— Поэтому? — настойчиво переспросил он.
— Честно говоря, не поэтому, — поколебавшись, признался Иван.
— Понимаю, — кивнул Снегин. — На «Перуне» до пролива Персея идти два года, не меньше. Столько же обратно. Плюс обследование самой Уикты, об этом у нас с тобой речь ещё впереди. Подготовка, возможны аварийные простои, то да се… Пять лет продлится эта экспедиция, пусть немного меньше.
— Да, около пяти лет, — согласился Иван.
— И ты не хочешь на эти долгие пять лет отрывать своих друзей от живого дела. Особенно Алексея, которому в Даль-Гей хочется попасть, наверное, не меньше, чем тебе на Уикту. А пролив Персея? Ты же не пройдёшь его в одиночку!
Лобов спокойно взглянул в глаза товарища:
— Я пройду.
Снегин отвёл взгляд, знал — этот пройдёт.
— Хорошо, — согласился он после паузы, — пройдёшь. Но два с половиной года одиночества! Я имею в виду марш до пролива Персея и обследование Уикты. А может быть, и все пять… Нельзя ведь рассчитывать только на удачу! В напряжении гиперсветового полёта ты не выдержишь такого одиночества, Иван. Не выдержишь!
Снегин ждал спокойной реплики Лобова: «Я выдержу». Но ошибся! Иван помолчал и согласно кивнул головой.
— Верно! Такого никто не выдержит. Но… — Он поднял глаза на товарища, и снова его губы тронула едва приметная улыбка. — Путь до пролива Персея можно сократить. Сильно сократить. Туда можно дойти примерно за полчаса. За тридцать минут, — уточнил Иван, видя, что Снегин отказывается понимать его.
Секунду-другую Всеволод смотрел на него как на сумасшедшего. Потом догадался в чем дело, зажмурился, покачал головой и снова взглянул на Ивана, теперь уже с восхищением.
— Гравитационный сёрфинг?
Лобов кивнул:
— Он самый. Я консультировался с астрофизиками службы безопасности. Есть несколько подходящих по удалению от рукава Ориона тесных звёздных пар, находящихся в околокритическом состоянии. Специалисты гарантируют, что с помощью подпространственной торпеды спровоцируют новоподобную вспышку одной из них в точно назначенное время. Ну, а побочным результатом будет ударная гравитационная волна, которая пройдёт по рукаву Ориона со скоростью, пропорциональной кубу скорости света. Все хорошо, только…
— Погоди, — остановил Лобова Всеволод. — Дай мне очухаться. И как следует подумать!
Снегин нацедил себе бокал росничка, опустошил до дна и ещё раз, теперь уже жестом руки, попросил Ивана — не мешай, дай подумать и сориентироваться. Всеволод конечно же знал о проекте подрыва тесных звёздных пар с помощью подпространственных торпед. Тесные двойные пары с периодами обращения меньше пяти часов, состоящие из массивных белых карликов и значительно более лёгких, хотя и больших по линейным размерам красных карликов, были взяты на строгий учёт службой безопасности дальнего космофлота. Такие звёздные пары неустойчивы и всегда готовы сорваться в огненную бездну новоподобной или даже новой вспышки. Вспыхивает белый карлик, все время захватывающий, аккрецирующий, как говорят специалисты, водородные запасы своего гораздо более рыхлого красного партнёра. Как только масса захваченного водорода превышает критический уровень, происходит термоядерный взрыв. За несколько суток яркость звёздной пары возрастает во многие тысячи и даже миллионы раз. Одна звезда, чудовищно распухший при взрыве белый карлик, светит с яркостью миллионов Солнц! При этом выделяется огромное количество лучистой энергии. Особенно опасными для космических кораблей являются космические лучи, обладающие колоссальной проникающей способностью, а в подпространственных каналах — ударная волна гравитации. Но когда произойдёт вспышка новой звезды, астрофизика не могла точно прогнозировать даже в двадцать третьем веке. Приходилось прокладывать маршруты гиперсветовых кораблей в обход опасных звёздных пар и ограничивать пользование теми подпространственными каналами, которые могли стать стоками ударных гравитационных волн. Сложилась примерно та же ситуация опасности, как в двадцатом веке — в отношении опасности землетрясений. На земном шаре тогда были выделены сейсмически опасные районы. Сейсмологи научились определять наиболее неустойчивые зоны в этих районах, чреватые землетрясениями в ближайшем будущем. Но когда тектоническое равновесие земной коры будет окончательно нарушено и она содрогнётся, раскалываясь трещинами и разваливая города и горы на своей поверхности: через день, через месяц или через год, сейсмологи так и не научились определять. Поэтому в двадцать первом веке была разработана, а в двадцать втором начала проводиться в жизнь программа преднамеренного провоцирования землетрясений. Таким путём удалось начать сброс сейсмической неустойчивости земных недр на уровне сравнительно безопасных землетрясений средней силы и при соблюдении всех мер безопасности, включая эвакуацию населения.
В двадцать третьем веке такая же предохранительная программа была разработана по отношению к звёздным парам, находящимся в околокритическом состоянии. Для провоцирования новой вспышки, разделяющей зоны тяготений партнёров звёздной пары, к той самой точке Лангранжа, через которую от красного карлика к белому карлику перетекает водород, планировалось направлять подпространственные торпеды с гравитационным зарядом. Взрыв торпеды превращает узкую струю протекающего водорода в мощный поток. Лавинообразно обрушиваясь на белый карлик, он и провоцирует вспышку новой звезды. Тщательные расчёты игры на математических моделях тесных звёздных пар и предварительные опыты с гравитационными зарядами малой мощности не оставляли сомнений, что механизм искусственной вспышки новой звезды сработает успешно. Но до натурных звёздных испытаний дело пока не доходило, хотя соответствующий технический комплекс был уже создан, снаряжён подпространственной торпедой и размещён на тяжёлом гиперсветовом рейдере-носителе. Для накопления гравитационного заряда нужной мощности и запуска торпеды, рассекающей толщу трехмерного пространства, требовались колоссальные расходы энергии! Проще говоря, искусственная вспышка новой звезды стоила несоразмерно дорого по отношению к своей практической ценности в интересах безопасности космических полётов и спрямления космических трасс.
Конечно, такой эксперимент был в высшей степени престижен для земной цивилизации. Новая звезда, зажжённая силою человеческой мысли! Можно ли придумать что-нибудь более впечатляющее? Но люди двадцать третьего века чурались эйфории эффектных, но пустых экспериментов. Они были не только романтиками, но и рационалистами. Они научились ценить свой труд и расходовать его с сиюминутной пользой и для подлинно необходимых великих начинаний, по которым человечество, как по ступеням, шагало к вершинам своего будущего. Людям двадцать третьего века было чуждо строительство египетских пирамид в их не только буквальном, но и символическом понимании. Атака Луны, предпринятая человечеством в середине двадцатого века, вызывала у них не только восхищение, но и ту самую снисходительную улыбку, с которой зрелые люди смотрят на милые, но далеко не безопасные порою детские забавы. Слишком уж ничтожна по сравнению с затратами труда была практическая польза от отчаянного, на грани возможностей и рядом с тенью смерти, прыжка человечества на лунную поверхность. Именно по соображениям практической целесообразности земляне двадцать третьего столетия откладывали исследование давно открытого рукава Ориона. Экспедиция «Антареса» была предпринята лишь тогда, когда во весь рост стала проблема освоения подпространственных каналов и длительных полётов в этих совершенно новых условиях.
Система искусственной вспышки новых звёзд была полностью подготовлена, смонтирована на тяжёлом рейдере «Гром», но до времени законсервирована. «Гром», числившийся в резерве дальнего космофлота, ждал своего часа, а покуда он не пробил, занимался ординарными транспортными перевозками — поддерживал свою ходовую форму, удивляя непосвящённых и необычностью надстроек, и малой грузоподъёмностью по сравнению со своим бруттотоннажем. Для ввода его в настоящее дело требовался какой-то дополнительный — рациональный, перспективный для будущего стимул.
И вот теперь, благодаря Ивану Лобову, такой стимул появился!
Иван задумал отчаянную, по обычным канонам космических полётов и вовсе несуразную операцию. Работая во взаимодействии с «Громом», который займёт боевую позицию по отношению к звёздной паре, намеченной для подрыва и вспышки, Лобов решил войти в рукав Ориона на «Перуне», застопорить ход и ждать команд от руководителя операции. По предварительной команде вывести «Перун» на наивыгоднейшую для сёрфинга гиперсветовую скорость. По исполнительной — довернуть под наивыгоднейшим углом к фронту ударной волны, которая настигнет его после вспышки новой звезды. А потом… потом все дело в искусстве сёрфинга и удаче! Пилотажного мастерства Ивану не занимать, а удача — что ж, часто, очень часто, хотя и не всегда, она сопутствует отчаянным, но расчётливым начинаниям. Если Иван оседлает гребень ударной волны, она понесёт его на себе словно щепку! Сохраняй передний фронт этой волны свою начальную скорость, пропорциональную кубу скорости света, на протяжении всей длины бега, он бы вынес «Перун» к проливу Персея в мгновение ока — в доли секунды. Но эту трудно вообразимую скорость ударная волна имеет лишь в первый миг формирования. А потом её передний фронт начинает размываться, а скорость его стремительно падать по экспоненциальному закону. Как только она снижается до критического уровня, равного квадрату скорости света, ударная волна разрушается, сёрфинг прекращается. И корабль, заброшенный за сотни и тысячи световых лет, выходит на собственный маршевый ход. Иван утверждает, что на вспышке новой звезды оптимальной мощности до пролива Персея всего полчаса хода. Тридцать минут — и «Перун» вынесет по подпространственному рукаву Ориона на шестьдесят тысяч световых лет от Солнца! Конечно, на оптимальный сёрфинг рассчитывать трудно, можно и не доехать до пролива Персея на гребне волны, а можно и переехать, проскочив вместе с нею в загалактическое пространство. На корректировку сёрфинга могут потребоваться часы, сутки, а может быть, и недели. Но что значат эти сроки по сравнению с обычным, крейсерским ходом по рукаву Ориона, который затягивается на два-три года!
Мысли эти, пёстрой лентой промелькнувшие в сознании Онегина и спутавшиеся в трудно читаемый клубок, и заставили его «попросить пардону» — сказать Лобову, что ему нужно очухаться, прийти в себя. Постепенно из вороха соображений сама собой выкристаллизовалась главная мысль: предложение Ивана и было тем недостающим стимулом, отсутствие которого тормозило введение программы искусственных вспышек новых звёзд! Теперь искусственная вспышка новой становилась не только мерой безопасности, но и перспективнейшим в деле развития сверхскоростных и сверхдальних гиперсветовых полётов экспериментом. Риск? Во все исторические времена шаги человечества в неизведанное сопровождались риском. Так было и так будет! Секрет в том, чтобы сам риск сделать как можно меньшим, а пользу от рискованной операции — как можно большей. Решив, наконец, про себя весь комплекс проблем, который, точно иголка нитку, вытянул анализ, Снегин поднял голову и просто сказал:
— Предложение твоё принимается.
Лобов шумно вздохнул:
— Спасибо, Всеволод. Спасибо, дружище. Век не забуду!
Снегин холодно усмехнулся:
— Ты ещё добавь, моритурите салютант. Идущие на смерть приветствуют тебя, — так говорили гладиаторы, шедшие на арену Колизея.
Лобов пожал литыми плечами:
— Не собираюсь умирать. Я только хочу побыстрее добраться до пролива Персея.
— Собираешься, — отрезал Снегин и после паузы спросил: Какова вероятность успеха твоей операции?
— Половина, — неохотно ответил Иван и улыбнулся своему хмурому собеседнику. — Но мне приходилось бывать и в худших переделках. Ты знаешь, Всеволод, сколько раз.
— А если у тебя будет напарник за вторым штурвалом? Для страховки, подчистки и вообще — на всякий случай. Тогда какова вероятность успеха?
— Тогда — семьдесят процентов, — ещё более неохотно проговорил Иван.
— Вот видишь. Совсем другое дело! На такой вероятности Юрий Гагарин взлетел в космос. Это уже не дурацкое фифти-фифти. На семидесяти процентах можно и рискнуть!
— Я не могу рисковать чужой жизнью по личным мотивам!
— При чем тут личные мотивы? Речь идёт об операции службы безопасности и об эксперименте сверхскоростного и сверхдальнего полёта!
Лобов упрямо покачал головой:
— Все это — вторичная надстройка. Я иду на это дело по личным мотивам — ради Лены. Об этом знают Клим и Алексей, именно поэтому они дали мне свободу действий.
— Они дали тебе свободу потому, что ты упрям как козёл! Знали, тебя не переспоришь. Ещё неизвестно, как они поведут себя в дальнейшем.
Но Иван не дал сбить себя с мысли и продолжал так, будто и не было реплики Снегина:
— Об этом знаешь ты. Скоро об этом будет знать весь космофлот. Об этом, наконец, знаю я, понимаешь, я сам! И я не могу кривить душой — знать одно, а говорить другое.
Снегин кивнул в знак понимания:
— Ясно, мотивы у тебя сугубо личные, и ты даже гордишься этим. Орфей в гордом одиночестве отправился за своей Эвридикой в царство мёртвых, а ты, такой же гордец, хочешь в одиночку отправиться за Леной в царство Уикты.
— Хочу.
— Но ты забыл о том, в какое время жил Овидий. И в какое время живёшь ты!
— При чем тут Овидий?
— При том, что именно Овидий изложил эту историю с Орфеем и Эвридикой, и ты об этом отлично знаешь. Но когда жил Овидий? На закате Римской империи, во времена Нерона.
Лобов улыбнулся горячности товарища, он даже любил эту его черту.
— Положим, Овидий жил на полвека раньше. Во времена Октавиана и Тиберия.
— Какая разница? «Страдальцем кончил он свой век, блестящий и мятежный, в Молдавии, в глуши степей, вдали Италии своей», так, по-моему? Век был не только мятежный, но и дикий. Жизнь человека ничего не стоила. Овидию ещё повезло сослали на задворки империи — в Молдавию, а могли ведь угостить цикутой или вскрыть вены на ногах в ванне с тёплой водой. Твой Овидий, вдали Италии своей, был страшно одинок! Поэтому и все его герои одиноки. Но теперь-то другое время. Да разве мы, твои друзья, допустим, чтобы ты отправился на встречу с ударной волной от звёздного взрыва в одиночку? И чтобы ты один оказался на Уикте, в глуши степей, вдали родины своей?
Снегин помолчал, успокаиваясь.
— Твоё предложение принимается. Но с одной оговоркой. Этот дальний патрульный корабль «Перун» рассчитан на экипаж из четырех человек, я не ошибаюсь?
— Не ошибаешься. Помимо штурмана и бортинженера там предусмотрен и помощник командира, второй пилот.
— Так вот, предложение принимается с условием, что вторым пилотом с тобой пойду я. Ну, а Клим и Алексей, как я надеюсь, разделят нашу компанию.
Несколько долгих, весомых секунд Иван молчал.
— Ты?! — выговорил он наконец.
— Я, — с некоторым самодовольством ответил Всеволод и, очень довольный произведённым эффектом, засмеялся.
— Ты? — все не верил Лобов.
— Я, — теперь уже с грустью подтвердил Снегин, но его синие глаза были не грустными, а сердитыми, — засиделся я в своих административных креслах. Обюрократился! Недавно поймал себя на мысли, что на живое лётное дело, для которого мне когда-то и жизни было не жалко, смотрю вроде как сверху — пренебрежительно. Как же, командующий всем дальним космофлотом, член Совета Земли! Осточертело!
Лобов молча смотрел на товарища, и веря и не веря его словам. Снегин усмехнулся углом рта и заговорщицки придвинулся к Ивану.
— Мне надо встряхнуться! Снова, как в молодости, подёргать за бороду его величество случай. Лучше твоего проекта придумать для этого ничего невозможно! Ну, а потом можно будет подумать и о том, оставаться мне на посту командующего или настало время менять профессию. Желающие руководить всегда найдутся.
— А как же твои далийские дела? — все ещё сомневался Лобов.
— Неужто Земля оскудела дипломатами? Совет Земли найдёт кому передоверить мои контакты с Таигом. Да черт с ним, с Даль-Геем, в конце концов!
Снегин засмеялся, и Иван разглядел в нем вдруг проглянувший облик лихого командира патрульного корабля.
— Ну, берёшь меня в помощники?
— О чем разговор? Конечно, беру! — Но, судя по всему, сомнения ещё не оставили Лобова. — Ты подумай ещё раз. Подумай хорошенько! Стоит ли рисковать? Ведь пойдём не на прогулку.
Снегин долго молчал, прежде чем ответить.
— Хочешь начистоту? Совсем начистоту?
— Иначе в таком деле нельзя.
Снегин вздохнул, с некоторой снисходительностью поглядывая на товарища.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20