— ему показалось, что, произнося одно из этих слов, она оскалилась и стала похожа на большую черную кошку или даже пантеру, рассерженную и опасную чрезвычайно. — Человек, приходящий в политику, должен знать, что целый ряд нравственных установок, полученных в детстве и принятых в обществе, ему придется — и не раз — переступить, во имя целей более высоких. Мы подчиняемся закону больших чисел и политической целесообразности. Некоторые называют это профессиональной деформацией, но то же можно сказать о военном, apriori готовом нарушить главную Божью заповедь. И все. Надеюсь, мне не придется возвращаться к этой теме. Сегодня мы должны обсудить с вами две темы, касающиеся России.
Надеюсь можно не говорить, как важно то, что нам предстоит сейчас обсудить и решить. Первое — папка. «Папка Мадлен» — как придумал называть ее кто-то, и я не вижу причин это менять. Пусть так и остается впредь. В конце концов, справедливо, она кропотливо начала эту работу, хотя справедливее было бы назвать ее «папкой Мадлен и Стива».
— Нет, мэм. Я полагаю, что у таких документов должен быть один автор, независимо от количества помощников.
— Пусть так. Сегодня в этой папке меня интересует одно вложение. И это вложение — возможные кандидаты на пост президента страны. Президент Путин устраивает нас все меньше и меньше, и, полагаю, вам не надо объяснять почему.
— Да, мэм. Однако его рейтинг, несмотря на все трагические события…
— Спасибо за напоминание, но цифры его рейтинга я знаю порой с большей точностью, чем наши цифры. И полагаю, не мне объяснять вам природу этого рейтинга — нефть, экономический рост, возможность уделить внимание социальным программам, воинственность, популизм, ренессанс пансоветской идеи, которую помнят и одобряют большинство русских. И наконец, ваш тезис, который безрассудно проигнорировал мой сотрудник — о том, что катастрофы расшатывают слабых и укрепляют сильных. Но речь сейчас не о нем. Преемник. Я внимательно перечитала папку. Я уже говорила вам когда-то, что в свое время сочла Лемеха слишком авантюрным, а сейчас я вижу его единственным — но, увы, не на этом свете. Такое впечатление, что со смертью Лемеха ушли все.
— Отчасти так и есть, мэм.
— Поясните.
— Людей, которые могли бы с нашей поддержкой занять место в Кремле на определенных — наших — условиях, сегодня эксплуатирует Путин.
Причем допускаю, что кому-то из них, не в ближайшее время, но тоже обещано место в Кремле.
— Что значит — эксплуатирует?
— Назначает на должности губернаторов, лоббирует их интересы на международной арене, способствуя превращению российских компаний в трнаснациональные корпорации, использует свое растущее политическое влияние для участия русских в громадных и выгодных проектах за пределами России.
— Вы всерьез полагаете, что я всего этого не знаю, мистер Гарднер?
И снова — уже второй раз за время сегодняшней встречи, она показалась ему большой черной кошкой или маленькой пантерой, в любую секунду готовой к смертельному прыжку. Но отступать было некуда.
— Вы задали вопрос…
— А вы, отвечая на него, сказали слишком много хорошо мне известных вещей, вместо того чтобы просто констатировать: «наши мальчики» — как их любовно называла Мадлен, теперь «мальчики Путина».
— Кстати, далеко не всех из «наших мальчиков» приняли в «мальчики Путина», с некоторыми просто заключили взаимовыгодные финансовые и политические сделки. Человек уходит с поста добровольно или что-то столь же добровольно возвращает, и остается жить с тем, что — щедро — оставлено. Самых непонятливых наказали, порой — демонстративно, напоказ, дабы другим неповадно было. Но главное — обуздали губернскую вольницу. И занялись, наконец, пропагандой. При мне президент Ельцин отчитывал руководителя своей пресс-службы: «Пропаганда? Забудьте это слово. Оно больше никогда не зазвучит в этих стенах». Я, помнится, еще подумал тогда: а как же народ узнает о том, что и почему вершится в Кремле? А главное — зачем.
— И что же теперь?
— А ничего. Забудьте про Путина и того преемника, на которого он укажет пальцем, а народ с радостью выберет. Выбросьте вообще из головы президентские выборы. Забудьте про них. Потому что повлиять на них нам никак не удастся.
— Не понимаю.
— Ну, если одна дверь закрыта наглухо, замурована и попасть через нее нет никакой возможности, а попасть в дом нужно до зарезу? Вопрос жизни и смерти. Что следует делать?
— Искать другую возможность — крышу, дымоход, окно.
— Правильно. И какова другая возможность в нашей ситуации?
— Выборы. Парламент.
— Абсолютно верно.
— Но какая связь? Правящая партия не избирает президента, если только они не изменят конституцию. Но он перед всем миром и не раз клялся, что этого не произойдет.
— Холодно.
— Я скажу, чтобы разожгли камин.
— Холодно. В смысле далеко от правильного ответа.
— Отмена выборов? Но на каком основании? Опять что-то кровавое, но вы же сами говорили…
— Теплее. Но не то.
— Тянуть. Стопорить. Как на Украине.
— А зачем? Чтобы баррель перевалил за сотню? Хотя Украину вы вспомнили не зря.
— Нелегитимны.
— Есть!
— Но каким образом, почему?
— Вот для этого, а вовсе не для того, чтобы убивать маленьких детей — уж простите, я еще недостаточно профессионально деформирован, — создавался проект «Психи».
— Вы можете объяснить?
— Конечно. И даже показать. Видите ли, Конди, сидя в изгнании в NDI, с командой, разумеется, мы потихоньку готовил материал, работали с людьми из этой папки. С будущей российской оппозицией, которая — единственная — будет противостоять партии власти на выборах. И конечно, проиграет. Но в предвыборном процессе будет творить такое, что власти вынуждены будут принимать ответные меры. В итоге — у нас будет больше чем достаточно оснований для признания выборов нелегитимными. И вопрос президента, как на Украине, станет уже не вопросом выбора, а вопросом торга.
— Занимательно. Но вы обещали что-то показать.
— А! Сию минуту — кое что любопытное я захватил: Ну, вот, к примеру:
«— Гарри, когда состоялась Куликовская битва?
— Не знаю…
— Ярослав Мудрый, Батый и Фридрих Барбаросса — это в самом деле один человек, лишь называемый по-разному?
— Не знаю…
— Правда, что Христа казнили в Константинополе и что именно в сегодняшнем Стамбуле следует искать гору Голгофу?
— По поводу Иисуса и всего с ним связанного советую повнимательнее перечитать «Мастера и Маргариту» Булгакова. Как известно, великая литература может содержать массу откровений. Чалма на голове у Иешуа, два километра, отделяющие городскую крепостную стену от Голгофы… Похоже на Иерусалим? По-моему, мало. Но наиболее интересное — фраза Маргариты: «Двенадцать тысяч лун за одну луну когда-то, не слишком ли это много?»
— А евреи?
— Что евреи? Евреи — это не народ, а профессиональное сообщество финансистов.
Следуя вашей логике, Гарри, можно предположить, что ни Древней Греции, ни Древнего Рима не существовало?
— Да, именно так. История этих цивилизаций не выдерживает критики, она не втискивается ни в какие рамки.
— И Древнего Китая не было?
— Похоже на то. Ведь европейцы в XVIII веке на месте Поднебесной империи обнаружили одни руины… Не могу заставить себя поверить, что жил великий народ, процветал, а потом все вдруг рухнуло, развалилось. Почему китайцы не воспользовались своими открытиями и изобретениями? Почему, придумав порох, не создали артиллерию? Почему, имея компас, не открыли Америку? Говорят: в страшные Средние века знание исчезло, поскольку оно никому не было нужно. Как? Неужели сразу всем правителям отказал разум и они перестали понимать очевидное: знание — сила? Значит, в Римской империи существовала фундаментальная наука, а в Византии, пришедшей на смену Риму, нет? Ну глупость же! Только не надо говорить, будто церковь возражала против научных изысканий. В Византии патриарх полностью подчинялся императору, который обязан был понимать, что знание — даже не сила, а власть. Таков закон диалектики. Поэтому научные открытия всегда старались засекретить, сохранить».
— Что это?
— Интервью одного из лидеров объединенной оппозиции.
— Но это комикс?
— Нет, это совершенно серьезное интервью по поводу одной теории происхождения и справедливости принятой исторической хронологии.
— И любой человек может это прочесть?
— Разумеется. Тут уж кремлевская пропаганда расстарается, моя задача была — исключительно подбросить им информацию. А вот еще, из программного заявления, правда уже другого оппозиционера:
«Надо перестать давить малый бизнес — это безумие, люди бегут из России, только в Англии уже триста пятьдесят тысяч русских. Открываются русские магазины, рестораны, газеты.»
— Так это малый русский бизнес в Лондоне открывает газеты и рестораны?
— И покупает футбольные клубы. Это я к тому, насколько оппозиция владеет ситуацией в России. Еще будете читать?
— Нет, достаточно. Ну, хорошо, вам удалось собрать, подготовить и даже обучить нехитрым приемам команду не совсем адекватных людей. Что дальше?
— Нет, кое-что вы должны прочесть. Это мое едва ли не самое главное достижение.
— Ну, давайте.
«— Допустим, на президентских выборах вы, вопреки собственным прогнозам, не победите. А наберете 2–3%. Как кандидат Малышкин. Вы готовы к тому, что вас причислят к политическим маргиналам?
— Давайте пропустим этот вопрос.
— Почему «пропустим»? Молчание…
— Вы знаете, что так интервью журналистам не дают?
— А вы знаете, что так себя не ведут?!
— Как? Молчание.
— Известна ли вам позиция, допустим, «Яблока» относительно формирования коалиции?
— Да.
— В чем же она заключается?
— Ну-у… Вы знаете?
— Нет, не знаю.
— Это общеизвестно. Посмотрите прессу.
— Может, вы, Михаил Михайлович, и расскажете, раз уж это общеизвестно?
— Сами и скажите, если вам известно.
— Говорю же, неизвестно.
— Я вам сейчас дам распечатки, и тогда посмотрите.
— А почему вы сами не можете сказать?
— Потому что это — общеизвестная позиция! Вы что, хотите, чтобы я пересказывал мнение других?!
— Почему нет? Молчание.»
— Ну и что это?
— Интервью.
— По некоторым признакам я догадалась. Чье же?
— Экс-премьер министра России и лидера объединенной оппозиции. А возможно, кстати, и кандидата в президенты России.
— Вы шутите.
— Какие шутки. Есть подлинная газета, вышедшая в свет миллионным тиражом. И эти люди, Конди, еще смеют критиковать нашего президента, когда он.
Она не дает ему договорить, грозно покачивая перед лицом тонким длинным пальцем с ярким лаком на длинном ухоженном ногте. Но при этом — улыбается. «Интересно, какая бы из нее вышла пианистка», — внезапно думает Стив. А она думает исключительно о своем:
— Ну, ладно. Допустим, вы их филигранно подобрали и очень забавно представили миру. Что дальше?
— Дальше эти не совсем адекватные люди выйдут на улицу, Заметьте, в отличие от Майдана у них не будет четких политических требований, кроме отставки Путина и криков «это наш город», вести они себя будут неадекватно, потому что такие люди просто не могут вести себя адекватно. Дальше — техника, но в результате власть разгонит их демонстрации под сотни телекамер и крики избиваемого шахматиста. Причем я полагаю, что это должно повториться многократно. И в разных городах России. Тут есть еще один тонкий момент, связанный с президентом Путиным, — местные князьки старой формации, чувствующие, что дни сочтены, сделают все, чтобы продемонстрировать Кремлю свою лояльность. Вот в этих городах и следует планировать акции, потому что реакция властей будет наиболее жесткой.
— Допустим. А еще?
— А еще нужно будет немного мирового кошмара. Но, разумеется, подальше от нас, где-нибудь в Европе. Или Британии.
— Это что еще за зверь?
— Я не знаю, но буду думать. Это должно быть что-то ужасное, угрожающее всему человечеству, непременно исходящее из России. Вот тут пригодится господин Березовский, которого так бездарно использовал ваш сотрудник.
— Уже не сотрудник.
— Аминь. Так вот, он по-настоящему безумен и поглощен идеей уничтожения.
Вот послушайте, у меня есть короткие выдержки, их смотрели психиатры, и у них нет никаких сомнений.
«Я располагаю достоверной информацией, что меня собираются обвинить в создании и финансировании незаконных вооруженных формирований на Кавказе и попытке покушения на жизнь президента России… Это делается, чтобы исключить какую-либо возможность моего возвращения на родину. Большинство и толпа никогда меня не интересовали. Они всегда консервативны. Все перемены будет осуществлять активное меньшинство, как это произошло на Украине.
Страх власти передо мной — безусловное свидетельство моей не только юридической, но и моральной победы. И я согласен с тем, что власти есть чего опасаться. Я и дальше буду прилагать усилия, чтобы убежденность в своей правоте и моральное превосходство всех недовольных Кремлем конвертировать в разгром криминального режима. Президент Путин нарушает конституцию, и сегодня любые насильственные действия со стороны оппозиции будут оправданы. Это относится и к силовому захвату власти, и именно над этим я сейчас работаю. Последние полтора года мы готовимся взять власть в России силой. Нам нужна жертва. Это должен быть кто-то популярный и узнаваемый, персонаж, смерть которого наложит на власть несмываемое пятно».
— Да, это действительно ужасно и похоже на бред. А ведь он был…
— В первой «папке Мадлен», хотите сказать. Был. Ну, у русских есть пословица про богатыря, который прошел огонь и воду, но умер, услышав медные трубы. Символ славы и власти. Я полагаю, кстати, что и сознание Лемеха было изрядно деформировано к тому моменту, когда он уже видел себя государем всея Руси.
— Потому-то я позвонила Путину, хотя я заметила ваш взгляд, когда вы слушали это, — в нем было осуждение. Вы полагаете, что мы его предали?
— Я полагаю, что мы отвечаем за тех, кого приручаем.
— Ну, это, допустим, полагаете не вы, а Антуан де Сент-Экзюпери.
— Но я с ним полностью согласен. И с Березовским — отчасти.
— В чем же?
— В части узнаваемой жертвы. Она нужна. И может, не одна, причем с таким расчетом, чтобы вина властей не вызывала сомнений. Это должен быть человек узнаваемый и любимый, неполитичный, добрый.
— За что же власти его убивать?
— Ну, это надо думать. Это уже следующий сценарий. А может, и несколько сценариев. С моими «психами» теперь вполне справятся ребята из NDI, а я займусь сюжетами.
— Наш голубь мира возжелал крови?
— Но не школьников 1-го сентября.
— Хорошо, давайте закроем эту тему. Обещаю, что ваши сценарии будут реализованы исключительно под вашим руководством.
— Будем считать, что мы договорились.
2007 ГОД. НОЯБРЬ, МОСКВА
Промозглый. А какой он еще может быть, ноябрь в Москве? Сырой, холодный, продуваемый порывами ледяного хлесткого ветра. Вдобавок с неба сыпалась какая-то непонятная мелкая мерзость — похожая на дождь, но ледяная и колючая, как снег.
Стив прилетел в Россию накануне, хотя в Вашингтоне его решительно отговаривали от этой поездки.
— Мы не знаем, что произойдет сегодня в Москве, но у нас есть вполне заслуживающая доверия информация о том, что выступления объединенной оппозиции будут наиболее массовыми и наступательными. Западные журналисты, аккредитованные в Москве, полагают, что на этот раз власти, которые до этого сдерживали натиск оппозиции, оставаясь при этом в рамах закона, сегодня намерены ответить жестким подавлением любого сопротивления. Как сообщают некоторые информационные агентства, в Москву доставлены из регионов большие силы ОМОНА, специальной полиции, предназначенной для разгона массовых манифестаций. Так, руководство получило право на использование так называемой «спецтехники»: водяных пушек, гранат со слезоточивым газом и тому подобное. Учитывая решительный настрой обеих сторон — мы допускаем наличие жертв. Со своей стороны администрация США предостерегает президента и правительство России от любого насилия. Пресс-секретарь Белого дома дочитывал заявление, уже поглядывая в зал, битком набитый журналистами, прикидывая, с каких вопросов, которые сейчас, разумеется, посыплются со всех сторон, начать, чтобы хотя бы в первые минуты удержать пресс-конференцию в нужной тональности.
— Выйдут ли на улицы лидеры объединенной оппозиции и какова вероятность, что они будут арестованы?
— Разумеется, оппозиционные лидеры возглавят шествие, гарантий их свободы и безопасности не может дать никто. Разве что президент Путин. Но он молчит.
Зал отозвался легким смешком, пресс-секретарь довольно хмыкнул. Это была удачная реплика.
— Сколько человек примет участие в шествии?
— Мы не располагаем точными цифрами, но полагаем, что несколько сотен тысяч людей.
— Сотен?
— Да, именно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Надеюсь можно не говорить, как важно то, что нам предстоит сейчас обсудить и решить. Первое — папка. «Папка Мадлен» — как придумал называть ее кто-то, и я не вижу причин это менять. Пусть так и остается впредь. В конце концов, справедливо, она кропотливо начала эту работу, хотя справедливее было бы назвать ее «папкой Мадлен и Стива».
— Нет, мэм. Я полагаю, что у таких документов должен быть один автор, независимо от количества помощников.
— Пусть так. Сегодня в этой папке меня интересует одно вложение. И это вложение — возможные кандидаты на пост президента страны. Президент Путин устраивает нас все меньше и меньше, и, полагаю, вам не надо объяснять почему.
— Да, мэм. Однако его рейтинг, несмотря на все трагические события…
— Спасибо за напоминание, но цифры его рейтинга я знаю порой с большей точностью, чем наши цифры. И полагаю, не мне объяснять вам природу этого рейтинга — нефть, экономический рост, возможность уделить внимание социальным программам, воинственность, популизм, ренессанс пансоветской идеи, которую помнят и одобряют большинство русских. И наконец, ваш тезис, который безрассудно проигнорировал мой сотрудник — о том, что катастрофы расшатывают слабых и укрепляют сильных. Но речь сейчас не о нем. Преемник. Я внимательно перечитала папку. Я уже говорила вам когда-то, что в свое время сочла Лемеха слишком авантюрным, а сейчас я вижу его единственным — но, увы, не на этом свете. Такое впечатление, что со смертью Лемеха ушли все.
— Отчасти так и есть, мэм.
— Поясните.
— Людей, которые могли бы с нашей поддержкой занять место в Кремле на определенных — наших — условиях, сегодня эксплуатирует Путин.
Причем допускаю, что кому-то из них, не в ближайшее время, но тоже обещано место в Кремле.
— Что значит — эксплуатирует?
— Назначает на должности губернаторов, лоббирует их интересы на международной арене, способствуя превращению российских компаний в трнаснациональные корпорации, использует свое растущее политическое влияние для участия русских в громадных и выгодных проектах за пределами России.
— Вы всерьез полагаете, что я всего этого не знаю, мистер Гарднер?
И снова — уже второй раз за время сегодняшней встречи, она показалась ему большой черной кошкой или маленькой пантерой, в любую секунду готовой к смертельному прыжку. Но отступать было некуда.
— Вы задали вопрос…
— А вы, отвечая на него, сказали слишком много хорошо мне известных вещей, вместо того чтобы просто констатировать: «наши мальчики» — как их любовно называла Мадлен, теперь «мальчики Путина».
— Кстати, далеко не всех из «наших мальчиков» приняли в «мальчики Путина», с некоторыми просто заключили взаимовыгодные финансовые и политические сделки. Человек уходит с поста добровольно или что-то столь же добровольно возвращает, и остается жить с тем, что — щедро — оставлено. Самых непонятливых наказали, порой — демонстративно, напоказ, дабы другим неповадно было. Но главное — обуздали губернскую вольницу. И занялись, наконец, пропагандой. При мне президент Ельцин отчитывал руководителя своей пресс-службы: «Пропаганда? Забудьте это слово. Оно больше никогда не зазвучит в этих стенах». Я, помнится, еще подумал тогда: а как же народ узнает о том, что и почему вершится в Кремле? А главное — зачем.
— И что же теперь?
— А ничего. Забудьте про Путина и того преемника, на которого он укажет пальцем, а народ с радостью выберет. Выбросьте вообще из головы президентские выборы. Забудьте про них. Потому что повлиять на них нам никак не удастся.
— Не понимаю.
— Ну, если одна дверь закрыта наглухо, замурована и попасть через нее нет никакой возможности, а попасть в дом нужно до зарезу? Вопрос жизни и смерти. Что следует делать?
— Искать другую возможность — крышу, дымоход, окно.
— Правильно. И какова другая возможность в нашей ситуации?
— Выборы. Парламент.
— Абсолютно верно.
— Но какая связь? Правящая партия не избирает президента, если только они не изменят конституцию. Но он перед всем миром и не раз клялся, что этого не произойдет.
— Холодно.
— Я скажу, чтобы разожгли камин.
— Холодно. В смысле далеко от правильного ответа.
— Отмена выборов? Но на каком основании? Опять что-то кровавое, но вы же сами говорили…
— Теплее. Но не то.
— Тянуть. Стопорить. Как на Украине.
— А зачем? Чтобы баррель перевалил за сотню? Хотя Украину вы вспомнили не зря.
— Нелегитимны.
— Есть!
— Но каким образом, почему?
— Вот для этого, а вовсе не для того, чтобы убивать маленьких детей — уж простите, я еще недостаточно профессионально деформирован, — создавался проект «Психи».
— Вы можете объяснить?
— Конечно. И даже показать. Видите ли, Конди, сидя в изгнании в NDI, с командой, разумеется, мы потихоньку готовил материал, работали с людьми из этой папки. С будущей российской оппозицией, которая — единственная — будет противостоять партии власти на выборах. И конечно, проиграет. Но в предвыборном процессе будет творить такое, что власти вынуждены будут принимать ответные меры. В итоге — у нас будет больше чем достаточно оснований для признания выборов нелегитимными. И вопрос президента, как на Украине, станет уже не вопросом выбора, а вопросом торга.
— Занимательно. Но вы обещали что-то показать.
— А! Сию минуту — кое что любопытное я захватил: Ну, вот, к примеру:
«— Гарри, когда состоялась Куликовская битва?
— Не знаю…
— Ярослав Мудрый, Батый и Фридрих Барбаросса — это в самом деле один человек, лишь называемый по-разному?
— Не знаю…
— Правда, что Христа казнили в Константинополе и что именно в сегодняшнем Стамбуле следует искать гору Голгофу?
— По поводу Иисуса и всего с ним связанного советую повнимательнее перечитать «Мастера и Маргариту» Булгакова. Как известно, великая литература может содержать массу откровений. Чалма на голове у Иешуа, два километра, отделяющие городскую крепостную стену от Голгофы… Похоже на Иерусалим? По-моему, мало. Но наиболее интересное — фраза Маргариты: «Двенадцать тысяч лун за одну луну когда-то, не слишком ли это много?»
— А евреи?
— Что евреи? Евреи — это не народ, а профессиональное сообщество финансистов.
Следуя вашей логике, Гарри, можно предположить, что ни Древней Греции, ни Древнего Рима не существовало?
— Да, именно так. История этих цивилизаций не выдерживает критики, она не втискивается ни в какие рамки.
— И Древнего Китая не было?
— Похоже на то. Ведь европейцы в XVIII веке на месте Поднебесной империи обнаружили одни руины… Не могу заставить себя поверить, что жил великий народ, процветал, а потом все вдруг рухнуло, развалилось. Почему китайцы не воспользовались своими открытиями и изобретениями? Почему, придумав порох, не создали артиллерию? Почему, имея компас, не открыли Америку? Говорят: в страшные Средние века знание исчезло, поскольку оно никому не было нужно. Как? Неужели сразу всем правителям отказал разум и они перестали понимать очевидное: знание — сила? Значит, в Римской империи существовала фундаментальная наука, а в Византии, пришедшей на смену Риму, нет? Ну глупость же! Только не надо говорить, будто церковь возражала против научных изысканий. В Византии патриарх полностью подчинялся императору, который обязан был понимать, что знание — даже не сила, а власть. Таков закон диалектики. Поэтому научные открытия всегда старались засекретить, сохранить».
— Что это?
— Интервью одного из лидеров объединенной оппозиции.
— Но это комикс?
— Нет, это совершенно серьезное интервью по поводу одной теории происхождения и справедливости принятой исторической хронологии.
— И любой человек может это прочесть?
— Разумеется. Тут уж кремлевская пропаганда расстарается, моя задача была — исключительно подбросить им информацию. А вот еще, из программного заявления, правда уже другого оппозиционера:
«Надо перестать давить малый бизнес — это безумие, люди бегут из России, только в Англии уже триста пятьдесят тысяч русских. Открываются русские магазины, рестораны, газеты.»
— Так это малый русский бизнес в Лондоне открывает газеты и рестораны?
— И покупает футбольные клубы. Это я к тому, насколько оппозиция владеет ситуацией в России. Еще будете читать?
— Нет, достаточно. Ну, хорошо, вам удалось собрать, подготовить и даже обучить нехитрым приемам команду не совсем адекватных людей. Что дальше?
— Нет, кое-что вы должны прочесть. Это мое едва ли не самое главное достижение.
— Ну, давайте.
«— Допустим, на президентских выборах вы, вопреки собственным прогнозам, не победите. А наберете 2–3%. Как кандидат Малышкин. Вы готовы к тому, что вас причислят к политическим маргиналам?
— Давайте пропустим этот вопрос.
— Почему «пропустим»? Молчание…
— Вы знаете, что так интервью журналистам не дают?
— А вы знаете, что так себя не ведут?!
— Как? Молчание.
— Известна ли вам позиция, допустим, «Яблока» относительно формирования коалиции?
— Да.
— В чем же она заключается?
— Ну-у… Вы знаете?
— Нет, не знаю.
— Это общеизвестно. Посмотрите прессу.
— Может, вы, Михаил Михайлович, и расскажете, раз уж это общеизвестно?
— Сами и скажите, если вам известно.
— Говорю же, неизвестно.
— Я вам сейчас дам распечатки, и тогда посмотрите.
— А почему вы сами не можете сказать?
— Потому что это — общеизвестная позиция! Вы что, хотите, чтобы я пересказывал мнение других?!
— Почему нет? Молчание.»
— Ну и что это?
— Интервью.
— По некоторым признакам я догадалась. Чье же?
— Экс-премьер министра России и лидера объединенной оппозиции. А возможно, кстати, и кандидата в президенты России.
— Вы шутите.
— Какие шутки. Есть подлинная газета, вышедшая в свет миллионным тиражом. И эти люди, Конди, еще смеют критиковать нашего президента, когда он.
Она не дает ему договорить, грозно покачивая перед лицом тонким длинным пальцем с ярким лаком на длинном ухоженном ногте. Но при этом — улыбается. «Интересно, какая бы из нее вышла пианистка», — внезапно думает Стив. А она думает исключительно о своем:
— Ну, ладно. Допустим, вы их филигранно подобрали и очень забавно представили миру. Что дальше?
— Дальше эти не совсем адекватные люди выйдут на улицу, Заметьте, в отличие от Майдана у них не будет четких политических требований, кроме отставки Путина и криков «это наш город», вести они себя будут неадекватно, потому что такие люди просто не могут вести себя адекватно. Дальше — техника, но в результате власть разгонит их демонстрации под сотни телекамер и крики избиваемого шахматиста. Причем я полагаю, что это должно повториться многократно. И в разных городах России. Тут есть еще один тонкий момент, связанный с президентом Путиным, — местные князьки старой формации, чувствующие, что дни сочтены, сделают все, чтобы продемонстрировать Кремлю свою лояльность. Вот в этих городах и следует планировать акции, потому что реакция властей будет наиболее жесткой.
— Допустим. А еще?
— А еще нужно будет немного мирового кошмара. Но, разумеется, подальше от нас, где-нибудь в Европе. Или Британии.
— Это что еще за зверь?
— Я не знаю, но буду думать. Это должно быть что-то ужасное, угрожающее всему человечеству, непременно исходящее из России. Вот тут пригодится господин Березовский, которого так бездарно использовал ваш сотрудник.
— Уже не сотрудник.
— Аминь. Так вот, он по-настоящему безумен и поглощен идеей уничтожения.
Вот послушайте, у меня есть короткие выдержки, их смотрели психиатры, и у них нет никаких сомнений.
«Я располагаю достоверной информацией, что меня собираются обвинить в создании и финансировании незаконных вооруженных формирований на Кавказе и попытке покушения на жизнь президента России… Это делается, чтобы исключить какую-либо возможность моего возвращения на родину. Большинство и толпа никогда меня не интересовали. Они всегда консервативны. Все перемены будет осуществлять активное меньшинство, как это произошло на Украине.
Страх власти передо мной — безусловное свидетельство моей не только юридической, но и моральной победы. И я согласен с тем, что власти есть чего опасаться. Я и дальше буду прилагать усилия, чтобы убежденность в своей правоте и моральное превосходство всех недовольных Кремлем конвертировать в разгром криминального режима. Президент Путин нарушает конституцию, и сегодня любые насильственные действия со стороны оппозиции будут оправданы. Это относится и к силовому захвату власти, и именно над этим я сейчас работаю. Последние полтора года мы готовимся взять власть в России силой. Нам нужна жертва. Это должен быть кто-то популярный и узнаваемый, персонаж, смерть которого наложит на власть несмываемое пятно».
— Да, это действительно ужасно и похоже на бред. А ведь он был…
— В первой «папке Мадлен», хотите сказать. Был. Ну, у русских есть пословица про богатыря, который прошел огонь и воду, но умер, услышав медные трубы. Символ славы и власти. Я полагаю, кстати, что и сознание Лемеха было изрядно деформировано к тому моменту, когда он уже видел себя государем всея Руси.
— Потому-то я позвонила Путину, хотя я заметила ваш взгляд, когда вы слушали это, — в нем было осуждение. Вы полагаете, что мы его предали?
— Я полагаю, что мы отвечаем за тех, кого приручаем.
— Ну, это, допустим, полагаете не вы, а Антуан де Сент-Экзюпери.
— Но я с ним полностью согласен. И с Березовским — отчасти.
— В чем же?
— В части узнаваемой жертвы. Она нужна. И может, не одна, причем с таким расчетом, чтобы вина властей не вызывала сомнений. Это должен быть человек узнаваемый и любимый, неполитичный, добрый.
— За что же власти его убивать?
— Ну, это надо думать. Это уже следующий сценарий. А может, и несколько сценариев. С моими «психами» теперь вполне справятся ребята из NDI, а я займусь сюжетами.
— Наш голубь мира возжелал крови?
— Но не школьников 1-го сентября.
— Хорошо, давайте закроем эту тему. Обещаю, что ваши сценарии будут реализованы исключительно под вашим руководством.
— Будем считать, что мы договорились.
2007 ГОД. НОЯБРЬ, МОСКВА
Промозглый. А какой он еще может быть, ноябрь в Москве? Сырой, холодный, продуваемый порывами ледяного хлесткого ветра. Вдобавок с неба сыпалась какая-то непонятная мелкая мерзость — похожая на дождь, но ледяная и колючая, как снег.
Стив прилетел в Россию накануне, хотя в Вашингтоне его решительно отговаривали от этой поездки.
— Мы не знаем, что произойдет сегодня в Москве, но у нас есть вполне заслуживающая доверия информация о том, что выступления объединенной оппозиции будут наиболее массовыми и наступательными. Западные журналисты, аккредитованные в Москве, полагают, что на этот раз власти, которые до этого сдерживали натиск оппозиции, оставаясь при этом в рамах закона, сегодня намерены ответить жестким подавлением любого сопротивления. Как сообщают некоторые информационные агентства, в Москву доставлены из регионов большие силы ОМОНА, специальной полиции, предназначенной для разгона массовых манифестаций. Так, руководство получило право на использование так называемой «спецтехники»: водяных пушек, гранат со слезоточивым газом и тому подобное. Учитывая решительный настрой обеих сторон — мы допускаем наличие жертв. Со своей стороны администрация США предостерегает президента и правительство России от любого насилия. Пресс-секретарь Белого дома дочитывал заявление, уже поглядывая в зал, битком набитый журналистами, прикидывая, с каких вопросов, которые сейчас, разумеется, посыплются со всех сторон, начать, чтобы хотя бы в первые минуты удержать пресс-конференцию в нужной тональности.
— Выйдут ли на улицы лидеры объединенной оппозиции и какова вероятность, что они будут арестованы?
— Разумеется, оппозиционные лидеры возглавят шествие, гарантий их свободы и безопасности не может дать никто. Разве что президент Путин. Но он молчит.
Зал отозвался легким смешком, пресс-секретарь довольно хмыкнул. Это была удачная реплика.
— Сколько человек примет участие в шествии?
— Мы не располагаем точными цифрами, но полагаем, что несколько сотен тысяч людей.
— Сотен?
— Да, именно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40