно, — сказал Макдональд. — Ну, иди сюда.Он вытянул руку к плачущему малышу. Тот доверчиво позволил себя взять, стараясь при этом не смотреть на страшную птицу. Почти сразу же он перестал рыдать, еще немного повсхлипывал и совсем успокоился.— Ну-ну, Бобби, — сказал Макдональд, — ты же знаешь, папа не принес бы тебе ничего гадкого, хотя сначала, конечно, ты мог испугаться. Ну, ладно, пошли с нами, — обратился он к страусу, смотревшему черными непроницаемыми глазами из пластиковых глазниц, — мы еще дорастем до тебя.Сунув птицу под мышку, он двинулся к выходу, но вдруг остановился.— Что у меня с головой? — спросил он Марию. — Я ведь с гостями. Джорджа ты знаешь, а симпатичный джентльмен — это Билл Митчелл, влюбленный, которому не благоприятствуют звезды.— Привет, Джордж, — Мария подставила ему щеку для поцелуя. — Привет, Билл, — она протянула руку. — Надеюсь, звезды станут к вам благосклонны, как и ко мне.— Не так уж все и плохо, — сказал Митчелл, стараясь, чтобы это прозвучало беззаботно. — Знаете, как это бывает: упрямый отец, девушка поставлена перед выбором — он или я… В конце концов все устроится.— Знаю, — сказала Мария, на мгновение вдохнув в Митчелла свою уверенность. — Идемте, я приготовлю хороший мексиканский ужин.Когда она вынимала руку из его ладони, Митчелл заметил белый шрам поперек ее запястья.— Querida, — напомнил Макдональд, — мы поели в самолете.— Ты называешь это едой?— Кроме того, — не сдавался Макдональд, — мы едем на работу — нужно сделать еще кое-что. Завтра, перед тем как джентльмены улетят обратно в Нью-Йорк, ты сможешь приготовить роскошный обед. Согласна?Смягчившись, она комично пожала плечами и протянула:— Да-а-а.Сумки и страуса сунули в багажник. Малыш с облегчением принял исчезновение птицы и удобно уселся на руке отца. Мария села за руль, она оказалась опытным водителем. «Они идеально подходят друг другу, — думал Митчелл.— Мария и Макдональд… оба красивые, оба совершенные».Древняя паровая турбина блаженно урчала под капотом, когда уже под вечер они ехали по тихим зеленым склонам.Долгим был этот день, начатый в Нью-Йорке и закончившийся на Пуэрто-Рико, и Митчелл ног под собой не чуял. Однако для него это был колдовской вечер. Может, причиной было пуэрториканское спокойствие после переполненных городов, может, увозящий их все дальше от цивилизации автомобиль, а может, красота жены Макдональда или домашние разговоры супружеской пары. Обычно подобные ситуации смущали его, все эти разговоры о еде и семье, в которых он поневоле играл роль подслушивающего, но на этот раз все было как-то иначе. «Возможно, — подумал он, — люди не так уж и мерзки». Он посмотрел на Томаса — даже тот чувствовал это. Этот человек с издерганными нервами, бывший поэт и писатель, потом журналист, копавшийся в грязном белье, а ныне страстный защитник Программы, беззаботно посматривал в окно, словно упаковал все свои тревоги и отправил их обратным рейсом на Манхэттен.Поездка в лунном свете затягивалась, и Митчеллу вдруг захотелось, чтобы это путешествие вне времени и пространства никогда не кончалось, но почти сразу же он увидел внизу котловину, сверкавшую посреди темной ночи. Словно паук-гигант поработал в этой котловине, затянув ее проводами в соответствии с точной математической схемой, соткав сеть для ловли звезд. Затем они проехали огромное ухо, обращенное к небу, слушающее шепот ночи…Через мгновение машина въехала на широкую стоянку, освещенную фосфорным блеском Луны, и остановилась перед низким бетонным зданием. Митчелл заморгал. Чары рассеивались, правда, медленно, и позднее, когда он мысленно возвращался к этому, ему казалось, что они окрашивали его впечатления все время, проведенное на этом острове.Они вышли из машины. Макдональд осторожно положил уснувшего ребенка на сиденье и пристегнул его ремнем. Потом поцеловал Марию, шепча что-то о своих планах. Томас с Митчеллом достали сумки из багажника, Макдональд вытащил страуса.— Подержу его в конторе, — сказал он, — пока Бобби не привыкнет.Урчание машины стихло вдали. Макдональд открыл дверь здания.— Вот мы и на месте, — сказал он, словно из аэропорта в Техасе они просто перешли на другую сторону улицы.Томас остановился на пороге и указал на медленно вращающийся телескоп.— Вы продолжаете искать?Макдональд пожал плечами.— То, что мы приняли одно Послание, не означает, что других нет и что наши поиски завершены. Кроме того, у нас есть специалисты по прослушиванию и мы не хотим их терять. Нельзя, чтобы команда распалась до конца игры.Они вошли в здание. Митчелл разглядывал крашеный бетон и керамические полы коридоров, освещенных лампами. Прикинув по количеству машин на стоянке, он ожидал здесь большого движения, но оказался не готов к такой суете. Мужчины энергично шагали по коридорам, сжимая в руках бумаги, кивая Макдональду, словно он никуда не уезжал, или, захваченные разговором, вообще не замечали шефа и его гостей. Женщины были более приветливы, они расспрашивали директора о поездке, о Марии и Бобби, приветствовали посетителей. Макдональд улыбнулся и процитировал Горация:— «Тогда давайте поиграем в камень, который точит сталь, но резать сам не может». Гораций. «Ars Poetica» (Поэтическое искусство).
Потом он повел их по коридору к открытой двери.— Здесь наш центр прослушивания, — объяснил он Митчеллу, беря его под руку и вводя внутрь.Митчелла не смущало, что его ведут. Помещение заполняли приборы — компьютер, записывающие устройства; в воздухе пахло озоном. В комнате оказались двое мужчин: один у стены копался в проводах, второй сидел в кресле с наушниками на голове. Он поднял взгляд, помахал им рукой и приглашающим жестом повернул один наушник к Макдональду. Директор махнул ему в ответ и помотал головой.— Зачем нам эта птица? — спросил слушающий.Макдональд вновь помотал головой.— Долгая история. Потом расскажу. — Он обратился к Митчеллу: — В другое время я провел бы вас внутрь и показал, что у нас тут есть. Я дал бы тебе послушать музыку небесных сфер, пение бесконечности, голоса безумцев, которые не могут докричаться, но, к сожалению, у нас чет времени.— Не дай купить себя этим, — полусерьезно предостерег Томас. — Ты больше никогда не будешь самим собой. Именно это делает из людей таких вот чудаков.— Вы хотите услышать Послание? — с улыбкой сказал Макдональд. — Хотите узнать, почему мы возимся шесть месяцев и ничего не расшифровали? Шесть месяцев, во время которых солитариане мобилизуют силы, Конгресс теряет терпение и раздает кредиты, а усилия преданных нам журналистов, таких как вы и Джордж, пропадают впустую.Митчелл покачал головой.— Вы правы, — продолжал Макдональд. — Мы не прочли Послания, хотя должны были это сделать… со всеми головами и компьютерами, которые подключили к работе. Идем же, я покажу вам.Они прошли мимо других дверей, других залов, в которых мужчины и женщины работали за письменными и лабораторными столами или у пультов управления. Зал компьютеров находился в конце коридора. Его называли так, потому что компьютеры составляли его стены а пол был так густо заставлен устройствами ввода данных и принтерами, что между ними едва можно было протиснуться. В компьютерных дебрях, как чародей в окружении своих любимых животных, сидел за клавиатурой мужчина средних лет с коротко стриженными седеющими волосами.— Привет, Олли, — сказал Макдональд.— Ты притащил мне подарок? — спросил чародей.Макдональд вздохнул и поставил страуса в угол.— Нет, Олли, я притащил к тебе гостей.Он представил Митчелла Ольсену; Томас познакомился с ним раньше. Митчелл разглядывал все эти машины, пытаясь угадать, для чего они служат.— Никакого прогресса? — спросил Макдональд.— Хорошо хоть назад не пятимся, — ответил Ольсен.— Сыграй для наших гостей свой лучший отрывок, — попросил Макдональд.Ольсен нажал две клавиши. На мониторе перед ним появилось изображение — неровные ряды белых цифр на сером фоне, — но Митчелл лишь мельком глянул на них. Уже через мгновение он вслушивался в звуки, доносившиеся из скрытых динамиков — тихое шипение, потом тишина, какой-то шум, тишина, снова шум. Иногда шум был громче, иногда тише, то короткий, то продолжительный, порою — треск, а то еще тарахтение или стук.Митчелл посмотрел на Томаса, затем оба взглянули на Макдональда.— Я могу принять послание получше из грозовой тучи, — заметил Митчелл.— Это первая проблема, — сказал Макдональд. — Часть того, что мы принимаем между обрывками наших старых радиопрограмм, составляют атмосферные помехи. Кроме того, влияют расстояния, паузы, затухание сигналов. Но мы считаем, что часть принятого нами составляет Послание. Дело в том, чтобы отделить его от всего остального. Скажи им, что мы пытаемся сделать, Олли…— Прежде всего, мы пытаемся очистить передачу, — сказал Ольсен, — отфильтровать естественные шумы. Мы пытаемся исключить все, что наверняка случайно, а затем систематизировать проблематичное, стабилизируя сигналы и усиливая их в случае необходимости…— Покажи им, как это выглядит после очистки, — попросил Макдональд.Ольсен нажал еще две клавиши. Из динамиков полились серии звуков, разделенные паузами, подобные прежнему международному коду, правда, без тире — точка и снова точка, долгая тишина, потом еще шесть точек, тишина, еще семь точек, тишина, точка, тишина, точка…Митчелл и Томас вслушивались, явно пытаясь найти в этом какой-то смысл, а затем остолбенело переглянулись — конечно, никоим образом нельзя было прочесть Послание с помощью собственных ушей.— В этом есть что-то гипнотическое, — сказал Митчелл.— Но это нисколько не лучше исходного варианта, — добавил Томас. — И какое-то ненастоящее.Ольсен пожал плечами.— Просто наши динамики именно так интерпретируют слабые порции энергии, принятые радиотелескопами между обрывками наших собственных программ девяностолетней давности. С помощью компьютеров мы записали Послание в звуковой форме, которая кажется нам более привычной или более осмысленной.— Но по-прежнему не можете этого прочесть, — сказал Томас.Ольсен кивнул.— Возникает масса проблем. Мы пытаемся найти признаки дублирования, повторения, регулярности. Неизвестно, где Послание начинается и где заканчивается, одно это сообщение, передаваемое раз за разом, или серия различных. Порой мне кажется, мы что-то нашли, какое-то время все сходится, а затем вновь рассыпается как карточный домик.— А что, например? — спросил Митчелл. — Какая-то фраза?— А на каком языке? — ответил Ольсен вопросом.— Ну, тогда, может, что-то математическое. Например, один плюс один равняется двум или теорема Пифагора.Макдональд улыбнулся.— Это годилось бы, чтобы привлечь наше внимание, доказать, что послание передано разумными существами, но ведь это уже сделано с помощью ретрансляции наших радиопрограмм.— Какого рода послание могли они отправить, чтобы это что-то значило для нас? — спросил Митчелл.— Звук и тишина, — задумался Томас. — Звук и тишина. Это непременно должно что-то значить.— Точки и тишина, — сказал Митчелл. — Именно так Мак сказал Иеремии. Точки и тишина. Так оно и звучит. Точки и никаких тире. Точки и пробелы.Макдональд быстро посмотрел на него.— Скажите-ка это еще раз.— Точки и тишина. Именно так вы сказали Иеремии.— Нет, — произнес Макдональд. — То, что вы сказали потом.— Точки и никаких тире, — повторил Митчелл. — Точки и пробелы.— Точки и пробелы, — задумался Макдональд. — Это тебе что-нибудь напоминает, Олли? Кроссворд? Думаешь… старая идея Дрейка? Мы опробуем это, — сказал он Ольсену, — для всех комбинаций простых чисел. Билл, — обратился он к Митчеллу, — отправьте Иеремии телеграмму с моей подписью. Три слова: «Приезжайте. Послание прочитано».— Вы уверены, что нашли решение? — спросил Томас. — Не можете подождать проверки?— У вас бывала когда-нибудь уверенность, что вы знаете решение еще до проверки? Что-то вроде озарения?— Да, — сказал Томас. — Иеремии тоже знакомо это чувство.— Вот я и хочу, чтобы Иеремия был здесь, когда мы в первый раз запустим компьютер, — сказал Макдональд. — Мне кажется, это может оказаться очень важным.Митчелл остановился в дверях.— Так вы что, не собираетесь проверять до его приезда?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23