Это было так трагично.
— Да?
— Сегодня пять лет, как я распрощалась с Джеком.
— Джеком?
— Джеком Мартиндейлом.
— Он был вашим…
— Моим мужем. Мы были так молоды… очень, очень молоды… с трудом пробивались оба. У меня были успехи. Мы и встретились в «Ист Линне». Он был Арчибальдом моей Изабель. Молодая любовь прекрасна, вы не находите, мисс Грант?
— Я не могу судить по своему опыту, но полагаю, что да.
— О, должно быть вы из поздно влюбляющихся.
— Вероятно.
— Что ж, моя дорогая, будьте за это благодарны. В молодости люди бывают так импульсивны. Но у нас с Джеком все было хорошо с самого начала. Мы поженились. Мне как раз исполнилось семнадцать. Это была идиллия. Мы много ролей сыграли вместе. Мы что-то вносили в наши роли. Все так говорили. Но потом я начала превосходить его. Джек страстно меня любил, но он был немного обижен. Видите ли, зрители приходили именно ради меня. Без меня он совсем не мог собрать зрителей.
Она встала и повернулась спиной к окну, скрестив руки на груди. Она выглядела очень драматично.
— Так он и ушел. Я не пыталась его остановить. Я понимала, что он должен сам проложить себе дорогу. Появилась возможность отправиться в Америку и только ему одному. Какой-то менеджер его увидел…
— А вас он приглашать не хотел?
Она холодно посмотрела на меня.
— Он искал исполнителя главных мужских ролей.
— О, понимаю.
— Вам не понять театр, мисс Грант.
Она все еще была довольно холодна.
— Однако Джек уехал.
Последовала напряженная минута. Это было похоже на конец акта, когда должен опуститься занавес и пришло время произнести последнюю, главную реплику.
— Корабль столкнулся с айсбергом… через три дня после отплытия из Ливерпуля.
Она уронила руки и подошла к сервировочному столику.
— Это очень грустная история, — сказала я, помешивая чай.
— Вы не представляете себе, мисс Грант. Да и откуда… когда вы ведете столь спокойный образ жизни… обучая… Вы представить не можете, что чувствует актер… взаперти здесь… после такой трагедии.
— Я прекрасно могу представить, что любой может чувствовать после такой трагедии. Не обязательно быть артистом, чтобы испытывать горе.
— Джек был потерян. Я продолжала работать. Этому ничто не могло помешать. И потом… должно быть года два спустя я подружилась с Джейсоном. У него очень милый дом в Лондоне. На площади Сент-Джеймс… А театр его всегда интересовал. Он часто приходил смотреть мою игру. Он очень интересный мужчина… когда с ним познакомишься поближе. Он был от меня без ума. Что ж, можете представить, как это произошло. Конечно, я никогда не забуду Джека, но Джейсон здесь, а этот его дом очень привлекателен. Его судьба тоже казалась трагичной. Эта его семья, которая всегда жила в поместье на протяжении сотен лет, и не было наследников, и эта его катастрофическая женитьба. Потом там были только две девочки. Вы знаете, что я имею в виду. Конечно, для меня это было жертвой. Ребенок так ограничивает. Все это время, когда вы ждете, пока он родится, не говоря уж о неудобствах… Но я сделала это… ради Джейсона… и думаю, что когда все устроится, я смогу быть счастлива.
— Вы хотите сказать, когда вы выйдете замуж за сэра Джейсона?
Она улыбнулась.
— Конечно, пока этого сделать нельзя. Должен быть перерыв. Люди в подобном месте… знаете, такие ограниченные. Они говорят всякие жестокие вещи. Я сказала Джейсону: «Мне-то какое дело?» Но он говорит, что мы должны быть осторожны. Знаете, было много разговоров и чрезвычайно неприятных разговоров.
— Сплетни могут быть опасны, — сказала я, ощущая легкие угрызения совести, поскольку сама так недавно слушала их у миссис Бэддикомб.
— Убийственны, — сказала она. — Однажды я играла в пьесе о человеке, у которого жена умерла… похоже на то, как умерла леди Веррингер. Там была другая женщина.
— Полагаю, это не такая уж необычная ситуация.
— Поскольку мужчины есть мужчины.
— А женщины — женщины, — добавила я, возможно, с некоторой прохладцей.
— Согласна, согласна.
Она поднялась и отошла от сервировочного столика к окну, постояла несколько мгновений, а когда повернулась, играла уже другую роль. Она уже не оплакивала мужа. Она стала невестой новому.
— Что ж, — сказала она, поворачиваясь ко мне и улыбаясь. — Колесо вертится. Теперь я должна осчастливить Джейсона. Он обожает маленькую Миранду.
— О, даже так?
— Когда он здесь. Конечно, он так долго в отъезде. Но когда он вернется, зазвонят свадебные колокола. Ожидание утомительно. Но он должен был ехать. Это нелегко, когда я здесь… так близко… и все эти разговоры.
— Да, полагаю, что так.
— Может быть, я даже присоединюсь к нему прежде, чем он вернется. Он бывает очень настойчив и пытается убедить меня приехать к нему.
— Все, что я могу, так это пожелать вам благополучия.
— Будут кошмарные сплетни, но такого рода вещи приходится переживать, верно?
— Вероятно.
В дверь постучали, и появилась миссис Гиттингс с Мирандой.
— Иди сюда, моя дорогая, — сказала Марсия, теперь уже любящая мать.
Ребенок приблизился, но, как я заметила, крепко прильнув к руке миссис Гиттингс.
— Моя малышка, подойди и поздоровайся с мисс Грант.
— Здравствуй, Миранда, — сказала я.
Темные глаза обратились ко мне. Она сказала:
— У меня есть маисовая куколка.
— Что, дорогуша?
Миссис Гиттингс сказала:
— Она висит на стене в коттедже моей сестры. Миранда решила, что это ее кукла.
— Сколько ей лет? — спросила я.
— Почти два, — сказала миссис Гиттингс. — Совсем большая девочка, верно, лапушка?
Миранда засмеялась и зарылась в юбки миссис Гиттингс.
Было совершенно ясно, кому в этом доме принадлежит любовь Миранды.
Мне очень хотелось выбраться отсюда. Надоело слушать о Джейсоне Веррингере и его любовных делах. Все это выглядело довольно омерзительно, и в этом доме было такое ощущение нереальности, что мне больше не хотелось никого из них видеть — может быть, за исключением миссис Гиттингс и ребенка.
Через какое-то время Миранду увели, и я ушла под предлогом, что мне нужно возвращаться в школу. По дороге домой я думала о том, какая жалость, что школа так близко к Холлу и в сущности даже его часть. От этого уклоняться труднее. Но я уж точно не поспешу наносить визит в Грачиный Стан.
Должно быть, не позже чем через две недели я наткнулась в городе на Миранду и миссис Гиттингс. Ее розовое лицо засияло от удовольствия, когда она увидела меня.
— Ну как же, это мисс Грант, — сказала она. — Прекрасный день, не так ли? Весна идет. Я с Мирандой приехала в собачьем возке. Ей очень нравится, правда, Миранда? Нам еще одну-две покупки надо сделать перед отъездом.
— О, вы уезжаете?
— Я везу Миранду с собой к сестре.
— Вам будет там хорошо. Миранде тоже.
— Да. Она увидит свою маисовую куколку, правда, лапушка? А тетя Грейс — это моя сестра. Очень она Миранду любит, и Миранда ее. На болотах будет красота. Я там росла. Говорят, всегда хочется вернуться в родные места.
— Как же они в Грачином Стане без вас обойдутся?
— Их там не будет. Дом закроют, пока мне не сообщат, когда нужно возвращаться.
— Значит, миссис Мартиндейл едет в Лондон, верно?
— Даже дальше, она говорит. Она помалкивает об этом, но иногда у нее выскакивает. Она к нему едет.
— К нему?
— К сэру Джейсону. Куда-то на континент. Мейзи поедет с ней.
— Вы думаете, они поженятся там… где бы это ни было?
— Ну, кажется, у нее на уме именно это.
— Понятно.
— Мне не терпится попасть в пустоши. Было приятно повидать вас, мисс Грант. Мне кажется, Миранде вы очень понравились.
Я попрощалась, но чувствовала легкую депрессию.
Возвращаясь верхом в Аббатство, я думала о том, какая же это омерзительная история.
Тереза пришла ко мне очень расстроенной.
— Эти родственники, — сказала она. — Они хотят, чтобы я на Пасху приехала к ним. Мисс Хетерингтон пригласила меня в свой кабинет. Она сказала, что только что узнала. Я сказала, что не хочу ехать, но мисс Хетерингтон говорит, что я должна.
— О Тереза, — сказала я. — Тетя Пэтти и Вайолит будут так разочарованы.
— Я знаю, — в глазах у нее стояли слезы. — Вайолит должна была показать мне, как делать булочки с крестиками.
— Возможно, еще можно что-нибудь придумать. Я пойду поговорю с мисс Хетерингтон.
Дейзи мрачно покачала головой.
— Я часто думала, насколько разумно вам брать Терезу к себе. Я знаю Пэшенс и Вайолит и эффект, который они могут произвести на девушку вроде Терезы. Бедное дитя, она чуть с ума не сошла, когда я ей сообщила о письме. Я сказала:
— Наверняка ведь им можно объяснить.
— Вряд ли они передумают. Дело не в том, что она им нужна. Я ведь читаю между строк. Они думают, что плохо выглядят в глазах родителей, они же должны за ней приглядывать, а двое каникул с посторонними уж чересчур. Ей придется поехать к ним на Пасху, и тогда можно попробовать устроить, чтобы вы взяли ее на летние каникулы, которые длиннее.
— Нам будет так грустно, видите ли, она быстро стала членом семьи.
— В этом вся проблема. С девушками вроде Терезы нужно быть очень осторожными. Они так интенсивно чувствуют. Она слишком глубоко привязалась и слишком быстро.
— Это всего лишь праздники, которые она проводила с нами в обычном маленьком доме.
— Моя дорогая Корделия, никакой дом не будет обычным, если в нем Пэшенс.
— Я знаю. Она замечательнейший человек. Я была так счастлива, что Тереза могла разделить нашу жизнь.
— Вы чересчур сентиментальны. Позвольте Терезе уехать на Пасху, и я уверена, что с летом все будет в порядке.
— Не могли бы мы им объяснить?
— Объяснения только ухудшат положение — они острее ощутят вину. Они делают этот жест просто для того, чтобы сохранить расположение родителей девочки. Нам придется на этот раз позволить им это. И возможно, Тереза устроит так, что им еще долго не захочется ее видеть, — Дейзи мрачно улыбнулась. — Ну, ну, Корделия, не такая уж это трагедия. Только один раз. Тереза должна усвоить, что жизнь — это не сплошные розы. Это будет ей полезно и позволит еще больше оценить Молденбери в следующий раз.
— Она и так достаточно ценит.
Дейзи пожала плечами.
— Ей придется ехать, — твердо сказала она.
Сердце бедной Терезы было разбито, и ее горе придало трагический оттенок концу семестра.
Когда я прощалась с ней вместе с последними из уезжающих девушек за день до моего собственного отъезда, мы обе были на грани слез.
Грустная компания собралась в Молденбери. Терезе было бы очень приятно увидеть, как мы по ней скучаем. Тетя Пэтти сказала:
— Ничего. Она приедет на лето, а это будут длинные каникулы.
— Мы ее больше не увидим, — пророчески заявила Вайолит.
В деревне все спрашивали, где она. Я даже не представляла, насколько она стала членом нашего дома. Мы украшали церковь желтыми нарциссами, и я с сожалением думала о том, как бы ей это понравилось. Горячие булочки с крестиками не казались таким уж лакомством, если ее не было с нами.
— Ей так здесь нравилось, — сказала я, — и это заставляло нас осознать: нам очень повезло, что мы есть друг у друга.
— Я всегда это знала, дорогая, — сказала тетя Пэтти в кои веки совершенно серьезно.
Я отправлялась на длинные прогулки и думала о Марсии Мартиндейл, путешествующей на континенте с Джейсоном Веррингером. Я представляла их в гондолах на каналах Венеции, прогуливающимися у Арно во Флоренции, проезжающими по Елисейским полям в Париже, посещающими Колизей в Риме… во всех местах, где мне так хотелось побывать. И со злостью думала: они стоят друг друга и получат то счастье, которого заслуживают.
Это был следующий за Пасхой понедельник. Я сидела после ланча в гостиной и смотрела в окно. По подъездной аллее шла Тереза с чемоданом. Я кинулась к ней.
— Тереза! — крикнула я.
Она подлетела ко мне, и мы крепко обнялись.
— Что ты здесь делаешь? — спросила я.
— Я просто приехала, — ответила она. — Села на поезд и приехала. Я больше не могла выносить.
— Но как же родственники?
— Я им записку оставила. Они будут рады. Я была им такой обузой!
— Ох Тереза, — воскликнула я, пытаясь говорить строго, но выразила только свое удовольствие. Я крикнула наверх: — Тетя Пэтти, Вайолит! Сейчас же спускайтесь.
Они примчались бегом. На несколько секунд они уставились на Терезу. Потом она кинулась к ним, и все трое так переплелись, что я только смотрела и смеялась.
Я сказала:
— На самом деле это довольно ужасно. Она просто ушла от родственников, оставив им записку.
Тетя Пэтти старалась не рассмеяться, и даже Вайолит улыбалась.
— Ну, ничего себе! — сказала тетя Пэтти. — Она просто упаковала чемодан и приехала.
— Всю эту дорогу одна, — сказала шокированная Вайолит.
— Ей уже почти семнадцать, — напомнила я им.
— Я знала дорогу, — сказала Тереза. — Сначала мне пришлось ехать в Лондон. Это была трудная часть. Но кондуктор мне очень помог.
— А как же родственники? — спросила Вайолит. — Они с ума сойдут от беспокойства.
— От облегчения, — сказала Тереза.
— А ты просто оставила записку, — сказала я. Тереза кивнула.
— Я немедленно им напишу, что ты благополучно приехала, и попрошу их позволить тебе остаться у нас до конца каникул, — сказала я.
— Я не поеду обратно, если даже они скажут «нет», — твердо сказала Тереза. — Я даже думать не могу о том, чтобы вы все ели горячие булочки с крестиками без меня.
Она повернулась к Вайолит.
— Как они получились в этом году?
— Не так хорошо, как в прошлом, — ответила Вайолит, как этого и следовало ожидать. — Некоторые крестики при выпечке отвалились.
У Терезы был похоронный вид, и Вайолит продолжала:
— Мы могли бы испечь еще партию. Я не знаю никаких законов, которые утверждали бы, что их можно есть только в страстную пятницу.
— О, давайте так и сделаем, — сказала Тереза.
Она была дома. Это было чудесно, и все мы были в восторге.
В положенное время я получила от ее родственников письмо с благодарностью за проявленный к Терезе интерес. Они знали, как ей нравится проводить каникулы в моем доме, но они не хотели бы оказаться слишком навязчивыми, так что если я найду, что с меня Терезы довольно, я тотчас должна отослать ее обратно. Я просила их позволения для нее провести с нами летние каникулы, и оно было милостиво — и как я чувствовала, очень охотно — даровано.
Когда я показала письмо Терезе, та была сама не своя от радости.
Мы отправились в деревню, где ее почти все тепло приветствовали и упрекали за то, что она пропустила пасхальную службу.
Она раскраснелась от удовольствия.
Так что в конце концов каникулы оказались счастливыми. Но вскоре пришла пора возвращаться в школу — и мирным дням пришел конец.
VI. Серьга с рубином
Сойдя с поезда, я узнала, что Эммет прибыл, чтобы отвезти нас в школу, но когда мы вышли в станционный двор, я увидела карету Веррингеров и его самого рядом с ней.
Он выступил вперед, держа шляпу в руке.
— Мисс Грант, какое удовольствие снова видеть вас.
Я была захвачена врасплох, не ожидая встретить его так скоро, но должна признаться, что задумывалась, вернется ли он к тому времени, когда начнутся занятия.
— Значит… вы вернулись, — сказала я и подумала, каким глупым должно ему показаться это замечание и что, конечно же, оно выдало мое замешательство.
— У меня здесь карета, — сказал он. — Не откажите мне в удовольствии отвезти вас в Академию.
— Вы очень добры, — ответила я. — Но Эммет здесь со школьной каретой, чтобы забрать нас.
— Это ведь что-то вроде старой трясучки, не так ли? В моей будет удобнее.
— У нас и с Эмметом все будет в порядке, благодарю.
— Я этого не позволю. Эммет, вы можете взять багаж и, может быть, мисс э…
Он смотрел на Терезу, которая вызывающе уставилась на него.
— Я собирался сказать, что, может быть, вы окажете мне честь, воспользовавшись моей каретой, — продолжил он с намеком на насмешку в голосе.
— Я поеду с мисс Грант, — сказала Тереза.
— Отличная идея. Эммет, я забираю обеих дам.
— Очень хорошо, сэр Джейсон, — сказал Эммет.
Я была очень рассержена, но устраивать сцену было бы смешно. Однако я ощущала, что важно все, что приводит меня к контакту с ним. Я была в ярости на себя за то, что не отказала ему таким образом, чтобы отказ был вежливым и холодно формальным и в то же время показывал ему, что я не желаю быть ему ничем обязанной.
— Отлично, — сказал он. — Вы обе можете сесть рядом со мной. Тут полно места, и это наилучший способ наслаждаться ландшафтом. Я буду получать удовольствие, демонстрируя вам своих гнедых. В сущности я даже горжусь ими.
Вот так и вышло, что когда карета выворачивала из станционного двора на дорогу, мы сидели рядом с ним.
Я сказала:
— Надеюсь, ваш тур был приятен.
— Что ж, надоедает быть вдали от дома. Ностальгия, я полагаю. Все время думаешь о том, что оставил. А вы и мисс э…
— Херст, — сказала я.
— Мисс Тереза, да, помню. Вы хорошо провели каникулы?
— Очень хорошо, правда, Тереза?
— Последнюю часть, — ответила Тереза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
— Да?
— Сегодня пять лет, как я распрощалась с Джеком.
— Джеком?
— Джеком Мартиндейлом.
— Он был вашим…
— Моим мужем. Мы были так молоды… очень, очень молоды… с трудом пробивались оба. У меня были успехи. Мы и встретились в «Ист Линне». Он был Арчибальдом моей Изабель. Молодая любовь прекрасна, вы не находите, мисс Грант?
— Я не могу судить по своему опыту, но полагаю, что да.
— О, должно быть вы из поздно влюбляющихся.
— Вероятно.
— Что ж, моя дорогая, будьте за это благодарны. В молодости люди бывают так импульсивны. Но у нас с Джеком все было хорошо с самого начала. Мы поженились. Мне как раз исполнилось семнадцать. Это была идиллия. Мы много ролей сыграли вместе. Мы что-то вносили в наши роли. Все так говорили. Но потом я начала превосходить его. Джек страстно меня любил, но он был немного обижен. Видите ли, зрители приходили именно ради меня. Без меня он совсем не мог собрать зрителей.
Она встала и повернулась спиной к окну, скрестив руки на груди. Она выглядела очень драматично.
— Так он и ушел. Я не пыталась его остановить. Я понимала, что он должен сам проложить себе дорогу. Появилась возможность отправиться в Америку и только ему одному. Какой-то менеджер его увидел…
— А вас он приглашать не хотел?
Она холодно посмотрела на меня.
— Он искал исполнителя главных мужских ролей.
— О, понимаю.
— Вам не понять театр, мисс Грант.
Она все еще была довольно холодна.
— Однако Джек уехал.
Последовала напряженная минута. Это было похоже на конец акта, когда должен опуститься занавес и пришло время произнести последнюю, главную реплику.
— Корабль столкнулся с айсбергом… через три дня после отплытия из Ливерпуля.
Она уронила руки и подошла к сервировочному столику.
— Это очень грустная история, — сказала я, помешивая чай.
— Вы не представляете себе, мисс Грант. Да и откуда… когда вы ведете столь спокойный образ жизни… обучая… Вы представить не можете, что чувствует актер… взаперти здесь… после такой трагедии.
— Я прекрасно могу представить, что любой может чувствовать после такой трагедии. Не обязательно быть артистом, чтобы испытывать горе.
— Джек был потерян. Я продолжала работать. Этому ничто не могло помешать. И потом… должно быть года два спустя я подружилась с Джейсоном. У него очень милый дом в Лондоне. На площади Сент-Джеймс… А театр его всегда интересовал. Он часто приходил смотреть мою игру. Он очень интересный мужчина… когда с ним познакомишься поближе. Он был от меня без ума. Что ж, можете представить, как это произошло. Конечно, я никогда не забуду Джека, но Джейсон здесь, а этот его дом очень привлекателен. Его судьба тоже казалась трагичной. Эта его семья, которая всегда жила в поместье на протяжении сотен лет, и не было наследников, и эта его катастрофическая женитьба. Потом там были только две девочки. Вы знаете, что я имею в виду. Конечно, для меня это было жертвой. Ребенок так ограничивает. Все это время, когда вы ждете, пока он родится, не говоря уж о неудобствах… Но я сделала это… ради Джейсона… и думаю, что когда все устроится, я смогу быть счастлива.
— Вы хотите сказать, когда вы выйдете замуж за сэра Джейсона?
Она улыбнулась.
— Конечно, пока этого сделать нельзя. Должен быть перерыв. Люди в подобном месте… знаете, такие ограниченные. Они говорят всякие жестокие вещи. Я сказала Джейсону: «Мне-то какое дело?» Но он говорит, что мы должны быть осторожны. Знаете, было много разговоров и чрезвычайно неприятных разговоров.
— Сплетни могут быть опасны, — сказала я, ощущая легкие угрызения совести, поскольку сама так недавно слушала их у миссис Бэддикомб.
— Убийственны, — сказала она. — Однажды я играла в пьесе о человеке, у которого жена умерла… похоже на то, как умерла леди Веррингер. Там была другая женщина.
— Полагаю, это не такая уж необычная ситуация.
— Поскольку мужчины есть мужчины.
— А женщины — женщины, — добавила я, возможно, с некоторой прохладцей.
— Согласна, согласна.
Она поднялась и отошла от сервировочного столика к окну, постояла несколько мгновений, а когда повернулась, играла уже другую роль. Она уже не оплакивала мужа. Она стала невестой новому.
— Что ж, — сказала она, поворачиваясь ко мне и улыбаясь. — Колесо вертится. Теперь я должна осчастливить Джейсона. Он обожает маленькую Миранду.
— О, даже так?
— Когда он здесь. Конечно, он так долго в отъезде. Но когда он вернется, зазвонят свадебные колокола. Ожидание утомительно. Но он должен был ехать. Это нелегко, когда я здесь… так близко… и все эти разговоры.
— Да, полагаю, что так.
— Может быть, я даже присоединюсь к нему прежде, чем он вернется. Он бывает очень настойчив и пытается убедить меня приехать к нему.
— Все, что я могу, так это пожелать вам благополучия.
— Будут кошмарные сплетни, но такого рода вещи приходится переживать, верно?
— Вероятно.
В дверь постучали, и появилась миссис Гиттингс с Мирандой.
— Иди сюда, моя дорогая, — сказала Марсия, теперь уже любящая мать.
Ребенок приблизился, но, как я заметила, крепко прильнув к руке миссис Гиттингс.
— Моя малышка, подойди и поздоровайся с мисс Грант.
— Здравствуй, Миранда, — сказала я.
Темные глаза обратились ко мне. Она сказала:
— У меня есть маисовая куколка.
— Что, дорогуша?
Миссис Гиттингс сказала:
— Она висит на стене в коттедже моей сестры. Миранда решила, что это ее кукла.
— Сколько ей лет? — спросила я.
— Почти два, — сказала миссис Гиттингс. — Совсем большая девочка, верно, лапушка?
Миранда засмеялась и зарылась в юбки миссис Гиттингс.
Было совершенно ясно, кому в этом доме принадлежит любовь Миранды.
Мне очень хотелось выбраться отсюда. Надоело слушать о Джейсоне Веррингере и его любовных делах. Все это выглядело довольно омерзительно, и в этом доме было такое ощущение нереальности, что мне больше не хотелось никого из них видеть — может быть, за исключением миссис Гиттингс и ребенка.
Через какое-то время Миранду увели, и я ушла под предлогом, что мне нужно возвращаться в школу. По дороге домой я думала о том, какая жалость, что школа так близко к Холлу и в сущности даже его часть. От этого уклоняться труднее. Но я уж точно не поспешу наносить визит в Грачиный Стан.
Должно быть, не позже чем через две недели я наткнулась в городе на Миранду и миссис Гиттингс. Ее розовое лицо засияло от удовольствия, когда она увидела меня.
— Ну как же, это мисс Грант, — сказала она. — Прекрасный день, не так ли? Весна идет. Я с Мирандой приехала в собачьем возке. Ей очень нравится, правда, Миранда? Нам еще одну-две покупки надо сделать перед отъездом.
— О, вы уезжаете?
— Я везу Миранду с собой к сестре.
— Вам будет там хорошо. Миранде тоже.
— Да. Она увидит свою маисовую куколку, правда, лапушка? А тетя Грейс — это моя сестра. Очень она Миранду любит, и Миранда ее. На болотах будет красота. Я там росла. Говорят, всегда хочется вернуться в родные места.
— Как же они в Грачином Стане без вас обойдутся?
— Их там не будет. Дом закроют, пока мне не сообщат, когда нужно возвращаться.
— Значит, миссис Мартиндейл едет в Лондон, верно?
— Даже дальше, она говорит. Она помалкивает об этом, но иногда у нее выскакивает. Она к нему едет.
— К нему?
— К сэру Джейсону. Куда-то на континент. Мейзи поедет с ней.
— Вы думаете, они поженятся там… где бы это ни было?
— Ну, кажется, у нее на уме именно это.
— Понятно.
— Мне не терпится попасть в пустоши. Было приятно повидать вас, мисс Грант. Мне кажется, Миранде вы очень понравились.
Я попрощалась, но чувствовала легкую депрессию.
Возвращаясь верхом в Аббатство, я думала о том, какая же это омерзительная история.
Тереза пришла ко мне очень расстроенной.
— Эти родственники, — сказала она. — Они хотят, чтобы я на Пасху приехала к ним. Мисс Хетерингтон пригласила меня в свой кабинет. Она сказала, что только что узнала. Я сказала, что не хочу ехать, но мисс Хетерингтон говорит, что я должна.
— О Тереза, — сказала я. — Тетя Пэтти и Вайолит будут так разочарованы.
— Я знаю, — в глазах у нее стояли слезы. — Вайолит должна была показать мне, как делать булочки с крестиками.
— Возможно, еще можно что-нибудь придумать. Я пойду поговорю с мисс Хетерингтон.
Дейзи мрачно покачала головой.
— Я часто думала, насколько разумно вам брать Терезу к себе. Я знаю Пэшенс и Вайолит и эффект, который они могут произвести на девушку вроде Терезы. Бедное дитя, она чуть с ума не сошла, когда я ей сообщила о письме. Я сказала:
— Наверняка ведь им можно объяснить.
— Вряд ли они передумают. Дело не в том, что она им нужна. Я ведь читаю между строк. Они думают, что плохо выглядят в глазах родителей, они же должны за ней приглядывать, а двое каникул с посторонними уж чересчур. Ей придется поехать к ним на Пасху, и тогда можно попробовать устроить, чтобы вы взяли ее на летние каникулы, которые длиннее.
— Нам будет так грустно, видите ли, она быстро стала членом семьи.
— В этом вся проблема. С девушками вроде Терезы нужно быть очень осторожными. Они так интенсивно чувствуют. Она слишком глубоко привязалась и слишком быстро.
— Это всего лишь праздники, которые она проводила с нами в обычном маленьком доме.
— Моя дорогая Корделия, никакой дом не будет обычным, если в нем Пэшенс.
— Я знаю. Она замечательнейший человек. Я была так счастлива, что Тереза могла разделить нашу жизнь.
— Вы чересчур сентиментальны. Позвольте Терезе уехать на Пасху, и я уверена, что с летом все будет в порядке.
— Не могли бы мы им объяснить?
— Объяснения только ухудшат положение — они острее ощутят вину. Они делают этот жест просто для того, чтобы сохранить расположение родителей девочки. Нам придется на этот раз позволить им это. И возможно, Тереза устроит так, что им еще долго не захочется ее видеть, — Дейзи мрачно улыбнулась. — Ну, ну, Корделия, не такая уж это трагедия. Только один раз. Тереза должна усвоить, что жизнь — это не сплошные розы. Это будет ей полезно и позволит еще больше оценить Молденбери в следующий раз.
— Она и так достаточно ценит.
Дейзи пожала плечами.
— Ей придется ехать, — твердо сказала она.
Сердце бедной Терезы было разбито, и ее горе придало трагический оттенок концу семестра.
Когда я прощалась с ней вместе с последними из уезжающих девушек за день до моего собственного отъезда, мы обе были на грани слез.
Грустная компания собралась в Молденбери. Терезе было бы очень приятно увидеть, как мы по ней скучаем. Тетя Пэтти сказала:
— Ничего. Она приедет на лето, а это будут длинные каникулы.
— Мы ее больше не увидим, — пророчески заявила Вайолит.
В деревне все спрашивали, где она. Я даже не представляла, насколько она стала членом нашего дома. Мы украшали церковь желтыми нарциссами, и я с сожалением думала о том, как бы ей это понравилось. Горячие булочки с крестиками не казались таким уж лакомством, если ее не было с нами.
— Ей так здесь нравилось, — сказала я, — и это заставляло нас осознать: нам очень повезло, что мы есть друг у друга.
— Я всегда это знала, дорогая, — сказала тетя Пэтти в кои веки совершенно серьезно.
Я отправлялась на длинные прогулки и думала о Марсии Мартиндейл, путешествующей на континенте с Джейсоном Веррингером. Я представляла их в гондолах на каналах Венеции, прогуливающимися у Арно во Флоренции, проезжающими по Елисейским полям в Париже, посещающими Колизей в Риме… во всех местах, где мне так хотелось побывать. И со злостью думала: они стоят друг друга и получат то счастье, которого заслуживают.
Это был следующий за Пасхой понедельник. Я сидела после ланча в гостиной и смотрела в окно. По подъездной аллее шла Тереза с чемоданом. Я кинулась к ней.
— Тереза! — крикнула я.
Она подлетела ко мне, и мы крепко обнялись.
— Что ты здесь делаешь? — спросила я.
— Я просто приехала, — ответила она. — Села на поезд и приехала. Я больше не могла выносить.
— Но как же родственники?
— Я им записку оставила. Они будут рады. Я была им такой обузой!
— Ох Тереза, — воскликнула я, пытаясь говорить строго, но выразила только свое удовольствие. Я крикнула наверх: — Тетя Пэтти, Вайолит! Сейчас же спускайтесь.
Они примчались бегом. На несколько секунд они уставились на Терезу. Потом она кинулась к ним, и все трое так переплелись, что я только смотрела и смеялась.
Я сказала:
— На самом деле это довольно ужасно. Она просто ушла от родственников, оставив им записку.
Тетя Пэтти старалась не рассмеяться, и даже Вайолит улыбалась.
— Ну, ничего себе! — сказала тетя Пэтти. — Она просто упаковала чемодан и приехала.
— Всю эту дорогу одна, — сказала шокированная Вайолит.
— Ей уже почти семнадцать, — напомнила я им.
— Я знала дорогу, — сказала Тереза. — Сначала мне пришлось ехать в Лондон. Это была трудная часть. Но кондуктор мне очень помог.
— А как же родственники? — спросила Вайолит. — Они с ума сойдут от беспокойства.
— От облегчения, — сказала Тереза.
— А ты просто оставила записку, — сказала я. Тереза кивнула.
— Я немедленно им напишу, что ты благополучно приехала, и попрошу их позволить тебе остаться у нас до конца каникул, — сказала я.
— Я не поеду обратно, если даже они скажут «нет», — твердо сказала Тереза. — Я даже думать не могу о том, чтобы вы все ели горячие булочки с крестиками без меня.
Она повернулась к Вайолит.
— Как они получились в этом году?
— Не так хорошо, как в прошлом, — ответила Вайолит, как этого и следовало ожидать. — Некоторые крестики при выпечке отвалились.
У Терезы был похоронный вид, и Вайолит продолжала:
— Мы могли бы испечь еще партию. Я не знаю никаких законов, которые утверждали бы, что их можно есть только в страстную пятницу.
— О, давайте так и сделаем, — сказала Тереза.
Она была дома. Это было чудесно, и все мы были в восторге.
В положенное время я получила от ее родственников письмо с благодарностью за проявленный к Терезе интерес. Они знали, как ей нравится проводить каникулы в моем доме, но они не хотели бы оказаться слишком навязчивыми, так что если я найду, что с меня Терезы довольно, я тотчас должна отослать ее обратно. Я просила их позволения для нее провести с нами летние каникулы, и оно было милостиво — и как я чувствовала, очень охотно — даровано.
Когда я показала письмо Терезе, та была сама не своя от радости.
Мы отправились в деревню, где ее почти все тепло приветствовали и упрекали за то, что она пропустила пасхальную службу.
Она раскраснелась от удовольствия.
Так что в конце концов каникулы оказались счастливыми. Но вскоре пришла пора возвращаться в школу — и мирным дням пришел конец.
VI. Серьга с рубином
Сойдя с поезда, я узнала, что Эммет прибыл, чтобы отвезти нас в школу, но когда мы вышли в станционный двор, я увидела карету Веррингеров и его самого рядом с ней.
Он выступил вперед, держа шляпу в руке.
— Мисс Грант, какое удовольствие снова видеть вас.
Я была захвачена врасплох, не ожидая встретить его так скоро, но должна признаться, что задумывалась, вернется ли он к тому времени, когда начнутся занятия.
— Значит… вы вернулись, — сказала я и подумала, каким глупым должно ему показаться это замечание и что, конечно же, оно выдало мое замешательство.
— У меня здесь карета, — сказал он. — Не откажите мне в удовольствии отвезти вас в Академию.
— Вы очень добры, — ответила я. — Но Эммет здесь со школьной каретой, чтобы забрать нас.
— Это ведь что-то вроде старой трясучки, не так ли? В моей будет удобнее.
— У нас и с Эмметом все будет в порядке, благодарю.
— Я этого не позволю. Эммет, вы можете взять багаж и, может быть, мисс э…
Он смотрел на Терезу, которая вызывающе уставилась на него.
— Я собирался сказать, что, может быть, вы окажете мне честь, воспользовавшись моей каретой, — продолжил он с намеком на насмешку в голосе.
— Я поеду с мисс Грант, — сказала Тереза.
— Отличная идея. Эммет, я забираю обеих дам.
— Очень хорошо, сэр Джейсон, — сказал Эммет.
Я была очень рассержена, но устраивать сцену было бы смешно. Однако я ощущала, что важно все, что приводит меня к контакту с ним. Я была в ярости на себя за то, что не отказала ему таким образом, чтобы отказ был вежливым и холодно формальным и в то же время показывал ему, что я не желаю быть ему ничем обязанной.
— Отлично, — сказал он. — Вы обе можете сесть рядом со мной. Тут полно места, и это наилучший способ наслаждаться ландшафтом. Я буду получать удовольствие, демонстрируя вам своих гнедых. В сущности я даже горжусь ими.
Вот так и вышло, что когда карета выворачивала из станционного двора на дорогу, мы сидели рядом с ним.
Я сказала:
— Надеюсь, ваш тур был приятен.
— Что ж, надоедает быть вдали от дома. Ностальгия, я полагаю. Все время думаешь о том, что оставил. А вы и мисс э…
— Херст, — сказала я.
— Мисс Тереза, да, помню. Вы хорошо провели каникулы?
— Очень хорошо, правда, Тереза?
— Последнюю часть, — ответила Тереза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41