Они ушли, эти времена, ушли подобно динозаврам; у
шли с луками и стрелами и старыми, более рыцарственными днями. Ни единый л
уч не отмечает их заката там, где я сижу, не видны достоинства зданий или б
рошенных военных машин, все одинаково рассеяно в грязи, и обычные сорняк
и одерживают верх; это не руины, а мусор, который покрывает здесь всю землю
и распространяет свое неопрятное наводнение на сотни и сотни миль.
Оркестр играет в Аррасе, на север и восток отправляются снаряды.
Самое происхождение вещей делается сомнительным, так много всего перем
ешано.
Теперь так же трудно выяснить, где проходили траншеи и где была нейтраль
ная полоса, как и отличить здания от сада и цветника и дороги: мусор скрыва
ет все. Как будто бы древние силы Хаоса возвратились из пропасти, чтобы бо
роться против Порядка и Человека, и Хаос победил. Такой стала эта француз
ская деревня.
Когда я покидал ее, крыса, держа что-то в зубах и высоко подняв голову, бежа
ла прямо по улице.
По-настоящему
Однажды на маневрах, когда прусский наследный при
нц мчался во главе своего полка, когда сабли мерцали, перья раскачивалис
ь и копыта гремели у него за спиной, он, как сообщают, сказал тому, кто скака
л рядом: «Ах, если бы только это было по-настоящему!»
Не следует подвергать сомнению данное сообщение. Такое мог почувствова
ть молодой человек, когда вел свой кавалерийский полк, поскольку сцена г
орячит кровь: все эти молодые люди и прекрасные униформы и хорошие лошад
и, скачущие позади; все течение, которое может ощущаться в воздухе; весь зв
он, который может звучать в один момент; без сомнения, чистое небо над мунд
ирами; чудесный свежий ветер для дыхания людей и лошадей; позади Ц звяка
ние и звон, длинный поток гремящих копыт. Такая сцена могла бы хорошенько
взбодрить эмоции, пробудить тоску по блеску битвы.
Это Ц одна сторона войны. Уродство и смерть Ц другая; нищета, холод и гря
зь; боль и усиливающееся одиночество людей, оставленных отступающими ар
миями, с множеством предметов для размышлений; никакой надежды, и день ил
и два, оставшихся от жизни. Но мы понимаем, что слава скрывает все это.
Но есть и третья сторона.
Я прибыл в Альбер, когда сражения шли далеко от него: только ночью проявля
лись признаки войны, когда облака вспыхивали время от времени и любопытн
ые ракеты глядели оттуда вниз. Альбер, лишенный мира, был теперь покинут д
аже войной.
Я не стану говорить, что Альбер был опустошен или пустынен, поскольку эти
длинные слова могут быть по-разному интерпретированы и легко могут дать
повод к преувеличению. Немецкий агент мог бы ответить вам: «Опустошенны
й Ц слишком сильное слово, а пустынный Ц дело вкуса». И так вы могли бы ни
когда не узнать, на что Альбер похож.
Я расскажу вам, что я видел.
Альбер был большим городом. И я не смогу написать обо всем.
Я сидел у железнодорожного моста на краю города; думаю, что был около стан
ции; там стояли маленькие здания, окруженные небольшими садами; проводни
ки и другие железнодорожные служащие могли обитать в таких домах.
Я присел на рельсы и посмотрел на одно из этих зданий, поскольку это, очеви
дно, был жилой дом. Задняя часть дома сохранилась лучше всего; там, должно
быть, когда-то находился сад. Брус, разорванный подобно колоде карт, лежал
на ножке стола у кирпичной стены под яблоней.
Внизу в той же куче валялась рама от большой кровати с четырьмя стояками;
ее обвивала зеленая виноградная лоза, все еще живая; и на краю кучи лежала
зеленая детская кукольная коляска. Хотя дом был невелик, в той куче храни
лись свидетельства некоторого процветания более чем одного поколения.
Ведь кровать была прекрасной, добротно сделанной из звучной старой древ
есины, прежде чем брус прижал ее к стене; зеленая детская коляска, должно б
ыть, принадлежала не обычной кукле, а одной из лучших, с желтыми кудряшкам
и, синие глаза которой могли двигаться. Один синий водосбор в одиночеств
е оплакивал сад.
Стена, и виноградная лоза, и кровать, и брус находились в саду, и некоторые
из яблонь все еще стояли, хотя сад был ужасно разрушен артиллерийским ог
нем. Все, что еще стояло, было мертво.
Некоторые деревья возвышались на самом краю воронки; их листья, побеги и
кора в одно мгновение были снесены взрывом; и они шатались, с чахлыми, черн
ыми, жестикулирующими ветками; так они стояли и сегодня.
Завитки матраца, который валялся на земле, были срезаны когда-то с гривы л
ошади.
Через некоторое время, осмотревшись в саду, кто-то случайно заметил, что с
другой стороны стоял собор. Когда мы разглядели его пристальнее, то увид
ели, что он накрыт, как огромным серым плащом, крышей, упавшей и поглотивше
й храм.
Около дома той избалованной куклы (пришло мне на ум) дорога шла с другой ст
ороны рельсового пути. Большие снаряды падали туда с ужасной регулярнос
тью. Вы могли представить себе Смерть, шагающую вниз ровными пятиярдовым
и шагами, требующую своей собственности в свой день.
Пока я стоял на дороге, что-то зашелестело у меня за спиной; и я увидел круж
ащуюся на ветру, в одном из тех шагов Смерти, страницу из книги, открытой н
а Главе второй: и Глава вторая начиналась пословицей: «Un Malheur Ne Vient Jamais Seul» Ц «Беда
не приходит одна!» И на той ужасной дороге с воронками от снарядов через к
аждые пять ярдов, насколько хватало глаз, и за ее пределами лежал в руинах
целый город. Какая беспечная девушка или какой старик читали это ужасное
пророчество, когда немцы напали на Альбер и вовлекли читателя, и самих се
бя, и всю эту книгу, кроме уцелевших страниц, в такое бесконечное разрушен
ие?
Конечно, и впрямь у войны есть третья сторона: ибо что сделала кукла, котор
ая лежала в зеленой детской колясочке, чтобы заслужить такую участь Ц р
азделить падение и кару Императора?
Сад в Аррасе
Когда я вошел в Аррас через Испанские ворота, сады с
веркали на моем пути один за другим, просвечивая сквозь здания.
Я шагнул в оконный проем одного из домов, привлеченный смутно различимым
сиянием сада; и прошел через пустой дом, свободный от людей, свободный от
мебели, свободный от маскировки, и вошел в сад через пустой дверной проем.
Когда я подошел поближе, это оказалось гораздо меньше похожим на сад. Сна
чала он, казалось, почти призывал прохожих с улицы; столь редки сады тепер
ь в этой части Франции, что это место, казалось, окутано большей тайной, че
м обычный сад, оно укрыто тишиной на заднем дворе тихого дома. Но когда чел
овек входил туда, часть тайны исчезала, и казалось, скрывалась в удаленно
й части сада среди диких кустов и неисчислимых сорняков.
Британские самолеты часто ревели, тревожа в нескольких сотнях ярдов отс
юда конгрегацию Собора Арраса, взлетавшую с карканием и носившуюся над с
адом; ибо только галки появлялись теперь в соборе, да еще несколько голуб
ей.
Около меня дико цвел неухоженный бамбук, нисколько не нуждаясь в людях.
С другой стороны маленькой дикой тропы, которая была садовой дорожкой, в
ысились скелеты оранжерей, окруженные крапивой; их трубы валялись повсю
ду, разломанные на куски.
Побеги роз пробились сквозь бесчисленную крапиву, но только для того, чт
обы их окружил и задушил водосбор. Поздний мотылек искал цветы не совсем
напрасно. Он порхнул, с невообразимой скоростью размахивая крылышками, н
ад одиноким осенним цветком, а затем помчался по руинам, которые не являю
тся руинами для мотыльков. Человек уничтожил человека; природа возвраща
ется; это хорошо Ц такова должна быть краткая философия несметного числ
а крошечных созданий, жизненный путь которых редко замечали прежде; тепе
рь, когда города людей исчезли, теперь, когда разрушение и нищета противо
стоят нам, какой бы путь мы ни избрали, следует уделять больше внимания ме
лочам, которые уцелели.
Одна из оранжерей почти полностью исчезла, эта беспорядочная масса могл
а бы показаться частью Вавилона, если б археологи прибыли ее изучать. Но э
то слишком грустно, чтобы изучать, слишком неопрятно, чтобы вызывать инт
ерес, и, увы, слишком обычно: такие развалины простираются на сотни миль.
Другую оранжерею, грустный, неловкий скелет, захватили сорные травы. По ц
ентру, на возвышении, некогда аккуратно выстраивалось множество цветоч
ных горшков: они и теперь стоят ровными рядами, но все горшки разбиты; ни в
одном не осталось цветов, только трава. И стекла оранжереи валяются там, в
се серые. Никто здесь ничего не чистил в течение долгих лет.
Таволга вошла в оранжерею и поселилась в этом обиталище прекрасных троп
ических цветов, и однажды ночью явилась бузина и теперь она достигла так
ой же высоты, как дом, и в конце оранжереи травы накатились подобно волне;
ибо перемены и бедствия зашли далеко и только отразились здесь. Этот пус
тынный сад и взорванный дом рядом с ним Ц один из сотен тысяч или миллион
ов таких же.
Математика не даст вам представления, как страдала Франция. Если я расск
ажу вам, во что превратились один сад, одна деревня, один дом, один собор по
сле того, как пронеслась немецкая война, и если вы прочитаете мои слова,
Ц я помогу вам, возможно, с большей легкостью вообразить страдания Фран
ции, чем в том случае, если б я говорил о миллионах. Я говорю об одном саде в
Аррасе; вы могли бы идти оттуда на юго-восток многие недели и не найти ни е
диного сада, который пострадал меньше.
Здесь только сорняки и бузина. Яблоня возвышается над кустами крапивы, н
о она давно засохла. Дикая поросль розовых кустов виднеется здесь и там; и
ли это розы, которые стали дикими, подобно котам нейтральной полосы. Одна
жды я увидел розовый куст, который был посажен в горшок и до сих пор рос, ка
к если бы он все еще помнил человека; но цветочный горшок был разрушен, под
обно всем горшкам в том саду, и роза стал дикой, как любой кустарник.
Плющ один растет на могучей стене, и кажется, ни о чем не заботится. Плющ од
ин, кажется, не носит траура, но добавляет последние четыре года к своему р
осту, как будто это были самые обычные годы. Тот угол стены один не шепчет
о катастрофах, он только, кажется, сообщает о прошествии лет, которые сдел
али плющ сильным, и от которых у мира, как и у войны, нет никакого лекарства.
Все остальное говорит о войне, о войне, которая приходит в сады без знамен
, труб и блеска, и переворачивает все, и разворачивается, и разбивает дом, и
уходит, она все опустошает, а потом забывает и исчезает. И когда будут напи
саны истории войны, нападений и контрнаступлений и гибели императоров, к
то вспомнит тот сад?
Самым печальным из всего, что я наблюдал на дорожках сада, были паучьи сет
и, сплетенные поперек тропинок, такие серые, и крепкие, и толстые, протянут
ые от сорняка к сорняку, с пауками в середине, сидящими в положении собств
енников. Глядя на эти сети поперек садовых дорожек, вы понимали: все, кого
вы представляете блуждающими по этим маленьким тропам, Ц только серые
призраки, давно ушедшие отсюда, только мечты, надежды и фантазии, нечто ещ
е более слабое, чем сети пауков.
Но старая стена сада, отделяющая его от соседа, стена из твердого камня и к
ирпича, высотой более пятнадцати футов, именно эта могучая старая стена
сберегала романтику сада. Я не рассказываю историю этого сада в Аррасе, п
оскольку это всего лишь догадки, а я ограничиваюсь только тем, что видел с
воими глазами, чтобы кто-то, возможно, в далекой стране мог узнать, что слу
чилось в тысячах и тысячах садов, когда Император задумался и сильно воз
желал блеска войны. Рассказ Ц всего лишь догадка, и все же истинная роман
тика Ц именно в нем; представьте стену высотой более пятнадцати футов, п
остроенную, как строили в давние времена, стену, разделяющую в течение вс
ех этих веков два сада. Разве не было бы искушением взобраться наверх, что
бы заглянуть через стену, если молодой человек услышал, возможно, однажд
ы вечером песню с той стороны? И сначала у него был бы какой-то предлог, а вп
оследствии вообще никакого, и предлог этот на диво мало менялся за много
поколений, в то время как плющ становился все толще и толще. Могла бы зарод
иться и мысль о восхождении на стену и спуске вниз на другую сторону, эта м
ысль могла оказаться чересчур смелой и быть резко запрещена. И затем одн
ажды, в какой-то замечательный летний вечер, когда запад весь залился кра
сным светом, а новая луна явилась в небе, когда были ясно слышны далекие го
лоса, когда поднимался белый туман, в этот замечательный летний день, сно
ва возвратилась мысль подняться на большую старую стену и спуститься по
другой стороне. Почему бы не войти к соседям с улицы, можете сказать вы. Эт
о было бы совсем другое дело, это означает визит; были бы церемонии, черные
шляпы, неуклюжие новые перчатки, принужденный разговор и незначительны
е возможности для романтических отношений. Причиной всему была стена.
С какой застенчивостью, когда миновали многие поколения, был брошен перв
ый взгляд через стену. Через несколько лет это повторилось с одной сторо
ны, через несколько веков с другой. Каким барьером казалась эта старая кр
асная стена! Каким новым казалось приключение каждый раз, в любую эпоху, т
ем, которые отважились на восхождение, и каким древним оно казалось стен
е! И во все эти годы старшие никогда не проделывали дверей, но сохраняли ог
ромную и надменную преграду. И плющ спокойно становился все зеленее. А за
тем однажды с востока примчался снаряд, и через мгновение, без плана, или з
астенчивости, или предлога, снес несколько ярдов гордой старой стены, и д
ва сада не были разделены больше: но не осталось никого, кто мог бы прогуля
ться по ним.
Через край огромной бреши в стене астра задумчиво заглядывала в сад, на т
ропинке которого стоял я.
После Ада
Он заслышал английский голос: «Газзеты! Газззеты!»
Обычная запись слов никогда не передаст этой интонации. Он снова слышал
голос английских городов. Самый голос утреннего Лондона. Это походило на
волшебство или на какой-то чудесно яркий сон.
Он был только в сотне миль или около того от Англии; он побывал дома не оче
нь давно; и все же услышанное походило на очаровательный сон, потому что т
олько вчера он еще был в траншеях.
Они провели в траншеях двенадцать дней и выбрались из них вечером. Они пр
ошли пять миль и оказались среди крытых жестью хижин совсем в другом мир
е. Через дверные проемы хижин можно было различить зеленую траву, и солнц
е сияло на ней. Было утро. Все странно изменилось. Кругом появилось больше
улыбающихся лиц. Люди не были так спокойны, как в течение последних двена
дцати дней, последних шести особенно: кто-то играл в футбол чьей-то шляпо
й и это вызывало интерес.
Орудия все еще стреляли: но люди теперь думали о смерти как о том, кто шел с
другой стороны холмов, не как о соседе, не как о том, кто мог заглянуть в люб
ой момент, и иногда заглядывал в то время, как они пили чай. Не то чтобы они б
оялись его, но напряженное предвкушение встречи исчезло; напряжение сги
нуло внезапно за одну-единственную ночь, им всем было необходимо, догады
вались они об этом или нет, нечто, что может занять опустевшее место, так ч
то футбол казался очень большим и важным делом.
Было утро, и он спал долго. Орудия, которые оживились на рассвете, не разбу
дили его; в эти двенадцать дней они стали слишком хорошо знакомы; но он про
будился тотчас же, когда услышал крик молодого английского солдата, бежа
вшего с пачкой газет трехдневной давности наперевес. «Газзеты, газзеты!»
Ц так донесся в странный лагерь голос английских городов. Он тотчас же п
робудился, заслышав это диво; и увидел солнце, радостно сияющее на пустош
ах с проблесками зелени, которая сама по себе радовала его тем утром посл
е двенадцати дней, проведенных среди грязи, когда он смотрел на грязь, был
окружен грязью, защищен грязью, разделял с грязью ответственность, внеза
пно унесенную ввысь и павшую с ливнем на шлемы и плащи других людей.
Он задался вопросом, слышал ли Данте, когда он возвращался из Ада к солнеч
ному свету, какой-либо зов с Земли, какой-нибудь знакомый звук вроде тех, к
оторыми пользуются торговцы, какую-нибудь обычную песню или крики своег
о родного города.
Счастливая Долина
«Враг напал на Счастливую Долину». Я прочел эти сло
ва в газете в то время, когда наши отряды во второй раз заняли Альбер. И сло
ва, как заклинание, снова привели меня в Альбер, в Альбер, что стоит в конце
могучей дороги Бапом Ц Альбер, тропы Марса, по которой он промчался так п
оспешно к своему саду, к широким пустынным полям битвы при Сомме.
1 2 3 4 5
шли с луками и стрелами и старыми, более рыцарственными днями. Ни единый л
уч не отмечает их заката там, где я сижу, не видны достоинства зданий или б
рошенных военных машин, все одинаково рассеяно в грязи, и обычные сорняк
и одерживают верх; это не руины, а мусор, который покрывает здесь всю землю
и распространяет свое неопрятное наводнение на сотни и сотни миль.
Оркестр играет в Аррасе, на север и восток отправляются снаряды.
Самое происхождение вещей делается сомнительным, так много всего перем
ешано.
Теперь так же трудно выяснить, где проходили траншеи и где была нейтраль
ная полоса, как и отличить здания от сада и цветника и дороги: мусор скрыва
ет все. Как будто бы древние силы Хаоса возвратились из пропасти, чтобы бо
роться против Порядка и Человека, и Хаос победил. Такой стала эта француз
ская деревня.
Когда я покидал ее, крыса, держа что-то в зубах и высоко подняв голову, бежа
ла прямо по улице.
По-настоящему
Однажды на маневрах, когда прусский наследный при
нц мчался во главе своего полка, когда сабли мерцали, перья раскачивалис
ь и копыта гремели у него за спиной, он, как сообщают, сказал тому, кто скака
л рядом: «Ах, если бы только это было по-настоящему!»
Не следует подвергать сомнению данное сообщение. Такое мог почувствова
ть молодой человек, когда вел свой кавалерийский полк, поскольку сцена г
орячит кровь: все эти молодые люди и прекрасные униформы и хорошие лошад
и, скачущие позади; все течение, которое может ощущаться в воздухе; весь зв
он, который может звучать в один момент; без сомнения, чистое небо над мунд
ирами; чудесный свежий ветер для дыхания людей и лошадей; позади Ц звяка
ние и звон, длинный поток гремящих копыт. Такая сцена могла бы хорошенько
взбодрить эмоции, пробудить тоску по блеску битвы.
Это Ц одна сторона войны. Уродство и смерть Ц другая; нищета, холод и гря
зь; боль и усиливающееся одиночество людей, оставленных отступающими ар
миями, с множеством предметов для размышлений; никакой надежды, и день ил
и два, оставшихся от жизни. Но мы понимаем, что слава скрывает все это.
Но есть и третья сторона.
Я прибыл в Альбер, когда сражения шли далеко от него: только ночью проявля
лись признаки войны, когда облака вспыхивали время от времени и любопытн
ые ракеты глядели оттуда вниз. Альбер, лишенный мира, был теперь покинут д
аже войной.
Я не стану говорить, что Альбер был опустошен или пустынен, поскольку эти
длинные слова могут быть по-разному интерпретированы и легко могут дать
повод к преувеличению. Немецкий агент мог бы ответить вам: «Опустошенны
й Ц слишком сильное слово, а пустынный Ц дело вкуса». И так вы могли бы ни
когда не узнать, на что Альбер похож.
Я расскажу вам, что я видел.
Альбер был большим городом. И я не смогу написать обо всем.
Я сидел у железнодорожного моста на краю города; думаю, что был около стан
ции; там стояли маленькие здания, окруженные небольшими садами; проводни
ки и другие железнодорожные служащие могли обитать в таких домах.
Я присел на рельсы и посмотрел на одно из этих зданий, поскольку это, очеви
дно, был жилой дом. Задняя часть дома сохранилась лучше всего; там, должно
быть, когда-то находился сад. Брус, разорванный подобно колоде карт, лежал
на ножке стола у кирпичной стены под яблоней.
Внизу в той же куче валялась рама от большой кровати с четырьмя стояками;
ее обвивала зеленая виноградная лоза, все еще живая; и на краю кучи лежала
зеленая детская кукольная коляска. Хотя дом был невелик, в той куче храни
лись свидетельства некоторого процветания более чем одного поколения.
Ведь кровать была прекрасной, добротно сделанной из звучной старой древ
есины, прежде чем брус прижал ее к стене; зеленая детская коляска, должно б
ыть, принадлежала не обычной кукле, а одной из лучших, с желтыми кудряшкам
и, синие глаза которой могли двигаться. Один синий водосбор в одиночеств
е оплакивал сад.
Стена, и виноградная лоза, и кровать, и брус находились в саду, и некоторые
из яблонь все еще стояли, хотя сад был ужасно разрушен артиллерийским ог
нем. Все, что еще стояло, было мертво.
Некоторые деревья возвышались на самом краю воронки; их листья, побеги и
кора в одно мгновение были снесены взрывом; и они шатались, с чахлыми, черн
ыми, жестикулирующими ветками; так они стояли и сегодня.
Завитки матраца, который валялся на земле, были срезаны когда-то с гривы л
ошади.
Через некоторое время, осмотревшись в саду, кто-то случайно заметил, что с
другой стороны стоял собор. Когда мы разглядели его пристальнее, то увид
ели, что он накрыт, как огромным серым плащом, крышей, упавшей и поглотивше
й храм.
Около дома той избалованной куклы (пришло мне на ум) дорога шла с другой ст
ороны рельсового пути. Большие снаряды падали туда с ужасной регулярнос
тью. Вы могли представить себе Смерть, шагающую вниз ровными пятиярдовым
и шагами, требующую своей собственности в свой день.
Пока я стоял на дороге, что-то зашелестело у меня за спиной; и я увидел круж
ащуюся на ветру, в одном из тех шагов Смерти, страницу из книги, открытой н
а Главе второй: и Глава вторая начиналась пословицей: «Un Malheur Ne Vient Jamais Seul» Ц «Беда
не приходит одна!» И на той ужасной дороге с воронками от снарядов через к
аждые пять ярдов, насколько хватало глаз, и за ее пределами лежал в руинах
целый город. Какая беспечная девушка или какой старик читали это ужасное
пророчество, когда немцы напали на Альбер и вовлекли читателя, и самих се
бя, и всю эту книгу, кроме уцелевших страниц, в такое бесконечное разрушен
ие?
Конечно, и впрямь у войны есть третья сторона: ибо что сделала кукла, котор
ая лежала в зеленой детской колясочке, чтобы заслужить такую участь Ц р
азделить падение и кару Императора?
Сад в Аррасе
Когда я вошел в Аррас через Испанские ворота, сады с
веркали на моем пути один за другим, просвечивая сквозь здания.
Я шагнул в оконный проем одного из домов, привлеченный смутно различимым
сиянием сада; и прошел через пустой дом, свободный от людей, свободный от
мебели, свободный от маскировки, и вошел в сад через пустой дверной проем.
Когда я подошел поближе, это оказалось гораздо меньше похожим на сад. Сна
чала он, казалось, почти призывал прохожих с улицы; столь редки сады тепер
ь в этой части Франции, что это место, казалось, окутано большей тайной, че
м обычный сад, оно укрыто тишиной на заднем дворе тихого дома. Но когда чел
овек входил туда, часть тайны исчезала, и казалось, скрывалась в удаленно
й части сада среди диких кустов и неисчислимых сорняков.
Британские самолеты часто ревели, тревожа в нескольких сотнях ярдов отс
юда конгрегацию Собора Арраса, взлетавшую с карканием и носившуюся над с
адом; ибо только галки появлялись теперь в соборе, да еще несколько голуб
ей.
Около меня дико цвел неухоженный бамбук, нисколько не нуждаясь в людях.
С другой стороны маленькой дикой тропы, которая была садовой дорожкой, в
ысились скелеты оранжерей, окруженные крапивой; их трубы валялись повсю
ду, разломанные на куски.
Побеги роз пробились сквозь бесчисленную крапиву, но только для того, чт
обы их окружил и задушил водосбор. Поздний мотылек искал цветы не совсем
напрасно. Он порхнул, с невообразимой скоростью размахивая крылышками, н
ад одиноким осенним цветком, а затем помчался по руинам, которые не являю
тся руинами для мотыльков. Человек уничтожил человека; природа возвраща
ется; это хорошо Ц такова должна быть краткая философия несметного числ
а крошечных созданий, жизненный путь которых редко замечали прежде; тепе
рь, когда города людей исчезли, теперь, когда разрушение и нищета противо
стоят нам, какой бы путь мы ни избрали, следует уделять больше внимания ме
лочам, которые уцелели.
Одна из оранжерей почти полностью исчезла, эта беспорядочная масса могл
а бы показаться частью Вавилона, если б археологи прибыли ее изучать. Но э
то слишком грустно, чтобы изучать, слишком неопрятно, чтобы вызывать инт
ерес, и, увы, слишком обычно: такие развалины простираются на сотни миль.
Другую оранжерею, грустный, неловкий скелет, захватили сорные травы. По ц
ентру, на возвышении, некогда аккуратно выстраивалось множество цветоч
ных горшков: они и теперь стоят ровными рядами, но все горшки разбиты; ни в
одном не осталось цветов, только трава. И стекла оранжереи валяются там, в
се серые. Никто здесь ничего не чистил в течение долгих лет.
Таволга вошла в оранжерею и поселилась в этом обиталище прекрасных троп
ических цветов, и однажды ночью явилась бузина и теперь она достигла так
ой же высоты, как дом, и в конце оранжереи травы накатились подобно волне;
ибо перемены и бедствия зашли далеко и только отразились здесь. Этот пус
тынный сад и взорванный дом рядом с ним Ц один из сотен тысяч или миллион
ов таких же.
Математика не даст вам представления, как страдала Франция. Если я расск
ажу вам, во что превратились один сад, одна деревня, один дом, один собор по
сле того, как пронеслась немецкая война, и если вы прочитаете мои слова,
Ц я помогу вам, возможно, с большей легкостью вообразить страдания Фран
ции, чем в том случае, если б я говорил о миллионах. Я говорю об одном саде в
Аррасе; вы могли бы идти оттуда на юго-восток многие недели и не найти ни е
диного сада, который пострадал меньше.
Здесь только сорняки и бузина. Яблоня возвышается над кустами крапивы, н
о она давно засохла. Дикая поросль розовых кустов виднеется здесь и там; и
ли это розы, которые стали дикими, подобно котам нейтральной полосы. Одна
жды я увидел розовый куст, который был посажен в горшок и до сих пор рос, ка
к если бы он все еще помнил человека; но цветочный горшок был разрушен, под
обно всем горшкам в том саду, и роза стал дикой, как любой кустарник.
Плющ один растет на могучей стене, и кажется, ни о чем не заботится. Плющ од
ин, кажется, не носит траура, но добавляет последние четыре года к своему р
осту, как будто это были самые обычные годы. Тот угол стены один не шепчет
о катастрофах, он только, кажется, сообщает о прошествии лет, которые сдел
али плющ сильным, и от которых у мира, как и у войны, нет никакого лекарства.
Все остальное говорит о войне, о войне, которая приходит в сады без знамен
, труб и блеска, и переворачивает все, и разворачивается, и разбивает дом, и
уходит, она все опустошает, а потом забывает и исчезает. И когда будут напи
саны истории войны, нападений и контрнаступлений и гибели императоров, к
то вспомнит тот сад?
Самым печальным из всего, что я наблюдал на дорожках сада, были паучьи сет
и, сплетенные поперек тропинок, такие серые, и крепкие, и толстые, протянут
ые от сорняка к сорняку, с пауками в середине, сидящими в положении собств
енников. Глядя на эти сети поперек садовых дорожек, вы понимали: все, кого
вы представляете блуждающими по этим маленьким тропам, Ц только серые
призраки, давно ушедшие отсюда, только мечты, надежды и фантазии, нечто ещ
е более слабое, чем сети пауков.
Но старая стена сада, отделяющая его от соседа, стена из твердого камня и к
ирпича, высотой более пятнадцати футов, именно эта могучая старая стена
сберегала романтику сада. Я не рассказываю историю этого сада в Аррасе, п
оскольку это всего лишь догадки, а я ограничиваюсь только тем, что видел с
воими глазами, чтобы кто-то, возможно, в далекой стране мог узнать, что слу
чилось в тысячах и тысячах садов, когда Император задумался и сильно воз
желал блеска войны. Рассказ Ц всего лишь догадка, и все же истинная роман
тика Ц именно в нем; представьте стену высотой более пятнадцати футов, п
остроенную, как строили в давние времена, стену, разделяющую в течение вс
ех этих веков два сада. Разве не было бы искушением взобраться наверх, что
бы заглянуть через стену, если молодой человек услышал, возможно, однажд
ы вечером песню с той стороны? И сначала у него был бы какой-то предлог, а вп
оследствии вообще никакого, и предлог этот на диво мало менялся за много
поколений, в то время как плющ становился все толще и толще. Могла бы зарод
иться и мысль о восхождении на стену и спуске вниз на другую сторону, эта м
ысль могла оказаться чересчур смелой и быть резко запрещена. И затем одн
ажды, в какой-то замечательный летний вечер, когда запад весь залился кра
сным светом, а новая луна явилась в небе, когда были ясно слышны далекие го
лоса, когда поднимался белый туман, в этот замечательный летний день, сно
ва возвратилась мысль подняться на большую старую стену и спуститься по
другой стороне. Почему бы не войти к соседям с улицы, можете сказать вы. Эт
о было бы совсем другое дело, это означает визит; были бы церемонии, черные
шляпы, неуклюжие новые перчатки, принужденный разговор и незначительны
е возможности для романтических отношений. Причиной всему была стена.
С какой застенчивостью, когда миновали многие поколения, был брошен перв
ый взгляд через стену. Через несколько лет это повторилось с одной сторо
ны, через несколько веков с другой. Каким барьером казалась эта старая кр
асная стена! Каким новым казалось приключение каждый раз, в любую эпоху, т
ем, которые отважились на восхождение, и каким древним оно казалось стен
е! И во все эти годы старшие никогда не проделывали дверей, но сохраняли ог
ромную и надменную преграду. И плющ спокойно становился все зеленее. А за
тем однажды с востока примчался снаряд, и через мгновение, без плана, или з
астенчивости, или предлога, снес несколько ярдов гордой старой стены, и д
ва сада не были разделены больше: но не осталось никого, кто мог бы прогуля
ться по ним.
Через край огромной бреши в стене астра задумчиво заглядывала в сад, на т
ропинке которого стоял я.
После Ада
Он заслышал английский голос: «Газзеты! Газззеты!»
Обычная запись слов никогда не передаст этой интонации. Он снова слышал
голос английских городов. Самый голос утреннего Лондона. Это походило на
волшебство или на какой-то чудесно яркий сон.
Он был только в сотне миль или около того от Англии; он побывал дома не оче
нь давно; и все же услышанное походило на очаровательный сон, потому что т
олько вчера он еще был в траншеях.
Они провели в траншеях двенадцать дней и выбрались из них вечером. Они пр
ошли пять миль и оказались среди крытых жестью хижин совсем в другом мир
е. Через дверные проемы хижин можно было различить зеленую траву, и солнц
е сияло на ней. Было утро. Все странно изменилось. Кругом появилось больше
улыбающихся лиц. Люди не были так спокойны, как в течение последних двена
дцати дней, последних шести особенно: кто-то играл в футбол чьей-то шляпо
й и это вызывало интерес.
Орудия все еще стреляли: но люди теперь думали о смерти как о том, кто шел с
другой стороны холмов, не как о соседе, не как о том, кто мог заглянуть в люб
ой момент, и иногда заглядывал в то время, как они пили чай. Не то чтобы они б
оялись его, но напряженное предвкушение встречи исчезло; напряжение сги
нуло внезапно за одну-единственную ночь, им всем было необходимо, догады
вались они об этом или нет, нечто, что может занять опустевшее место, так ч
то футбол казался очень большим и важным делом.
Было утро, и он спал долго. Орудия, которые оживились на рассвете, не разбу
дили его; в эти двенадцать дней они стали слишком хорошо знакомы; но он про
будился тотчас же, когда услышал крик молодого английского солдата, бежа
вшего с пачкой газет трехдневной давности наперевес. «Газзеты, газзеты!»
Ц так донесся в странный лагерь голос английских городов. Он тотчас же п
робудился, заслышав это диво; и увидел солнце, радостно сияющее на пустош
ах с проблесками зелени, которая сама по себе радовала его тем утром посл
е двенадцати дней, проведенных среди грязи, когда он смотрел на грязь, был
окружен грязью, защищен грязью, разделял с грязью ответственность, внеза
пно унесенную ввысь и павшую с ливнем на шлемы и плащи других людей.
Он задался вопросом, слышал ли Данте, когда он возвращался из Ада к солнеч
ному свету, какой-либо зов с Земли, какой-нибудь знакомый звук вроде тех, к
оторыми пользуются торговцы, какую-нибудь обычную песню или крики своег
о родного города.
Счастливая Долина
«Враг напал на Счастливую Долину». Я прочел эти сло
ва в газете в то время, когда наши отряды во второй раз заняли Альбер. И сло
ва, как заклинание, снова привели меня в Альбер, в Альбер, что стоит в конце
могучей дороги Бапом Ц Альбер, тропы Марса, по которой он промчался так п
оспешно к своему саду, к широким пустынным полям битвы при Сомме.
1 2 3 4 5