Только здесь все было более тонко, более филигранно, будто бы все это создавалось лишь на один миг. Но этим хижинам не придется выстаивать против капризов зимы: тут царит вечная весна.
Стало совсем темно, и сколь ни пришлась по душе Гилфаласу скачка на лошадях, но усталость все-таки давала о себе знать. Его благородный зад - как, наверное, выразился бы этот несносный гном Бурин - изрядно претерпел от поездки. Там, откуда он прибыл, больше полагались на собственные ноги, чем на коней. Он хоть и изучал верховую езду, но все-таки не настолько уверенно сидел на коне, как жители восточных степей или население обширных равнин и пустынь юга… Гилфалас поймал себя на том, что продолжает мыслить категориями Среднеземья.
В деревне их приняли очень тепло. Даже после того, как эльфы узнали о вчерашнем происшествии, в адрес Гилфаласа не последовало ни одного упрека, но и о погибшей девушке никто не проронил ни слова.
Рассказ Гилфаласа о том, какой опасности подвергается сейчас Среднеземье, не вызвал никакого оживления среди присутствующих; все были уверены, что эти события никак не затронут Высший Мир, находящийся под надежной защитой Высокого Эльфийского Князя. Обитатели деревни игнорировали все происходящее, не ощущая никакой необходимости беспокоиться о других - и даже о собственном будущем.
Гилфаласу открылись недостатки подобной чересчур комфортной жизни в Высшем Мире. Втайне он признался себе, что лесные эльфы Найт Таларина тоже не слишком-то беспокоятся о том, что происходит за пределами их леса, но все же, если дело действительно принимает серьезный оборот, они не оказываются в стороне.
Он рано отправился спать; отчасти из-за усталости, но в не меньшей степени и потому, чтобы не разозлиться ещё больше. Ведущиеся здешними эльфами разговоры были такими беззаботными, такими беспечными. Но ведь со времен Войны Теней в жизни эльфов Высшего Мира не было ничего, что доставляло бы им беспокойство.
Еды было вдоволь. Леса - полны дичи. Побеги и молодые растения постоянно приносили плоды. В такой жизни не было места борьбе за выживание.
Гилфалас даже посочувствовал обитающим здесь; ведь жизнь совсем без забот и невзгод, как бы тяжело ни давили они на плечи, - это неполноценная жизнь. Если не пережить трудные времена, то как же тогда можно ощутить счастье и радость? Ведь живущие здесь эльфы даже не могли по-настоящему оценить, насколько хорошо им тут приходится. В этом-то и крылись причины их поверхностного, почти небрежного обращения со своим счастьем.
Эти мысли не давали ему покоя до поздней ночи, но ветер, певший в ветвях деревьев эльфийского поселения, все-таки убаюкал его, и Гилфалас заснул.
Он спал до восхода солнца и ощутил, проснувшись, насколько освежил его отдых под сенью деревьев. Он вновь был полон сил.
Еще два дня они скакали от одной деревни к другой. Постепенно в Гилфаласе росло нетерпение. Он перестал обращать внимание на окружающие красоты; да и его спутники оказались не теми, с кем он согласился бы путешествовать по своей воле. Он с трудом сдерживался, чтобы не выказывать недовольство слишком явно.
Лесу не было конца и краю. Если бы Гилфалас понаблюдал за окружающей его игрой тени и света, золота и зелени, он бы замер от удивления. Но все мысли эльфа из Среднеземья вертелись вокруг одного - как бы поскорее добраться до города Высокого Эльфийского Князя.
Это произошло в первой половине четвертого дня пути. Лес снова стал густым, а кустарник превратился в сплошное огромное море свежей сочной зелени, усеянное тысячами и тысячами мелких соцветий. Но в этом цветочном море находились ещё и миллионы острых шипов, превращавших заросли в естественную преграду.
Гилфалас глядел на все это, но мысли его были далеко. Наконец лес кончился и дорога, сделав широкую петлю, вывела их из колючих зарослей на открытое пространство. Как только тени деревьев остались позади, лошади замедлили свой шаг, но Гилфалас даже не заметил этого. Ничто на свете не могло бы сейчас оторвать его от зрелища, что разворачивалось перед его глазами.
На небе клубились облака и образовывали фантастические картины, однако Зеленторил находился в лучах солнца.
Город стоял на холме. Его опоясывали несколько концентрических колец из деревьев. Зеленые, серебристые и золотые - деревья были подобны застывшим видениям, поблескивавшим в свете, происхождение которого было трудно установить: то ли это были отраженные солнечные лучи, то ли сияние исходило от самого города.
Незаметно деревья переходили в башни, похожие друг на друга, но никогда не повторявшиеся. Тут на ветру развевался пестрый вымпел из яркого, переливчатого шелка, там, стремясь к небу, возвышались остроконечные башенки-фиалы, образованные ветвями и сучьями. Все то, что люди возводили из камня, создавалось эльфами из живой природы.
Между башенками были перекинуты грациозные узкие мостики и стрельчатые арки, ведущие по направлению к центру. Там, возвышаясь подобно короне, располагался дворец. Над ним, переливаясь перламутром, испещренный ажурным орнаментом, подобно мечте из света и воздуха между землей и небом, возвышался купол.
- Это центр эльфийского народа, - произнес его спутник Арлурин. - Здесь вместе со своим двором располагается Высокий Эльфийский Князь.
Гилфалас в это время подумал о Водах Пробуждения, которые он так и не увидел, но которые жили в его памяти, и сердце подсказало ему, что в тех местах, где элоаи впервые увидели Владыку и Владычицу, было больше эльфийского, чем во всем этом великолепии и роскоши.
Но чего-то здесь недоставало, и поначалу он даже не мог сказать, чего именно. Но потом вдруг понял: он не слышал радостных детских криков. И хотя отовсюду лилась музыка, на ум пришли слова мудрецов его народа: любое место живо детьми. А их-то здесь как раз и не было.
Они скакали по широкой, обсаженной по краям цветами и деревьями дороге, направляясь ко дворцу, который стремительно рос по мере их приближения. Казалось, что он состоит из одного громадного сводчатого зала, превосходящего по своим размерам храм в Великом Ауреолисе.
Никто из находившихся на дороге и спешащих по своим делам эльфов не обращал внимания на покрытых дорожной пылью всадников. Если следствием беззаботной жизни является равнодушие, то Гилфалас не хотел бы оказаться на месте жителей Зеленторила. Ему вдруг разом весь город показался пустым, а его красота - вводящей в заблуждение иллюзией, служащей ширмой для кучки ни к чему не приспособленных подростков.
В нем начал закипать гнев. Он испытывал сожаление, граничащее с презрением, к жителям этого сказочного города, воспринимавшим подобную жизнь как нечто само собой разумеющееся и не требующее никаких жертв и затрат и не замечающим, что она, эта жизнь, подобно дурману, убаюкала все их чувства.
Только теперь он услышал музыку, наполнявшую воздух. Вначале ему показалось, что одну и ту же мелодию играют тысячи инструментов, но на самом деле это были различные песни, удивительно гармонирующие друг с другом. И хотя никакой диссонанс не нарушал эту гармонию, эльф из Среднеземья не находил в подобной музыке действительной радости.
Наконец они достигли входа в большой, увенчанный куполом зал в центре города. Лошади остановились.
- Следуйте за мной, Гилфалас, - произнес Филиндрин.
Гилфалас соскочил с коня и ласково потрепал его. Конь покосился на него и, казалось, понял немую благодарность наездника.
Гилфалас взглянул вверх и против воли восхитился виду огромного сооружения. Высоко вверх взмывали колонны, на которые опирался портал. Все было выполнено из живых стволов, чья кора блестела, подобно кованой меди, а серебристая и золотистая листва образовывала капитель и нависала над воротами.
Возможно, что эльфы Высшего Мира и не взрослее, чем дети, но это сооружение, как ему показалось, превосходило самые смелые мечты архитекторов всего мира.
Вверх к порталу вели семь ступеней. На венце из трех рядов колонн покоились многократно прорезанные выступы, которые, сами как будто переплетенные серебряными и золотыми нитями, несли на себе три покоящихся друг на друге купола. С каждым шагом, каждым движением положение свода изменялось: то тут вспыхнет огонек, то рядом погаснет другой, будто в начале лета глядишь на ночное небо и видишь, как на его фоне появляются звезды - то вдруг одна блеснет ярко и отчетливо, то снова скроется и вновь появится, постоянно в движении и одновременно навечно прикованная к своему месту.
- Это зал эльфийских звезд, - пояснил Филиндрин. - Приготовьтесь предстать перед Высоким Князем!
В середине зала, прямо по центру нижнего купола, располагался балдахин. Двенадцать ступеней вели к нему. На каждой из них в переливающихся одеждах стояли эльфы. Звучала музыка.
В центре возвышался трон. На троне находился Он.
И вдруг Гилфаласа покинули все печали и сомнения. Здесь казалось уместным только одно - преклонить колени и выказать свое глубочайшее почтение.
- Поднимитесь. Не пристало вам стоять на коленях, Гилфалас, сын Инглориона. - Мягкий голос прозвучал немного насмешливо.
Гилфалас взглянул вверх и увидел протянутую ему руку. На руке было обычное кольцо, без всяких украшений, с одним только камнем, светившимся, как казалось, изнутри.
Если и требовалось какое-то подтверждение тому, что Гилфалас находится в присутствии Высокого Эльфийского Князя, то оно было налицо.
Он прикоснулся губами к Первому Кольцу, а затем поднялся на ноги.
Князь тоже встал одним плавным, грациозным движением, в связи с чем Гилфаласом вновь завладело чувство неловкости, которое, однако, уже не было столь явным, как во время встречи в лесу.
- Позаботьтесь о спутнике нашего гостя, - обратился Князь к окружавшим его придворным, - а также о тех, кто остался дожидаться у ворот. А вы, Гилфалас, проследуйте за мной!
Они зашагали через сеть коридоров, вдоль увитых листвой проходов и галерей, увешанных знаменами и настенными гобеленами, которые раздувались от легкого бриза. Наконец они достигли входа в помещение, увенчанного декоративным фронтоном из ветвей. Дверь была сделана из обыкновенного дерева. Высокий Князь отворил её и сделал знак Гилфаласу следовать за ним.
Гилфалас подивился скромной обстановке комнаты. Посредине располагался накрытый стол с двумя стульями.
- Располагайтесь, - обратился Князь к Гилфаласу. - Я нахожу целесообразным беседовать за столом. А то оно, - при этом Высокий Эльфийский Князь указал на свое кольцо, - вызывает у всех желание упасть передо мной на колени и молчать. Я привык к этому, но беседа при таких условиях несколько затруднительна, вы не находите?
Непринужденный тон, которым все это было произнесено, а также накрытый стол действительно способствовали тому, что Гилфалас быстро оправился от замешательства. Однако он уже и сам совладал со своими чувствами. Впервые он видел Владыку так близко. Высокий Эльфийский Князь носил простые, плавно ниспадающие белые одежды. В его лице, несмотря на молодость, отражалась мудрость, и, взглянув на Князя, Гилфалас вдруг понял, что сила исходит не только от кольца, но в не меньшей степени и от того, кто носит это кольцо.
И однако же, становилось очевидным, что Арандур не какое-то сверхъестественное существо, но такой же эльф, как и он, Гилфалас.
Они сели за стол и вначале ели молча, хотя цель прихода не давала Гилфаласу покоя.
- Теперь говорите без всякого стеснения, - произнес наконец Арандур. - Поведайте мне то, что камнем лежит на вашей душе.
И тут Гилфалас уже больше не мог сдерживаться. Он рассказал Высокому Князю обо всем, что приключилось в Эльдерланде, Серповых Горах и Зарактроре.
- Так, значит, ты вобрал в себя зло псов-призраков? - спросил Эльфийский Князь.
- Да, господин.
- Это очень смело с твоей стороны. Но отныне ты должен быть внимателен к себе. Силы зла велики, оно только и ждет своего часа. Не заметил ли ты, что, положим, стал в последнее время более вспыльчивым и нетерпимым?
- Да, - ответил Гилфалас после короткого раздумья, - возможно, так оно и есть. Я чувствовал гнев и нетерпение по отношению к эльфам Высшего Мира. Они кажутся мне слишком поверхностными существами.
- Ты искренен, - ответил Арандур. - И вот что я отвечу тебе: во-первых, не позволяй гневу возобладать в себе, ибо тогда зло усилится. А во-вторых, ты прав. У рая имеется своя оборотная сторона. В иных делах мой народ менее зрел, чем даже дети в Среднеземье. Но в них дремлет древний дух, и он проснется, когда это потребуется. А теперь расскажи мне о своих товарищах. О гномах и человеке я уже слышал, но что представляют собой остальные?
Гилфалас некоторое время медлил с ответом.
- О болотнике я ничего не могу сказать, - ответил он. - Его народ не упоминается ни в одной из старинных легенд, как будто он и вовсе не предусмотрен планом Божественной Четы.
- Подобное случается, - произнес Высокий Эльфийский Князь, и оба вдруг подумали о темном существе с множеством тел, которое гналось за Гилфаласом. - Но иногда то, что не предусмотрено в плане, только делает честь тому, кто все это создал. А что ты скажешь про эти маленькие создания - как ты их назвал?..
- Фольки? У них есть своя собственная история, которая, правда, насчитывает всего только семьсот семьдесят семь лет. Однако они очень гордятся ею; по этому поводу они даже создали у себя музей. А наш спутник Кимберон - хранитель этого музея - в знак своего звания даже носит на руке кольцо, прямо как вы. - Он улыбнулся.
Но Высокий Эльфийский Князь не улыбнулся ему в ответ, а заинтересованно наклонился вперед.
- Какое ещё кольцо?
Гилфалас смутился.
- Обычное кольцо с прозрачным камнем, - вспоминал он, - но Кимберон сам говорил, что в нем не заключено никакого волшебства. Это символ его должности, как это принято у эльфов и людей. Или у гномов, - добавил он.
- Обычное кольцо, - задумчиво произнес Эльфийский Князь, - без какого-либо волшебства. И ещё ты говорил, что в этих фольках намешано всего понемногу от эльфов, людей и гномов. - Одним плавным движением он поднялся с места. - Да, пришло время действовать.
8
В ЧЕРТОГАХ ГНОМОВ
Кима как будто оглушили. Сначала он даже не воспринимал, куда их ведет Грегорин. Перед глазами у него был Гилфалас, охваченный светом своего кольца и падающий в водопад вместе с вцепившимися в него псами-призраками.
Гилфалас пошел на смерть ради них и ради успеха их дела. Борьба против темных эльфов нанесла первый удар по их братству. Ким воспринял гибель эльфа даже тяжелее, чем столбы дыма над Эльдерландом и деревней болотников.
В старинных легендах все умирали героически, а уцелевшие становились ещё более мужественными и исполненными долга, чем прежде. А Ким не чувствовал в себе ничего, кроме тупой пустоты.
Барабанный бой, раздавшийся, когда они покидали скальный собор, затих. Глухие удары поначалу отвлекали Кима, но, когда они без всякого предупреждения прекратились, его с новой силой охватили воспоминания о погибшем товарище, и печаль вернулась.
Остальные, по-видимому, испытывали схожие чувства. Все, за исключением Грегорина; однако в данный момент он был единственным среди них, кто имел хоть какое-то занятие. Грегорин постоянно глядел на свою карту, чтобы не ошибиться в маршруте. Ким почти завидовал гному: его голова была занята и ему некогда было вновь и вновь мысленно возвращаться к псам-призракам и гибели Гилфаласа.
Вскоре в одной из боковых галерей они остановились на ночь. Разговоров на этот раз почти не велось, и после холодного безрадостного ужина все забрались под одеяла. Дежурили все по очереди, кроме Марины.
Разбудивший их Грегорин раздобыл в колодце, что находился поблизости и питался водами подземного источника, свежей воды. Пополнив её запасы, они снова двинулись в путь.
По прошествии некоторого времени Ким заставил себя обращать внимание на те места, по которым они проходили. Будь его настроение не столь подавленным, он бы уже давно разглядывал все это с раскрытым от удивления ртом. Зарактрор являл собой чудо искусства. Скальный собор, через который они попали в Зарактрор, был не более чем увертюрой ко всему тому великолепию, что ожидало их впереди.
В отличие от обычного города под открытым небом Зарактрор больше походил на лабиринт, раскинувшийся не только в длину и ширину, но также в высоту и глубину. Вверх возносились крутые серпантины, смелые мостовые конструкции пронзали залы только для того, чтобы вновь направиться вниз в тот же самый зал, который они только что пересекли. Полукупола и апсиды, переходящие в сводчатые ниши и галереи, чередовались с многоугольными формами, похожими на огромные кристаллы, словно созданные для того, чтобы придать камням образ, утраченный ими за долгую историю развития земли. Это была конечная фаза развития, пришедшая через огромные временные отрезки, которые ни один человек не смог бы измерить, ни один эльф - вспомнить, ни один фольк - прочитать в своих хрониках и анналах, и вернувшаяся к своему истоку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Стало совсем темно, и сколь ни пришлась по душе Гилфаласу скачка на лошадях, но усталость все-таки давала о себе знать. Его благородный зад - как, наверное, выразился бы этот несносный гном Бурин - изрядно претерпел от поездки. Там, откуда он прибыл, больше полагались на собственные ноги, чем на коней. Он хоть и изучал верховую езду, но все-таки не настолько уверенно сидел на коне, как жители восточных степей или население обширных равнин и пустынь юга… Гилфалас поймал себя на том, что продолжает мыслить категориями Среднеземья.
В деревне их приняли очень тепло. Даже после того, как эльфы узнали о вчерашнем происшествии, в адрес Гилфаласа не последовало ни одного упрека, но и о погибшей девушке никто не проронил ни слова.
Рассказ Гилфаласа о том, какой опасности подвергается сейчас Среднеземье, не вызвал никакого оживления среди присутствующих; все были уверены, что эти события никак не затронут Высший Мир, находящийся под надежной защитой Высокого Эльфийского Князя. Обитатели деревни игнорировали все происходящее, не ощущая никакой необходимости беспокоиться о других - и даже о собственном будущем.
Гилфаласу открылись недостатки подобной чересчур комфортной жизни в Высшем Мире. Втайне он признался себе, что лесные эльфы Найт Таларина тоже не слишком-то беспокоятся о том, что происходит за пределами их леса, но все же, если дело действительно принимает серьезный оборот, они не оказываются в стороне.
Он рано отправился спать; отчасти из-за усталости, но в не меньшей степени и потому, чтобы не разозлиться ещё больше. Ведущиеся здешними эльфами разговоры были такими беззаботными, такими беспечными. Но ведь со времен Войны Теней в жизни эльфов Высшего Мира не было ничего, что доставляло бы им беспокойство.
Еды было вдоволь. Леса - полны дичи. Побеги и молодые растения постоянно приносили плоды. В такой жизни не было места борьбе за выживание.
Гилфалас даже посочувствовал обитающим здесь; ведь жизнь совсем без забот и невзгод, как бы тяжело ни давили они на плечи, - это неполноценная жизнь. Если не пережить трудные времена, то как же тогда можно ощутить счастье и радость? Ведь живущие здесь эльфы даже не могли по-настоящему оценить, насколько хорошо им тут приходится. В этом-то и крылись причины их поверхностного, почти небрежного обращения со своим счастьем.
Эти мысли не давали ему покоя до поздней ночи, но ветер, певший в ветвях деревьев эльфийского поселения, все-таки убаюкал его, и Гилфалас заснул.
Он спал до восхода солнца и ощутил, проснувшись, насколько освежил его отдых под сенью деревьев. Он вновь был полон сил.
Еще два дня они скакали от одной деревни к другой. Постепенно в Гилфаласе росло нетерпение. Он перестал обращать внимание на окружающие красоты; да и его спутники оказались не теми, с кем он согласился бы путешествовать по своей воле. Он с трудом сдерживался, чтобы не выказывать недовольство слишком явно.
Лесу не было конца и краю. Если бы Гилфалас понаблюдал за окружающей его игрой тени и света, золота и зелени, он бы замер от удивления. Но все мысли эльфа из Среднеземья вертелись вокруг одного - как бы поскорее добраться до города Высокого Эльфийского Князя.
Это произошло в первой половине четвертого дня пути. Лес снова стал густым, а кустарник превратился в сплошное огромное море свежей сочной зелени, усеянное тысячами и тысячами мелких соцветий. Но в этом цветочном море находились ещё и миллионы острых шипов, превращавших заросли в естественную преграду.
Гилфалас глядел на все это, но мысли его были далеко. Наконец лес кончился и дорога, сделав широкую петлю, вывела их из колючих зарослей на открытое пространство. Как только тени деревьев остались позади, лошади замедлили свой шаг, но Гилфалас даже не заметил этого. Ничто на свете не могло бы сейчас оторвать его от зрелища, что разворачивалось перед его глазами.
На небе клубились облака и образовывали фантастические картины, однако Зеленторил находился в лучах солнца.
Город стоял на холме. Его опоясывали несколько концентрических колец из деревьев. Зеленые, серебристые и золотые - деревья были подобны застывшим видениям, поблескивавшим в свете, происхождение которого было трудно установить: то ли это были отраженные солнечные лучи, то ли сияние исходило от самого города.
Незаметно деревья переходили в башни, похожие друг на друга, но никогда не повторявшиеся. Тут на ветру развевался пестрый вымпел из яркого, переливчатого шелка, там, стремясь к небу, возвышались остроконечные башенки-фиалы, образованные ветвями и сучьями. Все то, что люди возводили из камня, создавалось эльфами из живой природы.
Между башенками были перекинуты грациозные узкие мостики и стрельчатые арки, ведущие по направлению к центру. Там, возвышаясь подобно короне, располагался дворец. Над ним, переливаясь перламутром, испещренный ажурным орнаментом, подобно мечте из света и воздуха между землей и небом, возвышался купол.
- Это центр эльфийского народа, - произнес его спутник Арлурин. - Здесь вместе со своим двором располагается Высокий Эльфийский Князь.
Гилфалас в это время подумал о Водах Пробуждения, которые он так и не увидел, но которые жили в его памяти, и сердце подсказало ему, что в тех местах, где элоаи впервые увидели Владыку и Владычицу, было больше эльфийского, чем во всем этом великолепии и роскоши.
Но чего-то здесь недоставало, и поначалу он даже не мог сказать, чего именно. Но потом вдруг понял: он не слышал радостных детских криков. И хотя отовсюду лилась музыка, на ум пришли слова мудрецов его народа: любое место живо детьми. А их-то здесь как раз и не было.
Они скакали по широкой, обсаженной по краям цветами и деревьями дороге, направляясь ко дворцу, который стремительно рос по мере их приближения. Казалось, что он состоит из одного громадного сводчатого зала, превосходящего по своим размерам храм в Великом Ауреолисе.
Никто из находившихся на дороге и спешащих по своим делам эльфов не обращал внимания на покрытых дорожной пылью всадников. Если следствием беззаботной жизни является равнодушие, то Гилфалас не хотел бы оказаться на месте жителей Зеленторила. Ему вдруг разом весь город показался пустым, а его красота - вводящей в заблуждение иллюзией, служащей ширмой для кучки ни к чему не приспособленных подростков.
В нем начал закипать гнев. Он испытывал сожаление, граничащее с презрением, к жителям этого сказочного города, воспринимавшим подобную жизнь как нечто само собой разумеющееся и не требующее никаких жертв и затрат и не замечающим, что она, эта жизнь, подобно дурману, убаюкала все их чувства.
Только теперь он услышал музыку, наполнявшую воздух. Вначале ему показалось, что одну и ту же мелодию играют тысячи инструментов, но на самом деле это были различные песни, удивительно гармонирующие друг с другом. И хотя никакой диссонанс не нарушал эту гармонию, эльф из Среднеземья не находил в подобной музыке действительной радости.
Наконец они достигли входа в большой, увенчанный куполом зал в центре города. Лошади остановились.
- Следуйте за мной, Гилфалас, - произнес Филиндрин.
Гилфалас соскочил с коня и ласково потрепал его. Конь покосился на него и, казалось, понял немую благодарность наездника.
Гилфалас взглянул вверх и против воли восхитился виду огромного сооружения. Высоко вверх взмывали колонны, на которые опирался портал. Все было выполнено из живых стволов, чья кора блестела, подобно кованой меди, а серебристая и золотистая листва образовывала капитель и нависала над воротами.
Возможно, что эльфы Высшего Мира и не взрослее, чем дети, но это сооружение, как ему показалось, превосходило самые смелые мечты архитекторов всего мира.
Вверх к порталу вели семь ступеней. На венце из трех рядов колонн покоились многократно прорезанные выступы, которые, сами как будто переплетенные серебряными и золотыми нитями, несли на себе три покоящихся друг на друге купола. С каждым шагом, каждым движением положение свода изменялось: то тут вспыхнет огонек, то рядом погаснет другой, будто в начале лета глядишь на ночное небо и видишь, как на его фоне появляются звезды - то вдруг одна блеснет ярко и отчетливо, то снова скроется и вновь появится, постоянно в движении и одновременно навечно прикованная к своему месту.
- Это зал эльфийских звезд, - пояснил Филиндрин. - Приготовьтесь предстать перед Высоким Князем!
В середине зала, прямо по центру нижнего купола, располагался балдахин. Двенадцать ступеней вели к нему. На каждой из них в переливающихся одеждах стояли эльфы. Звучала музыка.
В центре возвышался трон. На троне находился Он.
И вдруг Гилфаласа покинули все печали и сомнения. Здесь казалось уместным только одно - преклонить колени и выказать свое глубочайшее почтение.
- Поднимитесь. Не пристало вам стоять на коленях, Гилфалас, сын Инглориона. - Мягкий голос прозвучал немного насмешливо.
Гилфалас взглянул вверх и увидел протянутую ему руку. На руке было обычное кольцо, без всяких украшений, с одним только камнем, светившимся, как казалось, изнутри.
Если и требовалось какое-то подтверждение тому, что Гилфалас находится в присутствии Высокого Эльфийского Князя, то оно было налицо.
Он прикоснулся губами к Первому Кольцу, а затем поднялся на ноги.
Князь тоже встал одним плавным, грациозным движением, в связи с чем Гилфаласом вновь завладело чувство неловкости, которое, однако, уже не было столь явным, как во время встречи в лесу.
- Позаботьтесь о спутнике нашего гостя, - обратился Князь к окружавшим его придворным, - а также о тех, кто остался дожидаться у ворот. А вы, Гилфалас, проследуйте за мной!
Они зашагали через сеть коридоров, вдоль увитых листвой проходов и галерей, увешанных знаменами и настенными гобеленами, которые раздувались от легкого бриза. Наконец они достигли входа в помещение, увенчанного декоративным фронтоном из ветвей. Дверь была сделана из обыкновенного дерева. Высокий Князь отворил её и сделал знак Гилфаласу следовать за ним.
Гилфалас подивился скромной обстановке комнаты. Посредине располагался накрытый стол с двумя стульями.
- Располагайтесь, - обратился Князь к Гилфаласу. - Я нахожу целесообразным беседовать за столом. А то оно, - при этом Высокий Эльфийский Князь указал на свое кольцо, - вызывает у всех желание упасть передо мной на колени и молчать. Я привык к этому, но беседа при таких условиях несколько затруднительна, вы не находите?
Непринужденный тон, которым все это было произнесено, а также накрытый стол действительно способствовали тому, что Гилфалас быстро оправился от замешательства. Однако он уже и сам совладал со своими чувствами. Впервые он видел Владыку так близко. Высокий Эльфийский Князь носил простые, плавно ниспадающие белые одежды. В его лице, несмотря на молодость, отражалась мудрость, и, взглянув на Князя, Гилфалас вдруг понял, что сила исходит не только от кольца, но в не меньшей степени и от того, кто носит это кольцо.
И однако же, становилось очевидным, что Арандур не какое-то сверхъестественное существо, но такой же эльф, как и он, Гилфалас.
Они сели за стол и вначале ели молча, хотя цель прихода не давала Гилфаласу покоя.
- Теперь говорите без всякого стеснения, - произнес наконец Арандур. - Поведайте мне то, что камнем лежит на вашей душе.
И тут Гилфалас уже больше не мог сдерживаться. Он рассказал Высокому Князю обо всем, что приключилось в Эльдерланде, Серповых Горах и Зарактроре.
- Так, значит, ты вобрал в себя зло псов-призраков? - спросил Эльфийский Князь.
- Да, господин.
- Это очень смело с твоей стороны. Но отныне ты должен быть внимателен к себе. Силы зла велики, оно только и ждет своего часа. Не заметил ли ты, что, положим, стал в последнее время более вспыльчивым и нетерпимым?
- Да, - ответил Гилфалас после короткого раздумья, - возможно, так оно и есть. Я чувствовал гнев и нетерпение по отношению к эльфам Высшего Мира. Они кажутся мне слишком поверхностными существами.
- Ты искренен, - ответил Арандур. - И вот что я отвечу тебе: во-первых, не позволяй гневу возобладать в себе, ибо тогда зло усилится. А во-вторых, ты прав. У рая имеется своя оборотная сторона. В иных делах мой народ менее зрел, чем даже дети в Среднеземье. Но в них дремлет древний дух, и он проснется, когда это потребуется. А теперь расскажи мне о своих товарищах. О гномах и человеке я уже слышал, но что представляют собой остальные?
Гилфалас некоторое время медлил с ответом.
- О болотнике я ничего не могу сказать, - ответил он. - Его народ не упоминается ни в одной из старинных легенд, как будто он и вовсе не предусмотрен планом Божественной Четы.
- Подобное случается, - произнес Высокий Эльфийский Князь, и оба вдруг подумали о темном существе с множеством тел, которое гналось за Гилфаласом. - Но иногда то, что не предусмотрено в плане, только делает честь тому, кто все это создал. А что ты скажешь про эти маленькие создания - как ты их назвал?..
- Фольки? У них есть своя собственная история, которая, правда, насчитывает всего только семьсот семьдесят семь лет. Однако они очень гордятся ею; по этому поводу они даже создали у себя музей. А наш спутник Кимберон - хранитель этого музея - в знак своего звания даже носит на руке кольцо, прямо как вы. - Он улыбнулся.
Но Высокий Эльфийский Князь не улыбнулся ему в ответ, а заинтересованно наклонился вперед.
- Какое ещё кольцо?
Гилфалас смутился.
- Обычное кольцо с прозрачным камнем, - вспоминал он, - но Кимберон сам говорил, что в нем не заключено никакого волшебства. Это символ его должности, как это принято у эльфов и людей. Или у гномов, - добавил он.
- Обычное кольцо, - задумчиво произнес Эльфийский Князь, - без какого-либо волшебства. И ещё ты говорил, что в этих фольках намешано всего понемногу от эльфов, людей и гномов. - Одним плавным движением он поднялся с места. - Да, пришло время действовать.
8
В ЧЕРТОГАХ ГНОМОВ
Кима как будто оглушили. Сначала он даже не воспринимал, куда их ведет Грегорин. Перед глазами у него был Гилфалас, охваченный светом своего кольца и падающий в водопад вместе с вцепившимися в него псами-призраками.
Гилфалас пошел на смерть ради них и ради успеха их дела. Борьба против темных эльфов нанесла первый удар по их братству. Ким воспринял гибель эльфа даже тяжелее, чем столбы дыма над Эльдерландом и деревней болотников.
В старинных легендах все умирали героически, а уцелевшие становились ещё более мужественными и исполненными долга, чем прежде. А Ким не чувствовал в себе ничего, кроме тупой пустоты.
Барабанный бой, раздавшийся, когда они покидали скальный собор, затих. Глухие удары поначалу отвлекали Кима, но, когда они без всякого предупреждения прекратились, его с новой силой охватили воспоминания о погибшем товарище, и печаль вернулась.
Остальные, по-видимому, испытывали схожие чувства. Все, за исключением Грегорина; однако в данный момент он был единственным среди них, кто имел хоть какое-то занятие. Грегорин постоянно глядел на свою карту, чтобы не ошибиться в маршруте. Ким почти завидовал гному: его голова была занята и ему некогда было вновь и вновь мысленно возвращаться к псам-призракам и гибели Гилфаласа.
Вскоре в одной из боковых галерей они остановились на ночь. Разговоров на этот раз почти не велось, и после холодного безрадостного ужина все забрались под одеяла. Дежурили все по очереди, кроме Марины.
Разбудивший их Грегорин раздобыл в колодце, что находился поблизости и питался водами подземного источника, свежей воды. Пополнив её запасы, они снова двинулись в путь.
По прошествии некоторого времени Ким заставил себя обращать внимание на те места, по которым они проходили. Будь его настроение не столь подавленным, он бы уже давно разглядывал все это с раскрытым от удивления ртом. Зарактрор являл собой чудо искусства. Скальный собор, через который они попали в Зарактрор, был не более чем увертюрой ко всему тому великолепию, что ожидало их впереди.
В отличие от обычного города под открытым небом Зарактрор больше походил на лабиринт, раскинувшийся не только в длину и ширину, но также в высоту и глубину. Вверх возносились крутые серпантины, смелые мостовые конструкции пронзали залы только для того, чтобы вновь направиться вниз в тот же самый зал, который они только что пересекли. Полукупола и апсиды, переходящие в сводчатые ниши и галереи, чередовались с многоугольными формами, похожими на огромные кристаллы, словно созданные для того, чтобы придать камням образ, утраченный ими за долгую историю развития земли. Это была конечная фаза развития, пришедшая через огромные временные отрезки, которые ни один человек не смог бы измерить, ни один эльф - вспомнить, ни один фольк - прочитать в своих хрониках и анналах, и вернувшаяся к своему истоку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38