– Я просто пошлю им чек. Необязательно что-нибудь покупать.
– Ох, какое холодное решение! Недаром тебя прозвали снежной королевой далласского общества. Когда тебе этого хочется, ты ухитряешься окружить себя непробиваемой скорлупой, покрепче кокосового ореха. Сейчас ее и топором не разобьешь!
Брэди почувствовал на себе ее ледяной взгляд.
– Значит, и не пытайся!
– А как насчет фейс-лифтинга?
Марисса удивленно подняла брови.
– Фейс-лифтинг, операция по подтяжке морщин на лице. Шуба ушла к той паре за двадцать пятым столиком, а следующий лот – фейс-лифтинг. Кто знает, может быть, через пару десятков лет ты будешь локти кусать, что не купила себе эту процедуру…
В любых других обстоятельствах подобное предложение позабавило бы Мариссу. Но сейчас, намеренно или неумышленно, Брэди раздражал ее каждым своим словом.
Отхлебнув из своего бокала, Марисса холодно сказала:
– Я как-нибудь с этим справлюсь.
Аукцион шел бойко. Все лоты находили своих покупателей к обоюдному удовольствию публики и стипендиального комитета.
Брэди продолжал остроумно комментировать происходящее, а Марисса собрала в кулак все свои силы, чтобы не попасться на забрасываемую им наживку. Ведь ясно: если бы она рассмеялась, холод, который она нагоняла в их отношения, исчез бы навсегда.
Вдруг Брэди многозначительно присвистнул. На этот раз Мариссе изменила ее сдержанность.
– Что такое? – едва не подпрыгнула она.
– Сейчас выставили ожерелье, которое очень подойдет к твоему платью, – пояснил Брэди, в глазах которого вспыхнул азартный огонек.
Ожерелье состояло из литых золотых шариков с единственным овальным рубином в центре. Хотя Марисса давала себе слово сохранять невозмутимость, эта вещь явно заинтересовала ее.
– Какое необычное!
– Необычное, – передразнил Брэди. – Оно потрясающее! И обязательно должно принадлежать тебе.
Он вскинул руку, вклиниваясь в толпу конкурентов, пока еще неуверенно предлагающих ставки.
– Что ты делаешь? – недовольным свистящим шепотом произнесла Марисса.
Брэди наклонился к ее уху и ответил вполголоса:
– Я же сказал, что хочу купить тебе это ожерелье, но вовсе не потому, что оно дополнит этот наряд.
Присутствие духа, которое Марисса так мужественно пыталась сохранить весь этот вечер, с того момента, как она увидела Брэди, прислонившегося к своему джипу, в один момент изменило ей. Со смешанным чувством радостного волнения и страха она ожидала, что он скажет.
– Это ожерелье напоминает мне украшения, которые носили женщины древнего Крита. Климат там был жаркий, и они предпочитали облегающие платья из тонких тканей, начинавшиеся от талии.
Рассказывая, он следил за торгом, в нужные моменты поднимая руку. Но его внимание не отвлекалось от Мариссы более, чем на секунду.
– Так вот, на Крите грудь почиталась символом женской красоты. Критянки подкрашивали соски соком ягод и умащивали их ароматическими маслами.
Брэди прервал рассказ, спокойно обозначая жестом, что готов поднять цену, и продолжал:
– Мне всегда было интересно, для чего они пользовались соком: только как краской или чтобы привлечь вкусом фруктовой мякоти своего любовника. Как по-твоему?
Нет, этот жар поднялся в груди Мариссы против ее воли. И она не хотела попасть в расставленную им ловушку.
Брэди еще раз махнул аукционеру. У Мариссы закружилась голова, и ей показалось, что она чересчур много выпила.
Цена ожерелья вздымалась вверх, круг претендентов на него сузился до двух человек – Брэди и еще одного мужчины. А Брэди продолжал нашептывать на ушко Мариссе:
– Ты, конечно, сводишь меня с ума и без всяких ухищрений. Вчера вечером, когда ты шла ко мне в одних туфлях, трусиках и чулках с поясом, твои груди так соблазнительно покачивались, а соски выделялись так отчетливо…
Он снова вскинул руку.
– Я выиграл. Ожерелье твое, Марисса…
– Поздравляю, Брэди! – Пол потянулся через стол, чтобы пожать ему руку.
– Марисса, как тебе повезло, – воскликнула сияющая Сиси.
– Сиси, – с укором посмотрела на нее Марисса.
– Ой, извини. Вполне естественно было предположить…
– Ваши предположения верны, – вмешался в разговор Брэди. – Ожерелье будет прекрасно смотреться на Мариссе. По правде говоря, мне не терпится устроить примерку в сугубо приватной обстановке.
Кэтти переводила взгляд с Мариссы на Брэди, улавливая в этих словах скрытый подтекст, какие-то подводные течения в отношениях этих людей. Ей хотелось как-то сгладить ситуацию.
– Марисса, ожерелье чудесно гармонирует с твоим платьем, – заявила она.
– Я никогда не считала, что это платье требует каких-либо украшений, – заметила Марисса.
– А может быть, это и справедливо, – сказал Брэди, в задумчивости глядя на нее. – Тогда придумаем, подо что его носить. Извините, мне надо расплатиться.
Марисса с облегчением отметила, что вечер близится к концу. Она надела на лицо заученную улыбку и поклялась себе сохранить ее до конца.
Брэди вернулся с черным кожаным футляром для драгоценностей, в котором было ожерелье. Пока все соседи по столу рассматривали его приобретение, Брэди наклонился к Мариссе.
– Мне собирались доставить его завтра, но я хотел заполучить его на сегодняшнюю ночь.
Весь этот вечер Марисса старалась быть сильной, но Брэди непрестанно воздействовал на нее, словно брал пример с той достопамятной бури и ее неукротимого натиска. И Марисса уже не знала, сколько ей удастся выдерживать такой напор. Шум человеческих голосов в зале слился в настоящую какофонию. Гости обменивались впечатлениями, аукцион явно удался.
– Брэди, дальше – твоя скульптура, – объявила Сиси.
Марисса заметила, как Кэтти повернулась к Полу.
– Как бы мне ее хотелось! – прошептала молодая женщина. – Как по-твоему, цена подскочит очень высоко?
Нежно глядя на свою юную жену, Пол произнес:
– Цена будет астрономическая. Но вы с младенцем получите от меня этот подарок.
Кэтти слегка зарделась, посмотрев на Пола с обожанием.
Марисса сосредоточила взгляд на Поле с Кэтти и скульптуре, стоявшей у них за спиной. Она вдруг почувствовала нестерпимую боль, такую внутреннюю пустоту, которую трудно было скрыть под самой искусной улыбкой.
«Но почему теперь мне так больно?» – спрашивала она себя. Ведь она наблюдала за ореолом счастья, окружавшим Кэтти не первый месяц. Она видела, как боготворил жену Пол, находясь вне себя от радости в ожидании скорого отцовства. И эта скульптура, олицетворяющая нежность и любовь, тоже была для нее не нова.
Но теперь вид этой скульптуры рядом с этой счастливой парой почему-то сделался для Мариссы невыносим.
Она почувствовала, как Брэди коснулся ее руки.
– Что с тобой, дорогая?
– Ничего.
Само это слово показалось ей горьким на вкус. Именно ничего, ничего нет в ее жизни. Ничего не ждет ее впереди. Ни с чем оставил ее Кеннет.
– Ты так побледнела… Может быть, тебе душно?
В голове у Мариссы все-таки остались капли здравого смысла. Она почувствовала мощный прилив спасительного адреналина. Силы сразу же прибавились, и она снова приготовилась держать круговую оборону. Сработал длительный опыт утаивания своих чувств, и самообладание вернулось к ней относительно легко. Но внутри, под безмятежно-холодной маской светской красавицы, продолжалась, стремясь вырваться наружу, страстная борьба.
– Я чувствую себя прекрасно.
Брэди внимательно присматривался к ней, он был растерян и обеспокоен. Но ясно было одно: Марисса на несколько минут расслабилась, отчего на ее лице проступило необъяснимое страдание, однако теперь она снова овладела собой. И теперь никакими клещами из нее невозможно было вытянуть признания.
Но Брэди был как никогда убежден: ее точит изнутри какая-то тайная трагедия. И Марисса старается справиться с ней самостоятельно. Именно поэтому она обрекает себя на одиночество и напускает на себя эту отталкивающую, неестественную роль снежной королевы.
Марисса сцепила пальцы и до боли сжала руки. Она впервые со всей остротой поняла, насколько обделила ее судьба. Глядя невидящими глазами на сцену, на которой возвышалась скульптура, олицетворяющая простое человеческое счастье в его высшем, божественном проявлении, Марисса с горечью думала о своей бесплодной, хоть и роскошной жизни. Среди блеска бального зала, сверкания драгоценностей, оживленного гула голосов ей хотелось найти темный угол и забиться туда, чтобы отдаться боли, не утруждая себя фальшивой демонстрацией дежурного счастья богатой дамы.
Но вокруг были люди, рядом находился Брэди, которым знать ее душевные тайны незачем. Так что страдание надо было сохранять в себе.
В прошедшие месяцы она не позволяла себе отчаиваться. Она справилась со случившимся, проявляя чудеса самообладания. Марисса настолько привыкла держать себя в руках, что даже не подозревала о подспудном существовании мучительной горечи. И сейчас она была поражена ее силой. Теперь боль билась в сердце, рвалась наружу, как долго сдерживаемый крик.
С болью соперничала холодная злость. Проклятый Кеннет! Сколько она потеряла в жизни из-за этого выродка!
Марисса почувствовала, что губы сами шевелятся, произнося проклятия, под неотрывным взглядом Брэди. У нее уже не нашлось сил показать ему, что с ней все в порядке. Брэди смотрел на нее внимательно, как человек, который привык к подчинению всякого, кто попадал в поле его влияния. Этот требовательный взгляд неожиданно вызвал в ней бурю раздражения.
Прошлое было непоправимо, Кеннет – далеко, а он, настойчивый Брэди, – рядом. И именно на него можно было теперь выплеснуть вспыхнувший гнев. Марисса намеренно подстегивала это чувство в надежде, что оно вытеснит из ее души подлинную муку. От напряжения ей показалось, что в зале притушили огни. Нет, это у нее померкло в глазах от ярости!
Марисса уже приготовилась выкрикнуть что-то ужасное, впервые в жизни нарушив свой холодновато-рафинированный стиль поведения, но до нее словно через слой ваты донесся радостный возглас Брэди:
– Поздравляю вас, Кэтти и Пол! Вы выиграли! Я надеюсь, эта скульптура доставит вам радость!
– Будьте уверены, мы создадим для нее уютный дом, – пошутил Пол.
– Мы и наши дети будем любить и беречь ее всю жизнь, – заверила растроганная Кэтти.
– Значит, моя работа попала в хорошие руки, – весело заметил Брэди. – Я очень рад.
Он еще раз внимательно посмотрел на Мариссу.
– А теперь прошу нас извинить. Нам с Мариссой пора уезжать.
Марисса почувствовала, как Брэди подхватил ее под локоть и осторожно повел, чуть ли не понес по проходу.
– До свидания, Марисса, до свидания, Брэди! Приезжайте еще! – слышалось со всех сторон.
– Спасибо… спасибо… до свидания… до свидания… – бормотала Марисса, нетвердо шагая по узкому проходу.
– Позвони мне завтра, – на прощание попросила Сиси.
– Завтра… – словно эхо отозвалась Марисса.
Брэди осторожно вел ее между столиками. Хотя в зале было жарко, кожу Мариссы покрывала холодная испарина.
«Что же с ней происходит? – в который раз спрашивал себя Брэди. – Может быть, я все-таки перебрал через край со своими знаками внимания?»
Каждому хотелось переброситься с ним парой слов. Ему приходилось временами на секунду останавливаться. Но Брэди упрямо продвигался к выходу по лабиринту этого бесконечного зала.
Пока в гардеробе он ожидал свою куртку, Брэди горел от нетерпения. Он заплатил служащему тройную цену, чтобы тот срочно пригнал его джип к отелю.
Весь обратный путь Брэди присматривался к Мариссе. Ее тело было напряжено, взгляд казался отсутствующим. И он никогда в жизни ни у кого не видел такой мертвенно-бледной кожи. Казалось, в ее теле не осталось ни капли крови.
У дома он вынул из ее безжизненных пальцев ключи от входной двери. Марисса поднялась по крыльцу походкой робота, на ходу скидывая бальные туфельки. Брэди торопливо шел за ней.
Бросив футляр с ожерельем на столик в холле, он нагнал Мариссу в гостиной.
Инстинктивно подавшись вперед, желая успокоить эту странную женщину, он прижал ее к груди.
– Марисса! Милая, что с тобой? Не молчи! Расскажи мне все-все. Вот увидишь, тебе сразу же станет легче! Там, во время аукциона, что-то произошло? – неуверенно предположил он.
Марисса находилась на грани нервного срыва. «И этот тоже хочет заманить меня в ловушку», – со злостью подумала она.
Она стала яростно отбиваться, вырываясь из рук Брэди.
– Отпусти! Не трогай меня!
Но Брэди лишь теснее прижимал ее к своей широкой груди, окружая кольцом своих надежных рук.
В Мариссе как будто произошел какой-то внутренний перелом.
– Стой спокойно, – сказал Брэди, на всякий случай сурово, как это полагается делать, чтобы предупредить приступ истерики. – Даже не говори, что с тобой, просто скажи, чем я могу тебе помочь.
Из глаз Мариссы хлынули потоки слез. Она продолжала вырываться, боролась с Брэди, беспорядочно била его кулаками по широкой груди.
Брэди, опасавшийся, что Марисса сделает себе больно, выпустил ее из объятий. Но оставался стоять поблизости.
– Марисса, ты должна успокоиться! Истерика может тебе повредить!
– Повредить? – взорвалась Марисса. – Да что ты об этом можешь знать?
– Расскажи – и буду знать.
Она вытерла слезы, отчаянно пытаясь найти слова, которые были бы ему понятны.
– Я говорила, как ты можешь мне помочь. Но ты не слушал. Ты просто должен оставить меня. Разве я тебе не говорила этого сто раз?
– Говорила, – согласился Брэди.
– Так чего же ты ждешь?
Брэди приблизился вплотную к Мариссе, но не пытался прикоснуться к ней.
– Марисса, когда ты пришла ко мне, ты была в беде. Я постарался тебе помочь, чем мог, но привязался к тебе так, как и сам не ожидал. Меня поразило, как ты переменилась, вновь обретя память. Но теперь я все понял. В твоей душе была какая-то скрытая рана, и она разрывает тебя изнутри. Может быть, я мог бы залечить и эту рану?
– Тебе это не по силам.
– Но попробовать-то можно?
– Нет! – В этом возгласе послышался отчетливый отзвук истерики. – Самое лучшее, что ты можешь для меня сделать, – это убраться отсюда! Ну как мне тебя в этом убедить?
Он задумчиво вздохнул.
– Если бы я верил тебе, может быть, я так бы и сделал. Но и в этом я не уверен. Знаешь, если уж на то пошло, я становлюсь уж очень твердолобым, когда речь идет о тебе. Разве ты еще не поняла?
– Не поняла что? – в раздражении спросила Марисса.
– Что я тебя люблю?
Брэди выругался про себя. Он совсем не собирался делать этого признания. Но сейчас страсти достигли такого накала, что эта фраза оказалась единственно уместной. Теперь оставалось лишь ждать, какие чувства вызовет она у Мариссы.
Марисса застыла как вкопанная, она словно готовилась отразить эту новую форму нападения.
– Нет, – воскликнула она, как безумная. – Я не разрешаю тебе любить меня! Я не доверяю… тебе… любить меня!
Брэди смотрел на нее с удивлением.
– Может быть, ты потрудишься объяснить, что означают твои слова?
– С тобой невозможно бороться, – с яростью воскликнула Марисса, в душе которой перепутались все чувства. Казалось, что она вступила в рукопашную схватку и бьет, куда попало, не пытаясь различать кто свой, кто – чужой.
– Ну хорошо, – начала Марисса тоном, не предвещавшим ничего хорошего. – Я расскажу тебе все. И тогда ты поймешь, насколько ты здесь неуместен и навсегда оставишь меня в покое.
Она не смотрела на Брэди, не следила за тем, какое впечатление производят на него эти слова.
– Помнишь, я говорила, что была замужем?
Заметив боль, скрываемую злостью, Брэди сам рассердился.
– Уж не думаешь ли ты, что я способен забыть о другом мужчине в твоей жизни, пусть даже в далеком прошлом?
Она кивнула, но гневный жар, наполнявший последнюю фразу Брэди, нисколько не коснулся ее.
– Его звали Кеннет Райтман. Он был привлекателен, даже очень. Он был обаятелен, умел рассмешить меня, умел слушать. В моих глазах он был воплощением всех моих идеалов, и я без памяти влюбилась в него.
Марисса взволнованно зашагала по комнате. Гостиная наполнилась сухим шелестом ее шелкового шлейфа.
– Я, кажется, уже говорила, что он понравился моим родителям?
Брэди, следивший глазами за каждым шагом, каждым жестом Мариссы, напрягся, как натянутая струна.
– Да, говорила.
Она расхохоталась, и в ее голосе послышались недобрые нотки.
– Это показалось мне дополнительным очком в его пользу. Но я упустила из вида одно обстоятельство: мой отец год за годом изменял моей матери. И я знала многие признаки супружеской неверности. Но я оказалась слепа…
– Ты хочешь сказать, что твой муж встречался с другими женщинами?
Этот вопрос внес диссонанс в ее лихорадочные воспоминания.
– Я знала, какие признаки следовало искать, но я их не замечала, – повторила Марисса, не слушая Брэди. Было очевидно, что, забыв о собеседнике, она разговаривает теперь сама с собой. – Вот она – ирония судьбы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17