Она распахнулась, и на пороге появилась дородная фигура сэра Байрона Нолина-Келли. Шотландец по происхождению, он, помимо огромного состояния, являлся также обладателем пары великолепных бакенбардов и безукоризненно ухоженных, пышных усов, закручивавшихся на концах. Копна густых волос пепельного цвета, зачесанная назад, открывала широкий лоб. Густой румянец на щеках и мясистая картофелина вместо носа делали его похожим на всеобщего добрейшего дядюшку.
На самом же деле он был тай-пэнем “Тихоокеанской торговой корпорации”, влиятельной компании, пользовавшейся такой же почтенной репутацией, что и старейшая торговая корпорация “Маттиас и Кинг”.
Сэр Байрон единолично контролировал “Тихоокеанскую корпорацию” на протяжении вот уже пятидесяти лет, несмотря на отчаянные попытки других членов семьи отобрать у него хоть часть власти. Он был самым настоящим тираном, злобным и могущественным, и Блустоуну пришлось затратить немало времени и сил, умасливая его.
Больше всего на свете сэр Байрон любил побеждать. И наоборот, он ненавидел проигрыши в чем бы то ни было. Особенно если дело касалось его компании. По мнению Блустоуна, концепция тай-пэней , основавших “Общеазиатскую торговую корпорацию”, была обречена на крах. При помощи доказательств, подтверждавших наличие явного дефицита средств, ему удалось убедить в этом и сэра Байрона, проведшего наряду с другими тай-пэнями достопамятный уик-энд на борту “Триремы”.
— Добрый день, тай-пэнь, — поздоровался сэр Байрон.
Ответив на приветствие, Блустоун повернулся к Белоглазому Гао.
— Это Пин По, — небрежно промолвил он, указывая на того. — Один из моих управляющих.
Как и рассчитывал Блустоун, сэр Байрон небрежно кивнул китайцу и тут же забыл о его присутствии.
— Я только что прибыл из Макао, — заявил он, отмахиваясь от предложения Блустоуна выпить. — Шестипалый Пин и Угрюмый Лион Лау уладили свои финансовые проблемы.
— А скупка? — Блустоун от возбуждения даже наклонился вперед.
Сэр Байрон кивнул.
— Уже началась. Бобби Чань позаботился об этом. В операции участвует достаточное количество независимых брокеров, так что всю цепочку можно проследить только с помощью специального расследования.
— Стало быть, вы и я начнем скупать их с завтрашнего дня.
— Как договорились.
Блустоун внимательно следил за сэром Байроном, дожидаясь хотя бы намека на истинную цель его визита. Все, сказанное старым шотландцем до сих пор, можно было вполне сообщить и по телефону.
— Может, все-таки присядете? — промолвил он, указывая на кресло, освобожденное Белоглазым Гао, который скромно отошел на другой конец комнаты и принялся сосредоточенно изучать вазу.
— Ладно, — смягчаясь, согласился сэр Байрон. Он сидел — впрочем, и стоя он сохранял ту же осанку, — выпрямившись, словно аршин проглотил. Полковник в отставке, он демонстрировал безупречную армейскую выправку.
— Прежде чем вы и я возьмемся за это дело, мне бы хотелось прояснить кое-какие вопросы. Блустоун недоуменно пожал плечами.
— У вас было более чем достаточно времени на яхте.
Байрон окинул его холодным, оценивающим взглядом.
— Я не хотел говорить в присутствии узкоглазых. Пусть это останется только между нами.
И Белоглазым Гао, — добавил про себя Блустоун, — которого ты считаешь частью мебели.
— Я хочу знать, насколько опасна наша затея на самом деле.
— Риск, — без малейшего промедления отозвался Блустоун, — действительно велик. Я не стану этого отрицать. — Он знал, что любое иное заявление заставило бы сэра Байрона немедленно подняться, выйти за дверь и поставить крест на своем участии в операции. — Нам противостоят умные тай-пэни . Однако я верю, что их силы уже идут на убыль. Ши Чжилинь мертв. Его сын... его сын исчез.
— Как это исчез?
— Где бы он ни был, можно сказать наверняка одно: его нет в Гонконге. Кто же в таком случае окажется у руля “Общеазиатской”? Сойер? Он уже дряхлый старик или близок к тому. Цунь Три Клятвы? Он знает толк в морских дедах — там ему нет равных. На суше же он предпочитает уповать на других.
Сейчас они испытывают острую нехватку денег. У нас появился шанс замахнуться на Камсанг. Если разработки по опреснению воды попадут к нам в руки, весь Гонконг окажется в нашей власти. Думаю, нет смысла убеждать вас в том, что в Гонконге вода является страшным дефицитом. Овладев Камсангом, мы тем самым станем у вентиля и сможем по сути начать диктовать цену на воду.
В наступившей паузе сэр Байрон переваривал все только что услышанное. Наконец он кивнул.
— Я удовлетворен, — промолвил он, — и передам свои рекомендации другим.
— Отлично, — Блустоун поднялся, поскольку было очевидно, что тема разговора исчерпана.
Тай-пэни пожали друг другу руки, и Нолин-Келли вышел из комнаты. Когда дверь за ним затворилась, Блустоун повернулся к Белоглазому Гао.
— Как ты полагаешь, он поверил мне?
— О Будда, конечно. Потому что именно в это ему и хотелось поверить. То же самое касается и остальных. В их собственных интересах поверить вам. Откуда им знать, что мы стремимся овладеть Камсангом ради чего-то большего, чем какое-то опреснение воды. — Белоглазый Гао фыркнул, — Стоит лишь заглянуть ему в глаза, чтобы убедиться, что он уже ослеплен мечтой о том, как вы выложите ему на блюдечке деньги и власть.
Блустоун, усевшись в кресло, развернул его так, что ваза оказалась перед его глазами.
— Интересно, — пробормотал он, — что сказал бы наш добрый друг сэр Байрон, если бы узнал, что своими капиталами оказывает финансовую поддержку укреплению позиций Советского Союза в Гонконге?
* * *
С серого неба над Москвой вместо снега сыпал мелкий дождь. Впрочем, это вносило в жизнь советской столицы хоть какое-то разнообразие, а заодно означало приближение конца опостылевшей зимы. Даниэла Воркута и Михаил Карелин сидели в планетарии, куда приехали вместе с делегацией высокопоставленных гостей из-за рубежа. Во время сеанса у них возникло ощущение, что они частички космической пыли, плывущей в безвоздушном пространстве. Расстояние, отделявшее их от голубой планеты, сонно ползущей по своей орбите вокруг Солнца, было настолько велико, что на нем не чувствовалось ни напряжения, ни боли, ни тревог — вечных спутников жизни на земле. Вечному и бесконечному космосу неизвестно, что такое беспокойство.
Спустившись, однако, на грешную землю, Даниэла вспомнила про не дававшего ей покоя ни днем, ни ночью Малюту. Время, отпущенное им ей, подходило к концу. Она предпринимала отчаянные усилия, делая за его спиной все возможное и невозможное. Больше всего Даниэлу страшила мысль, что он пронюхает об операции с участием Блустоуна и возьмет ее под свой контроль. Теперь, узнав наконец подлинный размах йуань-хуаня, она поняла, почему Ши Чжилинь шел на все, стараясь утаить от нее масштабы своей деятельности.
Митра, он же Блустоун, сумел-таки пробиться сквозь, казалось, непроницаемую завесу. Больше не оставалось сомнений: между группами в Пекине и Гонконге существует такая связь. Сама мысль о размерах политического и экономического колосса, созданного трудами чуть ли не одной пары рук, поражала воображение. Теперь Даниэла отчетливо сознавала, что мало просто внедриться в йуань-хуань. Ей следовало либо установить над ним полный контроль, либо уничтожить.
Она знала, что стоит только Малюте добраться до информации, сообщенной Митрой в последних донесениях, как тут же оправдаются ее худшие опасения: руководство всей китайской операцией перейдет к нему. Этого Даниэла допустить не могла. Но как было одолеть человека, внушавшего ей такой ужас? Его досье было чистым, как девственный снег.
— Откуда они взялись? — спросил Карелин, проводя пальцем вдоль глубоких складок, залегших у ее переносицы. — Из-за Малюты?
Она кивнула.
— Я боюсь, что он уничтожит нас, Михаил, Мы оба попались в его капкан. Ты не можешь обратиться к Геначеву. Принимая во внимание его щепетильность в вопросах личной морали, это закончится для нас катастрофой. Что если Малюта станет угрожать тем, что сообщит ему все?
Карелин беспокойно поежился.
— Но ведь он еще не пытался это сделать, не так ли?
— Да, — согласилась Даниэла. — Но только потому, что я ему пока нужна. Кто знает, может, у него найдется дело и для тебя.
Комета с огненным красно-зеленым хвостом, описав дугу в черном космосе, скрылась где-то слева от Даниэлы. Яркая вспышка на мгновение выхватила из полумрака ее щеку. У Карелина вдруг екнуло сердце. Он не мог отвести глаз от Даниэлы. Когда она была рядом с ним, он ощущал страстное желание обладать ею, которое никогда не пропадало.
— Может быть, ты мне чего-то не рассказываешь, Данюшка?
— Он сделал из меня козла отпущения, — хрипло прошептала она. — Я должна выполнять все его указания, действуя от своего имени. Если что-нибудь выйдет не так, отдуваться придется мне, а он окажется в стороне.
— Чего конкретно он хочет от тебя?
Они добрались до опасной черты, вдоль которой Даниэла мысленно бродила весь день, будучи не в силах переступить ее. Теперь, когда Карелин сам задал вопрос, она не знала, что предпринять. Несомненно, проще всего было рассказать ему обо всем. Даниэла ужасно устала от раскинутых Малютой сетей, в которых она окончательно запуталась. Каждая новая ложь обессиливала ее еще больше. Она походила на человека с прогрессирующей болезнью, удаляющегося с каждым днем все дальше и дальше от окружающего мира. Даниэла была больна и не знала, существует ли средство, способное исцелить ее от недуга.
Она продолжала колебаться и молчать. Глядя на нее, Карелин вновь вспомнил Цирцею: он чувствовал, что эта необычная, удивительная женщина, сидящая рядом с ним, совершенно околдовала его, словно напоив каким-то волшебным зельем. С самого начала он сознавал, что их связь безрассудна и, хуже того, опасна. Но тем не менее он не уклонился от нее. Его душа, его сознание раскололись на две половины. Одна из них благоразумно выступала против романа с Даниэлой, а другая же, презрев все тревоги и страхи, была за.
Бледный, синеватый свет Юпитера падал на лицо Даниэлы. Карелин подумал, что такую картину можно наблюдать лишь на лесной поляне в ясную летнюю ночь, когда лунный свет мягко струится сквозь густую листву. Он вдруг вспомнил, как полгода назад, получив торопливую радиограмму, он почувствовал, что пропал. В депеше стояло всего одно лишь слово: Селена. Это был сигнал бедствия. Селена. Богиня луны. Не потому ли сейчас ему пришла в голову мысль о лунной поляне?
— Речь идет... об операции, проводящейся в Гонконге, — выдавала наконец из себя Даниэла. В глубине души она со вздохом признала, что и на сей раз придется ограничиться в лучшем случае полуправдой, по сути ничем не отличавшейся от лжи. Ее болезнь продолжала набирать обороты. — Малюта посягнул на Митру, моего лучшего агента в Азии. Он постепенно прибирает к рукам всю операцию.
Она вовремя спохватилась. Еще чуть-чуть — и она проговорилась бы о Камсанге! Это разом перечеркнуло бы все еще остававшиеся у нее надежды. Карелин, а в этом она и не сомневалась, тут же отправился бы к Геначеву и сообщил ему имя некого Джейка Мэрока, единственного хранителя тайны грандиозного проекта Китая. Результатом этого опять-таки могла быть только смерть — если не физическая, то уж политическая точно — и Даниэлы, и самого Карелина.
Так или иначе, информация о таком разговоре обязательно достигла бы ушей вездесущего Малюты, и тогда на поверхность всплыли бы и пистолет, и фотографии...
Время. Именно оно было сейчас нужней всего Даниэле. Время, достаточное для того, чтобы собраться с силами и свалить Малюту. Однако он не давал ей опомниться, требуя немедленного устранения Джейка Мэрока.
Заметив, что Карелин смотрит на нее, она было отвернулась, но он крепко взял ее за руку и притянул к себе, вглядываясь в ее лицо.
Матерь Божья, — в смятении подумала она. — Дай мне сил не проболтаться. Ее ум метался в поисках пути к спасению. Спасению их обоих.
Боясь, что, даже несмотря на тусклое освещение, Карелин сумеет прочитать правду в ее глазах, она прижалась лбом к его груди.
— Михаил, он хочет отобрать у меня все. Всю мою власть. Я не могу допустить этого. Иначе я погибну.
— У тебя ведь еще есть Химера, — заметил он. Даниэла кивнула.
— Да, и я никогда не подозревала, что он сумеет забраться так высоко. Но даже агент такого калибра не спасет меня в нынешней ситуации. Дело дойдет до того, что я просто пристрелю Малюту и разом покончу со всем.
— Пиф-паф! Прямо как в детективном романе, да?
— Прекрати смеяться надо мной! — воскликнула она в сердцах.
— Хорошо, но сначала ты перестань вести себя как ребенок. С помощью оружия проблемы не решаются. Кому-кому, а тебе-то следовало это знать.
Даниэла подняла голову и посмотрела на него.
— Что мне еще остается? У меня нет на него никакого компромата. В его прошлом нет ничего, к чему можно было бы прицепиться.
Волна отчаяния захлестнула ее. Что толку, — думала она, припав к его груди, — жаловаться на то, как тяжело жить под колпаком у Малюты? Чем мне поможет его понимание?
Карелин обнял ее обеими руками, зарывшись лицом в благоухающую массу волос. Никогда и никого не любил он с такой силой, как эту женщину.
— Быть может, я сумею найти способ взять тебя с собой через месяц в Женеву, когда мы поедем туда с Геначевым, — промолвил он.
— Почему ты вдруг заговорил о Женеве?
— Не знаю, — он пожал плечами и огляделся по сторонам. — Должно быть, эта мысль пришла мне в голову оттого, что я сейчас нахожусь здесь. Это особенное место. Тут даже забываешь про то, что ты в Москве. Наверное, поэтому я и решил, что тебе стоит хоть ненадолго уехать из страны подальше от любопытных глаз и завуалированных угроз Малюты. Уехать и забыть хоть на время про все свои тревоги.
Столь непосредственное проявление чуткости со стороны ее возлюбленного так потрясло Даниэлу, измученную вконец чудовищными, запутанными интригами Малюты, что она чуть было не расплакалась. Тем более что, как ни печально было ей сознавать это, она сама являлась их соучастницей. Она не хотела обманывать Карелина, но что ей оставалось делать?
— Глядя на все эти звезды и планеты, — продолжал он, не подозревая, что творится в душе его подруги, — мне подумалось, что в Женеве мы будем чувствовать себя, словно на другом конце земли.
Вначале Даниэла не могла понять, что с ней. Она почувствовала себя только что проснувшимся человеком, который видел множество снов, но не сохранил в памяти ничего, кроме смутного ощущения. Странное эхо блуждало в ее голове. Откуда оно взялось?
...другом конце земли.
Вдруг в ее сознании отчетливо зазвучал другой, столь ненавистный ей, высокомерный, саркастический голос:
Подумать только, они были готовы ради тебя отправиться на другой конец земли. Они продавали свои души из-за тебя, склоняли перед тобой головы и, стоя на коленях, отдавали тебе все, что составляло их могущество и власть. И все вот за эти цацки и за эту вот хреновину. Ей показалось, что она вновь ощутила на себе грубые прикосновения его ледяных рук.
Как ни странно, в необычайной атмосфере планетария, позволившей Даниэле на время отстраниться от мирской суеты, слова Малюты приобретали новый смысл. Склоняли перед тобой головы... стоя на коленях... Почему он употребил подобные выражения? Уж не держал ли он их в тайниках своего подсознания?
Даниэле очень хотелось знать, было ли в жизни Малюты нечто такое, ради чего он согласился бы отправиться на другой конец земли. Склоняли перед тобой головы...стоя на коленях. „ Точно перед богиней или чародейкой вроде карелинской Цирцеи. Коли так, то разве не означало это, что Малюта уже в некоторой степени признал власть Даниэлы над собой? Что он на самом-то деле тоже испытывает страх перед ней? И что именно в этом следует искать источник его ненависти и презрения к ней?
В самом деле, какой она представлялась Малюте? Какие силы, воображаемые или реальные, сосредоточены, по его мнению, в ее душе? И, наконец, каким образом эти силы могут быть направлены против него?
Еще раз припомнив до мельчайших подробностей их разговор на берегу реки, Даниэла торжественно поклялась, что найдет ответ на все свои вопросы, даже если ей понадобится для этого сделать то, чего она боялась больше всего на свете: броситься с головой во мрак, клубившийся вокруг темной звезды, которая жадно высасывала соки и энергию из всего живого вокруг, оскверняя при этом жизнь своим фактом своего существования. Звезду по имени Олег Алексеевич Малюта.
* * *
Желтый, точно осенний лист, глаз рыбины тупо уставился на него. Огромный красный тунец лежал на боку. У самой головы его, прямо поверх чешуи, был прилеплен аккуратный бумажный квадратик с указанием веса и размера.
Этот тунец, как и множество его собратьев, попался в рыбацкие сети и теперь был выставлен на продажу на громадном токийском рыбном рынке, раскинувшемся на берегах реки Сумидо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
На самом же деле он был тай-пэнем “Тихоокеанской торговой корпорации”, влиятельной компании, пользовавшейся такой же почтенной репутацией, что и старейшая торговая корпорация “Маттиас и Кинг”.
Сэр Байрон единолично контролировал “Тихоокеанскую корпорацию” на протяжении вот уже пятидесяти лет, несмотря на отчаянные попытки других членов семьи отобрать у него хоть часть власти. Он был самым настоящим тираном, злобным и могущественным, и Блустоуну пришлось затратить немало времени и сил, умасливая его.
Больше всего на свете сэр Байрон любил побеждать. И наоборот, он ненавидел проигрыши в чем бы то ни было. Особенно если дело касалось его компании. По мнению Блустоуна, концепция тай-пэней , основавших “Общеазиатскую торговую корпорацию”, была обречена на крах. При помощи доказательств, подтверждавших наличие явного дефицита средств, ему удалось убедить в этом и сэра Байрона, проведшего наряду с другими тай-пэнями достопамятный уик-энд на борту “Триремы”.
— Добрый день, тай-пэнь, — поздоровался сэр Байрон.
Ответив на приветствие, Блустоун повернулся к Белоглазому Гао.
— Это Пин По, — небрежно промолвил он, указывая на того. — Один из моих управляющих.
Как и рассчитывал Блустоун, сэр Байрон небрежно кивнул китайцу и тут же забыл о его присутствии.
— Я только что прибыл из Макао, — заявил он, отмахиваясь от предложения Блустоуна выпить. — Шестипалый Пин и Угрюмый Лион Лау уладили свои финансовые проблемы.
— А скупка? — Блустоун от возбуждения даже наклонился вперед.
Сэр Байрон кивнул.
— Уже началась. Бобби Чань позаботился об этом. В операции участвует достаточное количество независимых брокеров, так что всю цепочку можно проследить только с помощью специального расследования.
— Стало быть, вы и я начнем скупать их с завтрашнего дня.
— Как договорились.
Блустоун внимательно следил за сэром Байроном, дожидаясь хотя бы намека на истинную цель его визита. Все, сказанное старым шотландцем до сих пор, можно было вполне сообщить и по телефону.
— Может, все-таки присядете? — промолвил он, указывая на кресло, освобожденное Белоглазым Гао, который скромно отошел на другой конец комнаты и принялся сосредоточенно изучать вазу.
— Ладно, — смягчаясь, согласился сэр Байрон. Он сидел — впрочем, и стоя он сохранял ту же осанку, — выпрямившись, словно аршин проглотил. Полковник в отставке, он демонстрировал безупречную армейскую выправку.
— Прежде чем вы и я возьмемся за это дело, мне бы хотелось прояснить кое-какие вопросы. Блустоун недоуменно пожал плечами.
— У вас было более чем достаточно времени на яхте.
Байрон окинул его холодным, оценивающим взглядом.
— Я не хотел говорить в присутствии узкоглазых. Пусть это останется только между нами.
И Белоглазым Гао, — добавил про себя Блустоун, — которого ты считаешь частью мебели.
— Я хочу знать, насколько опасна наша затея на самом деле.
— Риск, — без малейшего промедления отозвался Блустоун, — действительно велик. Я не стану этого отрицать. — Он знал, что любое иное заявление заставило бы сэра Байрона немедленно подняться, выйти за дверь и поставить крест на своем участии в операции. — Нам противостоят умные тай-пэни . Однако я верю, что их силы уже идут на убыль. Ши Чжилинь мертв. Его сын... его сын исчез.
— Как это исчез?
— Где бы он ни был, можно сказать наверняка одно: его нет в Гонконге. Кто же в таком случае окажется у руля “Общеазиатской”? Сойер? Он уже дряхлый старик или близок к тому. Цунь Три Клятвы? Он знает толк в морских дедах — там ему нет равных. На суше же он предпочитает уповать на других.
Сейчас они испытывают острую нехватку денег. У нас появился шанс замахнуться на Камсанг. Если разработки по опреснению воды попадут к нам в руки, весь Гонконг окажется в нашей власти. Думаю, нет смысла убеждать вас в том, что в Гонконге вода является страшным дефицитом. Овладев Камсангом, мы тем самым станем у вентиля и сможем по сути начать диктовать цену на воду.
В наступившей паузе сэр Байрон переваривал все только что услышанное. Наконец он кивнул.
— Я удовлетворен, — промолвил он, — и передам свои рекомендации другим.
— Отлично, — Блустоун поднялся, поскольку было очевидно, что тема разговора исчерпана.
Тай-пэни пожали друг другу руки, и Нолин-Келли вышел из комнаты. Когда дверь за ним затворилась, Блустоун повернулся к Белоглазому Гао.
— Как ты полагаешь, он поверил мне?
— О Будда, конечно. Потому что именно в это ему и хотелось поверить. То же самое касается и остальных. В их собственных интересах поверить вам. Откуда им знать, что мы стремимся овладеть Камсангом ради чего-то большего, чем какое-то опреснение воды. — Белоглазый Гао фыркнул, — Стоит лишь заглянуть ему в глаза, чтобы убедиться, что он уже ослеплен мечтой о том, как вы выложите ему на блюдечке деньги и власть.
Блустоун, усевшись в кресло, развернул его так, что ваза оказалась перед его глазами.
— Интересно, — пробормотал он, — что сказал бы наш добрый друг сэр Байрон, если бы узнал, что своими капиталами оказывает финансовую поддержку укреплению позиций Советского Союза в Гонконге?
* * *
С серого неба над Москвой вместо снега сыпал мелкий дождь. Впрочем, это вносило в жизнь советской столицы хоть какое-то разнообразие, а заодно означало приближение конца опостылевшей зимы. Даниэла Воркута и Михаил Карелин сидели в планетарии, куда приехали вместе с делегацией высокопоставленных гостей из-за рубежа. Во время сеанса у них возникло ощущение, что они частички космической пыли, плывущей в безвоздушном пространстве. Расстояние, отделявшее их от голубой планеты, сонно ползущей по своей орбите вокруг Солнца, было настолько велико, что на нем не чувствовалось ни напряжения, ни боли, ни тревог — вечных спутников жизни на земле. Вечному и бесконечному космосу неизвестно, что такое беспокойство.
Спустившись, однако, на грешную землю, Даниэла вспомнила про не дававшего ей покоя ни днем, ни ночью Малюту. Время, отпущенное им ей, подходило к концу. Она предпринимала отчаянные усилия, делая за его спиной все возможное и невозможное. Больше всего Даниэлу страшила мысль, что он пронюхает об операции с участием Блустоуна и возьмет ее под свой контроль. Теперь, узнав наконец подлинный размах йуань-хуаня, она поняла, почему Ши Чжилинь шел на все, стараясь утаить от нее масштабы своей деятельности.
Митра, он же Блустоун, сумел-таки пробиться сквозь, казалось, непроницаемую завесу. Больше не оставалось сомнений: между группами в Пекине и Гонконге существует такая связь. Сама мысль о размерах политического и экономического колосса, созданного трудами чуть ли не одной пары рук, поражала воображение. Теперь Даниэла отчетливо сознавала, что мало просто внедриться в йуань-хуань. Ей следовало либо установить над ним полный контроль, либо уничтожить.
Она знала, что стоит только Малюте добраться до информации, сообщенной Митрой в последних донесениях, как тут же оправдаются ее худшие опасения: руководство всей китайской операцией перейдет к нему. Этого Даниэла допустить не могла. Но как было одолеть человека, внушавшего ей такой ужас? Его досье было чистым, как девственный снег.
— Откуда они взялись? — спросил Карелин, проводя пальцем вдоль глубоких складок, залегших у ее переносицы. — Из-за Малюты?
Она кивнула.
— Я боюсь, что он уничтожит нас, Михаил, Мы оба попались в его капкан. Ты не можешь обратиться к Геначеву. Принимая во внимание его щепетильность в вопросах личной морали, это закончится для нас катастрофой. Что если Малюта станет угрожать тем, что сообщит ему все?
Карелин беспокойно поежился.
— Но ведь он еще не пытался это сделать, не так ли?
— Да, — согласилась Даниэла. — Но только потому, что я ему пока нужна. Кто знает, может, у него найдется дело и для тебя.
Комета с огненным красно-зеленым хвостом, описав дугу в черном космосе, скрылась где-то слева от Даниэлы. Яркая вспышка на мгновение выхватила из полумрака ее щеку. У Карелина вдруг екнуло сердце. Он не мог отвести глаз от Даниэлы. Когда она была рядом с ним, он ощущал страстное желание обладать ею, которое никогда не пропадало.
— Может быть, ты мне чего-то не рассказываешь, Данюшка?
— Он сделал из меня козла отпущения, — хрипло прошептала она. — Я должна выполнять все его указания, действуя от своего имени. Если что-нибудь выйдет не так, отдуваться придется мне, а он окажется в стороне.
— Чего конкретно он хочет от тебя?
Они добрались до опасной черты, вдоль которой Даниэла мысленно бродила весь день, будучи не в силах переступить ее. Теперь, когда Карелин сам задал вопрос, она не знала, что предпринять. Несомненно, проще всего было рассказать ему обо всем. Даниэла ужасно устала от раскинутых Малютой сетей, в которых она окончательно запуталась. Каждая новая ложь обессиливала ее еще больше. Она походила на человека с прогрессирующей болезнью, удаляющегося с каждым днем все дальше и дальше от окружающего мира. Даниэла была больна и не знала, существует ли средство, способное исцелить ее от недуга.
Она продолжала колебаться и молчать. Глядя на нее, Карелин вновь вспомнил Цирцею: он чувствовал, что эта необычная, удивительная женщина, сидящая рядом с ним, совершенно околдовала его, словно напоив каким-то волшебным зельем. С самого начала он сознавал, что их связь безрассудна и, хуже того, опасна. Но тем не менее он не уклонился от нее. Его душа, его сознание раскололись на две половины. Одна из них благоразумно выступала против романа с Даниэлой, а другая же, презрев все тревоги и страхи, была за.
Бледный, синеватый свет Юпитера падал на лицо Даниэлы. Карелин подумал, что такую картину можно наблюдать лишь на лесной поляне в ясную летнюю ночь, когда лунный свет мягко струится сквозь густую листву. Он вдруг вспомнил, как полгода назад, получив торопливую радиограмму, он почувствовал, что пропал. В депеше стояло всего одно лишь слово: Селена. Это был сигнал бедствия. Селена. Богиня луны. Не потому ли сейчас ему пришла в голову мысль о лунной поляне?
— Речь идет... об операции, проводящейся в Гонконге, — выдавала наконец из себя Даниэла. В глубине души она со вздохом признала, что и на сей раз придется ограничиться в лучшем случае полуправдой, по сути ничем не отличавшейся от лжи. Ее болезнь продолжала набирать обороты. — Малюта посягнул на Митру, моего лучшего агента в Азии. Он постепенно прибирает к рукам всю операцию.
Она вовремя спохватилась. Еще чуть-чуть — и она проговорилась бы о Камсанге! Это разом перечеркнуло бы все еще остававшиеся у нее надежды. Карелин, а в этом она и не сомневалась, тут же отправился бы к Геначеву и сообщил ему имя некого Джейка Мэрока, единственного хранителя тайны грандиозного проекта Китая. Результатом этого опять-таки могла быть только смерть — если не физическая, то уж политическая точно — и Даниэлы, и самого Карелина.
Так или иначе, информация о таком разговоре обязательно достигла бы ушей вездесущего Малюты, и тогда на поверхность всплыли бы и пистолет, и фотографии...
Время. Именно оно было сейчас нужней всего Даниэле. Время, достаточное для того, чтобы собраться с силами и свалить Малюту. Однако он не давал ей опомниться, требуя немедленного устранения Джейка Мэрока.
Заметив, что Карелин смотрит на нее, она было отвернулась, но он крепко взял ее за руку и притянул к себе, вглядываясь в ее лицо.
Матерь Божья, — в смятении подумала она. — Дай мне сил не проболтаться. Ее ум метался в поисках пути к спасению. Спасению их обоих.
Боясь, что, даже несмотря на тусклое освещение, Карелин сумеет прочитать правду в ее глазах, она прижалась лбом к его груди.
— Михаил, он хочет отобрать у меня все. Всю мою власть. Я не могу допустить этого. Иначе я погибну.
— У тебя ведь еще есть Химера, — заметил он. Даниэла кивнула.
— Да, и я никогда не подозревала, что он сумеет забраться так высоко. Но даже агент такого калибра не спасет меня в нынешней ситуации. Дело дойдет до того, что я просто пристрелю Малюту и разом покончу со всем.
— Пиф-паф! Прямо как в детективном романе, да?
— Прекрати смеяться надо мной! — воскликнула она в сердцах.
— Хорошо, но сначала ты перестань вести себя как ребенок. С помощью оружия проблемы не решаются. Кому-кому, а тебе-то следовало это знать.
Даниэла подняла голову и посмотрела на него.
— Что мне еще остается? У меня нет на него никакого компромата. В его прошлом нет ничего, к чему можно было бы прицепиться.
Волна отчаяния захлестнула ее. Что толку, — думала она, припав к его груди, — жаловаться на то, как тяжело жить под колпаком у Малюты? Чем мне поможет его понимание?
Карелин обнял ее обеими руками, зарывшись лицом в благоухающую массу волос. Никогда и никого не любил он с такой силой, как эту женщину.
— Быть может, я сумею найти способ взять тебя с собой через месяц в Женеву, когда мы поедем туда с Геначевым, — промолвил он.
— Почему ты вдруг заговорил о Женеве?
— Не знаю, — он пожал плечами и огляделся по сторонам. — Должно быть, эта мысль пришла мне в голову оттого, что я сейчас нахожусь здесь. Это особенное место. Тут даже забываешь про то, что ты в Москве. Наверное, поэтому я и решил, что тебе стоит хоть ненадолго уехать из страны подальше от любопытных глаз и завуалированных угроз Малюты. Уехать и забыть хоть на время про все свои тревоги.
Столь непосредственное проявление чуткости со стороны ее возлюбленного так потрясло Даниэлу, измученную вконец чудовищными, запутанными интригами Малюты, что она чуть было не расплакалась. Тем более что, как ни печально было ей сознавать это, она сама являлась их соучастницей. Она не хотела обманывать Карелина, но что ей оставалось делать?
— Глядя на все эти звезды и планеты, — продолжал он, не подозревая, что творится в душе его подруги, — мне подумалось, что в Женеве мы будем чувствовать себя, словно на другом конце земли.
Вначале Даниэла не могла понять, что с ней. Она почувствовала себя только что проснувшимся человеком, который видел множество снов, но не сохранил в памяти ничего, кроме смутного ощущения. Странное эхо блуждало в ее голове. Откуда оно взялось?
...другом конце земли.
Вдруг в ее сознании отчетливо зазвучал другой, столь ненавистный ей, высокомерный, саркастический голос:
Подумать только, они были готовы ради тебя отправиться на другой конец земли. Они продавали свои души из-за тебя, склоняли перед тобой головы и, стоя на коленях, отдавали тебе все, что составляло их могущество и власть. И все вот за эти цацки и за эту вот хреновину. Ей показалось, что она вновь ощутила на себе грубые прикосновения его ледяных рук.
Как ни странно, в необычайной атмосфере планетария, позволившей Даниэле на время отстраниться от мирской суеты, слова Малюты приобретали новый смысл. Склоняли перед тобой головы... стоя на коленях... Почему он употребил подобные выражения? Уж не держал ли он их в тайниках своего подсознания?
Даниэле очень хотелось знать, было ли в жизни Малюты нечто такое, ради чего он согласился бы отправиться на другой конец земли. Склоняли перед тобой головы...стоя на коленях. „ Точно перед богиней или чародейкой вроде карелинской Цирцеи. Коли так, то разве не означало это, что Малюта уже в некоторой степени признал власть Даниэлы над собой? Что он на самом-то деле тоже испытывает страх перед ней? И что именно в этом следует искать источник его ненависти и презрения к ней?
В самом деле, какой она представлялась Малюте? Какие силы, воображаемые или реальные, сосредоточены, по его мнению, в ее душе? И, наконец, каким образом эти силы могут быть направлены против него?
Еще раз припомнив до мельчайших подробностей их разговор на берегу реки, Даниэла торжественно поклялась, что найдет ответ на все свои вопросы, даже если ей понадобится для этого сделать то, чего она боялась больше всего на свете: броситься с головой во мрак, клубившийся вокруг темной звезды, которая жадно высасывала соки и энергию из всего живого вокруг, оскверняя при этом жизнь своим фактом своего существования. Звезду по имени Олег Алексеевич Малюта.
* * *
Желтый, точно осенний лист, глаз рыбины тупо уставился на него. Огромный красный тунец лежал на боку. У самой головы его, прямо поверх чешуи, был прилеплен аккуратный бумажный квадратик с указанием веса и размера.
Этот тунец, как и множество его собратьев, попался в рыбацкие сети и теперь был выставлен на продажу на громадном токийском рыбном рынке, раскинувшемся на берегах реки Сумидо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74