Но все было не так. Однако
воображение, утомленное разрухой, с готовностью обращается к таким сцен
ам везде, где факты скрыты хотя бы шаткой стеной, украшенной несколькими
яркими листьями или проблесками цветов.
Но по моей прихоти вы не должны представлять руины как нечто увенчанное
блеском, или как некий корабль, достигший наших берегов, сохранив груз ве
ликолепия и достоинства за пределами древности.
Руины сегодня не скрыты плющом, они не таят никакой любопытной архитекту
ры или странных тайн истории, они вовсе не красивы и не романтичны. Они не
могут поведать историй о древних цивилизациях, известных не иначе, как т
олько из рассказов немногих серых камней. Руины сегодня Ц разрушение, и
горе, и долг, и потери, неаккуратно обрушившиеся на современные дома и пре
рвавшие обычную смену поколений, разрушившие орудия знакомых промысло
в и сделавшие обычные профессии устаревшими. Это больше не хранители и х
роникеры эпох, которые мы в противном случае можем забыть: руины сегодня
Ц век, нагроможденный вокруг нас горами щебенки задолго до того, как он у
тратил зелень в нашей памяти. Самые обычные платяные шкафы в непристойны
х положениях выглядывают из спален, передние стены которых исчезли, в зд
аниях, самые укромные уголки которых открыты холодному пристальному вз
гляду улицы. Комнаты не сохранили ни тайн, ни украшений. Разорванные матр
ацы сброшены с потрепанных кроватей. Никто не приводил их в порядок мног
ие годы. И крыши склонились вниз до уровня первого этажа.
Я видел зеленую дверь, приоткрытую в верхней комнате; вся передняя стена
дома исчезла: дверь странным образом частично открывалась на небольшую
лестницу, ступени которой можно было различить, при этом задаваясь вопро
сом, куда же они ведут. Дверь, казалось бы, призывала и призывала некую утр
аченную комнату, но если бы кто-нибудь когда-нибудь смог пройти через тот
разрушенный дом, если бы он поднялся по ступеням этой маленькой лестниц
ы, если бы он оказался в комнате, скрытой далеко наверху, Ц все равно там о
н нашел бы только тишину, и пауков, и куски штукатурки, и пыль катастрофы. Э
то единственные воспоминания, которые пробуждает зеленая дверь; больше
ничего не осталось.
И когда-нибудь люди придут в Аррас, чтобы увидеть романтику войны, увидет
ь, куда ударили снаряды, и подобрать осколки железа. Это совсем не романти
чный Марс, а бедный, увечный Мир. То, что осталось, обращается к вам с пафосо
м и бесконечным обаянием; немного пустынных садов, за которыми никто не у
хаживал в течение долгих лет, обои, оставшиеся в несчастных комнатах, где
все прочее рассеяно, старые игрушки, зарытые в кучах мусора, старые ступе
ни, уцелевшие на недоступных пролетах; осталось то, что влечет вас, то, что
уцелело от старых мирных вещей. Огромные орудия, палящие вокруг, Ц это за
щита войны, если «защита» будет подходящим словом для этого обширного бе
дствия, которое известно Аррасу как неисчислимые отдельные горести. Но в
овсе не к этим значительным событиям обращены симпатии в Аррасе, не к гро
му и эффектам войны, не к ее атрибутам, грузовикам с оружием и осколкам сна
рядов. Симпатию вызывают безмолвные, пустые неодушевленные вещи, до того
сильно пострадавшие, что разрывается сердце: полы, рухнувшие в подвалы, о
кна, которые кажутся рыдающими, крыши, как будто обезумевшие от горя и зат
ем оцепеневшие в своем безумии; рельсы, фонарные столбы, сваи Ц все пало,
ничто не спаслось от этого взбешенного железа: самая земля истерзана и и
зодрана: вот что притягивает вас.
Входя в Аррас, я миновал серую, истерзанную тень, призрак железнодорожно
й станции, стоящей в дикой местности. Здесь таятся только заросли сорняк
ов; кажется, траур распростерся над ржавеющими железнодорожными путями,
лежащими праздно, без цели, словно бы никуда не ведущими, как будто все дор
оги прекратились, и все страны опустели, и все путешественники умерли: пе
чально и одиноко стоял этот призрачный силуэт посреди разрухи, среди зда
ний, двери которых были закрыты, а окна Ц выбиты. И во всем этом поразител
ьном сборище не раздавалось ни единого голоса, кроме звука железа, бьюще
гося о разбитые вещи; этот звук становился глуше, когда стихал ветер. Но ве
тер усилился, и звук раздался снова.
От переводчика
Эта «военная» брошюра Дансени развивает темы «Рас
сказов о войне» (вышедших позже, но написанных в то же время); переводить б
ыло сложновато, поскольку меланхоличная простота этих рассказов контр
астирует с вычурными, нарочито изящными сочинениями из «Книги чудес». Но
увы Ц такова тема, такова жизнь.
Я старался переводить как можно ближе к оригиналу, кое-где доходя до подс
трочника. Дансени сам поставил перед переводчиком эту задачу, указав на
точность в передаче деталей, отказавшись от обобщений и поэтических кар
тин. Думается, в таком ключе и следует переводить его военную прозу (хотя с
вои усилия я не считаю достаточными). Увы, за исполнение этой задачи никто
другой пока не берется.
Конечно, появление этого перевода связано с 60-летием Победы. Его можно сч
итать моим скромным вкладом в массовые торжества. Надеюсь, антология анг
лийской прозы о первой мировой в этом году все же появится Ц по крайней м
ере, лед тронулся… Во всяком случае, туда должны войти и брошюры Дансени и
Мэйчена вместе с памфлетами Честертона и Арнольда Беннетта.
О прочих планах переводчика: несколько разрозненных переводов Дансени
я соберу и постараюсь выложить единым файлом. Сборник «Время и боги» нах
одится в работе, которая может продлиться еще доооолго. Пишите, нужна ли э
та работа. Потому как другие проекты Ц и собственное творчество, и перев
оды разных экстравагантных сочинений Ц отвлекают все сильнее.
Засим Ц с печальным и радостным праздником!
1 2 3 4 5
воображение, утомленное разрухой, с готовностью обращается к таким сцен
ам везде, где факты скрыты хотя бы шаткой стеной, украшенной несколькими
яркими листьями или проблесками цветов.
Но по моей прихоти вы не должны представлять руины как нечто увенчанное
блеском, или как некий корабль, достигший наших берегов, сохранив груз ве
ликолепия и достоинства за пределами древности.
Руины сегодня не скрыты плющом, они не таят никакой любопытной архитекту
ры или странных тайн истории, они вовсе не красивы и не романтичны. Они не
могут поведать историй о древних цивилизациях, известных не иначе, как т
олько из рассказов немногих серых камней. Руины сегодня Ц разрушение, и
горе, и долг, и потери, неаккуратно обрушившиеся на современные дома и пре
рвавшие обычную смену поколений, разрушившие орудия знакомых промысло
в и сделавшие обычные профессии устаревшими. Это больше не хранители и х
роникеры эпох, которые мы в противном случае можем забыть: руины сегодня
Ц век, нагроможденный вокруг нас горами щебенки задолго до того, как он у
тратил зелень в нашей памяти. Самые обычные платяные шкафы в непристойны
х положениях выглядывают из спален, передние стены которых исчезли, в зд
аниях, самые укромные уголки которых открыты холодному пристальному вз
гляду улицы. Комнаты не сохранили ни тайн, ни украшений. Разорванные матр
ацы сброшены с потрепанных кроватей. Никто не приводил их в порядок мног
ие годы. И крыши склонились вниз до уровня первого этажа.
Я видел зеленую дверь, приоткрытую в верхней комнате; вся передняя стена
дома исчезла: дверь странным образом частично открывалась на небольшую
лестницу, ступени которой можно было различить, при этом задаваясь вопро
сом, куда же они ведут. Дверь, казалось бы, призывала и призывала некую утр
аченную комнату, но если бы кто-нибудь когда-нибудь смог пройти через тот
разрушенный дом, если бы он поднялся по ступеням этой маленькой лестниц
ы, если бы он оказался в комнате, скрытой далеко наверху, Ц все равно там о
н нашел бы только тишину, и пауков, и куски штукатурки, и пыль катастрофы. Э
то единственные воспоминания, которые пробуждает зеленая дверь; больше
ничего не осталось.
И когда-нибудь люди придут в Аррас, чтобы увидеть романтику войны, увидет
ь, куда ударили снаряды, и подобрать осколки железа. Это совсем не романти
чный Марс, а бедный, увечный Мир. То, что осталось, обращается к вам с пафосо
м и бесконечным обаянием; немного пустынных садов, за которыми никто не у
хаживал в течение долгих лет, обои, оставшиеся в несчастных комнатах, где
все прочее рассеяно, старые игрушки, зарытые в кучах мусора, старые ступе
ни, уцелевшие на недоступных пролетах; осталось то, что влечет вас, то, что
уцелело от старых мирных вещей. Огромные орудия, палящие вокруг, Ц это за
щита войны, если «защита» будет подходящим словом для этого обширного бе
дствия, которое известно Аррасу как неисчислимые отдельные горести. Но в
овсе не к этим значительным событиям обращены симпатии в Аррасе, не к гро
му и эффектам войны, не к ее атрибутам, грузовикам с оружием и осколкам сна
рядов. Симпатию вызывают безмолвные, пустые неодушевленные вещи, до того
сильно пострадавшие, что разрывается сердце: полы, рухнувшие в подвалы, о
кна, которые кажутся рыдающими, крыши, как будто обезумевшие от горя и зат
ем оцепеневшие в своем безумии; рельсы, фонарные столбы, сваи Ц все пало,
ничто не спаслось от этого взбешенного железа: самая земля истерзана и и
зодрана: вот что притягивает вас.
Входя в Аррас, я миновал серую, истерзанную тень, призрак железнодорожно
й станции, стоящей в дикой местности. Здесь таятся только заросли сорняк
ов; кажется, траур распростерся над ржавеющими железнодорожными путями,
лежащими праздно, без цели, словно бы никуда не ведущими, как будто все дор
оги прекратились, и все страны опустели, и все путешественники умерли: пе
чально и одиноко стоял этот призрачный силуэт посреди разрухи, среди зда
ний, двери которых были закрыты, а окна Ц выбиты. И во всем этом поразител
ьном сборище не раздавалось ни единого голоса, кроме звука железа, бьюще
гося о разбитые вещи; этот звук становился глуше, когда стихал ветер. Но ве
тер усилился, и звук раздался снова.
От переводчика
Эта «военная» брошюра Дансени развивает темы «Рас
сказов о войне» (вышедших позже, но написанных в то же время); переводить б
ыло сложновато, поскольку меланхоличная простота этих рассказов контр
астирует с вычурными, нарочито изящными сочинениями из «Книги чудес». Но
увы Ц такова тема, такова жизнь.
Я старался переводить как можно ближе к оригиналу, кое-где доходя до подс
трочника. Дансени сам поставил перед переводчиком эту задачу, указав на
точность в передаче деталей, отказавшись от обобщений и поэтических кар
тин. Думается, в таком ключе и следует переводить его военную прозу (хотя с
вои усилия я не считаю достаточными). Увы, за исполнение этой задачи никто
другой пока не берется.
Конечно, появление этого перевода связано с 60-летием Победы. Его можно сч
итать моим скромным вкладом в массовые торжества. Надеюсь, антология анг
лийской прозы о первой мировой в этом году все же появится Ц по крайней м
ере, лед тронулся… Во всяком случае, туда должны войти и брошюры Дансени и
Мэйчена вместе с памфлетами Честертона и Арнольда Беннетта.
О прочих планах переводчика: несколько разрозненных переводов Дансени
я соберу и постараюсь выложить единым файлом. Сборник «Время и боги» нах
одится в работе, которая может продлиться еще доооолго. Пишите, нужна ли э
та работа. Потому как другие проекты Ц и собственное творчество, и перев
оды разных экстравагантных сочинений Ц отвлекают все сильнее.
Засим Ц с печальным и радостным праздником!
1 2 3 4 5