"
Я этого не переживу" или " Скорее я сдохну, чем… ".
Теперь на Ваганьково хоронили его.
— Вы придете? — совладала, наконец, с душившими ее рыданиями женщина, рискующая общаться со мной в той ситуации, которая сложилась в их офисе и наверняка еще более обострилась в эти дни.
— Не знаю — честно ответила я — Но почему? Вам некого бояться и стесняться нечего Мне кажется, вы обязательно должны прийти…
— Я подумаю. Спасибо вам.
— Пожалуйста. До свидания — она положила трубку, по-моему окончательно разочаровавшись во мне, и сожалея о том, что вообще позвонила.
Мне было жаль ее доброго ко мне отношения, теперь очевидно утраченного, но опущенная на рычаг трубка избавляла мне я от необходимости что-то говорить и объяснять ей.
Однако оставалась еще Муся, и от нее нельзя было отгородиться простым движением руки, опускающей трубку.
Она ждала объяснений.
И ожидание ее было настолько напряженным, что лицо покрыла непривычная бледность, а глаза превратились в крохотные поблескивающие гвоздики, каждый из которых вонзился в меня до самой шляпки.
Не могу сказать, что мне доставляло удовольствие мучить Мусю, но и пускаться в подробные объяснения, которых она ожидала так требовательно, я была не в состоянии.
Однако, молчать далее было невозможно.
— Звонили из офиса Егора — Я знаю, она представилась. И — что?
— Его тело привезли в Москву.
— Понятно. И что теперь?
— Ну что теперь? Теперь его будут хоронить — Когда?
— Завтра — Уже завтра?
— Да. А чего же ты хочешь? Он и так уже больше трех недель… — я замялась не в силах подобрать слова, определяющие столь длительное пребывание тела без погребения.
— Да, да… Это ужасно. Правда, ведь столько дней уже прошло с его смерти — Ну вот, теперь, наконец, похоронят, как полагается.
— Где?
— А как ты думаешь?
— На Ваганьковском?
— Конечно. Помнишь, он всегда сам приговаривал — Да, помню. Жутко даже.
— Да ничего жуткого, просто дурацкая была поговорка — И ты пойдешь?
— Нет — отвечая Мусе, одновременно, приняла это решение для себя. И совершенно точно знала, что оно будет неизменным. Более того, уже в эти минуты, я уверена была, что поступаю правильно и никогда не пожалею о том, что поступила именно так — Но почему? — изумление Муси было совершенно искренним и безграничным, но вместе с тем, я отчетливо различила в нем и некоторый отголосок облегчения. Мне он были хорошо понятен: в душе Муся была категорически против того, чтобы я появлялась на похоронах Егора. По ее разумению, это было непосильным испытанием для моей нервной системы. Однако, остановить меня, вздумай я все же отправиться на похороны, она бы не смогла, да, возможно, что не стала бы и пытаться. В конце концов, она не имела права лишить меня возможности последний раз взглянуть на Егора и сказать ему последнее « прости». Это было бы слишком жестоко. Теперь Муся испытала огромное облегчение, однако, она не очень верила в искренность моих слов, и это немедленно отразилось на ее лице. В состоянии сильного волнения, Муся, как правило, прекращала контролировать свою мимику, и тогда ее полное невыразительное обычно лицо говорило много больше того, что заключалось в словах.
— Не знаю. Просто я не хочу туда идти. И все.
— Что ж, возможно ты и права. Если хочешь, пойду я. Это никого не удивит, мы же были знакомы и…
— А зачем? — довольно бесцеремонно перебила ее я — Ну… Не знаю. Чтобы посмотреть, как там все будет, и вообще…
— Что вообще?
— Вообще, я хотела бы проститься с Егором…
— От нас двоих, ты это хочешь сказать?
— Ну, в общем, да. Хотя, звучит, наверное, странно.
— Да нет. Много происходит странного, так что это вполне нормальное желание. Иди, конечно, если хочешь. В конце концов, ты же действительно знала его, и вовсе не должна спрашивать у меня разрешения.
— Нет, но я не хочу делать что-то, что будет неприятно тебе — Да нет же, говорю тебе. Почему мне должно быть неприятно? Иди.
Честное слово, я совершенно нормально к этому отношусь. Это завтра. В двенадцать — отпевание, потом — похороны. Потом. наверное, поминки в каком — ни — будь ресторане из крутых.
— Ну ладно, мы еще поговорим об этом вечером, а то я уже опаздываю.
— Счастливо. — желаю я Мусе совершенно искренне и испытываю облегчение, когда дверь моей квартиры, наконец, закрывается за ней.
Телефонным звонкам сегодня, видно, определено судьбой, играть в моей жизни самые фатальные роли.
Очередная трель настигает меня на кухне, где я вяло пытаюсь завтракать.
На том конце провода — снова женский голос, но на этот раз совершенно точно, мне незнакомый, молодой и приветливый.
Барышня называет мое имя и уточняет, по прежнему ли этот телефонный номер принадлежит мне.
Я подтверждаю и то, и другое.
Тогда совсем уже весело, словно оба эти обстоятельства очень ее обрадовали, невидимая собеседница сообщает:
— Вас беспокоит компания «Инфорс». Меня зовут Людмила, я менеджер службы сервиса. Мы получили ваше сообщение о возобновлении контракта и подтверждение о переводе денег на наш счет, и рады снова быть вам полезны.
Подключение уже состоялось, и я звоню сообщить вам об этом. Если вы захотите изменить какие-то параметры того договора, который был подписан вами ранее или реквизиты своего почтового ящика в системе электронной почты, то сделать это можно самостоятельно, зайдя с нашей главной страницы на сервер статистики любое время. Если у вас возникнут еще какие — ни будь вопросы, то их можно адресовать службе сервиса, к нам на сервер тоже можно зайти с главной страницы — бодрый молодой голос звучал так, словно моя собеседница читала текст инструкции, лежащий перед ее глазами или выученный наизусть, что, вероятнее всего, так и было.
Перебить ее, чтобы задать вопрос или вставить реплику казалось невозможным, так механически четко и безостановочно выговаривала она положенные слова.
Я решила дослушать их до конца, хотя вопросов у меня возникло великое множество.
Собственно, вопрос был один, поскольку все остальное стало мне ясно уже на второй фразе, которую весело пробубнила сотрудница службы сервиса по имени Людмила.
« Инфорс» был крупнейшим интернетовским провайдером, по крайней мере, года три назад, когда Егор, шагая в ногу со временем, увлекся дебрями всемирной паутины.
Именно тогда все компьютеры, имеющиеся в нашем доме, включая мой персональный, были подключены к интернету, мы обзавелись десятком электронных адресов, одни из которых был закреплен лично за мной.
И погружение в виртуальный мир началось.
Откровенно говоря, поначалу паутина затянула меня в свои сети достаточно крепко, и я часами просиживала за компьютером, осваивая все новые и новые пространства и возможности Более всего увлекли меня виртуальные покупки, и совершенно обалдевшая, с красными как у кролика глазами, я вскакивала с постели ночью и мчалась к компьютеру, что бы во время сделать ставку в интернет — аукционе и выиграть в острой борьбе какой-ни-будь антикварный кувшинчик у собирателя древностей из Санкт — Петербурга.
Некоторое время я развлекалась, посещая интернетовские «чаты» — странички, на которых народ общался друг с другом на прямую, в интернете это красиво называлось " в режиме on-lain ".
Штука был на первый взгляд захватывающая.
Ты был невидим, неслышим и, следовательно, мог, представляясь, кем угодно, общаться с огромным количеством людей, находящихся в самых разных концах планеты.
Люди эти, естественно, также как и ты, могли называть себя как угодно и что угодно про себя рассказывать.
Особая прелесть была в том, что никто ни про кого не знал правды и никогда не смог бы узнать.
Поэтому позволить себе можно было все.
И позволяли.
Довольно быстро я убедилась, что добрая половина «чатов», чему бы они изначально не посвящались, сводиться к банальному « сексу по интернету», где каждый пытался реализовать свои сексуальные фантазии, подыскивая подходящего партнера.
Наверное, для людей имеющих проблемы с плотскими забавами, это был блестящий и самый оптимальный выход.
Я даже прочитала где-то, что «чаты», по — русски говоря — болталки, остановили не одного маньяка, удерживая его в паутине уникальной возможностью подробно сообщать всему миру о том, что он хотел бы совершить в действительности, обнаруживая при этом еще и виртуальных партнеров — единомышленников.
Вероятно, все это было так.
Но меня пара экспериментов в части виртуального общения со слишком уж навязчивыми партнерами, один из которых в финале признался, что он — женщина, как-то не вдохновили, напротив., вызвали довольно брезгливое чувство и желание немедленно принять ванну.
Постепенно мне наскучила фантасмагория, где все обманывают всех, и я стала обходить «чаты» стороной, находя для себя в паутине новые развлечения.
Что же касается электронной почты, то ей, в отличие от Егора, составившего даже некую классификацию своих корреспондентов, в соответствии с которой каждой категории был известен электронный адрес, заведенный специально для общения с ней, я своим почтовым ящиком пользовалась нечасто.
В основном " мылили " ( то есть слали сообщения, e-mail, а по-русски — « мыло» ) в него партнеры по интернет — шопингу.
Друзья же мои в ту пору еще не были настолько продвинуты, и предложение переслать мне что-ни-будь электронной почтой прозвучало бы для них в лучшем случае малопонятно, в худшем же — просто оскорбительно.
Однако, все эти воспоминания не имели ни малейшего отношения ко дню сегодняшнему.
Сразу же после того, как мы расстались с Егором, я сообщила провайдеру, что более не нуждаюсь в его услугах и, само собой, с той поры не заплатила за них ни копейки.
Очевидно, что и Егор не стал платить за меня в рамках общего своего контракта с фирмой. И моя связь с виртуальным миром прекратилась.
Теперешний звонок бойкой представительницы компании, мог быть только ошибкой, о чем я и собиралась сообщить ей, как только она отбарабанит заученный текст.
Наконец, это свершилось, голос на том конце провода облегченно вздохнул и с чувством выполненного долга затих, ожидая ответной реакции — Боюсь, что произошла какая-то ошибка — начала я как можно любезнее.
Но энергия службы сервиса, похоже, была неисчерпаема — Никакой ошибки. Я проверила все реквизиты по прошлому контракту. И деньги поступили на счет. Везде указано ваше имя и даже домашний телефон на случай, если возникнут вопросы с подключением. Это ведь ваш телефон, не так ли?
— Телефон мой, но я не писала никаких писем и уж тем более не платила денег.
— Но тогда, возможно, это сделал кто-то от вашего имени? — службу сервиса не так-то легко было сбить с толку.
— Не поставив меня в известность?
— А почему — нет? Может, вам хотели сделать сюрприз? — она определенно не намерена была сдаваться и признавать, что кем-то в их замечательной компании была допущена ошибка. Молодец, девчонка, она начинала определенно мне нравится! Кроме того, в словах ее была некоторая логика. А вдруг и вправду кто-то решил порадовать или удивить меня. Возможно, разыграть?
Вокруг сейчас творилось столько странностей! И я сдалась.
— Ну, хорошо. Что сейчас требуется от меня?
— Абсолютно ничего! Включайте компьютер и развлекайтесь в виртуальном пространстве. Спасибо, что воспользовались услугами нашей компании. — последние слова она снова проговорила совершенно механическим голосом, словно энергичную, слегка настырную девицу на том конце провода быстренько заменили стандартным роботом — автоответчиком, из тех, что доводят вас до белого каления самой любимой своей фразой: «Ждите ответа…!»
Мне же теперь ждать было нечего — напротив, нежданно — негаданно предо мною раскинулось поле деятельности, при желании, весьма активной.
Кто бы ни сыграл со мною эту шутку, он совершил это с какой-то целью, и, следовательно, рано или поздно проявит себя.
Впрочем, наступления этого времени можно было не ждать, а заняться поисками анонимного благодетеля немедленно — вот тебе и занятие, причем довольно нетривиальное.
Я поспешила в гостиную, служившую мне одновременно и кабинетом, в ту пору, когда необходимость в кабинете у меня была.
Там, под ворохом старых газет и журналов, пылилась моя старенькая «Сонька», теперь уже допотопной модели, потому что приобретена была еще в бытность мою телевизионной дивой. Однако, полагаю, верная « Сонька» пребывала все еще в рабочем состоянии, потому что полгода назад, когда я забирала ее из того дома, вместе со своими книгами, рукописями, фотографиями и прочим кабинетным хламом, работала исправно.
А с той поры ничья рука не тревожила ее потрепанной клавиатуры, половина русских букв на которой благополучно отклеилась и потерялась, отчего печатая текст или трепясь с кем — ни-будь в интернетовской болталке я постоянно смешивала русские буквы с латинскими, и слова выходили смешными уродцами.
Компьютер оказался на месте и приветливо пискнул, радуясь, что о его существовании вдруг вспомнили, радушно засветился синим маленьким монитором — словом выразил полную готовность преданно служить мне и в дальнейшем.
С непривычки я провозилась много дольше обычного, но минут через двадцать виртуальный мир снова распахнул передо мною свои объятия.
Почтовый ящик электронной почты был пуст, но в находился в полной боевой готовности, на случай, если вдруг кто-то решит завалить меня « мыльными» посланиями.
Словом, жизнерадостная девочка из службы сервиса оказалась настоящей, и все, сказанное ею, было чистейшей правдой.
Откровенно говоря, я сомневалась в этом до последней минуты.
Теперь сомнения рассеялись, и я в некотором смятении застыла возле монитора, механически заглядывая на полузабытые интернетовские адреса, краем глаза фиксируя знакомые картинки и помечая массу нововведений.
Однако, паутина не влекла меня, как прежде, и скоро я отключила компьютер, так и не погрузившись в ее лабиринты.
Время, между тем, пролетело удивительно быстро: близился вечер, а, значит, скоро появится Муся, как всегда, торопясь, потому что каждую проведенную мною в одиночестве минуту она неизменно вменяла себе в вину, сколько не пыталась я уверить ее обратном.
История, которую я поведала ей, повергла Мусю в шок.
Маленькие невыразительные глаза ее неопределенного цвета, обычно не выражающие ничего, кроме бесконечной доброты и всепрощения, теперь потемнели.
Бледные и осунувшиеся щеки вспыхнули багровыми пятнами нездорового румянца.
Даже голос Муси, когда дослушав мою историю до конца, она заговорила, не струился волнами невесомого шелка. Она как-то сразу вдруг охрипла, и от этого голос ее стал ниже и грубее.
— И ты спокойно со всем согласилась?
— А что мне было делать? Требовать, чтобы все отключили обратно? Фирма на это бы не пошла, ведь деньги уплачены, и их надо кому-то возвращать — Вот именно — кому?
— Они были уверены, что платила я. Значит, тот, кто платил, назвался моим именем. Или вообще никак не назвался просто пришел в кассу и заплатил деньги или перевел их через банк.
— И ты оставишь все, как есть, даже не попытавшись выяснить, кто это был?
— Но каким образом? И потом, он или она, или они не сделали мне ничего плохого, наоборот — решили снова приобщить меня к модной игрушке.
— Но зачем?
— А зачем вообще люди делают добрые дела? Вот ты, например, зачем все это время возишься со мной?
— Значит я и эти неизвестные с их загадочными подарками для тебя — одно и то же? Спасибо, вот не ждала.
— Вовсе нет. Не цепляйся к словам, пожалуйста. Просто я хотела напомнить тебе, что и другие люди тоже иногда умеют быть добрыми.
— Отлично. И кто же, по-твоему, эти добрые люди?
— Понятия не имею — И тебя это устраивает?
— Вполне.
— Вынуждена тебе напомнить, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке — Тогда, извини, я тоже вынуждена еще раз поинтересоваться у тебя, чем я обязана твоим бесплатным благодеяниям?
Муся замолчала надолго.
Теперь уже не только щеки — пылало все ее полное лицо, и глаза сверкали так, что мне становилось не по себе.
Это было уже не волнение, не тревога, и даже не страх.
Гнев.
Откровенный, неприкрытый яростный гнев — вот что такое отразилось сейчас на лице Муси. Таким я не видела его никогда, да и вообще предположить не могла даже, что тихая, безответная моя сиделка способна на такие чувства.
Возможно, мне следовало извиниться, и своим долгим молчанием, Муся давала мне этот шанс: все вернуть на круги своя. Думаю, она бы не стала требовать от меня долгих унижений, достаточно было бы просто короткого:
«прости».
Но я молчала.
Во-первых, я буквально остолбенела при виде такой Муси, а, во-вторых, во мне поселилось вдруг какое-то глупое упрямство, сродни тому, которое иногда обуревает детей. В такие минуты они точно знают, что выполнить то, чего требуют взрослые, все равно придется, но упрямо застывают на месте, дожидаясь применения более радикальных мер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Я этого не переживу" или " Скорее я сдохну, чем… ".
Теперь на Ваганьково хоронили его.
— Вы придете? — совладала, наконец, с душившими ее рыданиями женщина, рискующая общаться со мной в той ситуации, которая сложилась в их офисе и наверняка еще более обострилась в эти дни.
— Не знаю — честно ответила я — Но почему? Вам некого бояться и стесняться нечего Мне кажется, вы обязательно должны прийти…
— Я подумаю. Спасибо вам.
— Пожалуйста. До свидания — она положила трубку, по-моему окончательно разочаровавшись во мне, и сожалея о том, что вообще позвонила.
Мне было жаль ее доброго ко мне отношения, теперь очевидно утраченного, но опущенная на рычаг трубка избавляла мне я от необходимости что-то говорить и объяснять ей.
Однако оставалась еще Муся, и от нее нельзя было отгородиться простым движением руки, опускающей трубку.
Она ждала объяснений.
И ожидание ее было настолько напряженным, что лицо покрыла непривычная бледность, а глаза превратились в крохотные поблескивающие гвоздики, каждый из которых вонзился в меня до самой шляпки.
Не могу сказать, что мне доставляло удовольствие мучить Мусю, но и пускаться в подробные объяснения, которых она ожидала так требовательно, я была не в состоянии.
Однако, молчать далее было невозможно.
— Звонили из офиса Егора — Я знаю, она представилась. И — что?
— Его тело привезли в Москву.
— Понятно. И что теперь?
— Ну что теперь? Теперь его будут хоронить — Когда?
— Завтра — Уже завтра?
— Да. А чего же ты хочешь? Он и так уже больше трех недель… — я замялась не в силах подобрать слова, определяющие столь длительное пребывание тела без погребения.
— Да, да… Это ужасно. Правда, ведь столько дней уже прошло с его смерти — Ну вот, теперь, наконец, похоронят, как полагается.
— Где?
— А как ты думаешь?
— На Ваганьковском?
— Конечно. Помнишь, он всегда сам приговаривал — Да, помню. Жутко даже.
— Да ничего жуткого, просто дурацкая была поговорка — И ты пойдешь?
— Нет — отвечая Мусе, одновременно, приняла это решение для себя. И совершенно точно знала, что оно будет неизменным. Более того, уже в эти минуты, я уверена была, что поступаю правильно и никогда не пожалею о том, что поступила именно так — Но почему? — изумление Муси было совершенно искренним и безграничным, но вместе с тем, я отчетливо различила в нем и некоторый отголосок облегчения. Мне он были хорошо понятен: в душе Муся была категорически против того, чтобы я появлялась на похоронах Егора. По ее разумению, это было непосильным испытанием для моей нервной системы. Однако, остановить меня, вздумай я все же отправиться на похороны, она бы не смогла, да, возможно, что не стала бы и пытаться. В конце концов, она не имела права лишить меня возможности последний раз взглянуть на Егора и сказать ему последнее « прости». Это было бы слишком жестоко. Теперь Муся испытала огромное облегчение, однако, она не очень верила в искренность моих слов, и это немедленно отразилось на ее лице. В состоянии сильного волнения, Муся, как правило, прекращала контролировать свою мимику, и тогда ее полное невыразительное обычно лицо говорило много больше того, что заключалось в словах.
— Не знаю. Просто я не хочу туда идти. И все.
— Что ж, возможно ты и права. Если хочешь, пойду я. Это никого не удивит, мы же были знакомы и…
— А зачем? — довольно бесцеремонно перебила ее я — Ну… Не знаю. Чтобы посмотреть, как там все будет, и вообще…
— Что вообще?
— Вообще, я хотела бы проститься с Егором…
— От нас двоих, ты это хочешь сказать?
— Ну, в общем, да. Хотя, звучит, наверное, странно.
— Да нет. Много происходит странного, так что это вполне нормальное желание. Иди, конечно, если хочешь. В конце концов, ты же действительно знала его, и вовсе не должна спрашивать у меня разрешения.
— Нет, но я не хочу делать что-то, что будет неприятно тебе — Да нет же, говорю тебе. Почему мне должно быть неприятно? Иди.
Честное слово, я совершенно нормально к этому отношусь. Это завтра. В двенадцать — отпевание, потом — похороны. Потом. наверное, поминки в каком — ни — будь ресторане из крутых.
— Ну ладно, мы еще поговорим об этом вечером, а то я уже опаздываю.
— Счастливо. — желаю я Мусе совершенно искренне и испытываю облегчение, когда дверь моей квартиры, наконец, закрывается за ней.
Телефонным звонкам сегодня, видно, определено судьбой, играть в моей жизни самые фатальные роли.
Очередная трель настигает меня на кухне, где я вяло пытаюсь завтракать.
На том конце провода — снова женский голос, но на этот раз совершенно точно, мне незнакомый, молодой и приветливый.
Барышня называет мое имя и уточняет, по прежнему ли этот телефонный номер принадлежит мне.
Я подтверждаю и то, и другое.
Тогда совсем уже весело, словно оба эти обстоятельства очень ее обрадовали, невидимая собеседница сообщает:
— Вас беспокоит компания «Инфорс». Меня зовут Людмила, я менеджер службы сервиса. Мы получили ваше сообщение о возобновлении контракта и подтверждение о переводе денег на наш счет, и рады снова быть вам полезны.
Подключение уже состоялось, и я звоню сообщить вам об этом. Если вы захотите изменить какие-то параметры того договора, который был подписан вами ранее или реквизиты своего почтового ящика в системе электронной почты, то сделать это можно самостоятельно, зайдя с нашей главной страницы на сервер статистики любое время. Если у вас возникнут еще какие — ни будь вопросы, то их можно адресовать службе сервиса, к нам на сервер тоже можно зайти с главной страницы — бодрый молодой голос звучал так, словно моя собеседница читала текст инструкции, лежащий перед ее глазами или выученный наизусть, что, вероятнее всего, так и было.
Перебить ее, чтобы задать вопрос или вставить реплику казалось невозможным, так механически четко и безостановочно выговаривала она положенные слова.
Я решила дослушать их до конца, хотя вопросов у меня возникло великое множество.
Собственно, вопрос был один, поскольку все остальное стало мне ясно уже на второй фразе, которую весело пробубнила сотрудница службы сервиса по имени Людмила.
« Инфорс» был крупнейшим интернетовским провайдером, по крайней мере, года три назад, когда Егор, шагая в ногу со временем, увлекся дебрями всемирной паутины.
Именно тогда все компьютеры, имеющиеся в нашем доме, включая мой персональный, были подключены к интернету, мы обзавелись десятком электронных адресов, одни из которых был закреплен лично за мной.
И погружение в виртуальный мир началось.
Откровенно говоря, поначалу паутина затянула меня в свои сети достаточно крепко, и я часами просиживала за компьютером, осваивая все новые и новые пространства и возможности Более всего увлекли меня виртуальные покупки, и совершенно обалдевшая, с красными как у кролика глазами, я вскакивала с постели ночью и мчалась к компьютеру, что бы во время сделать ставку в интернет — аукционе и выиграть в острой борьбе какой-ни-будь антикварный кувшинчик у собирателя древностей из Санкт — Петербурга.
Некоторое время я развлекалась, посещая интернетовские «чаты» — странички, на которых народ общался друг с другом на прямую, в интернете это красиво называлось " в режиме on-lain ".
Штука был на первый взгляд захватывающая.
Ты был невидим, неслышим и, следовательно, мог, представляясь, кем угодно, общаться с огромным количеством людей, находящихся в самых разных концах планеты.
Люди эти, естественно, также как и ты, могли называть себя как угодно и что угодно про себя рассказывать.
Особая прелесть была в том, что никто ни про кого не знал правды и никогда не смог бы узнать.
Поэтому позволить себе можно было все.
И позволяли.
Довольно быстро я убедилась, что добрая половина «чатов», чему бы они изначально не посвящались, сводиться к банальному « сексу по интернету», где каждый пытался реализовать свои сексуальные фантазии, подыскивая подходящего партнера.
Наверное, для людей имеющих проблемы с плотскими забавами, это был блестящий и самый оптимальный выход.
Я даже прочитала где-то, что «чаты», по — русски говоря — болталки, остановили не одного маньяка, удерживая его в паутине уникальной возможностью подробно сообщать всему миру о том, что он хотел бы совершить в действительности, обнаруживая при этом еще и виртуальных партнеров — единомышленников.
Вероятно, все это было так.
Но меня пара экспериментов в части виртуального общения со слишком уж навязчивыми партнерами, один из которых в финале признался, что он — женщина, как-то не вдохновили, напротив., вызвали довольно брезгливое чувство и желание немедленно принять ванну.
Постепенно мне наскучила фантасмагория, где все обманывают всех, и я стала обходить «чаты» стороной, находя для себя в паутине новые развлечения.
Что же касается электронной почты, то ей, в отличие от Егора, составившего даже некую классификацию своих корреспондентов, в соответствии с которой каждой категории был известен электронный адрес, заведенный специально для общения с ней, я своим почтовым ящиком пользовалась нечасто.
В основном " мылили " ( то есть слали сообщения, e-mail, а по-русски — « мыло» ) в него партнеры по интернет — шопингу.
Друзья же мои в ту пору еще не были настолько продвинуты, и предложение переслать мне что-ни-будь электронной почтой прозвучало бы для них в лучшем случае малопонятно, в худшем же — просто оскорбительно.
Однако, все эти воспоминания не имели ни малейшего отношения ко дню сегодняшнему.
Сразу же после того, как мы расстались с Егором, я сообщила провайдеру, что более не нуждаюсь в его услугах и, само собой, с той поры не заплатила за них ни копейки.
Очевидно, что и Егор не стал платить за меня в рамках общего своего контракта с фирмой. И моя связь с виртуальным миром прекратилась.
Теперешний звонок бойкой представительницы компании, мог быть только ошибкой, о чем я и собиралась сообщить ей, как только она отбарабанит заученный текст.
Наконец, это свершилось, голос на том конце провода облегченно вздохнул и с чувством выполненного долга затих, ожидая ответной реакции — Боюсь, что произошла какая-то ошибка — начала я как можно любезнее.
Но энергия службы сервиса, похоже, была неисчерпаема — Никакой ошибки. Я проверила все реквизиты по прошлому контракту. И деньги поступили на счет. Везде указано ваше имя и даже домашний телефон на случай, если возникнут вопросы с подключением. Это ведь ваш телефон, не так ли?
— Телефон мой, но я не писала никаких писем и уж тем более не платила денег.
— Но тогда, возможно, это сделал кто-то от вашего имени? — службу сервиса не так-то легко было сбить с толку.
— Не поставив меня в известность?
— А почему — нет? Может, вам хотели сделать сюрприз? — она определенно не намерена была сдаваться и признавать, что кем-то в их замечательной компании была допущена ошибка. Молодец, девчонка, она начинала определенно мне нравится! Кроме того, в словах ее была некоторая логика. А вдруг и вправду кто-то решил порадовать или удивить меня. Возможно, разыграть?
Вокруг сейчас творилось столько странностей! И я сдалась.
— Ну, хорошо. Что сейчас требуется от меня?
— Абсолютно ничего! Включайте компьютер и развлекайтесь в виртуальном пространстве. Спасибо, что воспользовались услугами нашей компании. — последние слова она снова проговорила совершенно механическим голосом, словно энергичную, слегка настырную девицу на том конце провода быстренько заменили стандартным роботом — автоответчиком, из тех, что доводят вас до белого каления самой любимой своей фразой: «Ждите ответа…!»
Мне же теперь ждать было нечего — напротив, нежданно — негаданно предо мною раскинулось поле деятельности, при желании, весьма активной.
Кто бы ни сыграл со мною эту шутку, он совершил это с какой-то целью, и, следовательно, рано или поздно проявит себя.
Впрочем, наступления этого времени можно было не ждать, а заняться поисками анонимного благодетеля немедленно — вот тебе и занятие, причем довольно нетривиальное.
Я поспешила в гостиную, служившую мне одновременно и кабинетом, в ту пору, когда необходимость в кабинете у меня была.
Там, под ворохом старых газет и журналов, пылилась моя старенькая «Сонька», теперь уже допотопной модели, потому что приобретена была еще в бытность мою телевизионной дивой. Однако, полагаю, верная « Сонька» пребывала все еще в рабочем состоянии, потому что полгода назад, когда я забирала ее из того дома, вместе со своими книгами, рукописями, фотографиями и прочим кабинетным хламом, работала исправно.
А с той поры ничья рука не тревожила ее потрепанной клавиатуры, половина русских букв на которой благополучно отклеилась и потерялась, отчего печатая текст или трепясь с кем — ни-будь в интернетовской болталке я постоянно смешивала русские буквы с латинскими, и слова выходили смешными уродцами.
Компьютер оказался на месте и приветливо пискнул, радуясь, что о его существовании вдруг вспомнили, радушно засветился синим маленьким монитором — словом выразил полную готовность преданно служить мне и в дальнейшем.
С непривычки я провозилась много дольше обычного, но минут через двадцать виртуальный мир снова распахнул передо мною свои объятия.
Почтовый ящик электронной почты был пуст, но в находился в полной боевой готовности, на случай, если вдруг кто-то решит завалить меня « мыльными» посланиями.
Словом, жизнерадостная девочка из службы сервиса оказалась настоящей, и все, сказанное ею, было чистейшей правдой.
Откровенно говоря, я сомневалась в этом до последней минуты.
Теперь сомнения рассеялись, и я в некотором смятении застыла возле монитора, механически заглядывая на полузабытые интернетовские адреса, краем глаза фиксируя знакомые картинки и помечая массу нововведений.
Однако, паутина не влекла меня, как прежде, и скоро я отключила компьютер, так и не погрузившись в ее лабиринты.
Время, между тем, пролетело удивительно быстро: близился вечер, а, значит, скоро появится Муся, как всегда, торопясь, потому что каждую проведенную мною в одиночестве минуту она неизменно вменяла себе в вину, сколько не пыталась я уверить ее обратном.
История, которую я поведала ей, повергла Мусю в шок.
Маленькие невыразительные глаза ее неопределенного цвета, обычно не выражающие ничего, кроме бесконечной доброты и всепрощения, теперь потемнели.
Бледные и осунувшиеся щеки вспыхнули багровыми пятнами нездорового румянца.
Даже голос Муси, когда дослушав мою историю до конца, она заговорила, не струился волнами невесомого шелка. Она как-то сразу вдруг охрипла, и от этого голос ее стал ниже и грубее.
— И ты спокойно со всем согласилась?
— А что мне было делать? Требовать, чтобы все отключили обратно? Фирма на это бы не пошла, ведь деньги уплачены, и их надо кому-то возвращать — Вот именно — кому?
— Они были уверены, что платила я. Значит, тот, кто платил, назвался моим именем. Или вообще никак не назвался просто пришел в кассу и заплатил деньги или перевел их через банк.
— И ты оставишь все, как есть, даже не попытавшись выяснить, кто это был?
— Но каким образом? И потом, он или она, или они не сделали мне ничего плохого, наоборот — решили снова приобщить меня к модной игрушке.
— Но зачем?
— А зачем вообще люди делают добрые дела? Вот ты, например, зачем все это время возишься со мной?
— Значит я и эти неизвестные с их загадочными подарками для тебя — одно и то же? Спасибо, вот не ждала.
— Вовсе нет. Не цепляйся к словам, пожалуйста. Просто я хотела напомнить тебе, что и другие люди тоже иногда умеют быть добрыми.
— Отлично. И кто же, по-твоему, эти добрые люди?
— Понятия не имею — И тебя это устраивает?
— Вполне.
— Вынуждена тебе напомнить, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке — Тогда, извини, я тоже вынуждена еще раз поинтересоваться у тебя, чем я обязана твоим бесплатным благодеяниям?
Муся замолчала надолго.
Теперь уже не только щеки — пылало все ее полное лицо, и глаза сверкали так, что мне становилось не по себе.
Это было уже не волнение, не тревога, и даже не страх.
Гнев.
Откровенный, неприкрытый яростный гнев — вот что такое отразилось сейчас на лице Муси. Таким я не видела его никогда, да и вообще предположить не могла даже, что тихая, безответная моя сиделка способна на такие чувства.
Возможно, мне следовало извиниться, и своим долгим молчанием, Муся давала мне этот шанс: все вернуть на круги своя. Думаю, она бы не стала требовать от меня долгих унижений, достаточно было бы просто короткого:
«прости».
Но я молчала.
Во-первых, я буквально остолбенела при виде такой Муси, а, во-вторых, во мне поселилось вдруг какое-то глупое упрямство, сродни тому, которое иногда обуревает детей. В такие минуты они точно знают, что выполнить то, чего требуют взрослые, все равно придется, но упрямо застывают на месте, дожидаясь применения более радикальных мер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30