до н.э.)
спартанский законодатель
Ничего сверх меры.
Познай самого себя.
Если тебе причинили ущерб - примирись, если оскорбили - отомсти.
Не грозись: это дело бабье.
Мертвых не хули.
Языком не упреждай мысль.
Когда говоришь, руками не размахивай - это знак безумства.
Счастлив тиран, который умрет у себя дома своей смертью!
Пробным камнем испытывают золото, а золотом испытывается человек.
Не позволяй твоему языку опережать твою мысль.
Сдерживай язык, особенно в застолье.
Не злословь о ближнем, чтобы не услышать такого, чему сам не порадуешься.
За порукой - расплата.
Самому умному философу трудно отвечать на глупые вопросы.
К друзьям спеши проворнее в несчастье, чем в счастье.
Чужой беде не смейся.
Истрачивая деньги на ненужное, ты мало будешь иметь их на необходимое.
Хорошо начальствовать учись на своем доме.
Лучше избирай наказание, нежели гнусную корысть, ибо первое огорчит на один раз, а второе навсегда.
Избегай постыдного.
О мертвых следует говорить или хорошо, или ничего.
Анахарсис
(VI в. до н.э.)
легендарный мудрец, скиф по происхождению
Анахарсис на вопрос, почему не заводит детей, сказал: из любви к детям.
Анахарсис, посетив Народное собрание [в Афинах], выражал удивление, что у эллинов говорят мудрецы, а дела решают невежды.
В Элладе участвуют в состязаниях люди искусные, а судят их неискусные.
Удивительно (…), как эллины при начале пира пьют из малых чаш, а с полными желудками - из больших.
Лоза приносит три грозди: гроздь наслаждения, гроздь опьянения и гроздь омерзения.
Афинянин попрекал его [Анахарсиса], что он скиф; он ответил: «Мне позор моя родина, а ты позор своей родине».
Чтобы не стать пьяницей, достаточно иметь перед глазами пьяницу во всем его безобразии.
Первая чаша принадлежит жажде, вторая - веселью, третья - наслаждению, четвертая - безумию.
Безопасные корабли - это вытащенные на берег корабли.
Лучше иметь одного друга многоценного, чем многих малоценных.
Рынок - это место, нарочно назначенное, чтобы обманывать и обкрадывать друг друга.
Злой человек похож на уголь: если не жжет, то чернит тебя.
Агафон
(ок. 448 - ок. 405 гг. до н.э.)
драматург-трагик, дружил с Платоном и Еврипидом
Ведь только одного и богу не дано:
Не бывшим сделать то, что было сделано.
Вероятно и то, что много происходит невероятного.
Каждый, кого коснется Эрот, становится поэтом.
Агафон охотно и обильно пользовался антитезами. Когда кто-то, словно для того, чтобы исправить его драмы, хотел повычеркивать из них антитезы, он сказал: «Любезнейший, (…) ты (…) вычеркиваешь Агафона из Агафона».
Даже боги не могут изменить прошлое.
Анаксагор Клазоменский
(ок. 500 - ок. 428 гг. до н.э.)
философ и ученый, входил в близкое окружение Перикла
Все содержится во всем. (Вариант: Во всем содержится доля всего.)
Есть два урока смерти: время до рождения и сон.
Человеку, спросившему, станут ли когда-нибудь морем лампсакийские холмы, он [Анаксагор] (…) ответил: «Да - хватило бы только времени».
На вопрос, для чего он родился на свет, он [Анаксагор] ответил: «Для наблюдения солнца, луны и неба».
В конце концов, отказавшись от всего, он [Анаксагор] занялся умозрением природы, не тревожась ни о каких делах государственных. Его спросили: «И тебе нет дела до отечества?» Он ответил: «Отнюдь нет, мне очень даже есть дело до отечества!» - и указал на небо.
Анаксагор, потеряв сына, сказал: «Я знал, что породил смертного».
[Анаксагор был изгнан из Афин.] Ему сказали: «Ты лишился общества афинян». Он ответил: «Нет, это они лишились моего общества».
Кто-то сокрушался, что умирает на чужбине; Анаксагор сказал ему: «Спуск в Аид отовсюду одинаков».
Ничего нельзя узнать, ничему нельзя научиться, ни в чем нельзя удостовериться: чувства ограниченны, разум слаб, жизнь коротка.
Антисфен
(ок. 455 - ок. 360 гг. до н.э.)
ученик Горгия и Сократа, основатель философской школы киников
Человека можно научить добродетели.
Характерным для мудрости является умение найти для каждого свой род мудрости, а невежеству свойственно к разным людям обращаться с однообразной речью.
Влюбленные часто обманывают и обещают невозможное.
Начало образования состоит в исследовании слов.
[О платоновских «идеях»:] Человека и лошадь я вижу, а человечности и лошадности не вижу.
Глазами его [бога] нельзя увидеть, он ни на что не похож.
Безвестность есть благо.
Не пренебрегай врагами: они первыми замечают твои погрешности.
Образованного и умного человека трудно переносить, так как неразумие - вещь легкая и необременительная, а разум непреклонен, непоколебим, тяжесть его неодолима.
Добродетель и для мужчины, и для женщины одна.
Удовольствие - благо, но [только] когда оно не вызывает раскаяния.
Львы взяли слово, когда, собравшись на совет, зайцы потребовали для всех равноправия.
Праздник - это повод для обжорства.
Следует домогаться удовольствий, которые идут за трудами, а не перед трудами.
С политикой следует обращаться как с огнем: не подходить слишком близко, чтобы не обжечься, и не очень удаляться, чтобы не замерзнуть.
Не замечай ошибки старца: старое дерево бесполезно пересаживать.
Невежественные люди похожи на бодрствующих в состоянии сна.
На вопрос, какую женщину лучше брать в жены, он [Антисфен] ответил: «Красивая будет общим достоянием, некрасивая - твоим наказанием».
На вопрос, что блаженнее всего для человека, он [Антисфен] сказал: «Умереть счастливым».
На вопрос, что дала ему философия, он [Антисфен] ответил: «Умение беседовать с самим собой».
На вопрос, какая наука самая необходимая, он [Антисфен] сказал: «Наука забывать ненужное».
Узнав однажды, что Платон дурно отзывается о нем, он [Антисфен] сказал: «Это удел царей: делать хорошее и слышать дурное».
Кто-то сказал, что война уничтожает бедняков; (…) Антисфен заметил: «Напротив, она их рождает во множестве».
Когда его однажды хвалили дурные люди, он [Антисфен] сказал: «Боюсь, не сделал ли я чего дурного?»
Когда Платон в своей школе о чем-то долго рассуждал, Антисфен заметил: «Не оратор является мерой слушателя, а слушатель - мерой оратора».
Когда какой-то человек спросил Антисфена. чему надо учить сына, он ответил: «Если он собирается общаться с богами, то философии, если же с людьми, то риторике».
Умер он от чахотки. (…) Однажды, когда он воскликнул: «Ах, кто избавит меня от страданий!», Диоген показал ему кинжал и произнес: «Вот кто» - «Я сказал: от страданий, а не от жизни!» - возразил Антисфен.
Государства погибают тогда, когда перестают отличать дурных от хороших.
Братская близость единомыслящих крепче всяких стен.
Чтобы быть счастливым, достаточно быть добродетельным.
Добродетель - орудие, которого никто не сможет отнять.
Добродетель проявляется в поступках и не нуждается ни в обилии слов, ни в обилии знаний.
Справедливого человека цени больше, чем родного.
Лучше сражаться среди немногих хороших людей против множества дурных, чем среди множества дурных против немногих хороших.
Сдержанность нужнее тем, кто слышит о себе дурное, нежели тем, в кого бросают камнями.
Как ржавчина съедает железо, так завистников - их собственный нрав.
Лучше достаться стервятникам, чем попасть к льстецам. Те пожирают мертвых, а эти - живых.
Удовольствиями пользоваться можно по праву только после трудов, а не прежде них.
Сходиться нужно с теми женщинами, которые сами за это будут благодарны.
Мудрец женится, чтобы иметь детей, притом от самых красивых женщин; он не будет избегать и любовных связей - ибо только мудрец знает, кого стоит любить.
Апеллес
(2-я пол. IV в. до н.э.)
живописец, придворный художник Александра Македонского
Законченные работы он [Апеллес] выставлял в открытой беседке и сам, скрываясь за картиной, выслушивал замечания проходящих, так как считал народ более внимательным судьей, чем самого себя. Однажды, говорят, зритель-сапожник отметил, что на сапоге изображено с внутренней стороны одной петлей меньше должного. На следующий день, возгордившись тем, что указанное им упущение исправлено, сапожник стал изощряться об изображении ноги. Тогда разгневанный художник вышел из укрытия и воскликнул: «Сапожник, суди не выше сапога».
Аристипп Киренский
(ок. 435 - после 366 гг. до н.э.)
философ, основатель школы киренаиков
Я везде чужеземец.
Ни в коем случае я не ставлю себя в число тех, которые хотят властвовать. Трудное дело - добывать для себя самого что нужно; но лишь совершенный безумец (…) может, не довольствуясь этим, налагать на себя еще новое бремя - доставлять всем гражданам что им нужно.
На вопрос, чем философы превосходят остальных людей, он [Аристипп] ответил: «Если все законы уничтожатся, мы одни будем жить по-прежнему».
На вопрос Дионисия, почему философы ходят к дверям богачей, а не богачи - к дверям философов, он [Аристипп] ответил: «Потому что одни знают, что им нужно, а другие не знают».
Кто-то привел к нему в обучение сына, Аристипп запросил пятьсот драхм. Отец сказал: «За эти деньги я могу купить раба!» - «Купи, - сказал Аристипп, - и у тебя будут целых два раба».
Человека, который порицал роскошь его стола, он [Аристипп] спросил: «А разве ты отказался бы купить все это за три обола?» - «Конечно, нет», - ответил тот. «Значит, просто тебе дороже деньги, чем мне наслаждение».
Заметив (…) Аристиппа, входящего вместе с сицилийским тираном Дионисием, [Антисфен) сказал: «Аристипп, если бы ты довольствовался такой пищей, как я, то тебе не пришлось бы следовать по пятам за тираном». (…) Аристипп возразил: «А если бы ты мог запросто беседовать с тираном, то не довольствовался бы такой пищей».
Дионисий дал ему [Аристиппу] денег, а Платону - книгу; в ответ на упреки Аристипп сказал: «Значит, мне нужнее деньги, а Платону - книга».
Право же, щедрость никогда не разорит Дионисия [правителя Сиракуз]: нам, которые просят много, он дает мало, а Платону, который ничего не берет, - много.
Когда преподавание принесло ему [Аристиппу] много денег, Сократ спросил его: «За что тебе так много?» А он ответил: «За то же, за что тебе так мало».
Однажды Аристипп плыл на корабле; захваченный бурей, он сильно перепугался. Один из спутников спросил его: «И ты, Аристипп, трусишь, как все?» А он: «И с полным правом: вас эта опасность заставляет тревожиться за вашу бедственную жизнь, а меня - за мою блаженную».
Как съедающие очень много не бывают здоровы более, нежели употребляющие в пищу самое необходимое, так и истинно ученые бывают не те, которые читают многое, но те, которые читают полезное.
Много пить и не быть пьяным свойственно и мулу.
Если бы роскошь была дурна, ее не было бы на пирах у богов.
Лучше быть нищим, чем невеждой: если первый лишен денег, то второй лишен образа человеческого.
Твое право - ругаться, мое право - не слушать.
Разве не все равно, занять ли такой дом, в котором жили многие, или такой, в котором никто не жил? И не все ли равно, плыть на корабле, где уже плавали тысячи людей, или где еще никто не плавал? Вот так же все равно, жить ли с женщиной, которую уже знавали многие, или с такой, которую никто не трогал.
Лучшая доля не в том, чтобы воздерживаться от наслаждений, а в том, чтобы властвовать над ними, не подчиняясь им.
Детей надо учить тому, что пригодится им, когда они вырастут.
Аристотель
(384-322 гг. до н.э.)
ученик Платона, воспитатель Александра Македонского, основатель школы перипатетиков, из Стагиры (п-ов Халкидика)
Об избрании [на государственные посты] всегда хлопочут не столько порядочные, сколько случайные.
Добродетель (…) есть некая середина между противоположными страстями. (…) Оттого и трудно быть достойным человеком, ведь в любом деле трудно держаться середины.
Человек с чувством юмора - это и тот, кто умеет отпустить меткую шутку, и тот, кто переносит насмешки.
Бог выше всякой добродетели, и не добродетелью определяется его достоинство, потому что в таком случае добродетель будет выше бога.
Вопреки мнению некоторых, не разум - начало и руководитель добродетели, а, скорее, движения чувств.
Самому любить лучше, чем быть любимым: любить - это некое действие, доставляющее наслаждение, и благо, а быть любимым не вызывает в предмете любви никакой деятельности. (…) Тем не менее люди из честолюбия предпочитают быть любимцами, а не сами любить, поскольку быть любимцем связано с каким-то превосходством.
Дурной (…) [человек] никогда не бывает себе другом, он всегда во вражде с самим собой.
Почему отец любит сына сильнее, чем сын отца? (…) Потому что сын - его создание. (…) Все бывают благосклонны к тому, что они сами создали.
Узнать самого себя - это и самое трудное, (…) и самое радостное, (…) но самих себя своими силами мы не можем видеть (…); при желании видеть свое лицо мы смотримся в зеркало (…), при желании познать самих себя мы можем познать себя, глядя на друга. Ведь друг, как мы говорим, это «второе я». (…) Знать себя невозможно без помощи друга.
Ярость выводит человека из себя. Вот почему и поведение кабанов имеет вид смелости, хотя это и не настоящая смелость.
Имеющие опыт преуспевают больше, нежели те, кто обладает отвлеченным знанием.
Опыт есть знание единичного, а искусство - знание общего.
Признак знатока - способность научить.
Владеющие искусством способны научить, а имеющие опыт не способны.
В поэтическом произведении предпочтительнее вероятное невозможное, чем невероятное, хотя и возможное.
Одни [искусства] - для удовлетворения необходимых потребностей, другие - для времяпрепровождения; изобретателей последних мы всегда считаем более мудрыми, нежели изобретателей первых, так как их знания были обращены не на получение выгоды.
Мудрость (…) занимается причинами и началами.
Более мудр во всякой науке тот, кто более точен и более способен научить выявлению причин.
Удивление побуждает людей философствовать.
Знание о чем бы то ни было есть знание общего.
Для счастья (…) нужна и полнота добродетели, и полнота жизни.
Может быть, (…) вообще никого не следует считать счастливым, покуда он жив (…)? Если в самом деле признать такое, то не будет ли человек счастлив лишь тогда, когда он умер?
Камень, который по природе падает вниз, не приучишь подниматься вверх, приучай его, подбрасывая вверх хоть тысячу раз.
Добродетель мы обретаем, прежде что-нибудь осуществив, так же как и в других искусствах. (…) Строя дома, становятся зодчими, а играя на кифаре - кифаристами. Именно так, совершая правые поступки, мы делаемся правосудными, поступая благоразумно - благоразумными, действуя мужественно - мужественными. (…) Короче говоря, повторение одинаковых поступков порождает соответствующие нравственные устои.
Искусство и добродетель всегда рождаются там, где труднее.
Совершать проступок можно по-разному (…), между тем как поступать правильно можно только одним-единственным способом (недаром первое легко, а второе трудно, ведь легко промахнуться, трудно попасть в цель).
Мужественные совершают поступки во имя прекрасного. (…) В противном случае мужественными, пожалуй, окажутся даже голодные ослы, ведь они и под ударами не перестают пастись.
Скупость (…) неизлечима (…); она теснее срослась с природой человека, чем мотовство. Большинство ведь, скорее, стяжатели, чем раздаватели.
Порок уничтожает сам себя, и если он достигает полноты, то становится невыносимым для самого его обладателя.
Какие насмешки не стесняются выслушивать, такие и сами говорят.
Человек (…) свободнорожденный будет вести себя так, словно он сам себе закон.
Молодые люди становятся геометрами и математиками (…), но (…) не бывают рассудительными. Причина этому в том, что рассудительность проявляется в частных случаях, с которыми знакомятся на опыте, а (…) опытность дается за долгий срок.
Как зверю не свойственны ни порочность, ни добродетель, так не свойственны они и богу, но у него есть нечто, ценимое выше добродетели.
Не способный к раскаянию неисцелим.
Те, что твердят, будто под пыткой (…) человек счастлив, если он добродетелен, вольно или невольно говорят вздор. (Возражение эпикурейцам.)
Для ищущего чрезмерных удовольствий страданием будет уже отсутствие чрезмерности.
При чрезмерных страданиях люди ищут чрезмерного удовольствия, (…) полагая, что оно исцеляет.
Телесных удовольствий, как сильнодействующих, ищут те, кто не способен наслаждаться иными: эти люди, конечно, сами создают себе своего рода жажду.
Юноши быстро становятся друзьями, а старики - нет: не становятся друзьями тем, от кого не получают наслаждения.
Быть другом для многих при совершенной дружбе невозможно, так же как быть влюбленным во многих одновременно. (…) А нравиться многим (…) можно.
Люди, наделенные могуществом, используют друзей (…) с разбором: одни друзья приносят им пользу, а другие доставляют удовольствие, но едва ли одни и те же - и то и другое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171
спартанский законодатель
Ничего сверх меры.
Познай самого себя.
Если тебе причинили ущерб - примирись, если оскорбили - отомсти.
Не грозись: это дело бабье.
Мертвых не хули.
Языком не упреждай мысль.
Когда говоришь, руками не размахивай - это знак безумства.
Счастлив тиран, который умрет у себя дома своей смертью!
Пробным камнем испытывают золото, а золотом испытывается человек.
Не позволяй твоему языку опережать твою мысль.
Сдерживай язык, особенно в застолье.
Не злословь о ближнем, чтобы не услышать такого, чему сам не порадуешься.
За порукой - расплата.
Самому умному философу трудно отвечать на глупые вопросы.
К друзьям спеши проворнее в несчастье, чем в счастье.
Чужой беде не смейся.
Истрачивая деньги на ненужное, ты мало будешь иметь их на необходимое.
Хорошо начальствовать учись на своем доме.
Лучше избирай наказание, нежели гнусную корысть, ибо первое огорчит на один раз, а второе навсегда.
Избегай постыдного.
О мертвых следует говорить или хорошо, или ничего.
Анахарсис
(VI в. до н.э.)
легендарный мудрец, скиф по происхождению
Анахарсис на вопрос, почему не заводит детей, сказал: из любви к детям.
Анахарсис, посетив Народное собрание [в Афинах], выражал удивление, что у эллинов говорят мудрецы, а дела решают невежды.
В Элладе участвуют в состязаниях люди искусные, а судят их неискусные.
Удивительно (…), как эллины при начале пира пьют из малых чаш, а с полными желудками - из больших.
Лоза приносит три грозди: гроздь наслаждения, гроздь опьянения и гроздь омерзения.
Афинянин попрекал его [Анахарсиса], что он скиф; он ответил: «Мне позор моя родина, а ты позор своей родине».
Чтобы не стать пьяницей, достаточно иметь перед глазами пьяницу во всем его безобразии.
Первая чаша принадлежит жажде, вторая - веселью, третья - наслаждению, четвертая - безумию.
Безопасные корабли - это вытащенные на берег корабли.
Лучше иметь одного друга многоценного, чем многих малоценных.
Рынок - это место, нарочно назначенное, чтобы обманывать и обкрадывать друг друга.
Злой человек похож на уголь: если не жжет, то чернит тебя.
Агафон
(ок. 448 - ок. 405 гг. до н.э.)
драматург-трагик, дружил с Платоном и Еврипидом
Ведь только одного и богу не дано:
Не бывшим сделать то, что было сделано.
Вероятно и то, что много происходит невероятного.
Каждый, кого коснется Эрот, становится поэтом.
Агафон охотно и обильно пользовался антитезами. Когда кто-то, словно для того, чтобы исправить его драмы, хотел повычеркивать из них антитезы, он сказал: «Любезнейший, (…) ты (…) вычеркиваешь Агафона из Агафона».
Даже боги не могут изменить прошлое.
Анаксагор Клазоменский
(ок. 500 - ок. 428 гг. до н.э.)
философ и ученый, входил в близкое окружение Перикла
Все содержится во всем. (Вариант: Во всем содержится доля всего.)
Есть два урока смерти: время до рождения и сон.
Человеку, спросившему, станут ли когда-нибудь морем лампсакийские холмы, он [Анаксагор] (…) ответил: «Да - хватило бы только времени».
На вопрос, для чего он родился на свет, он [Анаксагор] ответил: «Для наблюдения солнца, луны и неба».
В конце концов, отказавшись от всего, он [Анаксагор] занялся умозрением природы, не тревожась ни о каких делах государственных. Его спросили: «И тебе нет дела до отечества?» Он ответил: «Отнюдь нет, мне очень даже есть дело до отечества!» - и указал на небо.
Анаксагор, потеряв сына, сказал: «Я знал, что породил смертного».
[Анаксагор был изгнан из Афин.] Ему сказали: «Ты лишился общества афинян». Он ответил: «Нет, это они лишились моего общества».
Кто-то сокрушался, что умирает на чужбине; Анаксагор сказал ему: «Спуск в Аид отовсюду одинаков».
Ничего нельзя узнать, ничему нельзя научиться, ни в чем нельзя удостовериться: чувства ограниченны, разум слаб, жизнь коротка.
Антисфен
(ок. 455 - ок. 360 гг. до н.э.)
ученик Горгия и Сократа, основатель философской школы киников
Человека можно научить добродетели.
Характерным для мудрости является умение найти для каждого свой род мудрости, а невежеству свойственно к разным людям обращаться с однообразной речью.
Влюбленные часто обманывают и обещают невозможное.
Начало образования состоит в исследовании слов.
[О платоновских «идеях»:] Человека и лошадь я вижу, а человечности и лошадности не вижу.
Глазами его [бога] нельзя увидеть, он ни на что не похож.
Безвестность есть благо.
Не пренебрегай врагами: они первыми замечают твои погрешности.
Образованного и умного человека трудно переносить, так как неразумие - вещь легкая и необременительная, а разум непреклонен, непоколебим, тяжесть его неодолима.
Добродетель и для мужчины, и для женщины одна.
Удовольствие - благо, но [только] когда оно не вызывает раскаяния.
Львы взяли слово, когда, собравшись на совет, зайцы потребовали для всех равноправия.
Праздник - это повод для обжорства.
Следует домогаться удовольствий, которые идут за трудами, а не перед трудами.
С политикой следует обращаться как с огнем: не подходить слишком близко, чтобы не обжечься, и не очень удаляться, чтобы не замерзнуть.
Не замечай ошибки старца: старое дерево бесполезно пересаживать.
Невежественные люди похожи на бодрствующих в состоянии сна.
На вопрос, какую женщину лучше брать в жены, он [Антисфен] ответил: «Красивая будет общим достоянием, некрасивая - твоим наказанием».
На вопрос, что блаженнее всего для человека, он [Антисфен] сказал: «Умереть счастливым».
На вопрос, что дала ему философия, он [Антисфен] ответил: «Умение беседовать с самим собой».
На вопрос, какая наука самая необходимая, он [Антисфен] сказал: «Наука забывать ненужное».
Узнав однажды, что Платон дурно отзывается о нем, он [Антисфен] сказал: «Это удел царей: делать хорошее и слышать дурное».
Кто-то сказал, что война уничтожает бедняков; (…) Антисфен заметил: «Напротив, она их рождает во множестве».
Когда его однажды хвалили дурные люди, он [Антисфен] сказал: «Боюсь, не сделал ли я чего дурного?»
Когда Платон в своей школе о чем-то долго рассуждал, Антисфен заметил: «Не оратор является мерой слушателя, а слушатель - мерой оратора».
Когда какой-то человек спросил Антисфена. чему надо учить сына, он ответил: «Если он собирается общаться с богами, то философии, если же с людьми, то риторике».
Умер он от чахотки. (…) Однажды, когда он воскликнул: «Ах, кто избавит меня от страданий!», Диоген показал ему кинжал и произнес: «Вот кто» - «Я сказал: от страданий, а не от жизни!» - возразил Антисфен.
Государства погибают тогда, когда перестают отличать дурных от хороших.
Братская близость единомыслящих крепче всяких стен.
Чтобы быть счастливым, достаточно быть добродетельным.
Добродетель - орудие, которого никто не сможет отнять.
Добродетель проявляется в поступках и не нуждается ни в обилии слов, ни в обилии знаний.
Справедливого человека цени больше, чем родного.
Лучше сражаться среди немногих хороших людей против множества дурных, чем среди множества дурных против немногих хороших.
Сдержанность нужнее тем, кто слышит о себе дурное, нежели тем, в кого бросают камнями.
Как ржавчина съедает железо, так завистников - их собственный нрав.
Лучше достаться стервятникам, чем попасть к льстецам. Те пожирают мертвых, а эти - живых.
Удовольствиями пользоваться можно по праву только после трудов, а не прежде них.
Сходиться нужно с теми женщинами, которые сами за это будут благодарны.
Мудрец женится, чтобы иметь детей, притом от самых красивых женщин; он не будет избегать и любовных связей - ибо только мудрец знает, кого стоит любить.
Апеллес
(2-я пол. IV в. до н.э.)
живописец, придворный художник Александра Македонского
Законченные работы он [Апеллес] выставлял в открытой беседке и сам, скрываясь за картиной, выслушивал замечания проходящих, так как считал народ более внимательным судьей, чем самого себя. Однажды, говорят, зритель-сапожник отметил, что на сапоге изображено с внутренней стороны одной петлей меньше должного. На следующий день, возгордившись тем, что указанное им упущение исправлено, сапожник стал изощряться об изображении ноги. Тогда разгневанный художник вышел из укрытия и воскликнул: «Сапожник, суди не выше сапога».
Аристипп Киренский
(ок. 435 - после 366 гг. до н.э.)
философ, основатель школы киренаиков
Я везде чужеземец.
Ни в коем случае я не ставлю себя в число тех, которые хотят властвовать. Трудное дело - добывать для себя самого что нужно; но лишь совершенный безумец (…) может, не довольствуясь этим, налагать на себя еще новое бремя - доставлять всем гражданам что им нужно.
На вопрос, чем философы превосходят остальных людей, он [Аристипп] ответил: «Если все законы уничтожатся, мы одни будем жить по-прежнему».
На вопрос Дионисия, почему философы ходят к дверям богачей, а не богачи - к дверям философов, он [Аристипп] ответил: «Потому что одни знают, что им нужно, а другие не знают».
Кто-то привел к нему в обучение сына, Аристипп запросил пятьсот драхм. Отец сказал: «За эти деньги я могу купить раба!» - «Купи, - сказал Аристипп, - и у тебя будут целых два раба».
Человека, который порицал роскошь его стола, он [Аристипп] спросил: «А разве ты отказался бы купить все это за три обола?» - «Конечно, нет», - ответил тот. «Значит, просто тебе дороже деньги, чем мне наслаждение».
Заметив (…) Аристиппа, входящего вместе с сицилийским тираном Дионисием, [Антисфен) сказал: «Аристипп, если бы ты довольствовался такой пищей, как я, то тебе не пришлось бы следовать по пятам за тираном». (…) Аристипп возразил: «А если бы ты мог запросто беседовать с тираном, то не довольствовался бы такой пищей».
Дионисий дал ему [Аристиппу] денег, а Платону - книгу; в ответ на упреки Аристипп сказал: «Значит, мне нужнее деньги, а Платону - книга».
Право же, щедрость никогда не разорит Дионисия [правителя Сиракуз]: нам, которые просят много, он дает мало, а Платону, который ничего не берет, - много.
Когда преподавание принесло ему [Аристиппу] много денег, Сократ спросил его: «За что тебе так много?» А он ответил: «За то же, за что тебе так мало».
Однажды Аристипп плыл на корабле; захваченный бурей, он сильно перепугался. Один из спутников спросил его: «И ты, Аристипп, трусишь, как все?» А он: «И с полным правом: вас эта опасность заставляет тревожиться за вашу бедственную жизнь, а меня - за мою блаженную».
Как съедающие очень много не бывают здоровы более, нежели употребляющие в пищу самое необходимое, так и истинно ученые бывают не те, которые читают многое, но те, которые читают полезное.
Много пить и не быть пьяным свойственно и мулу.
Если бы роскошь была дурна, ее не было бы на пирах у богов.
Лучше быть нищим, чем невеждой: если первый лишен денег, то второй лишен образа человеческого.
Твое право - ругаться, мое право - не слушать.
Разве не все равно, занять ли такой дом, в котором жили многие, или такой, в котором никто не жил? И не все ли равно, плыть на корабле, где уже плавали тысячи людей, или где еще никто не плавал? Вот так же все равно, жить ли с женщиной, которую уже знавали многие, или с такой, которую никто не трогал.
Лучшая доля не в том, чтобы воздерживаться от наслаждений, а в том, чтобы властвовать над ними, не подчиняясь им.
Детей надо учить тому, что пригодится им, когда они вырастут.
Аристотель
(384-322 гг. до н.э.)
ученик Платона, воспитатель Александра Македонского, основатель школы перипатетиков, из Стагиры (п-ов Халкидика)
Об избрании [на государственные посты] всегда хлопочут не столько порядочные, сколько случайные.
Добродетель (…) есть некая середина между противоположными страстями. (…) Оттого и трудно быть достойным человеком, ведь в любом деле трудно держаться середины.
Человек с чувством юмора - это и тот, кто умеет отпустить меткую шутку, и тот, кто переносит насмешки.
Бог выше всякой добродетели, и не добродетелью определяется его достоинство, потому что в таком случае добродетель будет выше бога.
Вопреки мнению некоторых, не разум - начало и руководитель добродетели, а, скорее, движения чувств.
Самому любить лучше, чем быть любимым: любить - это некое действие, доставляющее наслаждение, и благо, а быть любимым не вызывает в предмете любви никакой деятельности. (…) Тем не менее люди из честолюбия предпочитают быть любимцами, а не сами любить, поскольку быть любимцем связано с каким-то превосходством.
Дурной (…) [человек] никогда не бывает себе другом, он всегда во вражде с самим собой.
Почему отец любит сына сильнее, чем сын отца? (…) Потому что сын - его создание. (…) Все бывают благосклонны к тому, что они сами создали.
Узнать самого себя - это и самое трудное, (…) и самое радостное, (…) но самих себя своими силами мы не можем видеть (…); при желании видеть свое лицо мы смотримся в зеркало (…), при желании познать самих себя мы можем познать себя, глядя на друга. Ведь друг, как мы говорим, это «второе я». (…) Знать себя невозможно без помощи друга.
Ярость выводит человека из себя. Вот почему и поведение кабанов имеет вид смелости, хотя это и не настоящая смелость.
Имеющие опыт преуспевают больше, нежели те, кто обладает отвлеченным знанием.
Опыт есть знание единичного, а искусство - знание общего.
Признак знатока - способность научить.
Владеющие искусством способны научить, а имеющие опыт не способны.
В поэтическом произведении предпочтительнее вероятное невозможное, чем невероятное, хотя и возможное.
Одни [искусства] - для удовлетворения необходимых потребностей, другие - для времяпрепровождения; изобретателей последних мы всегда считаем более мудрыми, нежели изобретателей первых, так как их знания были обращены не на получение выгоды.
Мудрость (…) занимается причинами и началами.
Более мудр во всякой науке тот, кто более точен и более способен научить выявлению причин.
Удивление побуждает людей философствовать.
Знание о чем бы то ни было есть знание общего.
Для счастья (…) нужна и полнота добродетели, и полнота жизни.
Может быть, (…) вообще никого не следует считать счастливым, покуда он жив (…)? Если в самом деле признать такое, то не будет ли человек счастлив лишь тогда, когда он умер?
Камень, который по природе падает вниз, не приучишь подниматься вверх, приучай его, подбрасывая вверх хоть тысячу раз.
Добродетель мы обретаем, прежде что-нибудь осуществив, так же как и в других искусствах. (…) Строя дома, становятся зодчими, а играя на кифаре - кифаристами. Именно так, совершая правые поступки, мы делаемся правосудными, поступая благоразумно - благоразумными, действуя мужественно - мужественными. (…) Короче говоря, повторение одинаковых поступков порождает соответствующие нравственные устои.
Искусство и добродетель всегда рождаются там, где труднее.
Совершать проступок можно по-разному (…), между тем как поступать правильно можно только одним-единственным способом (недаром первое легко, а второе трудно, ведь легко промахнуться, трудно попасть в цель).
Мужественные совершают поступки во имя прекрасного. (…) В противном случае мужественными, пожалуй, окажутся даже голодные ослы, ведь они и под ударами не перестают пастись.
Скупость (…) неизлечима (…); она теснее срослась с природой человека, чем мотовство. Большинство ведь, скорее, стяжатели, чем раздаватели.
Порок уничтожает сам себя, и если он достигает полноты, то становится невыносимым для самого его обладателя.
Какие насмешки не стесняются выслушивать, такие и сами говорят.
Человек (…) свободнорожденный будет вести себя так, словно он сам себе закон.
Молодые люди становятся геометрами и математиками (…), но (…) не бывают рассудительными. Причина этому в том, что рассудительность проявляется в частных случаях, с которыми знакомятся на опыте, а (…) опытность дается за долгий срок.
Как зверю не свойственны ни порочность, ни добродетель, так не свойственны они и богу, но у него есть нечто, ценимое выше добродетели.
Не способный к раскаянию неисцелим.
Те, что твердят, будто под пыткой (…) человек счастлив, если он добродетелен, вольно или невольно говорят вздор. (Возражение эпикурейцам.)
Для ищущего чрезмерных удовольствий страданием будет уже отсутствие чрезмерности.
При чрезмерных страданиях люди ищут чрезмерного удовольствия, (…) полагая, что оно исцеляет.
Телесных удовольствий, как сильнодействующих, ищут те, кто не способен наслаждаться иными: эти люди, конечно, сами создают себе своего рода жажду.
Юноши быстро становятся друзьями, а старики - нет: не становятся друзьями тем, от кого не получают наслаждения.
Быть другом для многих при совершенной дружбе невозможно, так же как быть влюбленным во многих одновременно. (…) А нравиться многим (…) можно.
Люди, наделенные могуществом, используют друзей (…) с разбором: одни друзья приносят им пользу, а другие доставляют удовольствие, но едва ли одни и те же - и то и другое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171