Таким образом “четыре двадцать четыре” означало двойную смерть. Этого номера следовало избегать всеми силами. Зачем, — укорял себя мысленно Чжилинь, — я привел сюда Сеньлинь именно сегодня?
— Тем не менее, вы здесь, — промолвил Фачжань, точно угадав его мысли, — и это само по себе немаловажное обстоятельство. Если ваш приход выпал на четыре двадцать четыре, то так тому и быть. Дао вечных перемен учит нас, что лишь в полном, кромешном мраке может зародиться свет.
Он вывел их на середину сада. Здесь повсюду вились виноградные лозы и царил густой и сладкий аромат роз, несмотря на то, что время распускания бутонов еще не наступило.
Когда они очутились внутри естественной беседки под сенью ветвей посаженных крутом шелковиц, мастер фэн-шуй стал указывать, кому где стоять.
— Сеньлинь, — распоряжался он, — повернись лицом к склонам вон той черной горы, похожей на черепаху. Ты, Чжилинь, должен стоять здесь, у камня малинового феникса. Я стану вот туда, в пасть зеленого дракона. — Он кивнул. — Теперь ки будет подниматься, пузырясь и вскипая, подобно лаве, из неведомых глубин планеты, где оно пребывает в бесконечном круговом движении.
Сеньлинь не сводила глаз с большого пятна, черневшего перед ней.
— Что это? — спросила она, показывая на него.
— Магический колодец, — ответил Фачжань.
Выждав еще немного, он заговорил на языке, не похожем ни на один из диалектов китайского, известных Чжилиню. Возможно, то был вовсе и не китайский язык, а древнее тибетское или индийское наречие. Слова сплетались друг с другом в ритмичном речитативе то ли заклинания, то ли молитвы.
Как ни странно, они не ощущали прохлады позднего весеннего вечера, словно тепло, царившее в комнате с исписанными стенами, продолжало согревать их и здесь. Больше того, им постепенно становилось жарко, как бывает в солнечный летний полдень, так что даже пот выступил на их лицах.
Чжилинь украдкой наблюдал за Сеньлинь. Ее неподвижный взгляд был устремлен в пространство на нечто, видимое только ей. Словно находясь в трансе, она сделала шаг вперед, затем еще один и так до тех пор, пока не подошла вплотную к магическому колодцу. В бледном свете луны Чжилинь увидел, что ее руки легли на верхние камни ограды, окружавшей колодец. Невыразимо медленно она наклонилась вперед до тех пор, пока ее голова не свесилась над громадной, зияющей пастью, более черной, чем сама чернота.
У Сеньлинь перехватило дыхание. Она изо всех сил пыталась вздохнуть, но ее легкие отказывались работать, как если бы она очутилась вдруг в открытом космосе. Она уже не слышала таинственных заклинаний Фачжаня, но, скорей, ощущала их. Его слова накрывали ее, точно плащом, и вместе с тем вытягивали ее из самой себя. Похожее ощущение она пережила предыдущей ночью, когда тела, ее и Чжилиня, слились в нерасторжимом объятии, осененном раскатами грома и всполохами молний.
Ей казалось, что у нее в голове появилось отверстие и нечто — часть ее самой — стало медленно выходить наружу. Она почувствовала боль и вдруг поняла — поняла, как понимают не вызывающую сомнений истину — что внутри нее есть кто-то еще.
Именно этот кто-то, а не дом Фачжаня, и даже не ксинь чжинь , был источником зла, присутствие которого она ощущала все это время. И этот кто-то внушал ей чувство опасности. Опасности, угрожавшей ему, а не Сеньлинь.
Ее глаза наполнились слезами, но она лишь стиснула зубы. Мучения, невероятно болезненной судорогой сводившие ее внутренности, были неописуемы. Словно чьи-то острые когти мертвой хваткой впивались в ее тело изнутри. Она попыталась закричать, но не смогла.
Склонившись над магическим колодцем, она раскачивалась из стороны в сторону и непременно свалилась бы в его бездонную утробу, если бы неведомая сеть, свитая Фачжанем, не удерживала ее.
Внезапно ослепительная вспышка сверкнула в ее мозгу, и Сеньлинь на мгновение перенеслась назад, во времена покорения Пекина врагами династии Мин. Она заново переживала зверства, чинимые захватчиками над побежденными, и кровавый, ужасный конец императорской династии. Она увидела супругу императора и узнала лицо генерала Ли Чжи Чена, бывшего некогда ее любовником, а теперь ставшего смертельным врагом.
Одним страшным ударом прикончив правителя Китая, Ли Чжи Чен взял ее на руки и швырнул на другой конец комнаты. Она вытащила из ножен кинжал, висевший у нее на груди, и кинулась на изменника. Однако тот лишь рассмеялся в ответ и так сильно ударил ее по лицу, что она выпустила оружие из пальцев. Тогда он сам набросился на нее. Он взял ее силой, затем, отдохнув, изнасиловал еще раз. Удовлетворив свою похоть, он отдал несчастную в руки солдат, набившихся в комнату. Тех не пришлось долго уговаривать.
Она умирала долго. В конце концов, жизнь покинула ее физическую оболочку, но не душа, которая, вырвавшись на свободу, жаждала мести. Все ее мысли и чувства бесследно исчезли, уступив место одному — единственной и неутолимой страсти.
Разумеется, Чжилинь узнал обо всем этом позже. Однако он видел, как билась в страшных конвульсиях Сеньлинь, не отходившая от колодца. Когда она подняла голову, Чжилинь ужаснулся при виде ее рта, открытого гораздо шире, чем, как он полагал, допускает анатомия человека.
Вдруг перед ним вспыхнул яркий, обжигающий глаза бело-голубой свет. Зрение Чжилиня помутилось, и он уже не мог разобрать, видит ли он на самом деле или все это только в его воображении...
...дым столетий тонкой, вьющейся струйкой выходил изо рта Сеньлинь. Поднимаясь вверх, он плыл по воздуху, и вдруг Чжилинь почувствовал тяжелую струю тошнотворного, сладковатого запаха, описанного накануне Сеньлинь и так хорошо знакомого Чжилиню после долгих лет войны. Запах горящего человеческого мяса.
Облачко дыма стало приобретать правильную форму. Еще несколько мгновений, и проступили очертания фигуры молодой женщины. Они становились все более отчетливыми, пока наконец не стали видны большие, круглые глазницы и впадина на месте носа, какую можно увидеть на голом черепе.
Призрак обладал и руками, заканчивавшимися пальцами, или, принимая во внимание обычаи представителей династии Мин, скорее ногтями, чуть ли не полуметровой длины. Однако туловище у нее было узким и извивающимся, как у змеи.
Пораженный Чжилинь наблюдал за тем, как змеиное тело обвивается вокруг плеч Сеньлинь, а затем ее шеи и головы.
Он вскрикнул, и в то же самое мгновение Фачжань шагнул в сторону, так что из-за его спины показалась пасть зеленого дракона, как он сам назвал эту каменную глыбу.
Чжилинь ощутил дуновение ветра и посмотрел на верхушки деревьев. Однако те оставались неподвижными, какими были все время с тех пор, как мастер фэн-шуй привел своих гостей в сад.
Лишь тогда Чжилинь заметил, что этот странный ветер — студеный, точно вода незамерзающего ручья в морозную зиму, дул из одной из горизонтальных щелей, рассекавших поверхность зеленого дракона.
Отвратительный призрак, бывший частью Сеньлинь и теперь пытавшийся убить её, почуяв ветер, повернул голову.
Затем настал черед воды. Она хлынула обильными струями, как во время ливня, с той лишь разницей, что лилась в горизонтальном направлении.
Ледяной поток ударил в лицо призраку. Дым клубился; брызги летели во все стороны; ветер пел свою грозную песню. В дрожащем воздухе что-то горело.
Раздался жуткий вой, вслед за которым наступило неестественное молчание. Призрак исчез и, казалось, унес с собой тепло, согревавшее их до последней секунды. В саду воцарились покой и тишина. Серебряный рожок луны струил свой призрачный свет на землю.
Фачжань помог Чжилиню подняться с земли. Тот, всмотревшись в глаза мастера фэн-шуй, спросил:
— Что это было?
Фачжань улыбнулся. Слегка приоткрыв свое странное одеяние, он промолвил.
— Видишь, Великий Лев, этот ряд серебряных пуговиц на изнанке моего плаща? Ничто не изменилось.
— Неужели я видел...
— Ничто не изменилось, — повторил Фачжань.
— А что Сеньлинь?
— Сад в вашем распоряжении. Делайте, что вам захочется. Магический колодец больше не проснется сегодня.
Оставив их, он направился к дому. Чжилинь, придя в себя, подошел к все еще дрожавшей Сеньлинь. Она по-прежнему держалась руками за каменную ограду колодца, но, почувствовав приближение Чжилиня, повернула голову. Он увидел, что ее глаза прояснились.
— Она ушла.
Чжилинь ничто не ответил. Он думал, уж не снится ли ему все это.
— Жена последнего, императора из династии Мин. Ху Чао.
Чжилинь сознавал, что в ее словах нет ни малейшего намека на здравый смысл. Конечно, это был сон. Сеньлинь шаталась, словно пьяная. Она, наверное, даже не понимала, что говорит. Чжилинь бережно поднял ее на руки.
— Ее любовник превратился во врага, — шептала она. — Это был генерал по имени Ли Чжи Чен.
Ее голова покоилась на груди Чжилиня. Ее слова отдавались в его ушах, точно приглушенные звуки далекой грозы. Осторожно шагая по извилистой дорожке, он понес ее из сада.
Когда они вернулись к нему домой, Чжилинь первым делом уложил Сеньлинь в постель и лишь потом отправился в свой кабинет. Роясь в книгах, он отыскал толстый том истории и, поспешно вытащив его, стал листать, пока не добрался до периода заката династии Мин.
Пробегая глазами строчки, он убедился в том, что в 1621 году во время взятия Пекина, в результате которого к власти в Китае пришла маньчжурская династия, армией бунтовщиков действительно предводительствовал генерал Ли Чжи Чен. Рядом имелось упоминание и о супруге последнего императора, однако поскольку тот, в значительной мере утратив власть, узурпированную некоторыми из его придворных, не считался большинством китайских ученых особо важной персоной, ее имя не было названо.
Чжилинь перебирал одну книгу за другой, но, сколь угодно подробно описывая события того периода, они не сообщали, как звали эту женщину. Впрочем, к услугам советника Мао были все библиотеки и книгохранилища Пекина, и в одной из них, известной лишь узкому кругу людей, он нашел то, что искал — имя жены последнего императора из династии Мин.
Ху Чао.

Книга третья
Образование
Виватра
Весна. Время настоящее
Чжиао — Гонконг — Майами — Киото — Москва — Пекин — Вашингтон — Каруизава
Под проливным дождем, терзаемая непрекращающейся болью, шагала Ци Линь, повторяя про себя: Я животное. Я была животным в течение долгих месяцев. Теперь, если я хочу выжить, я должна снова стать человеком.
Легко сказать: стать человеком. Ци Линь поднесла здоровую руку к лиловому пятну, оставшемуся на том месте, где в отчаянии нажимал своим пальцем полковник Ху, сломав при этом девушке ключицу, но так и не избежав своей собственной гибели. Боль от раны волнами прокатывалась по ее телу, но Ци Линь было не привыкать.
Боль оставалась ее другом, ее единственным постоянным спутником все время, пока полковник Ху убеждал ее, будто черное — это белое, любовь — это ненависть, страдания — это чувство, покой — отсутствие чувств, смерть — это жизнь.
Используя прану — технику глубокого дыхания, она сосредоточила боль в определенном участке мозга, а сама в это время попробовала пошевелить рукой. Все было нормально, пока она не поднимала ее до уровня плеча. Стоило, однако, добраться до этой черты, и девушка тут же чувствовала, как начинают тереться друг о друга концы обломков кости. Но самое главное, рука немела от плеча до кончиков пальцев, а это означало, что был задет нерв. Ци Линь не нуждалась в чужих подсказках, чтобы понять, что ей нужно обратиться к врачу.
Поразмыслив, она решила, что это вполне осуществимо, и таким образом избавилась от хотя бы части вопросов, не дававших ей покоя.
Однако сначала надо было выбраться из леса. Ци Линь нуждалась в отдыхе. Она ясно отдавала себе отчет в своем положении: пешком, да еще в такую погоду она не могла идти до бесконечности и, пройдя определенное расстояние, все равно отключилась бы.
Ее преследователи понимали это и уже наверняка вычислили сектор поисков, в центре которого находился покинутый ею лагерь. В какую бы сторону она ни двинулась, рано или поздно ее обнаружат. Поэтому надо было не попасться на удочку естественного желания перегнать преследователей, а постараться перехитрить их.
Она взглянула вверх, невольно моргая, потому что капли дождя попадали ей в глаза. Теперь она знала, что ей надо было сделать, однако для осуществления своего замысла ей требовалось использовать обе руки, хуже того, поднять их над головой. Единственной альтернативой была смерть.
Скрипя зубами, она подняла руки и ухватилась за свисавшую ветвь ближайшего дерева. Вскоре ее маленькая фигурка уже исчезла в гуще листвы. Забравшись как можно выше, она растянулась на толстой ветке и, поддерживая поврежденную руку, впала в забытье.
Когда она проснулась, уже почти рассвело. Вдыхая свежий аромат леса, она стала спускаться с дерева, соскальзывая с ветки на ветку. Вдруг до ее слуха донеслись голоса людей. Она замерла, припав к стволу дерева, и не шевелилась, пока они не затихли вдали. Очутившись на земле, она, не теряя ни мгновения, зашагала прочь от этого места.
Пройдя километра два, она наткнулась на крестьянский дом, где ей посчастливилось украсть одежду и кое-какую еду. Она понимала, что поступать так было все равно что навести на свой след собак, но выбора не оставалось.
Незаметно втеревшись в группу женщин, работавших на протянувшихся до самого горизонта рисовых полях, она весь день вырывала из земли нежные колоски риса и вечером вместе с другими забралась на громыхающий, невероятно потрепанный грузовичок, забиравший работниц с полей. Еще днем она успела познакомиться с одной из них и, запомнив ее имя, после обеда перешла на другое поле, где представилась ее дальней родственницей. Впрочем, никто не проявлял особого любопытства, и ей почти не задавали вопросов.
Она добралась до города, состоявшего почти целиком из прямых рядов унылых, неухоженных домом, чрезвычайно напоминавших бараки, уже после наступления сумерек. По дороге она видела несколько мельниц, длинные корпуса факторий, небольшие чугунолитейные заводики и прочие производственные атрибуты провинциального городка современного Китая. Отыскав в темноте дом врача, она постучала в дверь. Прошло несколько минут, прежде чем на втором этаже отворилось маленькое окно и из него высунулась голова. В полумраке блеснули круглые стекла очков. В следующее мгновение человек показал рукой на угол дома.
Обогнув дом, Ци Линь очутилась перед маленькой дверью и услышала шум отодвигаемого засова. Через несколько секунд она очутилась в доме.
— Сестра?
Доктор оказался пожилым человеком, кривоногим и пузатым. На ничем не примечательном лице его было написано добродушное и бесхитростное выражение. Он был одет в старомодное пальто, из-под которого выглядывала пижама. Кончики его длинных усов вздрагивали при каждом слове, вылетавшем из маленького рта, под стать его тихому голосу. Пятна электрического света, отражавшегося от его очков в стальной оправе, прыгали по стене, точно перепуганные мотыльки.
Ци Линь низко поклонилась по старинному обычаю, полагая, что таким образом сможет завоевать расположение хозяина дома.
— Тысяча извинений за мой поздний визит, — промолвила она. — Сегодня утром по дороге на поле я поскользнулась на корне и упала. — Она осторожно притронулась пальцем к синяку, расплывшемуся возле основания ее шеи. — Мне кажется, я сломала кость.
Услышав, в чем дело, врач щелкнул языком и заметил:
— Тебе следовало тотчас же обратиться ко мне. Ци Линь сделала круглые глаза.
— О, я не могла. Мой заработок и так невелик. К тому же, видите ли, мой сынишка — ему только три года — серьезно болен. Он лежит в больнице, и мне постоянно приходится ездить к нему. Он плачет, когда мамы нет. Разве я могу не навещать его? — Слезы выступили у нее на глазах. — И у меня есть еще дети, которых надо кормить, а мужа у меня нет.
— Но ведь государство наверняка...
— Государство, государство! — воскликнула она, еще больше входя в роль. — Я не хочу, чтобы я или мои дети стали нахлебниками на шее государства.
— Э, милая, — протянул врач. — Ты должна помнить, что Конфуций сказал насчет гордости. — Однако было очевидно, что слова девушки не оставили его равнодушным. Он наклонился вперед. — Давай-ка я посмотрю, что с тобой случилось.
Ци Линь наблюдала за тем, как он, раздвинув отвороты ее блузки, стал осматривать поврежденное место.
— Скажите мне, пожалуйста, точно, куда я попала? Я оказалась здесь по дороге домой.
— Ты всего в нескольких шагах от шень дао, пути духов. Или, по-другому, Священного Пути, по которому везли тела усопших императоров из династии Мин. — Его прикосновения были мягкими и искусными. Тем не менее девушка вскрикнула, и он вновь щелкнул языком. — Этот поселок называется Чжиао чжуан ху. Возможно, ты когда-либо слышала о нем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74