Да и жизнь пустынная не мед. Голод
, болезни. Грабители из пустыни налетят Ц мужчин перебьют, баб обрюхатят.
Марьям передернуло. Сволочи… Но не с Исой же мутным жить! Говорят, он по но
чам кровь у людей пьет. Уж лучше в деревню!
Только бы не к Исе и не домой. Потому что в деревне ей житья точно не будет. К
амнями побьют. После той ночи, когда Хасан ее Ц в шатер…
При мысли о запретной ночи живот Марьям свело тревогой. Ой! Что будет?.. Изв
естно ведь: если мужчина и женщина до свадьбы уединяются, третьим с ними
Ц шайтан. А Хасан Ц человек праведный, богобоязненный. Значит, это она, М
арьям, во всём виновата? Как говорится в Коране, порченым Ц порченые.
Неужели она Ц падшая?
Воздух в крохотной каморке скручивался жаркой отравой. От кухонной вони
и смрада конюшен кружилась голова. Рубашка липла к телу. Хасан не осмелил
ся поселить девушку на женской половине и выделилией комнатушку в помещ
ениях служанок.
По узкому коридору пришлось идти на цыпочках. Ай, Аллах, всё бы отдала, тол
ько бы никто не услышал! Сердце грохочет, оглушает, по всему дворцу отдает
ся. Как они спят в таком шуме?
Нужную дверь Марьям нашла по запаху. Густой дух подвявшего рейхана и кун
жутного семени перебивала струя благоуханий Ц острых, оглушающих, бесс
тыжих, как сама Мара.
Теперь постучать. Тук. Тук. Тук-тук. Нет ответа. Ох! Что за беда такая? Словно
жестокий меняла отнял у Марьям тело, дал мешок хлопка. Неужто ушла?.. К стра
жникам своим?.. за тем самым, запретным?..
Договаривались ведь!
Где-то вдали хлопнула дверь. Послышались шаги Ц мужские, уверенные. Откр
ывай же! Марьям отчаянно заколотила в дверь Ц птица, рвущаяся из клетки. И
ли, наоборот, в клетку.
Ц Мара! Мара же!
А шаги всё ближе. Вряд ли гость забредет сюда. Ну что ему тут делать, среди с
лужанок? Звуки шагов наполняли Марьям дрожью. Придет, увидит…
Ох, позору-то! Страху!..
Наконец в каморке завозились, заскрипела кровать. Дверь распахнулась, и
бесстыжие Марины благовония ударили волной. Девушка торопливо отверну
лась, прикрывая лицо полой абайи. Хозяйка стояла в проеме голая Ц лишь пл
аток на плечи накинула. Бесстыдница!
Ц А, это ты, девочка моя… Ц пробормотала она. Ц Я Ц Мара, ты Ц Марьям… Ка
к схоже… Заходи, не бойся.
Не дожидаясь, пока Марьям переступит порог, еврейка ухватила ее за руку:
Ц Ну? Принесла?
Марьям кивнула. Сил не было глядеть на блудницу. И разве не запретил Проро
к (благословит его Аллах и да приветствует!) видеть аурат другой женщины?
Заметив смущение гостьи, Мара хихикнула:
Ц Что отворачиваешь лицо свое? Ты Ц Марьям, я Ц Мара. Разве не едины мы су
дьбой? Но вера отцов моих не лжет. Стала ты на дорожку скверную. Ну да ладно
… Подожди. Не стану тебя мучить.
Послышался шорох. Мара накинула рубашку, но волос покрывать не стала.
Ц Я готова, Ц объявила она. Ц Давай что принесла.
Девушка робко протянула сжатую в кулак ладонь. Звякнул металл.
Ц Не жмись, не жмись, Ц подбодрила хозяйка. Лицо ее с тяжелыми крупными ч
ертами в лунном свете, казалось, высечено из камня. Рыжеватые волосы вспы
хнули серебром. Ц Знаю я, тяжело тебе… Не каждая и решится на такое. Да и де
ло злое вышло, обидел тебя Хасан. Знаю.
Марьям зачарованно смотрела в две луны, застывшие в глазах еврейки. А та в
сё бормотала:
Ц Не отыщешь ты управы у кадиев да шейхов, все они дружки, все звенья коль
чужные Ц мужчины-то. Уж не гневайся: ты Ц Марьям, я Ц Мара. Пророк вон тож
е мужчина был… На них и благоволение свое истратил. Да наша-то, женская си
ла не делась никуда.
Девушка даже не заметила, как при ней оскорбили Пророка (мир ему!). Но чего о
жидать от Мары-чародейки? Все джинны и ифриты у нее в друзьях, порченой.
Ц Ручку-то открой! Открой кулачок-то, Ц цепкие пальчики ухватили запяс
тье Марьям, выцарапали спрятанное. Ц Ого! Не поскупился Хасан, славно наг
радил девочку мою. Ц Блеснул в свете луны перстень с черной каплей рубин
а. Недобро звякнули монеты. Ц Я Ц Мара, ты Ц Марьям… Одна судьба, одно тел
о. Не понесла от него?.. Нет?..
Девушка испуганно мотнула головой. А кто знает: будь у нее под сердцем реб
енок, может, обошлось бы?.. Рабынь в тягости и продавать нельзя. А она не рабы
ня! Эх, если бы не Имтисаль… Даже служанкой не оставила, стерва усатая!
Ц Нет так нет. Идем, Ц Мара обняла Марьям за плечи и повела к двери.
Ц Там же… эти… Стражники!
Ц Стражники? А вот посмотрим, что за стражники.
Женщины уже выходили в сад. Мара усмехнулась неведомым своим мыслям:
Ц Что они нам? Мужчины… Ни смотреть, ни видеть не умеют, глупцы, Ц и еврей
ка громко хлопнула в ладоши.
Марьям вжала голову в плечи.
Ц Глупенькая! Ц рассмеялась Мара. Ц Ты тоже вроде них. Вон видишь там, н
а крыше?
На фоне белой стены маячил силуэт. Человек беспокойно озирался, пытаясь
понять, откуда идет звук. Даже на расстоянии чувствовалась его беспомощн
ость.
Ц Это Иса. Не узнала? Хотелось бы мне ведать, куда он направляется… Но нас
он не заметит. Успокойся, девочка моя!
Ц Это всё… Вера твоих отцов?.. Ц Еврейка вновь рассмеялась:
Ц Нет. Силы эти старше и Моисея, и Христа. И уж точно не Мухаммеду с ними тя
гаться. Ц Безумица вытянула руку, разжав пальцы.
В углублении ладони темнел порошок. Падалью и пеплом несло от него. Мара д
унула, и могильный прах взвихрился в воздух. Марьям заколебалась: не верн
уться ли назад? Но вспомнила худое лицо Исы и засеменила следом за колдун
ьей. В ее деле, считала она, могла помочь только магия.
Ночь добра. Ночь крадет у городов худшее Ц нищету отбросов, отбитую штук
атурку стен, кости и песок под ногами. Оставляет же Ц серебристое сияние
минаретов, нежный шелест листвы, свежесть и покой воздушных струй. Уж, вер
но, Аллах награждает праведников после смерти в месте, подобном этому!
Женщины миновали кварталы бедноты. Прошли мимо затихшего ночного рынка.
Как ни плохо Марьям знала Манбидж, скоро она поняла, куда ее ведет безумиц
а.
«Аллах великий, у тебя сила! Ц взмолилась она. Ц Только бы не на кладбище!
»
Но Всевышний остался глух к ее мольбам, именно к кладбищу шел их путь. Там
среди гробниц и белых каменных плит Ц Марьям ждало спасительное чудо.
Ц Мара… Ц Девушка схватила свою провожатую за руку. Ц Мара, куда ты?
Ц Ты Ц Марьям, я Ц Мара. Как договаривались, всё исполнила. Перстень заб
ери Ц мне не нужно. Это ты ей отдашь. И деньги забери. А меня отблагодаришь
… потом… когда дело твое выгорит…
Ц Мара! Не оставляй меня!
Ц Тс-с-с! Ц женщина прижала к губам палец. Бесстыжей волной рассыпались
по плечам кудряшки. Ц Иди. Она ждет тебя.
Ц Да кто же, кто?!
Ц Иди.
Шатаясь, словно пьяная, девушка сделала шаг. Оглянулась: пусто. Сгинула ча
родейка. Ушла в горячие влажные кошмары, исходящие из лона Лилит.
Во рту Ц песок и соль. Рубашка царапает отвердевшие соски.
Ц Я… я прибегаю к Аллаху… Ц Горло перехватило. Марьям силилась произне
сти еще хоть слово, но не могла. Ц Я прибегаю!
Из-за деревьев вынырнула смеющаяся луна. Свет ее упал на абайю Марьям, отк
рывая грязные полосы. Понятно, почему не подействовала молитва… Мара вым
азала ее мертвечиной. Слова аята, оберегающего от козней шайтана, теперь
бессильны.
Но Иса! Иса-кровопийца. И пустыня. Разве может быть что-то страшнее?
Одеревенелыми руками Марьям зашарила в пыли, собирая проклятые монеты. П
ерстень отыскать оказалось труднее всего: тот завалился под иссохший со
бачий череп. У камня лежал подрагивающий сверток размером со спеленатог
о младенца, Марьям захватила и его.
Хасан, напомнила она себе. Добром не вышло, значит, колдовством придется. Н
о Хасан будет принадлежать ей.
С трудом переставляя ноги, девушка побрела среди могил. Камни смотрели в
сторону Мекки слепыми мордами, а Марьям всё шла и шла, прижимая к груди узе
лок. В голове билось одно: вдруг запищит? Вдруг кто услышит?
Тогда убьют на месте. Не камнями Ц мечом.
Ц Кого ищешь, красавица? Ц прозвучало за спиной. Ц Уж не меня ли?
Марьям обернулась. Существо, что стояло среди могил, несомненно, было ког
да-то женщиной.
Светлые пряди волос рассыпаются по плечам. Белая ткань савана словно све
тится изнутри Ц добрый, ласковый свет. Темные дыры глаз и носа не дают отв
ести взгляд. Присмотришься Ц увидишь рай, там праведники ликуют. Жемчуж
но поблескивает лунный свет на щеке. Отражается, словно от драгоценной ш
катулки слоновой кости.
Ц Мамочки!..
БРАЧНАЯ ЛЯМКА ХАСАНА МАНБИД
ЖСКОГО
Душно повелителю манбиджскому. Ох, тошно!
Луна бросает в окно горсти белого серебра. Дым курильницы перламутровой
струйкой вьется. Казалось бы, живи и радуйся! А вот не жизнь Хасану. Не любо
вь. Потому что россказни о Сулеймановых гаремах, наполненных прекрасным
и женами и невольницами, Ц это всего лишь россказни. Действительность к
уда горше.
Этой ночью настала очередь Лямы. Старухи увели плосколицую харранку в ба
ню и полночи измывались над счастливицей. Мази, притирания, благовония. Р
озовая вода, будь она неладна!.. Багдадские румяна, сурьма, амбра.
О Аллах!
А ведь есть еще шелка и бархат. Украшения золотые и серебряные. Эта верблю
дица, поди, полночи перед зеркалом провертится, прихорашиваясь! Хасан на
дворцовых приемах так не маялся, как здесь, в ожидании, пока жена приготов
ится к исполнению супружеского долга. И так происходило с каждой. Не искл
ючая и тридцатипятилетнюю старуху Имтисаль.
А ведь ему всего тридцать! О жизнь, достойная пса и паука, вместе взятых.
Правитель наподдал ногой по узорчатому хорасанскому столику. Зимние яб
локи разлетелись по комнате. Графин сочно лопнул, словно спелый арбуз; ше
рбет потек по ковру, наполняя воздух приторным сливовым ароматом. Это Им
тисаль. Так ей!
От второго пинка перевернулся шкафчик с книгами и разной мелочовкой: куб
ками, статуэтками, цепочками. Тревожно закачалась на цепях масляная ламп
а. А это Балак.
Правитель огляделся, ища, кого бы пнуть вместо проклятого крестоносца Жо
слена, но тут в дверь постучали.
Ц Входи! Ц зарычал Хасан. Ц Входи же во имя Аллаха! Ц и замер у двери, сл
овно барс в засаде.
Ц Господин может пнуть курильницу с благовониями, Ц донесся из коридо
ра пронзительный голос. Ц Она отчасти похожа на зловонного франка. Мой з
ад избегнет благородной туфли, а потом, клянусь милостями Аллаха, мы вмес
те с господином потушим пожар, что возникнет. И если это не получится, то п
усть повелитель прикажет выстроить новый дворец, а заведовать строител
ьством поставит своего верного слугу.
Ц А, это ты, Керим… Ц разочарованно протянул Хасан. Ц Ну входи же. Клянус
ь милостями Аллаха гнев мой улетучился вместе с твоими словами.
Евнух последовал приглашению. Словам Хасана он не очень-то верил, но дваж
ды ослушаться повеления Ц это дурной тон, знаете ли. Так можно и на колу о
казаться.
Ц Как твоя рука, Керим?
Ц Благодарение Аллаху, хорошо, повелитель. Мерзкая тва… то есть игривый
шалунишка почтил меня своей лаской. От нее я чувствую себя юным и жизнера
достным.
Ц Ладно, ладно, Керим, Ц хмуро отозвался Хасан. Ц Я прикажу наградить те
бя за службу.
Ц Благодарю, о сиятельный. Ц Евнух оглянулся на дверь. Ц Господин изны
вает и трепещет в ожидании брачной ночи?
Грань между издевкой и благоговением в словах Керима была так тонка, что
Хасан едва не обманулся. Но он слишком хорошо знал казначея:
Ц Твой язык, Керим…
Ц Знаю, блистательный. Приготовленный с миндалем, он окажется запретен
для правоверного.
Ц Отчего же?
Евнух на ухо объяснил господину отчего. Немудрящая шутка вызвала усмешк
у на лице правителя.
Ц Ты развеял мрак моего сердца, пройдоха! Аллаха молю, чтобы подсказал сп
особ наградить тебя.
Ц Пусть светлейший не утруждается. С тех пор как Всевышний даровал нам д
инары, это стало легким делом. Но я знаю человека, который полностью уничт
ожит тоску повелителя. Его имя Ц Рошан Фаррох.
Ц Рошан Фаррох? Я слышал о нем. О, как было бы славно увидеть его воочию! Во
т только…
Хасан с досадой поглядел на испоганенный ковер. Кериму не требовалось сл
ов, чтобы понять господина:
Ц Светлейший беспокоится из-за жены? О, это легко устроить. Я подговорил
нашего начальника стражи, Сабиха, на маленький обман. В нужный момент он я
вится якобы с посланием от Балака. Мол, важное дело постигло ислам. И дурно
поступит повелитель, не почтив гонца вниманием.
Ц Это ночью-то?! Ц Евнух тонко улыбнулся:
Ц А то повелитель не знает эмира Балака?
Ц Знаю. Такой пес, прости Аллах! Иди же, Керим. Распорядись насчет закусок
… ну и вина там разного. О, как возвеселил ты мое сердце!
Евнух поклонился и вышел из покоев господина. Вскоре появилась старуха и
объявила, что Ляма готова сплести ноги со своим супругом. Гордо выпрямив
шись, она повела Хасана на встречу с плосколицей. Манбиджец шел с таким ви
дом, будто его ожидал ковер крови, а не брачное ложе.
Следующий час показался ему вечностью. Хасан полулежал среди шелковых п
одушечек, терзая струны лютни. От маленькой жаровни тошнотворно тянуло к
акуллийским алоэ. Плосколицая… да и что греха таить Ц плоскогрудая Ляма
не торопилась открывать свою наготу. Наслаждаясь моментом, она тигрицей
прохаживалась вокруг мужа:
Ц …четвертого дня Ц помнишь, ты изволил подмигнуть служанке. Той, что в
саду. Рябенькой.
Ц Но, Ляма, Ц Хасан задохнулся от возмущения Ц Она же крива и безобразн
а. Мне в глаз попала мошка.
Ц Ах медовый коржичек, ты совсем меня не любишь. Истинно говорят поэты:
О любовь моя, не щадишь меня и
не милуешь…
Сам о любви говоришь, и сам же подмигиваешь разным рябым развратницам.
К чему мне жить и амброй умащ
аться,
Коль рябота взгляду твоему милее и прелестнее?
Хасан скрипнул зубами. Три жены у него было, и все три изводили его по-разн
ому. Имтисаль каждое свидание превращала в торговую сделку. Она помнила
всё. Сколько платков и какого качества он подарил младшим женам; кого из ц
аредворцев возвысил; кого наградил, а кого наказал.
Имтисаль принадлежала к людям, что вечно чувствуют себя обделенными. Осы
панная золотом, она воображала: «Других-то, наверное, рубинами да сапфира
ми оделяют». Набей ей рот жемчужинами с голубиное яйцо, а она: «Ляме и Айше,
поди, с куриное достались». И при этом всё старалась экономить на подарка
х, всё плела какие-то глупые интриги. Очень, очень уставал от нее Хасан.
Ляма изводила его ревностью и стихосложением. Кто-то из придворных сдур
у ляпнул, что стихи ее подобны творениям Исхака Мосульского. Исхаку-то чт
о Ц он помер триста лет назад. А Хасан отдувайся!
Но страшнее всех была Айша. Самая молоденькая и самая бешеная. Она назубо
к знала Коран и донимала мужа разговорами на религиозные темы.
Все-то у нее получались чуть ли не кафирами, все жили не по шариату. Хасан б
ыл почти уверен, что Айша девственна. Сам он к ней не входил, а других мужчи
н благочестивица избегала, как шайтан святой суры Аль-Курсийа.
Ц …говорят, с гепардом. Ластилась, обнимала, покрывала поцелуями. Прилюд
но, блудница! Гепарда бы хоть постыдилась!
Хасан встрепенулся. За горькими размышлениями он успел потерять нить бе
седы:
Ц О ком ты, голубка?
Ц О Марьям, конечно. О мой поджаристый пирожок с курдючным салом! О ней, бе
сстыжей. Ибо сказано:
Когда ни пройду по двору, о лю
бимом думая
Всюду эта вертихвостка задом трясет.
И как это можно бесстыдно задом трясти,
Когда думы мои об одном лишь любимом?
Скрежет зубовный был ей ответом. Куда?! Куда скрылся мерзавец, что убедил Л
яму в ее поэтическом даровании?
Харранка принялась разоблачаться. Красотой она и в девичестве не блиста
ла, а пожив несколько лет в сытости и праздности, Ц и подавно. И кто из поэт
ов придумал, что «зад, подобный горе песка» Ц это красиво?
Ц Иди же ко мне, красавчик мой!
«Сабих!! Ц мысленно взвыл правитель. Ц Где ты?»
Всему на свете приходит конец. Липким объятиям, подобным прикосновениям
куска теста, тошнотворному дыму алоэ, визгливому женскому речитативу. Вс
ему.
Забарабанили в дверь кулаки. Донеслось отрывистое:
Ц Гонец! Гонец к господину! От эмира Халеба и Харрана, Балака Горы! Немедл
енно!
За дверью стоял крепыш в кольчуге, драных шароварах и неряшливо намотанн
ой чалме. Ноги крепыша изгибались колесом, нос его тянулся к нижней губе, с
ловно принюхиваясь к чему-то. Щеки свисали, как у пастушеского пса, редкие
усики торчали воинственно Ц и попробовал бы кто сказать, что Сабих ибн В
асим не заслуживает своего имени! Ох, не поздоровилось бы наглецу!
Раньше чем опомнилась ошарашенная Ляма, Хасан подхватил шальвары и хала
т Ц и к двери. Уже снаружи, облачаясь под сочувственными взглядами страж
ников, он почувствовал себя на седьмом небе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
, болезни. Грабители из пустыни налетят Ц мужчин перебьют, баб обрюхатят.
Марьям передернуло. Сволочи… Но не с Исой же мутным жить! Говорят, он по но
чам кровь у людей пьет. Уж лучше в деревню!
Только бы не к Исе и не домой. Потому что в деревне ей житья точно не будет. К
амнями побьют. После той ночи, когда Хасан ее Ц в шатер…
При мысли о запретной ночи живот Марьям свело тревогой. Ой! Что будет?.. Изв
естно ведь: если мужчина и женщина до свадьбы уединяются, третьим с ними
Ц шайтан. А Хасан Ц человек праведный, богобоязненный. Значит, это она, М
арьям, во всём виновата? Как говорится в Коране, порченым Ц порченые.
Неужели она Ц падшая?
Воздух в крохотной каморке скручивался жаркой отравой. От кухонной вони
и смрада конюшен кружилась голова. Рубашка липла к телу. Хасан не осмелил
ся поселить девушку на женской половине и выделилией комнатушку в помещ
ениях служанок.
По узкому коридору пришлось идти на цыпочках. Ай, Аллах, всё бы отдала, тол
ько бы никто не услышал! Сердце грохочет, оглушает, по всему дворцу отдает
ся. Как они спят в таком шуме?
Нужную дверь Марьям нашла по запаху. Густой дух подвявшего рейхана и кун
жутного семени перебивала струя благоуханий Ц острых, оглушающих, бесс
тыжих, как сама Мара.
Теперь постучать. Тук. Тук. Тук-тук. Нет ответа. Ох! Что за беда такая? Словно
жестокий меняла отнял у Марьям тело, дал мешок хлопка. Неужто ушла?.. К стра
жникам своим?.. за тем самым, запретным?..
Договаривались ведь!
Где-то вдали хлопнула дверь. Послышались шаги Ц мужские, уверенные. Откр
ывай же! Марьям отчаянно заколотила в дверь Ц птица, рвущаяся из клетки. И
ли, наоборот, в клетку.
Ц Мара! Мара же!
А шаги всё ближе. Вряд ли гость забредет сюда. Ну что ему тут делать, среди с
лужанок? Звуки шагов наполняли Марьям дрожью. Придет, увидит…
Ох, позору-то! Страху!..
Наконец в каморке завозились, заскрипела кровать. Дверь распахнулась, и
бесстыжие Марины благовония ударили волной. Девушка торопливо отверну
лась, прикрывая лицо полой абайи. Хозяйка стояла в проеме голая Ц лишь пл
аток на плечи накинула. Бесстыдница!
Ц А, это ты, девочка моя… Ц пробормотала она. Ц Я Ц Мара, ты Ц Марьям… Ка
к схоже… Заходи, не бойся.
Не дожидаясь, пока Марьям переступит порог, еврейка ухватила ее за руку:
Ц Ну? Принесла?
Марьям кивнула. Сил не было глядеть на блудницу. И разве не запретил Проро
к (благословит его Аллах и да приветствует!) видеть аурат другой женщины?
Заметив смущение гостьи, Мара хихикнула:
Ц Что отворачиваешь лицо свое? Ты Ц Марьям, я Ц Мара. Разве не едины мы су
дьбой? Но вера отцов моих не лжет. Стала ты на дорожку скверную. Ну да ладно
… Подожди. Не стану тебя мучить.
Послышался шорох. Мара накинула рубашку, но волос покрывать не стала.
Ц Я готова, Ц объявила она. Ц Давай что принесла.
Девушка робко протянула сжатую в кулак ладонь. Звякнул металл.
Ц Не жмись, не жмись, Ц подбодрила хозяйка. Лицо ее с тяжелыми крупными ч
ертами в лунном свете, казалось, высечено из камня. Рыжеватые волосы вспы
хнули серебром. Ц Знаю я, тяжело тебе… Не каждая и решится на такое. Да и де
ло злое вышло, обидел тебя Хасан. Знаю.
Марьям зачарованно смотрела в две луны, застывшие в глазах еврейки. А та в
сё бормотала:
Ц Не отыщешь ты управы у кадиев да шейхов, все они дружки, все звенья коль
чужные Ц мужчины-то. Уж не гневайся: ты Ц Марьям, я Ц Мара. Пророк вон тож
е мужчина был… На них и благоволение свое истратил. Да наша-то, женская си
ла не делась никуда.
Девушка даже не заметила, как при ней оскорбили Пророка (мир ему!). Но чего о
жидать от Мары-чародейки? Все джинны и ифриты у нее в друзьях, порченой.
Ц Ручку-то открой! Открой кулачок-то, Ц цепкие пальчики ухватили запяс
тье Марьям, выцарапали спрятанное. Ц Ого! Не поскупился Хасан, славно наг
радил девочку мою. Ц Блеснул в свете луны перстень с черной каплей рубин
а. Недобро звякнули монеты. Ц Я Ц Мара, ты Ц Марьям… Одна судьба, одно тел
о. Не понесла от него?.. Нет?..
Девушка испуганно мотнула головой. А кто знает: будь у нее под сердцем реб
енок, может, обошлось бы?.. Рабынь в тягости и продавать нельзя. А она не рабы
ня! Эх, если бы не Имтисаль… Даже служанкой не оставила, стерва усатая!
Ц Нет так нет. Идем, Ц Мара обняла Марьям за плечи и повела к двери.
Ц Там же… эти… Стражники!
Ц Стражники? А вот посмотрим, что за стражники.
Женщины уже выходили в сад. Мара усмехнулась неведомым своим мыслям:
Ц Что они нам? Мужчины… Ни смотреть, ни видеть не умеют, глупцы, Ц и еврей
ка громко хлопнула в ладоши.
Марьям вжала голову в плечи.
Ц Глупенькая! Ц рассмеялась Мара. Ц Ты тоже вроде них. Вон видишь там, н
а крыше?
На фоне белой стены маячил силуэт. Человек беспокойно озирался, пытаясь
понять, откуда идет звук. Даже на расстоянии чувствовалась его беспомощн
ость.
Ц Это Иса. Не узнала? Хотелось бы мне ведать, куда он направляется… Но нас
он не заметит. Успокойся, девочка моя!
Ц Это всё… Вера твоих отцов?.. Ц Еврейка вновь рассмеялась:
Ц Нет. Силы эти старше и Моисея, и Христа. И уж точно не Мухаммеду с ними тя
гаться. Ц Безумица вытянула руку, разжав пальцы.
В углублении ладони темнел порошок. Падалью и пеплом несло от него. Мара д
унула, и могильный прах взвихрился в воздух. Марьям заколебалась: не верн
уться ли назад? Но вспомнила худое лицо Исы и засеменила следом за колдун
ьей. В ее деле, считала она, могла помочь только магия.
Ночь добра. Ночь крадет у городов худшее Ц нищету отбросов, отбитую штук
атурку стен, кости и песок под ногами. Оставляет же Ц серебристое сияние
минаретов, нежный шелест листвы, свежесть и покой воздушных струй. Уж, вер
но, Аллах награждает праведников после смерти в месте, подобном этому!
Женщины миновали кварталы бедноты. Прошли мимо затихшего ночного рынка.
Как ни плохо Марьям знала Манбидж, скоро она поняла, куда ее ведет безумиц
а.
«Аллах великий, у тебя сила! Ц взмолилась она. Ц Только бы не на кладбище!
»
Но Всевышний остался глух к ее мольбам, именно к кладбищу шел их путь. Там
среди гробниц и белых каменных плит Ц Марьям ждало спасительное чудо.
Ц Мара… Ц Девушка схватила свою провожатую за руку. Ц Мара, куда ты?
Ц Ты Ц Марьям, я Ц Мара. Как договаривались, всё исполнила. Перстень заб
ери Ц мне не нужно. Это ты ей отдашь. И деньги забери. А меня отблагодаришь
… потом… когда дело твое выгорит…
Ц Мара! Не оставляй меня!
Ц Тс-с-с! Ц женщина прижала к губам палец. Бесстыжей волной рассыпались
по плечам кудряшки. Ц Иди. Она ждет тебя.
Ц Да кто же, кто?!
Ц Иди.
Шатаясь, словно пьяная, девушка сделала шаг. Оглянулась: пусто. Сгинула ча
родейка. Ушла в горячие влажные кошмары, исходящие из лона Лилит.
Во рту Ц песок и соль. Рубашка царапает отвердевшие соски.
Ц Я… я прибегаю к Аллаху… Ц Горло перехватило. Марьям силилась произне
сти еще хоть слово, но не могла. Ц Я прибегаю!
Из-за деревьев вынырнула смеющаяся луна. Свет ее упал на абайю Марьям, отк
рывая грязные полосы. Понятно, почему не подействовала молитва… Мара вым
азала ее мертвечиной. Слова аята, оберегающего от козней шайтана, теперь
бессильны.
Но Иса! Иса-кровопийца. И пустыня. Разве может быть что-то страшнее?
Одеревенелыми руками Марьям зашарила в пыли, собирая проклятые монеты. П
ерстень отыскать оказалось труднее всего: тот завалился под иссохший со
бачий череп. У камня лежал подрагивающий сверток размером со спеленатог
о младенца, Марьям захватила и его.
Хасан, напомнила она себе. Добром не вышло, значит, колдовством придется. Н
о Хасан будет принадлежать ей.
С трудом переставляя ноги, девушка побрела среди могил. Камни смотрели в
сторону Мекки слепыми мордами, а Марьям всё шла и шла, прижимая к груди узе
лок. В голове билось одно: вдруг запищит? Вдруг кто услышит?
Тогда убьют на месте. Не камнями Ц мечом.
Ц Кого ищешь, красавица? Ц прозвучало за спиной. Ц Уж не меня ли?
Марьям обернулась. Существо, что стояло среди могил, несомненно, было ког
да-то женщиной.
Светлые пряди волос рассыпаются по плечам. Белая ткань савана словно све
тится изнутри Ц добрый, ласковый свет. Темные дыры глаз и носа не дают отв
ести взгляд. Присмотришься Ц увидишь рай, там праведники ликуют. Жемчуж
но поблескивает лунный свет на щеке. Отражается, словно от драгоценной ш
катулки слоновой кости.
Ц Мамочки!..
БРАЧНАЯ ЛЯМКА ХАСАНА МАНБИД
ЖСКОГО
Душно повелителю манбиджскому. Ох, тошно!
Луна бросает в окно горсти белого серебра. Дым курильницы перламутровой
струйкой вьется. Казалось бы, живи и радуйся! А вот не жизнь Хасану. Не любо
вь. Потому что россказни о Сулеймановых гаремах, наполненных прекрасным
и женами и невольницами, Ц это всего лишь россказни. Действительность к
уда горше.
Этой ночью настала очередь Лямы. Старухи увели плосколицую харранку в ба
ню и полночи измывались над счастливицей. Мази, притирания, благовония. Р
озовая вода, будь она неладна!.. Багдадские румяна, сурьма, амбра.
О Аллах!
А ведь есть еще шелка и бархат. Украшения золотые и серебряные. Эта верблю
дица, поди, полночи перед зеркалом провертится, прихорашиваясь! Хасан на
дворцовых приемах так не маялся, как здесь, в ожидании, пока жена приготов
ится к исполнению супружеского долга. И так происходило с каждой. Не искл
ючая и тридцатипятилетнюю старуху Имтисаль.
А ведь ему всего тридцать! О жизнь, достойная пса и паука, вместе взятых.
Правитель наподдал ногой по узорчатому хорасанскому столику. Зимние яб
локи разлетелись по комнате. Графин сочно лопнул, словно спелый арбуз; ше
рбет потек по ковру, наполняя воздух приторным сливовым ароматом. Это Им
тисаль. Так ей!
От второго пинка перевернулся шкафчик с книгами и разной мелочовкой: куб
ками, статуэтками, цепочками. Тревожно закачалась на цепях масляная ламп
а. А это Балак.
Правитель огляделся, ища, кого бы пнуть вместо проклятого крестоносца Жо
слена, но тут в дверь постучали.
Ц Входи! Ц зарычал Хасан. Ц Входи же во имя Аллаха! Ц и замер у двери, сл
овно барс в засаде.
Ц Господин может пнуть курильницу с благовониями, Ц донесся из коридо
ра пронзительный голос. Ц Она отчасти похожа на зловонного франка. Мой з
ад избегнет благородной туфли, а потом, клянусь милостями Аллаха, мы вмес
те с господином потушим пожар, что возникнет. И если это не получится, то п
усть повелитель прикажет выстроить новый дворец, а заведовать строител
ьством поставит своего верного слугу.
Ц А, это ты, Керим… Ц разочарованно протянул Хасан. Ц Ну входи же. Клянус
ь милостями Аллаха гнев мой улетучился вместе с твоими словами.
Евнух последовал приглашению. Словам Хасана он не очень-то верил, но дваж
ды ослушаться повеления Ц это дурной тон, знаете ли. Так можно и на колу о
казаться.
Ц Как твоя рука, Керим?
Ц Благодарение Аллаху, хорошо, повелитель. Мерзкая тва… то есть игривый
шалунишка почтил меня своей лаской. От нее я чувствую себя юным и жизнера
достным.
Ц Ладно, ладно, Керим, Ц хмуро отозвался Хасан. Ц Я прикажу наградить те
бя за службу.
Ц Благодарю, о сиятельный. Ц Евнух оглянулся на дверь. Ц Господин изны
вает и трепещет в ожидании брачной ночи?
Грань между издевкой и благоговением в словах Керима была так тонка, что
Хасан едва не обманулся. Но он слишком хорошо знал казначея:
Ц Твой язык, Керим…
Ц Знаю, блистательный. Приготовленный с миндалем, он окажется запретен
для правоверного.
Ц Отчего же?
Евнух на ухо объяснил господину отчего. Немудрящая шутка вызвала усмешк
у на лице правителя.
Ц Ты развеял мрак моего сердца, пройдоха! Аллаха молю, чтобы подсказал сп
особ наградить тебя.
Ц Пусть светлейший не утруждается. С тех пор как Всевышний даровал нам д
инары, это стало легким делом. Но я знаю человека, который полностью уничт
ожит тоску повелителя. Его имя Ц Рошан Фаррох.
Ц Рошан Фаррох? Я слышал о нем. О, как было бы славно увидеть его воочию! Во
т только…
Хасан с досадой поглядел на испоганенный ковер. Кериму не требовалось сл
ов, чтобы понять господина:
Ц Светлейший беспокоится из-за жены? О, это легко устроить. Я подговорил
нашего начальника стражи, Сабиха, на маленький обман. В нужный момент он я
вится якобы с посланием от Балака. Мол, важное дело постигло ислам. И дурно
поступит повелитель, не почтив гонца вниманием.
Ц Это ночью-то?! Ц Евнух тонко улыбнулся:
Ц А то повелитель не знает эмира Балака?
Ц Знаю. Такой пес, прости Аллах! Иди же, Керим. Распорядись насчет закусок
… ну и вина там разного. О, как возвеселил ты мое сердце!
Евнух поклонился и вышел из покоев господина. Вскоре появилась старуха и
объявила, что Ляма готова сплести ноги со своим супругом. Гордо выпрямив
шись, она повела Хасана на встречу с плосколицей. Манбиджец шел с таким ви
дом, будто его ожидал ковер крови, а не брачное ложе.
Следующий час показался ему вечностью. Хасан полулежал среди шелковых п
одушечек, терзая струны лютни. От маленькой жаровни тошнотворно тянуло к
акуллийским алоэ. Плосколицая… да и что греха таить Ц плоскогрудая Ляма
не торопилась открывать свою наготу. Наслаждаясь моментом, она тигрицей
прохаживалась вокруг мужа:
Ц …четвертого дня Ц помнишь, ты изволил подмигнуть служанке. Той, что в
саду. Рябенькой.
Ц Но, Ляма, Ц Хасан задохнулся от возмущения Ц Она же крива и безобразн
а. Мне в глаз попала мошка.
Ц Ах медовый коржичек, ты совсем меня не любишь. Истинно говорят поэты:
О любовь моя, не щадишь меня и
не милуешь…
Сам о любви говоришь, и сам же подмигиваешь разным рябым развратницам.
К чему мне жить и амброй умащ
аться,
Коль рябота взгляду твоему милее и прелестнее?
Хасан скрипнул зубами. Три жены у него было, и все три изводили его по-разн
ому. Имтисаль каждое свидание превращала в торговую сделку. Она помнила
всё. Сколько платков и какого качества он подарил младшим женам; кого из ц
аредворцев возвысил; кого наградил, а кого наказал.
Имтисаль принадлежала к людям, что вечно чувствуют себя обделенными. Осы
панная золотом, она воображала: «Других-то, наверное, рубинами да сапфира
ми оделяют». Набей ей рот жемчужинами с голубиное яйцо, а она: «Ляме и Айше,
поди, с куриное достались». И при этом всё старалась экономить на подарка
х, всё плела какие-то глупые интриги. Очень, очень уставал от нее Хасан.
Ляма изводила его ревностью и стихосложением. Кто-то из придворных сдур
у ляпнул, что стихи ее подобны творениям Исхака Мосульского. Исхаку-то чт
о Ц он помер триста лет назад. А Хасан отдувайся!
Но страшнее всех была Айша. Самая молоденькая и самая бешеная. Она назубо
к знала Коран и донимала мужа разговорами на религиозные темы.
Все-то у нее получались чуть ли не кафирами, все жили не по шариату. Хасан б
ыл почти уверен, что Айша девственна. Сам он к ней не входил, а других мужчи
н благочестивица избегала, как шайтан святой суры Аль-Курсийа.
Ц …говорят, с гепардом. Ластилась, обнимала, покрывала поцелуями. Прилюд
но, блудница! Гепарда бы хоть постыдилась!
Хасан встрепенулся. За горькими размышлениями он успел потерять нить бе
седы:
Ц О ком ты, голубка?
Ц О Марьям, конечно. О мой поджаристый пирожок с курдючным салом! О ней, бе
сстыжей. Ибо сказано:
Когда ни пройду по двору, о лю
бимом думая
Всюду эта вертихвостка задом трясет.
И как это можно бесстыдно задом трясти,
Когда думы мои об одном лишь любимом?
Скрежет зубовный был ей ответом. Куда?! Куда скрылся мерзавец, что убедил Л
яму в ее поэтическом даровании?
Харранка принялась разоблачаться. Красотой она и в девичестве не блиста
ла, а пожив несколько лет в сытости и праздности, Ц и подавно. И кто из поэт
ов придумал, что «зад, подобный горе песка» Ц это красиво?
Ц Иди же ко мне, красавчик мой!
«Сабих!! Ц мысленно взвыл правитель. Ц Где ты?»
Всему на свете приходит конец. Липким объятиям, подобным прикосновениям
куска теста, тошнотворному дыму алоэ, визгливому женскому речитативу. Вс
ему.
Забарабанили в дверь кулаки. Донеслось отрывистое:
Ц Гонец! Гонец к господину! От эмира Халеба и Харрана, Балака Горы! Немедл
енно!
За дверью стоял крепыш в кольчуге, драных шароварах и неряшливо намотанн
ой чалме. Ноги крепыша изгибались колесом, нос его тянулся к нижней губе, с
ловно принюхиваясь к чему-то. Щеки свисали, как у пастушеского пса, редкие
усики торчали воинственно Ц и попробовал бы кто сказать, что Сабих ибн В
асим не заслуживает своего имени! Ох, не поздоровилось бы наглецу!
Раньше чем опомнилась ошарашенная Ляма, Хасан подхватил шальвары и хала
т Ц и к двери. Уже снаружи, облачаясь под сочувственными взглядами страж
ников, он почувствовал себя на седьмом небе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36