Он еще не успел договорить, как Кэтлин уже соскользнула на землю. От долгой езды верхом все тело ее затекло. Шум прибоя, доносившийся снизу, казался ей волшебной музыкой.
Кэтлин слышала, как Нилл сердито кричал ей вслед, наверное, предупреждая о чем-то, но она не обращала внимания. Птицей летела Кэтлин к краю обрыва, где у зеленой кромки брала начало гигантская каменная лестница.
Высоко подобрав юбку, она сползла вниз, не обращая внимания на то, что шероховатая поверхность камня больно царапает нежную кожу. Рокот прибоя, казалось, околдовал ее. Словно ночная бабочка, которая летит на огонь, не думая ни о чем, Кэтлин спускалась туда, где волны с грохотом бились о скалы, разлетаясь мириадами сверкающих брызг.
Ей хотелось почувствовать мощь этой стихии, раствориться в ней точно так же, как в детстве, когда она выбегала во двор, где бушевала гроза. Всей грудью вдыхая соленый морской воздух, она спускалась все ниже, завороженно наблюдая, как в небе парят чайки, как они вдруг, словно повинуясь команде, камнем падают вниз или взмывают в небо.
Брызги морской воды попали ей на щеку, и Кэтлин радостно рассмеялась, вспомнив легенды о морских котиках, которые в лунные ночи выбираются на берег, чтобы принять человеческий облик и найти земных возлюбленных. Все эти истории, от которых у маленькой Кэтлин захватывало дух, в детстве казались такими романтическими, но сейчас она могла только удивляться, как живое существо могло бы решиться хоть на мгновение оставить этот дивный мир.
Все вокруг казалось удивительно прекрасным. Невозможно было предположить, что эта красота может оказаться смертельно опасной. Позже Кэтлин и сама не могла понять, как все случилось. Ноги ее вдруг соскользнули с камня, и в следующую минуту сильные пальцы волн вцепились в край ее платья. Она покачнулась, потеряла равновесие и внезапно почувствовала, что летит куда-то.
Кэтлин погрузилась в холодную воду и с удивлением почувствовала, что тело ее ничего не весит. Она словно парила в небесах. Но тут предательская сущность моря открылась ей во всей полноте.
Дивная музыка прибоя вдруг превратилась в оглушающий грохот, и Кэтлин уже не слышала ничего, кроме похоронного звона колоколов, уныло гудевших в ее голове. Но в то мгновение, когда очередная волна уже готова была утащить ее за собой, где-то рядом раздался сильный всплеск, словно что-то тяжелое рухнуло в воду и стремительно метнулось в сторону Кэтлин, из последних сил боровшейся с волнами. Мускулистая рука с силой вцепилась ей в волосы и потянула наверх.
Нилл проворно выбрался на широкую плоскую поверхность скалы, вытащил Кэтлин, и они почти упали рядом, с трудом переводя дух. Девушка незаметно наблюдала за ним из-под завесы мокрых спутанных волос. Лицо Нилла, еще мокрое, было суровым и жестким. Он поранил ногу об острый выступ скалы; тонкая струйка крови текла вниз по перепачканной песком коже.
– Т-ты поранился, – заикаясь, пробормотала Кэтлин.
– Дьявольщина, а ты чуть было не утонула! – прорычал он хрипло, так и не отдышавшись как следует. – Какого черта тебя туда понесло?!
Кэтлин съежилась, чувствуя себя дурочкой, когда попыталась объяснить ему, что за таинственная сила повлекла ее к самой воде.
– Я в жизни не могла вообразить себе что-либо подобное, настолько могущественное, громадное. Мне хотелось хотя бы пальцем дотронуться до него.
– Дотронуться? – повторил он, не веря своим ушам. – До чего?
– До моря, – совершенно спокойно объяснила она.
– Что за идиотская мысль! Ты хотя бы подумала, что скажет верховный тан, когда ему станет известно об этом? Кэтлин-Лилия, дескать, утонула в море, потому что, видите ли, хотела попробовать пальчиком, какое оно. Конн приказал бы снести мне голову с плеч – и был бы прав. А я, между прочим, вовсе не стремлюсь ее потерять!
И тут Кэтлин впервые почувствовала раскаяние. Ей и в голову не приходило, какая кара ждет Нилла, если он не доставит ее к тану живой и невредимой. Господи, что она наделала? Поддалась этой красоте, этому волшебству, чуть было не позволила увлечь себя на дно.
– Но я не думала, что это может быть опасно.
– Разве ты не слышала, как я тебя предупреждал? – грозно прорычал он.
Несмотря на сотрясавшую ее дрожь, щеки девушки чуть заметно порозовели.
– Я никогда никого не слушала, когда выбегала из дома в грозу.
Его суровый взгляд заставил Кэтлин смущенно потупиться.
– Если уж тебе суждено жить в замке верховного тана, то следует заранее научиться быть осторожной. В конце концов, не буду же я ходить за тобой по пятам, чтобы вытаскивать отовсюду, куда тебе вздумается сунуть свой любопытный нос. А в окрестностях замка тебе может грозить опасность пострашнее, чем на берегу моря.
Опешив от столь суровой отповеди, Кэтлин ненадолго притихла. Само собой, пристыженно думала она, ей следовало бы прислушаться к его предостережению. Ведь то, что случилось с ними, произошло исключительно по ее вине; если бы не помощь Нилла, она бы, несомненно, утонула. Но теперь, когда смертельная опасность была уже позади, Кэтлин ничего не могла с собой поделать. Она вдруг поймала себя на том, что нисколько не огорчена – наоборот, всю ее переполняла пьянящая радость.
Она все-таки дотронулась до воды, почувствовала сильные объятия моря! Да, это было страшно, опасно – и все-таки великолепно!
Когда Нилл снова усадил ее в седло, Кэтлин набрала полную грудь воздуха и наконец решилась.
– Мне хотелось бы попросить тебя еще об одном одолжении.
– Проголодалась? Можешь поесть и в седле.
– Нет, я хотела задать тебе один вопрос.
Ожидая, пока она снова заговорит, Нилл скрестил на груди могучие руки, напоминая одного из древних богов друидов – точь-в-точь как в тот день, когда она увидела его на плоском камне алтаря.
– Я просто не могу понять, почему… – Заглядевшись на то, как капля воды, сбежав с виска Нилла, медленно скользит вниз по его мощной челюсти, она вдруг замолчала.
– Что – почему?
Она взглянула ему прямо в глаза, стараясь не думать о том, как эта капля сейчас прокладывает дорожку вдоль мускулов шеи.
– Почему ты все-таки отвез меня к морю?
Нилл перевел дыхание, будто маленький кулачок Кэтлин неожиданно впечатался ему в живот, лицо его потемнело.
– Говорю же тебе – лошадь захромала. Нужно было.
– Никакого камня там и в помине не было. Мне, конечно, очень жаль это говорить, но, боюсь, ты просто напускаешь на себя суровый вид. А на самом деле ты очень добрый человек.
– Добрый?! К дьяволу эту проклятую доброту! – рявкнул он с таким свирепым видом, будто она нанесла ему невесть какое оскорбление. – Я просто делаю то, что приказал мне верховный тан!
– К чему так волноваться? – улыбнулась Кэтлин. – Считай, что твоя тайна во мне и умрет.
Это невероятно, просто-таки дьявольски красивое лицо вдруг побагровело. Кэтлин готова была поклясться, что он готов на все, лишь бы только переменить тему.
– Теперь мы не останавливаясь будем ехать до самой темноты. Поэтому, если ты проголодалась, скажи сейчас. Монашки дали нам в дорогу хлеба и сыра.
Вместо ответа Кэтлин откинулась назад, чтобы в последний раз подставить лицо свежему морскому ветру. Всей грудью вдыхая соленый запах моря, она тоскливо окинула взглядом берег, который ей не суждено было увидеть снова, торопливо бегущие к берегу волны, похожие на табун морских коней с развевающимися белыми гривами пены.
– Я не голодна, – с тяжелым вздохом сказала она. – Я сыта тем, что увидела. Наверное, я бы никогда не могла пресытиться всей этой красотой.
Мрачно ухмыльнувшись, Нилл повернул коня в сторону от берега, спрашивая сам себя, чего это его сюда понесло. Неужели только ради того, чтобы дать возможность глупой девчонке поплескаться в морской водичке? Господи, да он просто спятил! А что, если ему подсознательно захотелось дать ей возможность полюбоваться этой красотой, прежде чем ее навсегда запрут в замке Конна?
Кэтлин-Лилия, девушка-ребенок, которой на роду написано навлечь немыслимые несчастья на верховного тана, спасенная от неминуемой смерти только лишь благодаря милосердию Конна. Да ведь она, можно сказать, стала в Гленфлуирсе живой легендой! Дочь прославленного воина, самого обожаемого героя, которого только знал их народ!
Теперь Нилл ловил себя на том, что чувствует к этой почти незнакомой девушке нечто похожее на жалость.
Он украдкой покосился на Кэтлин. Да полно, та ли это девушка, с которой он провел столько часов в одном седле? Неужели можно переродиться, окунувшись с головой в холодную воду? Соленые морские волны будто смыли с Кэтлин тонкий слой монастырского воспитания, превратив ее в загадочное, совершенно непонятное для него существо.
Она просто искрилась радостью, счастьем, ощущением бескрайней свободы, будто за спиной у нее выросли два сверкающих алмазной россыпью крыла.
Приходилось ли ему когда-нибудь испытывать нечто подобное? Нет, по крайней мере никогда он не радовался так, как радовалась сейчас она.
Уж он-то хорошо знал, как опасно слишком сильно радоваться чему-то. Предательница-судьба, посмеявшись, постарается отобрать именно то, что тебе дороже всего.
Он вдруг вспомнил аббатство, стайку одетых в черное монахинь, молившихся за них, когда его конь уносил Кэтлин в другой, неизвестный им мир. Оставалось надеяться на то, что эти молитвы будут оберегать Кэтлин в той жизни, которая ее ждет.
Неожиданно ему захотелось рассказать ей о том суровом, полном опасностей мире, лежавшем за монастырскими воротами, о котором ей ничего не было известно. Но Нилл только стиснул зубы и вонзил шпоры в бока коня. Он воин, а не сладкоголосый бард! В конце концов, ее счастье не его забота. В тот момент, когда Нилл вручит ее Конну, он избавится от нее навсегда. Скоро Кэтлин сама все узнает. Оставалось уповать только на то, что самого его в это время уже не будет в замке.
Языки пламени, ярко вспыхивая синими, оранжевыми и багрово-алыми сполохами, отгоняли ночь. Листва в кроне дерева, низко склонившегося над Кэтлин, жалобно шептала, будто чья-то беспокойная душа.
Все ее тело болело. От долгой скачки ныла, казалось, каждая косточка, каждый мускул. Лицо саднило после того, как она, набрав в ручье полные пригоршни ледяной воды, долго терла его, пытаясь отмыть дорожную пыль. Нилл безжалостно гнал коня весь день, и у нее совсем не осталось сил. Кэтлин до такой степени хотелось спать, что она почти не замечала этого, желая скорее погрузиться в мечты о морских богах, разъезжающих в колесницах, запряженных конями с гривой из пены волн.
Но стоило Ниллу спрыгнуть с коня и сунуть ей сумку с припасами, которую дали им в дорогу добрые сестры, и сон мигом улетучился. Развязав сумку, она вытащила знакомый ей с детства каравай хлеба, и воспоминания о великолепии моря потеснила нахлынувшая на девушку волна грусти.
Кэтлин задумчиво провела кончиком пальца по чуть заметной впадинке, образующей в корочке хлеба крест – священный символ, которым до сих пор всегда был отмечен хлеб, который она ела.
Должно быть, в последний раз ей придется есть этот хлеб, ставший для нее символом родного дома. Ей очень хотелось сохранить его на память, однако, бросив взгляд на мужчину, сидевшего напротив нее с голодным блеском в глазах, Кэтлин передумала.
Она разломила хлеб на две части, протянув одну из них Ниллу, и тот принялся жевать свою долю так ожесточенно, будто не ел уже неделю. Только на мгновение оторвался он от этого занятия, чтобы бросить недовольный взгляд на ее руку.
– Тебе лучше поесть, – сказал он, смахнув с подбородка приставшие крошки. – Завтра будет тяжелый день – придется скакать без отдыха до самого вечера.
– Не бойся, я не свалюсь с лошади. Мне хорошо известно, как ты торопишься, чтобы поскорее добраться до… – Она вдруг замялась. – Это так странно, я ведь даже не помню, как зовут вашего верховного тана. А между тем в его руках мое будущее.
– Конн. Его зовут Конн Верный. И не только твоя жизнь, но и жизнь каждого, кто живет в этих местах, находится в его руках.
– Может быть, и так. Боюсь только, что сам он редко об этом вспоминает. Может быть, мне легче было бы понять это, если бы я знала, почему…
– Почему что?
Кэтлин снова пальцем коснулась изображения креста.
– Почему именно я? Почему сейчас? Я провела в аббатстве много лет, и почему вдруг именно сейчас я удостоилась его внимания?
Нилл поднес к губам кожаную флягу, которую наполнил ледяной водой из ручья, и сделал большой глоток.
– Думаю, причины, толкнувшие Конна на этот шаг, легко понять. Ты достигла того возраста, когда девушек принято отдавать замуж. Скорее всего он нашел для тебя подходящего мужа, вот и все.
Глаза девушки расширились. Почему-то ей никогда не приходило в голову, что все произойдет таким образом. Она-то надеялась, что придет день – и она влюбится, что у нее будет выбор. Даже в стенах аббатства ей доводилось слышать истории о молодых женщинах, которых отводили к венцу против их воли. Неужели и ей на роду написано всю жизнь делить кров и постель с совершенно незнакомым человеком?!
– Но я не могу сейчас выйти замуж, – заикаясь, пролепетала Кэтлин. – Я не знаю никого, кто бы… – И осеклась, растерянно уставившись на него. – Ты ведь не думаешь, что ты… и я… что Конн именно тебя послал в аббатство, потому что предназначил мне в мужья?
Нилл поперхнулся хлебом.
– Не говори глупости! – прорычал он. – Верховному тану отлично известно, что я поклялся никогда не жениться! – И тем не менее на лице его отразилась та же растерянность, что и у Кэтлин.
Он украдкой коснулся рукой висевшего на поясе кожаного кошеля, в котором что-то чуть слышно хрустнуло.
– Есть только один способ узнать это, – пробормотал он и, перехватив ее вопросительный взгляд, выпустил кошель из рук.
– А что там такое? – с любопытством спросила Кэтлин.
– Это тебя не касается! – рявкнул он. – Заруби себе на носу: ни одной женщине не удастся назвать меня своим мужем!
Даже при свете угасавшего костра Кэтлин заметила, как вдруг потемнело его лицо, будто он боялся, что она поднимет его на смех.
– Раз уж ты так уверен, что Конну не придет в голову заставить тебя обзавестись женой, тем более против твоего желания, то почему ты думаешь, что он вздумал выдать меня замуж?
– А почему бы и нет? В Гленфлуирсе полным-полно мужчин.
– Да много ли среди них таких, кто с радостью возьмет за себя девушку, у которой за душой нет ни гроша? – Она пожала плечами. – Думаешь, я такая простушка, что вообще ничего не знаю о жизни? Обязанность хорошей жены – принести что-то в дом мужа. Богатство или знатное имя, родственные связи, чтобы у него были союзники и друзья. – При этой мысли ей почему-то стало неуютно.
Нилл раздраженно передернул плечами.
– Да любой мужчина, кроме меня, был бы счастлив взять тебя в жены!
– Интересно почему?
– Тому, кто женится на тебе, ты принесешь в приданое то, что дороже любых драгоценностей или богатых земель. В жилах его сыновей будет течь кровь храбрейшего воина, самого знаменитого копьеносца нашего времени!
Все мысли о замужестве вмиг улетучились у Кэтлин из головы.
– Ты знаешь моего отца? Мою семью?
Нилл, поднеся к глазам краюху хлеба, притворился, что внимательно разглядывает ее.
– У тебя еще будет время узнать обо всем, когда ты очутишься в замке, – проворчал он.
– Ах, да перестань! – Выронив недоеденный хлеб, она вскочила, не сводя с него глаз. – Всю жизнь я ждала случая узнать, почему мои родители покинули меня, почему у меня не было ни матери, ни отца, как у других детей!
– Это не мое дело – рассказывать тебе о таких вещах! Мне не давали приказа!
– А не рассказывать тебе приказывали? – вскричала Кэтлин. – Или тут есть что скрывать?
– Нет, но… Проклятие, женщина, ты все переворачиваешь с ног на голову!
– Я переворачиваю с ног на голову?! Ты хоть можешь себе вообразить, что это такое – всегда гадать, вечно сомневаться, боясь услышать ответ, и все равно умирать от желания узнать хоть что-то! И вот теперь… мои родные… может быть, они ждут меня в замке и я наконец увижу их! – Кэтлин вдруг заметила, как глаза Нилла сузились и на лице его появилось странное выражение. Казалось, он колеблется.
– Ты не найдешь в замке своих родных, – сказал он наконец.
– Значит, они живут не там? Впрочем, не важно. Я все равно их найду.
Он отвел глаза в сторону. Предчувствуя недоброе, Кэтлин замерла.
– Они… – прошептала она едва слышно, и голос ее предательски дрогнул.
– Они умерли. – Он произнес это с грустью, совершенно неожиданной в этом суровом человеке.
Кэтлин отвернулась, стараясь скрыть слезы. Настало долгое молчание.
– Мать-настоятельница отдала мне это перед тем, как я покинула аббатство. – Рука Кэтлин осторожно коснулась драгоценного браслета. – Должно быть, он когда-то принадлежал моей матери. Всю свою жизнь я гадала, какие они, мои родители.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37