И периодически их теряет. Только и всего.
— Только и всего, — стоя на пороге собственного кабинета, госсекретарь довольно похоже передразнила собственного секретаря. — Моя брошь при мне. А вот документ, ради которого этот молодой человек который час ошивается на нашем седьмом этаже, куда-то задевался.
— Как это задевался? — Стив почти выкрикнул это, хотя крайне редко повышал голос.
— Успокойся. Шифровальщики уже несут копии. Там два документа, и оба, мне кажется, очень важны для тебя.
Разумеется, шифровальщик шел целую вечность. И еще полвека — Лиз расписывалась за документы. Когда формальности были закончены, Стив потянулся за папкой.
— Нет, дорогой. Здешние порядки установлены не нами, и мы не станем их менять. Сначала это увидит Мадлен.
— Ну, ладно. Я пойду тебе навстречу, — Мадлен нацепила на нос тонкие очки без оправы, отчего сразу стала похожа на старушку в магазине, выбирающую писчую бумагу. — Слушай. Это докладывают посольские. Но… это же старая бумажка. И я ее уже читала. Что ты за фокусы выбрасываешь. Стив?
— Читайте, пожалуйста, следующий документ все объяснит.
— Очень на это надеюсь… Иначе…
«15 марта 1996 г. произошло событие, которое имело все основания, дестабилизировать ситуацию в России до степени государственного переворота и прямого столкновения сторонников и противников распада СССР. Государственная дума РФ приняла решение об отмене Постановления Верховного Совета РСФСР от 12 декабря 1991 г. о денонсации Договора об образовании СССР. Таким образом, теряло юридическую силу постановление ВС РФ, денонсирующее подписание Беловежского соглашения. Наиболее радикальные депутаты Государственной думы на этом же заседании потребовали привлечь президента России Б.Н. Ельцина к уголовной ответственности за совершение государственной измены и иные преступления против государственной власти, предусмотренные Конституцией бывшего СССР. Были высказаны также предложения взять Б.Н. Ельцина под стражу в зале заседания Государственной думы. В ответном слове Б.Н. Ельцин назвал решение Думы провокационным и сообщил о своем решении немедленно подготовить ряд документов о роспуске Государственной думы и запрете Коммунистической партии РФ. Кроме того, он объявил о своем решении о переносе сроков выборов президента РФ на более позднее время, приведя в качестве примера два года. Немедленно, не покидая своего места в зале заседания Государственной думы, президент Ельцин дал распоряжение о подготовке надлежащих документов. Заседание Государственной думы было объявлено закрытым».
— Забавно. Тебе не кажется, что он входит во вкус?
— Во вкус?
— Ну да. Ему нравится разгонять собственный парламент. А мы дружно его в этом поддерживаем. Интересная складывается коллизия, дружок, не находишь?
— Можно подумать, нам остается что-то еще?
— Нам не оставалось ничего больше. Но если он сделает это снова и снова с пальбой и трупами на улицах.
— Не сделает.
— Потому что уже упущено время?
— Да ничего еще не упущено. В 1993-м скандал с парламентом, если вы помните, начался еще в сентябре. Или — августе. А пушки стреляли в октябре. Время здесь ни при чем. Но есть другая причина.
— Что такое? — Она спустила очки на самый кончик носа, и жесткий проницательный взгляд уставился прямо на Стива. — Ты что-то затеял, не согласовав со мной. Или с Доном.
— Нет. Это всего лишь эксперимент одного из наших мальчиков третьей волны.
— Кого именно?
— Лемеха.
— Лемеха. Самая, пожалуй, адекватная фигура, не находишь?
— Нахожу, потому и разрешил ему поэкспериментировать. Практически самостоятельно.
— И в чем же суть эксперимента?
— У вас на столе второй конверт.
— Из Лэнгли. Совершенно секретно. Лично. В единственном экземпляре.
— Мне выйти?
— Зачем же? Мне, слава богу, дано право решать, кого знакомить с какими документами. Итак…
Очки снова вернулись на исходные позиции:
— «23 апреля 1996 года в 6 часов утра…» Господи, что это он возвращает сталинские обычаи, работать по ночам?
— Не знаю, может, у него бессонница, как у всех алкоголиков. Пожалуйста, прошу вас, продолжайте.
— Да продолжаю, продолжаю: «…на территории загородной резиденции Президента в «Горках-2», было созвано закрытое совещание, в котором принимали участие В. Черномырдин, О. Сосковец, силовые министры и руководитель президентской администрации Н. Егоров. Б. Ельцин ознакомил собравшихся с разработанным планом по существу очередного государственного переворота и попросил высказаться. Большинство участников поддержало намерения президента. Возражения высказал министр внутренних дел А. Куликов, который заявил, что коммунистическая партия контролирует законодательные органы власти в половине регионов России, и если она выведет народ на улицу, то, возможно, часть военнослужащих Министерства внутренних дел перейдет на ее сторону, что будет означать вооруженное противостояние. После этого своими сомнениями поделился и В. Черномырдин. Ельцину пришлось закрыть заседание, так и не сформулировав никакого решения.
В дело вмешалась Татьяна Дьяченко, которая довольно энергично высказалась против нарушения конституционности. Она убеждала отца в том, что расправляться с коммунистами путем запретов бесполезно, что коммунистическая идеология в головах у людей и никаким указом новую голову им не приставишь. Длительная беседа с глазу на глаз, в ходе которой угроза отхода Запада от поддержки Ельцина прозвучала не один раз, сломила президента. Практически принятое решение было отменено».
— Yes! — это было впервые за годы работы с госсекретарем. Стив Гарднер, безупречный, воспитанный в хорошей семье, педантичный и даже слегка чопорный и подверженный некоторому снобизму, Стив Гарднер сопроводил громкий вопль характерным энергичным жестом и уставился на государственного секретаря США в видом победителя. Надо отдать должное, Мадлен сохранила невозмутимость.
— И?
— И мы решили эту проблему. Дискредитации, а затем и отстранения Коржакова со всеми его силовиками, вместе взятыми. Все.
— Прости. Но мои мозги, очевидно, работают не так быстро, как твои, — придется дать некоторые объяснения.
— Вчера ночью она победила. Одна — целую армаду боевых генералов. Он послушал ее, а не их.
— Ну и что? В следующий раз будет наоборот.
— Нет. Она его дочь. И она слишком долго зависела от всей этой гвардии. Теперь она не отступит. Это будет драка. Коварная. Жестокая. Но согласно моему сценарию — она победит.
— Значит, у тебя уже есть сценарий.
— Разумеется.
— И он называется «Татьяна».
— Нет. Татьян много. Он называется «Дочь».
— Я видела ее несколько раз — обычная молодая женщина, милая, но не слишком располагающая к себе, по-моему, забитая — я имею в виду не физическое воздействие, — как все женщины в семье Ельциных. Ты предлагаешь ставить на нее? Но скажи — что мы знаем о ее политических взглядах, кроме этой цитаты из Лэнгли? Где гарантии, что и она поддержит отмену и перенос выборов — ей, полагаю, как никому понятно, насколько слаб и беспомощен Ельцин.
— Все так. Ну, вот смотрите — два чаши весов. На обоих — проигрыш отца на выборах. Однако на одной чаше еще один груз — ненависть. Она ненавидит Коржакова и его команду, долгое время управлявших — в сущности — ее семьею. И ею лично. Вдобавок она с симпатией относится к Чубайсу.
— Иными словами, у нее нет выбора?
— Нет.
— А силы противостоять Коржакову и команде?
— Силу ей заменяет ненависть и ярость.
— Да, это иногда бывает мощным стимулом. Что ж. Полагаю, ее досье есть в моей — твоей папке. Кстати, я заглядывала в нее недавно и обратила внимание — документов изрядно прибавилось.
— Я работаю, мэм. Когда вы первый раз позволили мне работать с папкой, вы сказали, что хотели бы превратить ее в хранилище оперативной памяти и аналитики, притом, что кроме сухой фактологии вас интересуют подробности и детали, чтобы иногда можно было просто почитать на ночь, как занимательную беллетристику.
— Я так сказала?
— Слово в слово.
— И что же — она теперь такова?
— Почти.
— Хорошо, Стив. Тогда я хотела бы почитать сегодня на ночь — уж не знаю, в качестве беллетристики или дамского романа, — досье Татьяны Ельциной.
— Дьяченко.
— Это не имеет значения.
— Разумеется, мэм. Я как раз работал с ее файлами — там появилось много нового, что и позволило мне…
— Дело за малым, Стив, — чтобы я позволила тебе…
Стив Гарднер понял, что перегнул палку. Но даже это не могло испортить его настроения. Это была красивая игра. В успехе которой он не сомневался. Вопрос был только в долгосрочности успеха, здесь он целиком и полностью полагался на опыт большого Тони. Иными словами, успех будет недолгим. Потом? Потом на арену выдут психи. Что будет дальше, Стив не знал.
2003 ГОД. МОСКВА
В библиотеке, оформленной в классическом английском Chippendale, полотна — после Малевича и Босха боюсь даже и предположить, чьи — похоже на «маленьких голландцев». А Лиза — как назло — забывает о роли экскурсовода. И я понимаю, почему.
За столом в центре зала нас ждет высокая яркая блондинка с простым, круглым, милым — какие бывают у северных русских крестьянок — лицом. Глаза у нее тоже «северные» — ледяные в синеву. Тонкие светлые волосы, слегка завиваясь, легким естественным каре обрамляют улыбчивое, с ямочками на щеках лицо. И все это — я определяю на глаз, но безошибочно — свое, натуральное, потому так гармонично и радует глаз. Ничего особенного, но классическое «блондинка» не пришпилишь, как бы ни хотелось. Не глупа и вполне профессионально, талантливо даже изображает радушие и желание помочь. И симпатию.
— Я читала ваши статьи и эссе — жаль, что не пишете больше, — это мне.
— О, так я давно не пишу.
— Так и я давно не читаю.
Молодец, она явно моложе нас с Лизаветой лет на десять, если не пятнадцать, но тонко уходит от сравнения не в нашу пользу. И — готова ради этого даже «состариться» годков на пять-шесть. С нее не убудет. А тетки, глядишь, растают. Кстати, зачем? Зачем расслаблять теток. Что хочет услышать от нее Лизавета? Или это обычная бабская злость — потому что уж эту-то Лемех не пропустил ни за что.
— Помнишь, группа Антона под руководством Михаила Григорьевича делала большую программу персонально для Леонида?
— Разумеется. Это основная наша разработка. Но она… Не для печати. Понимаете, Елизавета Михайловна…
— Это вы, Юлия, по-моему, не совсем понимаете, кто перед вами — ближайший друг нашей семьи, известный журналист и политтехнолог и, возможно, человек, который возглавит весь проект в его медийной и PR-части. Талый лед в глазах блондинки отчетливо крепчает, превращаясь в белые колючие льдинки. Она взбешена, и непонятно, что так мучительно коробит душу: то ли команда выдать секретный план, то ли сообщение о том, что я могу возглавить некий штаб. Да что уж там — предвыборный штаб Лемеха. Лиза рискует, ледяная блондинка может в любую минуту связаться с Лемехом (в том, что есть и у нее такое право и такая возможность, я не сомневаюсь ни на минуту), и тогда… А что, собственно, — тогда? Откроется вранье. А Лиза скажет, что вдруг решила пригласить меня на работу. Да, черт возьми, но я не знаю, что произошло между ней и Лемехом, прежде чем она решила, что он готовит государственный переворот, хочет ее убить, и выкрала документы — в общем, довольно безвинные. Не доказывающие ничего, кроме того, что Леонид Лемех сторонник парламентской, а не президентской республики. Но блондинка никуда не звонит. Через несколько минут передо мной на столе тонкая папка, озаглавленная: «PR-стратегия — Леонид Лемех — русский Сорос».
— Спасибо, Юля. Мы больше не станем вас задерживать.
— Но могут возникнуть вопросы…
— Тогда мы, конечно же, вас пригласим.
Они пикировались — разумеется, не на равных — еще несколько секунд. И кончилось все, разумеется, плохо для блондинки, потому что — сама мед и патока — Лизавета Михайловна попросила ее, раз уж она действительно совершенно не занята, приготовить нам кофе. И чего-нибудь — к кофе. А если в библиотеке не найдется, потому что не держат, дабы вдруг не завелись мыши, — сходить в бар. И даже денег предложила на покупки: ну как это «потом» — вдруг у вас нет сейчас. Словом, выволочка по полной. Но я не смогла насладиться. Я уже погрузилась в чтение. «PR-стратегия — Леонид Лемех — русский Сорос». Данная стратегия почти целиком строится вокруг личности г-на Лемеха, как создателя в России фонда, аналогичного Фонду Сороса, но на средства, заработанные российским бизнесменом. В этом случае имидж благотворительной организации и ее миссия являются производными от имиджа первого лица организации. В ходе создания г-ну Лемеху имиджа русского Сороса решаются следующие задачи:
• легитимизация богатства и общественного положения г-на Лемеха;
• корректировка имиджа Лемеха (был олигарх, а стал меценат);
• узнаваемость Лемеха широкими аудиториями;
• привыкание к тому, что Лемех не только и не столько жесткий бизнесмен, сколько настоящий гражданин своей страны, ведущий активную общественную и благотворительную деятельность;
• обеспечение роста доверия и симпатии населения к идеям и высказываниям Лемеха и к бизнесменам в целом.
Данная стратегия является двухступенчатой. Сначала в представлении российского населения закрепляется образ г-на Лемеха как «благодетеля», но не политика, за счет чего достигается построение не только положительного имиджа, но и создание устойчивой хорошей репутации. На втором этапе, после достижения узнаваемости, хорошего отношения и, через определенное время, доверия к г-ну Лемеху со стороны населения, начинается распространение им демократических идей. Если эти идеи будут исходить не от «олигарха», а от «русского Сороса», они будут выглядеть для населения более легитимными, за счет чего большая часть населения будет к ним восприимчива. Благодаря созданной на первом этапе программе репутации мецената идеи, исходящие от г-на Лемеха, будут восприниматься населением с большей степенью доверия и симпатии. Блондинка Юля, разумеется, принесла нам кофе и каких-то вкусных крохотных печенюшек к нему, хотя ни я, ни Лизавета не могли сказать с уверенностью, что по дороге из бара она не плюнула, и не по разу, в каждую чашку и не покатала печенюшки по полу, прежде чем красиво разложить на подносе. Но мы решили исключить этот фактор из восприятия. И просто пить кофе.
— Знаешь, какой у меня первый вопрос? — я с удовольствием засунула за щеку тающую во рту печенюшку, пусть бы она полежала на полу, под столом и даже в мусорном ведре. Великое это дело — грамотно исключить фактор из восприятия.
— Кто автор опуса?
— Ну, это ясно без слов. Брунгильда.
— Хм, почему ты зовешь ее Брунгильдой?
— Не знаю. Что-то северное. Жестокое.
— Она из Карелии. Но училась в Штатах, на наш грант, разумеется. Думаю, он заприметил ее еще в старших классах школы. Ездил в Петрозаводск тогда часто.
— И ты так спокойно вешаешь ей лапшу на уши.
— Совершенно спокойно. Вернувшись из Штатов, она немного перестаралась.
— Собралась за него замуж?
— Ну, это они все собираются на втором месяце траха. Потому завязывает он обычно на третьем. — Нет, она покусилась на большее: на свободу его «Я». Ну, попыталась исполнить роль альтер-эго, что ли. Которое все знает, понимает и всегда найдет правильный ответ и правильное решение, чего бы это ей ни стоило, такая знаешь преданная интеллектуальная Никита. Охранительница. А Лемех этого не терпит, для него свобода распоряжаться собой — в доме, в еде, в бизнесе, в любви… в телевизионной программе — условие жизни. Словом, достала она его настолько, что он поделился своими мудовыми страданиями даже со мной. Рассказал, кстати — потрясающую историю. В Лондоне он, как всегда, поселился в своем любимом The Dorchester, а ее поселил где-то в другом месте.
— То есть привез с собой — но поселили отдельно. Это что — репутационное?
— Да какое там репутационное! Говорю же — Лемех если и терпит кого рядом долго, то только меня. Задачи остальных — прийти, исполнить и удалится. Не важно, кстати, о чем идет речь, о сексе или о дружеской попойке. Ну и финансовый вопрос, разумеется. Леня прижимист. Это факт медицинский. Он своих девушек, независимо от степени близости, во всевозможные вояжи возит эконом-классом, а сам, разумеется, летит бизнес- или первым. Порой — с друзьями.
— И они терпят?
— Ну, по крайней мере, чтобы отказывали на этой почве — мне ни одного случая не известно. Так вот, после бурной ночи Лемех девушку отправил спать к себе, но выпроводить даму одну из номера, под утро, — совести не хватило. Пошел провожать до такси. На улице, как назло, ни одного кэба, швейцар со свистком нарезает третий круг по округе — не едет никто. И тут Лемех замечает «Роллс-Ройс» на стоянке отеля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
— Только и всего, — стоя на пороге собственного кабинета, госсекретарь довольно похоже передразнила собственного секретаря. — Моя брошь при мне. А вот документ, ради которого этот молодой человек который час ошивается на нашем седьмом этаже, куда-то задевался.
— Как это задевался? — Стив почти выкрикнул это, хотя крайне редко повышал голос.
— Успокойся. Шифровальщики уже несут копии. Там два документа, и оба, мне кажется, очень важны для тебя.
Разумеется, шифровальщик шел целую вечность. И еще полвека — Лиз расписывалась за документы. Когда формальности были закончены, Стив потянулся за папкой.
— Нет, дорогой. Здешние порядки установлены не нами, и мы не станем их менять. Сначала это увидит Мадлен.
— Ну, ладно. Я пойду тебе навстречу, — Мадлен нацепила на нос тонкие очки без оправы, отчего сразу стала похожа на старушку в магазине, выбирающую писчую бумагу. — Слушай. Это докладывают посольские. Но… это же старая бумажка. И я ее уже читала. Что ты за фокусы выбрасываешь. Стив?
— Читайте, пожалуйста, следующий документ все объяснит.
— Очень на это надеюсь… Иначе…
«15 марта 1996 г. произошло событие, которое имело все основания, дестабилизировать ситуацию в России до степени государственного переворота и прямого столкновения сторонников и противников распада СССР. Государственная дума РФ приняла решение об отмене Постановления Верховного Совета РСФСР от 12 декабря 1991 г. о денонсации Договора об образовании СССР. Таким образом, теряло юридическую силу постановление ВС РФ, денонсирующее подписание Беловежского соглашения. Наиболее радикальные депутаты Государственной думы на этом же заседании потребовали привлечь президента России Б.Н. Ельцина к уголовной ответственности за совершение государственной измены и иные преступления против государственной власти, предусмотренные Конституцией бывшего СССР. Были высказаны также предложения взять Б.Н. Ельцина под стражу в зале заседания Государственной думы. В ответном слове Б.Н. Ельцин назвал решение Думы провокационным и сообщил о своем решении немедленно подготовить ряд документов о роспуске Государственной думы и запрете Коммунистической партии РФ. Кроме того, он объявил о своем решении о переносе сроков выборов президента РФ на более позднее время, приведя в качестве примера два года. Немедленно, не покидая своего места в зале заседания Государственной думы, президент Ельцин дал распоряжение о подготовке надлежащих документов. Заседание Государственной думы было объявлено закрытым».
— Забавно. Тебе не кажется, что он входит во вкус?
— Во вкус?
— Ну да. Ему нравится разгонять собственный парламент. А мы дружно его в этом поддерживаем. Интересная складывается коллизия, дружок, не находишь?
— Можно подумать, нам остается что-то еще?
— Нам не оставалось ничего больше. Но если он сделает это снова и снова с пальбой и трупами на улицах.
— Не сделает.
— Потому что уже упущено время?
— Да ничего еще не упущено. В 1993-м скандал с парламентом, если вы помните, начался еще в сентябре. Или — августе. А пушки стреляли в октябре. Время здесь ни при чем. Но есть другая причина.
— Что такое? — Она спустила очки на самый кончик носа, и жесткий проницательный взгляд уставился прямо на Стива. — Ты что-то затеял, не согласовав со мной. Или с Доном.
— Нет. Это всего лишь эксперимент одного из наших мальчиков третьей волны.
— Кого именно?
— Лемеха.
— Лемеха. Самая, пожалуй, адекватная фигура, не находишь?
— Нахожу, потому и разрешил ему поэкспериментировать. Практически самостоятельно.
— И в чем же суть эксперимента?
— У вас на столе второй конверт.
— Из Лэнгли. Совершенно секретно. Лично. В единственном экземпляре.
— Мне выйти?
— Зачем же? Мне, слава богу, дано право решать, кого знакомить с какими документами. Итак…
Очки снова вернулись на исходные позиции:
— «23 апреля 1996 года в 6 часов утра…» Господи, что это он возвращает сталинские обычаи, работать по ночам?
— Не знаю, может, у него бессонница, как у всех алкоголиков. Пожалуйста, прошу вас, продолжайте.
— Да продолжаю, продолжаю: «…на территории загородной резиденции Президента в «Горках-2», было созвано закрытое совещание, в котором принимали участие В. Черномырдин, О. Сосковец, силовые министры и руководитель президентской администрации Н. Егоров. Б. Ельцин ознакомил собравшихся с разработанным планом по существу очередного государственного переворота и попросил высказаться. Большинство участников поддержало намерения президента. Возражения высказал министр внутренних дел А. Куликов, который заявил, что коммунистическая партия контролирует законодательные органы власти в половине регионов России, и если она выведет народ на улицу, то, возможно, часть военнослужащих Министерства внутренних дел перейдет на ее сторону, что будет означать вооруженное противостояние. После этого своими сомнениями поделился и В. Черномырдин. Ельцину пришлось закрыть заседание, так и не сформулировав никакого решения.
В дело вмешалась Татьяна Дьяченко, которая довольно энергично высказалась против нарушения конституционности. Она убеждала отца в том, что расправляться с коммунистами путем запретов бесполезно, что коммунистическая идеология в головах у людей и никаким указом новую голову им не приставишь. Длительная беседа с глазу на глаз, в ходе которой угроза отхода Запада от поддержки Ельцина прозвучала не один раз, сломила президента. Практически принятое решение было отменено».
— Yes! — это было впервые за годы работы с госсекретарем. Стив Гарднер, безупречный, воспитанный в хорошей семье, педантичный и даже слегка чопорный и подверженный некоторому снобизму, Стив Гарднер сопроводил громкий вопль характерным энергичным жестом и уставился на государственного секретаря США в видом победителя. Надо отдать должное, Мадлен сохранила невозмутимость.
— И?
— И мы решили эту проблему. Дискредитации, а затем и отстранения Коржакова со всеми его силовиками, вместе взятыми. Все.
— Прости. Но мои мозги, очевидно, работают не так быстро, как твои, — придется дать некоторые объяснения.
— Вчера ночью она победила. Одна — целую армаду боевых генералов. Он послушал ее, а не их.
— Ну и что? В следующий раз будет наоборот.
— Нет. Она его дочь. И она слишком долго зависела от всей этой гвардии. Теперь она не отступит. Это будет драка. Коварная. Жестокая. Но согласно моему сценарию — она победит.
— Значит, у тебя уже есть сценарий.
— Разумеется.
— И он называется «Татьяна».
— Нет. Татьян много. Он называется «Дочь».
— Я видела ее несколько раз — обычная молодая женщина, милая, но не слишком располагающая к себе, по-моему, забитая — я имею в виду не физическое воздействие, — как все женщины в семье Ельциных. Ты предлагаешь ставить на нее? Но скажи — что мы знаем о ее политических взглядах, кроме этой цитаты из Лэнгли? Где гарантии, что и она поддержит отмену и перенос выборов — ей, полагаю, как никому понятно, насколько слаб и беспомощен Ельцин.
— Все так. Ну, вот смотрите — два чаши весов. На обоих — проигрыш отца на выборах. Однако на одной чаше еще один груз — ненависть. Она ненавидит Коржакова и его команду, долгое время управлявших — в сущности — ее семьею. И ею лично. Вдобавок она с симпатией относится к Чубайсу.
— Иными словами, у нее нет выбора?
— Нет.
— А силы противостоять Коржакову и команде?
— Силу ей заменяет ненависть и ярость.
— Да, это иногда бывает мощным стимулом. Что ж. Полагаю, ее досье есть в моей — твоей папке. Кстати, я заглядывала в нее недавно и обратила внимание — документов изрядно прибавилось.
— Я работаю, мэм. Когда вы первый раз позволили мне работать с папкой, вы сказали, что хотели бы превратить ее в хранилище оперативной памяти и аналитики, притом, что кроме сухой фактологии вас интересуют подробности и детали, чтобы иногда можно было просто почитать на ночь, как занимательную беллетристику.
— Я так сказала?
— Слово в слово.
— И что же — она теперь такова?
— Почти.
— Хорошо, Стив. Тогда я хотела бы почитать сегодня на ночь — уж не знаю, в качестве беллетристики или дамского романа, — досье Татьяны Ельциной.
— Дьяченко.
— Это не имеет значения.
— Разумеется, мэм. Я как раз работал с ее файлами — там появилось много нового, что и позволило мне…
— Дело за малым, Стив, — чтобы я позволила тебе…
Стив Гарднер понял, что перегнул палку. Но даже это не могло испортить его настроения. Это была красивая игра. В успехе которой он не сомневался. Вопрос был только в долгосрочности успеха, здесь он целиком и полностью полагался на опыт большого Тони. Иными словами, успех будет недолгим. Потом? Потом на арену выдут психи. Что будет дальше, Стив не знал.
2003 ГОД. МОСКВА
В библиотеке, оформленной в классическом английском Chippendale, полотна — после Малевича и Босха боюсь даже и предположить, чьи — похоже на «маленьких голландцев». А Лиза — как назло — забывает о роли экскурсовода. И я понимаю, почему.
За столом в центре зала нас ждет высокая яркая блондинка с простым, круглым, милым — какие бывают у северных русских крестьянок — лицом. Глаза у нее тоже «северные» — ледяные в синеву. Тонкие светлые волосы, слегка завиваясь, легким естественным каре обрамляют улыбчивое, с ямочками на щеках лицо. И все это — я определяю на глаз, но безошибочно — свое, натуральное, потому так гармонично и радует глаз. Ничего особенного, но классическое «блондинка» не пришпилишь, как бы ни хотелось. Не глупа и вполне профессионально, талантливо даже изображает радушие и желание помочь. И симпатию.
— Я читала ваши статьи и эссе — жаль, что не пишете больше, — это мне.
— О, так я давно не пишу.
— Так и я давно не читаю.
Молодец, она явно моложе нас с Лизаветой лет на десять, если не пятнадцать, но тонко уходит от сравнения не в нашу пользу. И — готова ради этого даже «состариться» годков на пять-шесть. С нее не убудет. А тетки, глядишь, растают. Кстати, зачем? Зачем расслаблять теток. Что хочет услышать от нее Лизавета? Или это обычная бабская злость — потому что уж эту-то Лемех не пропустил ни за что.
— Помнишь, группа Антона под руководством Михаила Григорьевича делала большую программу персонально для Леонида?
— Разумеется. Это основная наша разработка. Но она… Не для печати. Понимаете, Елизавета Михайловна…
— Это вы, Юлия, по-моему, не совсем понимаете, кто перед вами — ближайший друг нашей семьи, известный журналист и политтехнолог и, возможно, человек, который возглавит весь проект в его медийной и PR-части. Талый лед в глазах блондинки отчетливо крепчает, превращаясь в белые колючие льдинки. Она взбешена, и непонятно, что так мучительно коробит душу: то ли команда выдать секретный план, то ли сообщение о том, что я могу возглавить некий штаб. Да что уж там — предвыборный штаб Лемеха. Лиза рискует, ледяная блондинка может в любую минуту связаться с Лемехом (в том, что есть и у нее такое право и такая возможность, я не сомневаюсь ни на минуту), и тогда… А что, собственно, — тогда? Откроется вранье. А Лиза скажет, что вдруг решила пригласить меня на работу. Да, черт возьми, но я не знаю, что произошло между ней и Лемехом, прежде чем она решила, что он готовит государственный переворот, хочет ее убить, и выкрала документы — в общем, довольно безвинные. Не доказывающие ничего, кроме того, что Леонид Лемех сторонник парламентской, а не президентской республики. Но блондинка никуда не звонит. Через несколько минут передо мной на столе тонкая папка, озаглавленная: «PR-стратегия — Леонид Лемех — русский Сорос».
— Спасибо, Юля. Мы больше не станем вас задерживать.
— Но могут возникнуть вопросы…
— Тогда мы, конечно же, вас пригласим.
Они пикировались — разумеется, не на равных — еще несколько секунд. И кончилось все, разумеется, плохо для блондинки, потому что — сама мед и патока — Лизавета Михайловна попросила ее, раз уж она действительно совершенно не занята, приготовить нам кофе. И чего-нибудь — к кофе. А если в библиотеке не найдется, потому что не держат, дабы вдруг не завелись мыши, — сходить в бар. И даже денег предложила на покупки: ну как это «потом» — вдруг у вас нет сейчас. Словом, выволочка по полной. Но я не смогла насладиться. Я уже погрузилась в чтение. «PR-стратегия — Леонид Лемех — русский Сорос». Данная стратегия почти целиком строится вокруг личности г-на Лемеха, как создателя в России фонда, аналогичного Фонду Сороса, но на средства, заработанные российским бизнесменом. В этом случае имидж благотворительной организации и ее миссия являются производными от имиджа первого лица организации. В ходе создания г-ну Лемеху имиджа русского Сороса решаются следующие задачи:
• легитимизация богатства и общественного положения г-на Лемеха;
• корректировка имиджа Лемеха (был олигарх, а стал меценат);
• узнаваемость Лемеха широкими аудиториями;
• привыкание к тому, что Лемех не только и не столько жесткий бизнесмен, сколько настоящий гражданин своей страны, ведущий активную общественную и благотворительную деятельность;
• обеспечение роста доверия и симпатии населения к идеям и высказываниям Лемеха и к бизнесменам в целом.
Данная стратегия является двухступенчатой. Сначала в представлении российского населения закрепляется образ г-на Лемеха как «благодетеля», но не политика, за счет чего достигается построение не только положительного имиджа, но и создание устойчивой хорошей репутации. На втором этапе, после достижения узнаваемости, хорошего отношения и, через определенное время, доверия к г-ну Лемеху со стороны населения, начинается распространение им демократических идей. Если эти идеи будут исходить не от «олигарха», а от «русского Сороса», они будут выглядеть для населения более легитимными, за счет чего большая часть населения будет к ним восприимчива. Благодаря созданной на первом этапе программе репутации мецената идеи, исходящие от г-на Лемеха, будут восприниматься населением с большей степенью доверия и симпатии. Блондинка Юля, разумеется, принесла нам кофе и каких-то вкусных крохотных печенюшек к нему, хотя ни я, ни Лизавета не могли сказать с уверенностью, что по дороге из бара она не плюнула, и не по разу, в каждую чашку и не покатала печенюшки по полу, прежде чем красиво разложить на подносе. Но мы решили исключить этот фактор из восприятия. И просто пить кофе.
— Знаешь, какой у меня первый вопрос? — я с удовольствием засунула за щеку тающую во рту печенюшку, пусть бы она полежала на полу, под столом и даже в мусорном ведре. Великое это дело — грамотно исключить фактор из восприятия.
— Кто автор опуса?
— Ну, это ясно без слов. Брунгильда.
— Хм, почему ты зовешь ее Брунгильдой?
— Не знаю. Что-то северное. Жестокое.
— Она из Карелии. Но училась в Штатах, на наш грант, разумеется. Думаю, он заприметил ее еще в старших классах школы. Ездил в Петрозаводск тогда часто.
— И ты так спокойно вешаешь ей лапшу на уши.
— Совершенно спокойно. Вернувшись из Штатов, она немного перестаралась.
— Собралась за него замуж?
— Ну, это они все собираются на втором месяце траха. Потому завязывает он обычно на третьем. — Нет, она покусилась на большее: на свободу его «Я». Ну, попыталась исполнить роль альтер-эго, что ли. Которое все знает, понимает и всегда найдет правильный ответ и правильное решение, чего бы это ей ни стоило, такая знаешь преданная интеллектуальная Никита. Охранительница. А Лемех этого не терпит, для него свобода распоряжаться собой — в доме, в еде, в бизнесе, в любви… в телевизионной программе — условие жизни. Словом, достала она его настолько, что он поделился своими мудовыми страданиями даже со мной. Рассказал, кстати — потрясающую историю. В Лондоне он, как всегда, поселился в своем любимом The Dorchester, а ее поселил где-то в другом месте.
— То есть привез с собой — но поселили отдельно. Это что — репутационное?
— Да какое там репутационное! Говорю же — Лемех если и терпит кого рядом долго, то только меня. Задачи остальных — прийти, исполнить и удалится. Не важно, кстати, о чем идет речь, о сексе или о дружеской попойке. Ну и финансовый вопрос, разумеется. Леня прижимист. Это факт медицинский. Он своих девушек, независимо от степени близости, во всевозможные вояжи возит эконом-классом, а сам, разумеется, летит бизнес- или первым. Порой — с друзьями.
— И они терпят?
— Ну, по крайней мере, чтобы отказывали на этой почве — мне ни одного случая не известно. Так вот, после бурной ночи Лемех девушку отправил спать к себе, но выпроводить даму одну из номера, под утро, — совести не хватило. Пошел провожать до такси. На улице, как назло, ни одного кэба, швейцар со свистком нарезает третий круг по округе — не едет никто. И тут Лемех замечает «Роллс-Ройс» на стоянке отеля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40