населить пустые детские комнаты имения.
В этом она оказалась менее удачливой. Сначала у нее был выкидыш, она отнесла эту неудачу за счет недосмотра Всевышнего, ведь она так молилась, чтобы Бог послал ей сына. Вскоре она снова забеременела и на этот раз более успешно, по крайней мере, для начала.
Сэр Тимоти был в восторге от хныкающей инфанты, которую пришлось хлопнуть по спинке лишний раз, чтобы она начала дышать.
— В следующий раз будет мальчик, — заявила Эми Джейн тоном, не терпящим возражений даже от неба.
Оппозиция пришла со стороны врача: Эми Джейн подвергнет опасности свою жизнь, если попробует родить еще раз. Придется довольствоваться девочкой. Ребенок выживет.
— Не советую рисковать, — заявил врач. — Я не могу отвечать за последствия.
Ни Эми Джейн, ни сэр Тимоти не желали несчастья, и больше у них не было детей, а Джессами, которая первые несколько недель робко хваталась за жизнь, внезапно начала требовать пищу, плакать, дрыгать ножками и ручками, как все новорожденные.
Через несколько месяцев после рождения Джессами к викарию рука об руку явились жизнь и смерть. Эми Джейн находилась в шоке. Моя мама ужасно ее разочаровала: она не только нашла невыгодного мужа в то время, как ее способная сестра входила в приятный дом сэра Тимоти, она к тому же родила дочь и умерла при родах. Маленький ребенок у отца, который и так беспомощен, это большое неудобство, но женщину такого масштаба, как моя тетя, не удержать. Она нашла Джанет и привела к нам в дом. Обо мне стали заботиться, и Эми Джейн как ближайшая родственница тоже присматривала за мной.
Ее бесценная Джессами стала составной частью моего детства и отрочества. В дом викария приносили ее старую одежду и перешивали для меня. Я была выше ростом, но она шире в плечах, поэтому в длину платье отпускали, в плечах ушивали.
— Это совсем нетрудно, — повторяла Джанет, — все равно платья гораздо лучше, чем купленные в магазине. На вас они сидят лучше, чем на мисс Джессами. — Приятно слышать это от Джанет, которая ни за что не солжет.
Я привыкла к поношенной одежде, почти все платья я получала после Джессами. Я проводила с ней много времени, донашивала ее одежду. Она не могла не стать частью моей жизни.
Тетя Эми Джейн решила, что модно посылать девочек в школу, и пошли разговоры на эту тему Я обрадовалась, Джессами ужаснулась. Но доктор Сесил заявил, что Джессами слишком слаба и не сможет жить в интернате.
— У нее слабые легкие.
У меня легкие крепкие, но меня не отправили в школу одну.
Когда в имении устраивали вечеринки, тетя Эми Джейн всегда приглашала меня. Она подъезжала к нашему дому в карете, зимой с пледом на ногах, а летом с зонтиком от солнца. Зимой она носила прекрасную муфту из соболиного меха, кучер открывал перед ней дверь, и она шагала в дом. Летом она сначала открывала зонтик и передавала его кучеру, он одной рукой держал над ней зонтик, а другой помогал сойти со ступеньки кареты. Я наблюдала за этим ритуалом из окна второго этажа со смешанным чувством веселья и благоговения.
Отец смущался во время ее посещений. Он начинал лихорадочно искать очки, а они были у него на лбу.
Цель ее визитов — я, ведь я — ее обязанность. Она не видела причин беспокоиться о человеке, жизнь которого целиком зависела от благосклонности ее и сэра Тимоти. За мной посылали, и она внимательно изучала меня. Джанет говорила, леди Ситон не любит меня, потому что у меня крепкое здоровье, и, глядя на меня, она вспоминает о больных легких Джессами и о других ее болезнях. Я чувствовала нелюбовь тети. Она заботилась обо мне из чувства долга, а не из чувства привязанности. А мне не нравилось быть объектом для исполнения долга.
— В следующую пятницу у нас музыкальный вечер. Анабель должна присутствовать. Она заночует у нас, потому что вечер закончится поздно. Дженнингс принесет тебе платье, оно в карете.
Мой отец, подавляя чувство самоуважения, говорил.
— Это лишнее, мы можем купить платье для Анабель.
Тетя Эми Джейн рассмеялась. Я заметила, ее смех редко звучал весело. Обычно смех служил средством отрицания или подчеркивания безрассудности поведения человека, на которого направлен.
— Абсолютно невозможно, мой дорогой Джеймс.
Обращение «мой дорогой» означало упрек. Меня это поражало. Смех должен выражать веселье, нежные слова используют для выражения любви. Тетя Эми Джейн все переворачивала. Видимо, это происходило потому, что она знающая, глубокоуважаемая дама и всегда поступает правильно.
— Вряд ли вы сможете купить подходящее платье на ваше жалованье. — Она снова засмеялась и обвела глазами нашу скромную гостиную, мысленно сравнивая ее с прекрасным холлом имения, которому больше ста лет, его стены украшают сабли и старинные покрывала, предположительно гобелены. — Нет, нет, Джеймс, предоставьте это мне. Я обязана памяти Сьюзан Эллен. — Пониженный тон означал, что она говорит об умершей. — Ей бы это понравилось. Она бы не хотела, чтобы Анабель выросла дикаркой.
Отец открыл рот, чтобы возразить, но Эми Джейн уже обратилась ко мне:
— Джанет переделает платье по тебе, это несложно.
Так всегда оценивалась работа других людей в ее глазах. Сложно лишь то, чем занималась она сама. Она строго посмотрела на меня:
— Надеюсь, Анабель, ты будешь вести себя согласно этикету и не огорчишь Джессами.
— Да, тетя, буду и не огорчу. — Мне неодолимо хотелось захихикать, боюсь, я испытывала подобный соблазн в присутствии ряда людей.
Тетя почувствовала мое настроение и сказала загробным голосом:
— Всегда помни, чего хотела бы для тебя твоя мама.
Я едва не возразила, что ничего не знаю о желаниях моей матери, ведь я спорщица по натуре и всегда стремилась досконально выяснить любой вопрос. Я слышала от слуг в имении, что моя мама вовсе не была святой, в которую пыталась превратить се сестра. Как будто она совсем забыла, что мама была настолько упряма и вышла замуж против воли родителей за бедного кюре. «Мисс Сьюзан Эллен никогда не осторожничала. Всегда совала нос во все дела и шутила над собой. Если подумать, мисс Анабель, то вы точная ее копия». Похоже на проклятие.
Я пошла на музыкальный вечер в шелковом платье Джессами пастельного тона. Оно очень красивое.
— Оно тебе больше идет, чем мне, Анабель.
Джессами очень милая, и от этого мое поведение по отношению к ней еще более достойно порицания. Я постоянно навлекала на нее беду. Например, случай с цыганами ярко продемонстрирует, что я имею в виду.
Нам запретили ходить в лес одним, И именно поэтому лес манил меня. Джессами не хотела идти. Она всегда поступает так, как положено, как велят старшие Она знает, это для ее собственного блага. Нам повторяли эту фразу частенько. Я поступала наоборот Мне нравилось проверять, что окажется сильнее, моя сила убеждения или желание Джессами идти правильной тропой.
Я неизменно выигрывала, потому что я соблазняла ее до тех пор, пока она не поддавалась на уговоры. Также я сумела уговорить се побродить по лесу, где остановился табор цыган.
— Мы только посмотрим и уйдем, они нас не заметят.
Запрет был еще строже, потому что в лесу цыгане. Поэтому я безжалостно обвиняла Джессами в трусости, пока она не согласилась пойти со мной в лес.
Мы подошли к табору. Горел костер, в котелке что-то варилось, пахло очень вкусно. У повозки сидела женщина в рваной красной шали с медными круглыми серьгами в ушах. Она типичная цыганка с черными вьющимися волосами и крупными карими глазами.
— Хорошего вам дня, симпатичные леди, — выкрикнула она, увидев нас.
— Здравствуйте, — я схватила Джессами за руку, чтобы она не убежала.
— Не бойтесь. А вы две симпатичные маленькие леди. Думаю, вас ждет хорошее будущее.
Меня захватила перспектива заглянуть в свое будущее. Раньше мне это не удавалось. И на этот раз я не могла противиться гадалке.
— Пойдем, Джессами. — Я потащила ее вперед.
— Нам лучше уйти, — прошептала она.
— Пойдем. — Я крепко держала ее за руку, не позволяя уйти.
Она не любила протестовать, боясь показаться невоспитанной. Джессами всегда учитывала, прилично ли это или нет, и боялась совершить дурной поступок.
— Наверное, вы обе из большого дома, — сказала женщина.
— Она, а я из дома викария, — ответила я.
— Боже, Боже. — Глаза женщины устремились на Джессами, ведь у нее на шее висела золотая цепочка с золотым медальоном в виде сердца. — Ну, моя симпатичная, я уверена, что тебя ожидает хорошее будущее.
— А меня? — Я протянула ей ладонь.
— А ты сама позаботишься о себе.
— А разве не все так поступают?
— Да ты еще и умная. Ясно… Конечно, так все поступают… с помощью судьбы. У тебя замечательное будущее. Ты встретишь высокого темного мужчину и поплывешь за моря-океаны. И еще золото… я вижу золото. Да, мисс, у вас хорошее будущее. Теперь я погляжу на ладонь второй леди.
Джессами робела, и я протянула женщине ее ладонь. Я заметила, что у цыганки рука смуглая и грубая.
— Тебя ждет удача. Выйдешь замуж за лорда и будешь спать на шелковых простынях. На твоих пальцах засияют золотые кольца, красивее, чем эта цепочка. — Она другой рукой взяла цепочку и стала рассматривать. — Да, да, тебя ждет богатое будущее.
Подошел смуглый мужчина.
— Погадала этим леди, Кора?
— Благослови их Бог. Они хотели узнать, что их ожидает. Вот эта леди из большого дома.
Мужчина кивнул. Он мне сразу не понравился. У него пронзительный взгляд как у хорька. А женщина полная, выражение ее лица приятное.
— Надеюсь, они посеребрили тебе руку, Кора?
Она покачала головой. Глаза хорька заблестели.
— О, это к несчастью. Надо положить серебро на ладонь цыганки.
— А что случится, если не положишь? — с любопытством спросила я.
— Тогда все предсказание получится наоборот, все хорошее превратится в плохое. Ужасная беда постигнет, если не посеребрите руку.
— У нас нет серебра, — пролепетала Джессами с ужасом в голосе.
Мужчина взял цепочку в руку и потянул. Застежка расстегнулась. Он засмеялся, я увидела его неприятные зубы, черные как клыки.
В тот момент меня осенило: взрослые были правы, что запрещали нам одним гулять по лесу.
Мужчина внимательно рассматривал цепочку.
— Это моя самая лучшая цепочка. Ее подарил мне папа, — объяснила Джессами.
— Твой папа очень богатый человек, он подарит тебе другую.
— Но это подарок на мой день рождения. Пожалуйста, верните мне цепочку. Моя мама рассердится, если я ее потеряю.
Мужчина подтолкнул женщину локтем.
— Боюсь, Кора рассердится, если мы не отдадим ей цепочку. Она вам услужила, погадала, за это надо платить. Нужно посеребрить ладонь цыганки, иначе вас подстережет огромное горе, правда, Кора? Кора знает. У нее есть божественные силы, она все знает. И сам дьявол у нее в друзьях. Он ей говорит: «Если кто-то поступит с тобой плохо, Кора, только шепни мне». А не платить за гадание — не по правилам. Но можно золотом вместо серебра… золото пойдет.
Ужас пригвоздил Джессами к месту, она стояла и смотрела на свою цепочку в руках мужчины. Я почувствовала опасность. Я видела, какими глазами он осматривает нашу одежду, особенно платье Джессами. А у нее на руке еще золотой браслет, хорошо, что он скрыт рукавом платья.
Я поняла, нам надо уходить. Я схватила Джессами за руку и бросилась бежать изо всех сил, тащя ее за собой. Краем глаза я видела, что цыган побежал за нами.
Женщина крикнула:
— Оставь их, Джем. Не будь дураком. И запрягай лошадей.
Джессами тяжело дышала за моей спиной. Я остановилась и прислушалась. Мужчина внял совету Коры и не бежал за нами.
— Он ушел, — я перевела дух.
— Вместе с ним моя цепочка, — печально заметила Джессами.
— Мы скажем, что он пришел и украл ее.
— Но это неправда.
Я подумала, эти правдоискатели могут быть такими утомительными!
— Но он же сорвал ее с твоей шеи. Мы не должны признаваться, как далеко мы ходили в лес. Просто скажем, что пришел цыган и сорвал твою цепочку.
Джессами страдала. Я рассказала, что с нами случилось, придерживаясь правды, но опустив из рассказа нашу прогулку в лес и гадание по руке.
Взрослые ужаснулись не оттого, что мы лишились цепочки, а потому что к нам приставали. В лес послали мужчин, но цыгане уехали. Остались лишь следы колес на земле и погасший костер.
Тетя Эми Джейн руководила делами не только в имении Ситон, но и во всей деревне, она заставила развесить объявления по всему лесу «Посторонним вход воспрещен». С тех пор цыгане не останавливались в нашем лесу. Я трепетала, ведь все случилось из-за моего своенравия, но я успокаивала себя, ведь не мы сделали из цыгана вора. Он уже был вором, и нечего особенно беспокоиться.
Бедняжка Джессами нервничала. Наивная девочка краснела всякий раз, когда речь заходила о цыганах и гадании.
— Мы солгали, и ангел, который записывает все наши поступки, обязательно запишет и этот. Нам придется держать ответ за эту ложь, когда попадем на небо.
— До этого еще долго, — успокаивала я. — А если Бог такой, каким я его представляю, то ему не слишком нравится этот маленький шпион. Нехорошо подсматривать за людьми и записывать их поступки.
Джессами ждала, что раскроются небеса и что-то ужасное случится со мной. Я убеждала ее, что у Бога было много шансов наказать меня, а если он меня пока не наказал, значит, я не такая порочная.
Мои доводы не слишком убеждали Джессами. Ее жизнь изобиловала страхами и сомнениями. Бедняжка Джессами, у нее было всего так много и она не умела воспользоваться своими преимуществами.
Меня интересовали Амелия Ланг и Уильям Плантер. Они так долго жили в доме викария, что стали неотъемлемой частью семейства, и сколько помню, они не менялись с годами. Потом я обнаружила, «между ними что-то есть» — как говорила Джанет. Как только я услышала эти слова, меня разобрало любопытство разузнать, что же именно. Мы обсуждали новость с Джессами, и я придумывала о них двоих дикие небылицы. Мне нравилось имя Уильям Плантер. Неплохое для садовника!* (* Planter— в пер. с англ. означает садовник). Или он стал садовником, потому что его фамилия Плантер? Или это очередная шутка Господа? Уильям из древней семьи, и все мужчины у них были садовниками, причем знаменитыми.
Я хохотала от восторга и заставляла Джессами следовать моему примеру, забыв о правилах поведения. Я придумывала смешные фамилии для слуг Уильям Садовник, наша повариха должна носить фамилию Булочка, кучер Конюх. А у Джессами фамилия должна быть Хорошая.
Это меня веселило.
Все же меня интересовало это «что-то» между Амелией и Уильямом. Однажды я вынудила Амелию проговориться. Да, между ними полное взаимопонимание, но пока Уильям ничего не сказал, все останется между ними, как есть.
Я не понимала. Ведь Уильям так часто разговаривал с Амелией и «ничего не сказал»?
— Он ничего не сказал, — настаивала Амелия.
Я решила разговорить Уильяма. Вызвала Амелию в сад нарвать роз. Я знала, в это время Уильям обрабатывает кусты.
Подведя ее к нему, я заявила:
— Уильям, ты ничего не говоришь. Ты должен сказать сию минуту. Бедняжка Амелия ничего не может делать, пока ты не скажешь.
Они смотрели друг на друга. Амелия покраснела, и Уильям тоже. Тогда он сказал:
— Ты согласна, Амелия?
— Да, Уильям, — ответила Амелия.
Я с удовольствием смотрела на них. Вот теперь Уильям «сказал», и они помолвлены. Помолвка длилась несколько лет, но все о ней знали, а это означало, объяснила Джанет, что никто другой не может на них претендовать. Я заметила, что они и не нужны никому другому.
Я рассказала ей, как вынудила Уильяма «сказать».
— Вечно ты вмешиваешься! — пробурчала она, но я видела, она смеется.
Всегда находились объективные причины, по которым откладывалась их свадьба. Уильям жил в ма. леньком домике возле дома викария. В его хижине не было места для двоих. Со свадьбой приходилось подождать.
Амелию раздражала вынужденная задержка, но она радовалась своей помолвке. Я постоянно напоминала ей, это я заставила Уильяма «сказать».
Через несколько лет Уильям упал с лестницы. Он рвал яблоки с верхних веток и оступился. Он сломал ногу, она плохо срослась, и он остался хромым, часто стал болеть ревматизмом, и мой отец замолвил о нем слово перед сэром Тимоти.
Сэр Тимоти добрый человек, он заботился о людях, которые на него работали. Стало очевидным, что-то нужно сделать для Уильяма. Сэр Тимоти нашел в деревне Черингтон коттедж «Дикая яблоня», его называли так, потому что перед ним росла яблоня.
Уильям не мог больше работать. Ему выделили ежегодное пособие, он женился на Амелии, коттедж перешел в их постоянное владение.
Итак Уильям и Амелия поженились и с определенной роскошью отправились в Черингтон в коттедж «Дикая яблоня». К Рождеству Амелия присылала нам открытку, они хорошо устроили семейную жизнь.
Мы росли. Хотя Джессами была на несколько месяцев старше меня, я всегда обращалась с ней, как с младшей. Нам исполнилось по 17 лет, пошли разговоры о «выходе в свет».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
В этом она оказалась менее удачливой. Сначала у нее был выкидыш, она отнесла эту неудачу за счет недосмотра Всевышнего, ведь она так молилась, чтобы Бог послал ей сына. Вскоре она снова забеременела и на этот раз более успешно, по крайней мере, для начала.
Сэр Тимоти был в восторге от хныкающей инфанты, которую пришлось хлопнуть по спинке лишний раз, чтобы она начала дышать.
— В следующий раз будет мальчик, — заявила Эми Джейн тоном, не терпящим возражений даже от неба.
Оппозиция пришла со стороны врача: Эми Джейн подвергнет опасности свою жизнь, если попробует родить еще раз. Придется довольствоваться девочкой. Ребенок выживет.
— Не советую рисковать, — заявил врач. — Я не могу отвечать за последствия.
Ни Эми Джейн, ни сэр Тимоти не желали несчастья, и больше у них не было детей, а Джессами, которая первые несколько недель робко хваталась за жизнь, внезапно начала требовать пищу, плакать, дрыгать ножками и ручками, как все новорожденные.
Через несколько месяцев после рождения Джессами к викарию рука об руку явились жизнь и смерть. Эми Джейн находилась в шоке. Моя мама ужасно ее разочаровала: она не только нашла невыгодного мужа в то время, как ее способная сестра входила в приятный дом сэра Тимоти, она к тому же родила дочь и умерла при родах. Маленький ребенок у отца, который и так беспомощен, это большое неудобство, но женщину такого масштаба, как моя тетя, не удержать. Она нашла Джанет и привела к нам в дом. Обо мне стали заботиться, и Эми Джейн как ближайшая родственница тоже присматривала за мной.
Ее бесценная Джессами стала составной частью моего детства и отрочества. В дом викария приносили ее старую одежду и перешивали для меня. Я была выше ростом, но она шире в плечах, поэтому в длину платье отпускали, в плечах ушивали.
— Это совсем нетрудно, — повторяла Джанет, — все равно платья гораздо лучше, чем купленные в магазине. На вас они сидят лучше, чем на мисс Джессами. — Приятно слышать это от Джанет, которая ни за что не солжет.
Я привыкла к поношенной одежде, почти все платья я получала после Джессами. Я проводила с ней много времени, донашивала ее одежду. Она не могла не стать частью моей жизни.
Тетя Эми Джейн решила, что модно посылать девочек в школу, и пошли разговоры на эту тему Я обрадовалась, Джессами ужаснулась. Но доктор Сесил заявил, что Джессами слишком слаба и не сможет жить в интернате.
— У нее слабые легкие.
У меня легкие крепкие, но меня не отправили в школу одну.
Когда в имении устраивали вечеринки, тетя Эми Джейн всегда приглашала меня. Она подъезжала к нашему дому в карете, зимой с пледом на ногах, а летом с зонтиком от солнца. Зимой она носила прекрасную муфту из соболиного меха, кучер открывал перед ней дверь, и она шагала в дом. Летом она сначала открывала зонтик и передавала его кучеру, он одной рукой держал над ней зонтик, а другой помогал сойти со ступеньки кареты. Я наблюдала за этим ритуалом из окна второго этажа со смешанным чувством веселья и благоговения.
Отец смущался во время ее посещений. Он начинал лихорадочно искать очки, а они были у него на лбу.
Цель ее визитов — я, ведь я — ее обязанность. Она не видела причин беспокоиться о человеке, жизнь которого целиком зависела от благосклонности ее и сэра Тимоти. За мной посылали, и она внимательно изучала меня. Джанет говорила, леди Ситон не любит меня, потому что у меня крепкое здоровье, и, глядя на меня, она вспоминает о больных легких Джессами и о других ее болезнях. Я чувствовала нелюбовь тети. Она заботилась обо мне из чувства долга, а не из чувства привязанности. А мне не нравилось быть объектом для исполнения долга.
— В следующую пятницу у нас музыкальный вечер. Анабель должна присутствовать. Она заночует у нас, потому что вечер закончится поздно. Дженнингс принесет тебе платье, оно в карете.
Мой отец, подавляя чувство самоуважения, говорил.
— Это лишнее, мы можем купить платье для Анабель.
Тетя Эми Джейн рассмеялась. Я заметила, ее смех редко звучал весело. Обычно смех служил средством отрицания или подчеркивания безрассудности поведения человека, на которого направлен.
— Абсолютно невозможно, мой дорогой Джеймс.
Обращение «мой дорогой» означало упрек. Меня это поражало. Смех должен выражать веселье, нежные слова используют для выражения любви. Тетя Эми Джейн все переворачивала. Видимо, это происходило потому, что она знающая, глубокоуважаемая дама и всегда поступает правильно.
— Вряд ли вы сможете купить подходящее платье на ваше жалованье. — Она снова засмеялась и обвела глазами нашу скромную гостиную, мысленно сравнивая ее с прекрасным холлом имения, которому больше ста лет, его стены украшают сабли и старинные покрывала, предположительно гобелены. — Нет, нет, Джеймс, предоставьте это мне. Я обязана памяти Сьюзан Эллен. — Пониженный тон означал, что она говорит об умершей. — Ей бы это понравилось. Она бы не хотела, чтобы Анабель выросла дикаркой.
Отец открыл рот, чтобы возразить, но Эми Джейн уже обратилась ко мне:
— Джанет переделает платье по тебе, это несложно.
Так всегда оценивалась работа других людей в ее глазах. Сложно лишь то, чем занималась она сама. Она строго посмотрела на меня:
— Надеюсь, Анабель, ты будешь вести себя согласно этикету и не огорчишь Джессами.
— Да, тетя, буду и не огорчу. — Мне неодолимо хотелось захихикать, боюсь, я испытывала подобный соблазн в присутствии ряда людей.
Тетя почувствовала мое настроение и сказала загробным голосом:
— Всегда помни, чего хотела бы для тебя твоя мама.
Я едва не возразила, что ничего не знаю о желаниях моей матери, ведь я спорщица по натуре и всегда стремилась досконально выяснить любой вопрос. Я слышала от слуг в имении, что моя мама вовсе не была святой, в которую пыталась превратить се сестра. Как будто она совсем забыла, что мама была настолько упряма и вышла замуж против воли родителей за бедного кюре. «Мисс Сьюзан Эллен никогда не осторожничала. Всегда совала нос во все дела и шутила над собой. Если подумать, мисс Анабель, то вы точная ее копия». Похоже на проклятие.
Я пошла на музыкальный вечер в шелковом платье Джессами пастельного тона. Оно очень красивое.
— Оно тебе больше идет, чем мне, Анабель.
Джессами очень милая, и от этого мое поведение по отношению к ней еще более достойно порицания. Я постоянно навлекала на нее беду. Например, случай с цыганами ярко продемонстрирует, что я имею в виду.
Нам запретили ходить в лес одним, И именно поэтому лес манил меня. Джессами не хотела идти. Она всегда поступает так, как положено, как велят старшие Она знает, это для ее собственного блага. Нам повторяли эту фразу частенько. Я поступала наоборот Мне нравилось проверять, что окажется сильнее, моя сила убеждения или желание Джессами идти правильной тропой.
Я неизменно выигрывала, потому что я соблазняла ее до тех пор, пока она не поддавалась на уговоры. Также я сумела уговорить се побродить по лесу, где остановился табор цыган.
— Мы только посмотрим и уйдем, они нас не заметят.
Запрет был еще строже, потому что в лесу цыгане. Поэтому я безжалостно обвиняла Джессами в трусости, пока она не согласилась пойти со мной в лес.
Мы подошли к табору. Горел костер, в котелке что-то варилось, пахло очень вкусно. У повозки сидела женщина в рваной красной шали с медными круглыми серьгами в ушах. Она типичная цыганка с черными вьющимися волосами и крупными карими глазами.
— Хорошего вам дня, симпатичные леди, — выкрикнула она, увидев нас.
— Здравствуйте, — я схватила Джессами за руку, чтобы она не убежала.
— Не бойтесь. А вы две симпатичные маленькие леди. Думаю, вас ждет хорошее будущее.
Меня захватила перспектива заглянуть в свое будущее. Раньше мне это не удавалось. И на этот раз я не могла противиться гадалке.
— Пойдем, Джессами. — Я потащила ее вперед.
— Нам лучше уйти, — прошептала она.
— Пойдем. — Я крепко держала ее за руку, не позволяя уйти.
Она не любила протестовать, боясь показаться невоспитанной. Джессами всегда учитывала, прилично ли это или нет, и боялась совершить дурной поступок.
— Наверное, вы обе из большого дома, — сказала женщина.
— Она, а я из дома викария, — ответила я.
— Боже, Боже. — Глаза женщины устремились на Джессами, ведь у нее на шее висела золотая цепочка с золотым медальоном в виде сердца. — Ну, моя симпатичная, я уверена, что тебя ожидает хорошее будущее.
— А меня? — Я протянула ей ладонь.
— А ты сама позаботишься о себе.
— А разве не все так поступают?
— Да ты еще и умная. Ясно… Конечно, так все поступают… с помощью судьбы. У тебя замечательное будущее. Ты встретишь высокого темного мужчину и поплывешь за моря-океаны. И еще золото… я вижу золото. Да, мисс, у вас хорошее будущее. Теперь я погляжу на ладонь второй леди.
Джессами робела, и я протянула женщине ее ладонь. Я заметила, что у цыганки рука смуглая и грубая.
— Тебя ждет удача. Выйдешь замуж за лорда и будешь спать на шелковых простынях. На твоих пальцах засияют золотые кольца, красивее, чем эта цепочка. — Она другой рукой взяла цепочку и стала рассматривать. — Да, да, тебя ждет богатое будущее.
Подошел смуглый мужчина.
— Погадала этим леди, Кора?
— Благослови их Бог. Они хотели узнать, что их ожидает. Вот эта леди из большого дома.
Мужчина кивнул. Он мне сразу не понравился. У него пронзительный взгляд как у хорька. А женщина полная, выражение ее лица приятное.
— Надеюсь, они посеребрили тебе руку, Кора?
Она покачала головой. Глаза хорька заблестели.
— О, это к несчастью. Надо положить серебро на ладонь цыганки.
— А что случится, если не положишь? — с любопытством спросила я.
— Тогда все предсказание получится наоборот, все хорошее превратится в плохое. Ужасная беда постигнет, если не посеребрите руку.
— У нас нет серебра, — пролепетала Джессами с ужасом в голосе.
Мужчина взял цепочку в руку и потянул. Застежка расстегнулась. Он засмеялся, я увидела его неприятные зубы, черные как клыки.
В тот момент меня осенило: взрослые были правы, что запрещали нам одним гулять по лесу.
Мужчина внимательно рассматривал цепочку.
— Это моя самая лучшая цепочка. Ее подарил мне папа, — объяснила Джессами.
— Твой папа очень богатый человек, он подарит тебе другую.
— Но это подарок на мой день рождения. Пожалуйста, верните мне цепочку. Моя мама рассердится, если я ее потеряю.
Мужчина подтолкнул женщину локтем.
— Боюсь, Кора рассердится, если мы не отдадим ей цепочку. Она вам услужила, погадала, за это надо платить. Нужно посеребрить ладонь цыганки, иначе вас подстережет огромное горе, правда, Кора? Кора знает. У нее есть божественные силы, она все знает. И сам дьявол у нее в друзьях. Он ей говорит: «Если кто-то поступит с тобой плохо, Кора, только шепни мне». А не платить за гадание — не по правилам. Но можно золотом вместо серебра… золото пойдет.
Ужас пригвоздил Джессами к месту, она стояла и смотрела на свою цепочку в руках мужчины. Я почувствовала опасность. Я видела, какими глазами он осматривает нашу одежду, особенно платье Джессами. А у нее на руке еще золотой браслет, хорошо, что он скрыт рукавом платья.
Я поняла, нам надо уходить. Я схватила Джессами за руку и бросилась бежать изо всех сил, тащя ее за собой. Краем глаза я видела, что цыган побежал за нами.
Женщина крикнула:
— Оставь их, Джем. Не будь дураком. И запрягай лошадей.
Джессами тяжело дышала за моей спиной. Я остановилась и прислушалась. Мужчина внял совету Коры и не бежал за нами.
— Он ушел, — я перевела дух.
— Вместе с ним моя цепочка, — печально заметила Джессами.
— Мы скажем, что он пришел и украл ее.
— Но это неправда.
Я подумала, эти правдоискатели могут быть такими утомительными!
— Но он же сорвал ее с твоей шеи. Мы не должны признаваться, как далеко мы ходили в лес. Просто скажем, что пришел цыган и сорвал твою цепочку.
Джессами страдала. Я рассказала, что с нами случилось, придерживаясь правды, но опустив из рассказа нашу прогулку в лес и гадание по руке.
Взрослые ужаснулись не оттого, что мы лишились цепочки, а потому что к нам приставали. В лес послали мужчин, но цыгане уехали. Остались лишь следы колес на земле и погасший костер.
Тетя Эми Джейн руководила делами не только в имении Ситон, но и во всей деревне, она заставила развесить объявления по всему лесу «Посторонним вход воспрещен». С тех пор цыгане не останавливались в нашем лесу. Я трепетала, ведь все случилось из-за моего своенравия, но я успокаивала себя, ведь не мы сделали из цыгана вора. Он уже был вором, и нечего особенно беспокоиться.
Бедняжка Джессами нервничала. Наивная девочка краснела всякий раз, когда речь заходила о цыганах и гадании.
— Мы солгали, и ангел, который записывает все наши поступки, обязательно запишет и этот. Нам придется держать ответ за эту ложь, когда попадем на небо.
— До этого еще долго, — успокаивала я. — А если Бог такой, каким я его представляю, то ему не слишком нравится этот маленький шпион. Нехорошо подсматривать за людьми и записывать их поступки.
Джессами ждала, что раскроются небеса и что-то ужасное случится со мной. Я убеждала ее, что у Бога было много шансов наказать меня, а если он меня пока не наказал, значит, я не такая порочная.
Мои доводы не слишком убеждали Джессами. Ее жизнь изобиловала страхами и сомнениями. Бедняжка Джессами, у нее было всего так много и она не умела воспользоваться своими преимуществами.
Меня интересовали Амелия Ланг и Уильям Плантер. Они так долго жили в доме викария, что стали неотъемлемой частью семейства, и сколько помню, они не менялись с годами. Потом я обнаружила, «между ними что-то есть» — как говорила Джанет. Как только я услышала эти слова, меня разобрало любопытство разузнать, что же именно. Мы обсуждали новость с Джессами, и я придумывала о них двоих дикие небылицы. Мне нравилось имя Уильям Плантер. Неплохое для садовника!* (* Planter— в пер. с англ. означает садовник). Или он стал садовником, потому что его фамилия Плантер? Или это очередная шутка Господа? Уильям из древней семьи, и все мужчины у них были садовниками, причем знаменитыми.
Я хохотала от восторга и заставляла Джессами следовать моему примеру, забыв о правилах поведения. Я придумывала смешные фамилии для слуг Уильям Садовник, наша повариха должна носить фамилию Булочка, кучер Конюх. А у Джессами фамилия должна быть Хорошая.
Это меня веселило.
Все же меня интересовало это «что-то» между Амелией и Уильямом. Однажды я вынудила Амелию проговориться. Да, между ними полное взаимопонимание, но пока Уильям ничего не сказал, все останется между ними, как есть.
Я не понимала. Ведь Уильям так часто разговаривал с Амелией и «ничего не сказал»?
— Он ничего не сказал, — настаивала Амелия.
Я решила разговорить Уильяма. Вызвала Амелию в сад нарвать роз. Я знала, в это время Уильям обрабатывает кусты.
Подведя ее к нему, я заявила:
— Уильям, ты ничего не говоришь. Ты должен сказать сию минуту. Бедняжка Амелия ничего не может делать, пока ты не скажешь.
Они смотрели друг на друга. Амелия покраснела, и Уильям тоже. Тогда он сказал:
— Ты согласна, Амелия?
— Да, Уильям, — ответила Амелия.
Я с удовольствием смотрела на них. Вот теперь Уильям «сказал», и они помолвлены. Помолвка длилась несколько лет, но все о ней знали, а это означало, объяснила Джанет, что никто другой не может на них претендовать. Я заметила, что они и не нужны никому другому.
Я рассказала ей, как вынудила Уильяма «сказать».
— Вечно ты вмешиваешься! — пробурчала она, но я видела, она смеется.
Всегда находились объективные причины, по которым откладывалась их свадьба. Уильям жил в ма. леньком домике возле дома викария. В его хижине не было места для двоих. Со свадьбой приходилось подождать.
Амелию раздражала вынужденная задержка, но она радовалась своей помолвке. Я постоянно напоминала ей, это я заставила Уильяма «сказать».
Через несколько лет Уильям упал с лестницы. Он рвал яблоки с верхних веток и оступился. Он сломал ногу, она плохо срослась, и он остался хромым, часто стал болеть ревматизмом, и мой отец замолвил о нем слово перед сэром Тимоти.
Сэр Тимоти добрый человек, он заботился о людях, которые на него работали. Стало очевидным, что-то нужно сделать для Уильяма. Сэр Тимоти нашел в деревне Черингтон коттедж «Дикая яблоня», его называли так, потому что перед ним росла яблоня.
Уильям не мог больше работать. Ему выделили ежегодное пособие, он женился на Амелии, коттедж перешел в их постоянное владение.
Итак Уильям и Амелия поженились и с определенной роскошью отправились в Черингтон в коттедж «Дикая яблоня». К Рождеству Амелия присылала нам открытку, они хорошо устроили семейную жизнь.
Мы росли. Хотя Джессами была на несколько месяцев старше меня, я всегда обращалась с ней, как с младшей. Нам исполнилось по 17 лет, пошли разговоры о «выходе в свет».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31