В светских кругах Бата ее могли бы просветить на этот счет. Хотя майор еще сохранил остаток здравого смысла и не появлялся в Лаура-Плейс слишком часто, ему просто не приходило в голову, что высокий красивый молодой человек, каждое утро поджидавший мисс Серену Спенборо в галерее, неизбежно привлечет к себе внимание. Тамошних завсегдатаев изрядно забавляло это зрелище. Один джентльмен даже признался, что отныне у него появилась привычка сверять свои часы с появлением майора в галерее. А старый генерал Хенди, который сам всякий раз, шаркая подагрическими ногами, устремлялся к Фанни, возмущенно заявил, что никогда не видел такого помешанного типа, и всерьез собирался сказать тому, какое посмешище он из себя делает. Когда же майор подходил к Серене, генерал бросал на него испепеляющие взгляды. Но Гектор не видел вокруг никого, кроме нее, и эти недвусмысленные намеки от старшего по званию остались незамеченными. Генерал Хенди был не единственным, кто не одобрял его поведения. Ревнители традиций тоже враждебно наблюдали за этим романом. Некоторые утверждали, что леди Серене не подобает поощрять чьи-либо ухаживания в то время, когда она носит траур по отцу. Другие считали, что такой союз будет шокирующе неравным.
Если бы майор не был так поглощен своими чувствами, он бы заметил эти взгляды — любопытствующие, удивленные, осуждающие — и понял, что его богиня стала в Бате предметом пересудов, что привело бы его в ужас. А Серена же над пересудами только смеялась. Фанни не догадывалась, что происходит, до тех пор, пока миссис Флур не поразила ее словами:
— Экого славного ухажера, мэм, подцепила ваша падчерица! Боже мой, да за ним понаблюдаешь — и в театр ходить не надо. Каждое утро он как штык в галерее и, если леди Серена там, мигом к ней и на остальных ноль внимания, а если ее нет, свесит голову, как побитый пес, и уходит.
Фанни была обескуражена:
— О, как я могла быть такой глупой! Никогда не думала, что люди заметят… будут говорить о леди Серене…
— Господи, мэм, да кого волнуют сплетни? — утешила ее миссис Флур. — И что плохого в том, если кто-то приударит за красивой девушкой? А нравится людям говорить об этом — пусть себе судачат.
Серена была такого же мнения:
— Фанни, дорогая, не изводи себя! Свет начал перемывать мне косточки уже тогда, когда я ездила в Лондоне на фаэтоне с высокими козлами. Мне тогда было восемнадцать, и папа плевать хотел на негодующие крики моих строгих критиков. А когда я решила, что больше не нуждаюсь в дуэнье, все в ужасе заламывали руки. И, наконец, когда я оставила Ротерхэма, меня объявили «неисправимой». Добавь к этому все остальные мои пороки, и ты поймешь, что я давала людям столько поводов для злословия, что если бы меня волновало их шушуканье, я бы давно ушла в монастырь. Более того, разве моя тетка не предупреждала тебя, что я законченная кокетка?
— Ах, Серена, не говори так!
— Но это правда, — откровенно сказала она. — Ты сама часто обвиняла меня в том, что я играю чьими-нибудь чувствами.
— Нет, никогда! Я лишь говорила, что ты обладаешь такой жизненной силой и красотой, что… что мужчины не могут не влюбляться в тебя. А ты так равнодушна к своей красоте, что не совсем понимаешь это.
— Дурочка ты, Фанни, — сурово бросила Серена. — Все я понимаю. Если привлекательный мужчина считает меня красивой… увы, таких мужчин не так уж и много! Да и мои рыжие волосы совсем меня не красят. Поэтому, если такой мужчина восхищается мною, как же мне не вознаградить его легким изящным флиртом?
— Как ты можешь так говорить? Не могу поверить, что ты просто флиртуешь с майором Киркби… О нет, Серена, ты не можешь…
— Ты права. Такой подвиг мне не по силам. Он ведь не способен на флирт.
— Серена, будь серьезной! — в отчаянии воскликнула Фанни.
— Не могу. Не мучай меня своими вопросами, Фанни, и не читай нравоучений. Может, я и сошла с ума — иногда я боюсь, что так оно и есть, — но я либо добьюсь своего, либо проиграю. А что касается всех остальных, они могут убираться ко всем чертям!
Из этого разговора Фанни сделала вывод, что Серена влюблена в майора так же сильно, как и он в нее. Вдове хотелось, чтобы Гектор поскорее сделал предложение, и она никак не могла уразуметь, почему он медлит. Фанни уже начала подумывать, нет ли каких-либо препятствий для брака, как вдруг, к ее удивлению, в один прекрасный день майор вошел в гостиную в Лаура-Плейс и, схватив ее за руку, выпалил:
— Я надеялся застать вас дома. Знаю, что Серена ушла, мне необходимо поговорить именно с вами. Вы ее опекунша, самый подходящий человек, с которым я могу посоветоваться. Вы знаете ее… И, думаю, осознаете, какого рода чувства… Леди Спенборо, радость, охватившая меня, когда я увидел ее снова, услышал ее голос, коснулся ее руки, заставила меня забыть обо всем на свете. Я позволил себе… — Он замолчал, пытаясь взять себя в руки, и сделал несколько кругов по комнате.
Охваченная тревогой Фанни напомнила:
— Вы позволили себе, майор Киркби…
— Забыться в иллюзии счастья. В иллюзии воплощения моей давней мечты.
— Ах, сэр, ну почему же в иллюзии?
Он повернулся и подошел к камину:
— А разве нет? Леди Спенборо, я задаю себе этот вопрос снова и снова. Я убеждаю себя, что мечта может стать реальностью, однако не могу заглушить сомнения… колебания, которые предостерегают меня, что это невозможно.
Его возбуждение и сильное волнение, под властью которых он явно находился, в сочетании с нахмуренным видом вызвали у Фанни живейшее участие. По натуре она была робкой и всегда вела себя застенчиво со всеми, кто не был ей хорошо знаком. Но в этом случае она отбросила стеснительность.
— Сядьте, пожалуйста, и расскажите мне, что вас беспокоит, — попросила она со своей прелестной улыбкой. — Вы знаете, я несообразительна и что-то не могу вас понять.
Он бросил на нее благодарный взгляд:
— Вы так добры! Я говорю бессвязно. Леди Спенборо, я пришел узнать у вас, не будет ли слишком самонадеянным с моей стороны попросить Серену выйти за меня замуж.
Она изумленно раскрыла глаза:
— Самонадеянным? Но почему?
— А вы так не считаете? Подумайте хорошенько. Вы, наверное, знаете, что мое чувство к Серене зародилось давно. Я впервые увидел ее почти семь лет назад, и с тех пор мои чувства оставались неизменными. Она появилась тогда передо мной как небесное создание, спустившееся на землю для того, чтобы все остальные женщины выглядели простушками. Я не мог забыть ее красоту, изящество, ее мелодичный голос. Они оставались со мной всегда, они заполняли собой мои мечты. — Майор остановился, густо покраснел и выдавил из себя смешок. — Я опять говорю, как дурак.
— О, нет-нет! Не надо так думать! Продолжайте, пожалуйста.
Он уставился на свои руки, стиснутые между колен:
— Когда-то я имел безрассудство замахнуться на слишком большую высоту.
— Вы не должны так говорить, — мягко прервала она его.
— А я тогда так и не думал. Я был очень молод, положение в обществе и богатство казались мне ничем в сравнении с теми чувствами, которые — как я верил — соединяли нас. Я не мог простить тех, кто до сегодняшнего дня разлучил нас. Теперь же, когда сокровище, казавшееся мне недоступным, может стать моим, я, как человек чести, начинаю понимать силу тех доводов, которые были выдвинуты против меня семь лет назад.
Фанни снова прервала его:
— Простите, но семь лет назад Серена только начала выезжать в свет, а вы были младшим сыном без каких-либо перспектив на будущее. Теперь она сама себе хозяйка, а вы уже не юноша, только что поступивший на военную службу и, как однажды сказала мне Серена, любующийся своей первой полковой формой. В то время, если бы ей разрешили выйти за вас замуж, она должна была бы последовать за вами. Сегодня все иначе, не так ли?
Он внимательно посмотрел на нее:
— Я унаследовал имение, о котором и не мечтал, правда, оно не слишком большое. Ей оно может показаться крошечным. Хозяйство принесет мне скорее некоторый достаток, нежели огромные доходы. Дом, в который я привезу Серену, не может даже сравниться с Милверли, хотя о нем говорят, что он достаточно просторный. Я никогда не был в Милверли, но видел подобные имения. В одной или двух таких усадьбах я даже жил и знаю, что в сравнении с такими роскошными особняками мое скромное жилище может просто затеряться. Я, конечно, могу себе позволить снять на сезон дом в Лондоне, однако это будет далеко не Спенборо-Хаус.
— Неужели вы полагаете, что такие соображения имеют вес в глазах Серены?
— О нет! У нее слишком возвышенный ум и благородная натура. Если она отдаст кому-нибудь свое сердце, то будет готова жить в сельской хижине. Но эти соображения много значат для меня. Иначе нельзя, и они тем более важны, поскольку она посмеется над ними.
— Не понимаю, что еще нужно женщине сверх того, что вы можете ей предложить, — задумчиво проговорила Фанни.
— Вы на самом деле так думаете, леди Спенборо? Вы не считаете, что с моей стороны будет ошибкой сделать предложение Серене?
— Разумеется, нет! Конечно, вряд ли Серену устроит хижина, — сказала Фанни, которая просто не могла представить свою падчерицу в подобной обстановке, — потому что она не любит ощущать себя зажатой со всех сторон. Кроме того, в хижине вы не сможете держать слуг, а без них, майор Киркби, Серене никак не обойтись, как бы ей этого ни хотелось.
Он не смог сдержать улыбки:
— Думаю, вы правы.
— Знаете, — объяснила Фанни, — у Серены всегда была так много слуг, что ей не приходилось заниматься домашними делами. Но, надеюсь, у вас есть хорошая домоправительница?
— Конечно! Ей не придется подметать пол, готовить ужин или указывать непосредственно служанкам, что им следует делать. Обычно распоряжения слугам отдавала моя мать, но с тех пор, как она поселилась в Бате, всеми этими делами занимается миссис Харбери, и она может продолжать все это, если Серена захочет.
— Полагаю, захочет, — согласилась Фанни, сразу же вспомнив, как равнодушно относилась Серена к домашним делам во Вдовьем доме. — Странная вещь! Она никогда в жизни не ухаживала за лошадьми и не чистила стойло, однако может управиться с конюшней гораздо лучше, чем с домом.
Эти слова снова пробудили в майоре сомнения.
— А ее привычка охотиться? Сможет ли Серена отказаться от нее? Даже если бы я позволил ей рисковать своей шеей, есть ведь и другая проблема: мой дом в Кенте, а для охоты это плохое место. Серена назвала бы его никудышным. Там есть несколько свор гончих, но сам я никогда не отличался приверженностью к охоте. Я мог бы стать охотником, однако сомневаюсь, что… Серена однажды сказала мне, что не знает ничего равного Коттесмору.
— Да, они с отцом каждый год ездили к лорду Лонсдейлу в Лоутер-Холл. Но большей частью они охотились с собаками герцога Бофорта. Думаю, там тоже очень хорошие охотничьи угодья, хотя сама я никогда не охотилась. — Она улыбнулась, услышав, что майор издал нечто похожее на стон. — Не унывайте, мистер Киркби! Нужно быть полным убожеством, чтобы, выходя замуж, принимать во внимание подобные соображения.
— Я знаю, что она этого не сделает. Но мне бы хотелось, чтобы у Серены было все, что она только пожелает.
— Ну, уж если ей очень захочется, то все можно устроить. Вы можете купить дом в одном из центральных графств или…
— Купить-то смогу, но содержать дюжину первоклассных охотничьих собак вряд ли будет мне по силам.
— Но ведь у Серены есть свое состояние, и достаточно большое.
Майор вскочил и снова зашагал по комнате.
— Ну вот, я так и знал! Как бы я хотел, чтобы все было по-другому! Вы ведь меня понимаете, леди Спенборо? Я бы скорее предпочел, чтобы у Серены не было ни гроша, чем ощущать такое неравенство между нами. А оно, боюсь, существует.
— Понимаю, — участливо проговорила Фанни, — такие чувства делают вам честь. Но, поверьте мне, было бы неправильно и просто глупо позволить подобным сомнениям помешать вашему счастью.
Он подошел к ней и поднес ее руку к губам:
— Не знаю, как и благодарить вас! Вашего согласия мне достаточно. Вы знаете Серену, любите ее, И вы советуете мне действовать.
— О да, однако я ее не опекаю. Она сама себе хозяйка. По крайней мере… — Фанни остановилась, внезапно пораженная какой-то неприятной мыслью. — Я забыла! О Господи!
— У нее есть опекун? Кто-то, к кому я должен обратиться, прежде чем делать предложение?
— Нет-нет! Только ее состояние странным образом оговорено, и возможно… Но мне не следует говорить о ее делах.
Он слегка сжал ее руку:
— И не говорите! Надеюсь, оно так оговорено, что я не смогу дотронуться до него, даже если бы и захотел. Но мне необходимо идти. Не знаю, как благодарить вас за понимание, за доброту. — Он взглянул на Фанни лукаво. — Теперь слово «вдова» не напугает меня.
Она засмеялась и покраснела. Майор опять поцеловал руку Фанни и повернулся, чтобы уйти, как вдруг дверь отворилась и в комнату вошла Серена, одетая в дорожный костюм.
— Мне показалось, что я узнала модную шляпу, лежащую на столе в холле, — заметила она, снимая перчатки. — Как дела, Гектор? — Она перевела взгляд с него на Фанни и улыбнулась еще шире. — Что это вы тут замышляете? У вас обоих явно виноватый вид.
— Ничего не замышляем. — Майор помог девушке снять мантилью. — Ты застала дома свою странную знакомую — миссис Флур, кажется? Думаю, она была весьма польщена твоим визитом.
— А я думаю, что ты так же, как Фанни, задираешь нос, и так же, как она, недолюбливаешь миссис Флур.
— Да, я считаю, что тебе не стоит дружить с ней, — признался майор.
— Вздор! Я застала ее дома, и это я была благодарна ей за теплый прием, который она мне оказала. Фанни, хотела бы я быть сейчас в Лондоне, чтобы своими глазами видеть триумф этой Лейлхэм!
— Ты хочешь сказать, что она уже нашла для бедной малышки Эмили блестящего жениха?
— Еще нет, но, по ее словам, хоть завтра к ее услугам будет целая дюжина самых достойных женихов, из чего следует, что она нацелилась на крупную дичь. Как и миссис Флур, которая все еще держит в уме косоглазого герцога. Я отношусь к этому скептически, но очевидно, что бал у Ротерхэма сотворил чудо. Он помог ей отворить некоторые двери. Однако я бы многое отдала, чтобы узнать, какую тактику избрала эта женщина, чтобы вломиться в другие двери, и какую покровительницу она одурачила на сей раз, чтобы та расплатилась за нее в Альмаксе. Нет, ею нельзя не восхищаться!
— Отвратительная женщина! — воскликнула Фанни. — Мне жаль Эмили.
— Чепуха! Она выступит в полном блеске и насладится великолепным сезоном.
— Но о ком вы говорите? — поинтересовался майор.
— О дочери миссис Флур — она не такая предприимчивая, как ее мать, но такая же грозная.
— Она просто мерзкая интриганка! — вскричала Фанни с необычной для нее резкостью. — Извините меня. Я должна поговорить с Либстером. Совсем забыла ему кое о чем сказать. Нет, дорогая, не останавливай меня.
— Господи, что это с тобой?.. — Серена умолкла, потому что дверь за Фанни уже закрылась.
— Серена!
Она обернулась, пораженная умоляющей интонацией в голосе майора. Одного взгляда на его лицо было достаточно, чтобы понять причину необычного поведения Фанни. Молодая женщина затаила дыхание и почувствовала какую-то непонятную робость.
Гектор подошел к ней и сжал ее руки:
— Мы ничего не замышляли, Серена. Но так как леди Спенборо в некотором роде твоя опекунша, я пришел спросить у нее, могу ли попросить тебя выйти за меня замуж.
— Ой, Гектор, какой же ты глупый! — воскликнула Серена, и в ее голосе слезы смешались со смехом. — Что может сказать бедняжка Фанни? Она разрешила тебе сделать мне предложение? Должна ли я спросить у нее теперь, что мне следует ответить?
— Дело не в этом! Но я осознаю сейчас — и так ясно, как никогда раньше, — какая пропасть лежит между нами.
Она освободила руку из ладоней Гектора и прижала палец к его губам:
— Не говори так! Я запрещаю тебе! Не смей даже думать, что ты недостоин меня! Если бы ты только знал… Но ты ничего не знаешь, мой бедный Гектор, увы, не знаешь. Это я недостойна тебя. Ты и понятия не имеешь, какой противной я могу быть, какой своевольной, упрямой, сварливой!
Он обнял ее и воскликнул охрипшим голосом:
— Это ты не должна говорить подобные вещи! Моя богиня, моя королева!
— О, нет, нет, нет.
Гектор поднял голову и улыбнулся ей немного плутовато:
— Тебе не нравится, когда я так тебя называю? Что ж, я сделаю все, чтобы угодить тебе. Но ты не можешь запретить мне считать тебя своей богиней. Ведь ты была ею все эти семь лет.
— Хорошо, только богине это может не понравиться. Ты же видишь, что я совсем не дотягиваю до уровня небожительницы. Но я честна, достаточно честна, чтобы сказать тебе прямо: ты не должен меня боготворить.
Он лишь рассмеялся в ответ и снова поцеловал ее. Теперь Серена уже не протестовала — ведь она была настоящей женщиной, и ее не могло не тронуть такое поклонение и очевидное постоянство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Если бы майор не был так поглощен своими чувствами, он бы заметил эти взгляды — любопытствующие, удивленные, осуждающие — и понял, что его богиня стала в Бате предметом пересудов, что привело бы его в ужас. А Серена же над пересудами только смеялась. Фанни не догадывалась, что происходит, до тех пор, пока миссис Флур не поразила ее словами:
— Экого славного ухажера, мэм, подцепила ваша падчерица! Боже мой, да за ним понаблюдаешь — и в театр ходить не надо. Каждое утро он как штык в галерее и, если леди Серена там, мигом к ней и на остальных ноль внимания, а если ее нет, свесит голову, как побитый пес, и уходит.
Фанни была обескуражена:
— О, как я могла быть такой глупой! Никогда не думала, что люди заметят… будут говорить о леди Серене…
— Господи, мэм, да кого волнуют сплетни? — утешила ее миссис Флур. — И что плохого в том, если кто-то приударит за красивой девушкой? А нравится людям говорить об этом — пусть себе судачат.
Серена была такого же мнения:
— Фанни, дорогая, не изводи себя! Свет начал перемывать мне косточки уже тогда, когда я ездила в Лондоне на фаэтоне с высокими козлами. Мне тогда было восемнадцать, и папа плевать хотел на негодующие крики моих строгих критиков. А когда я решила, что больше не нуждаюсь в дуэнье, все в ужасе заламывали руки. И, наконец, когда я оставила Ротерхэма, меня объявили «неисправимой». Добавь к этому все остальные мои пороки, и ты поймешь, что я давала людям столько поводов для злословия, что если бы меня волновало их шушуканье, я бы давно ушла в монастырь. Более того, разве моя тетка не предупреждала тебя, что я законченная кокетка?
— Ах, Серена, не говори так!
— Но это правда, — откровенно сказала она. — Ты сама часто обвиняла меня в том, что я играю чьими-нибудь чувствами.
— Нет, никогда! Я лишь говорила, что ты обладаешь такой жизненной силой и красотой, что… что мужчины не могут не влюбляться в тебя. А ты так равнодушна к своей красоте, что не совсем понимаешь это.
— Дурочка ты, Фанни, — сурово бросила Серена. — Все я понимаю. Если привлекательный мужчина считает меня красивой… увы, таких мужчин не так уж и много! Да и мои рыжие волосы совсем меня не красят. Поэтому, если такой мужчина восхищается мною, как же мне не вознаградить его легким изящным флиртом?
— Как ты можешь так говорить? Не могу поверить, что ты просто флиртуешь с майором Киркби… О нет, Серена, ты не можешь…
— Ты права. Такой подвиг мне не по силам. Он ведь не способен на флирт.
— Серена, будь серьезной! — в отчаянии воскликнула Фанни.
— Не могу. Не мучай меня своими вопросами, Фанни, и не читай нравоучений. Может, я и сошла с ума — иногда я боюсь, что так оно и есть, — но я либо добьюсь своего, либо проиграю. А что касается всех остальных, они могут убираться ко всем чертям!
Из этого разговора Фанни сделала вывод, что Серена влюблена в майора так же сильно, как и он в нее. Вдове хотелось, чтобы Гектор поскорее сделал предложение, и она никак не могла уразуметь, почему он медлит. Фанни уже начала подумывать, нет ли каких-либо препятствий для брака, как вдруг, к ее удивлению, в один прекрасный день майор вошел в гостиную в Лаура-Плейс и, схватив ее за руку, выпалил:
— Я надеялся застать вас дома. Знаю, что Серена ушла, мне необходимо поговорить именно с вами. Вы ее опекунша, самый подходящий человек, с которым я могу посоветоваться. Вы знаете ее… И, думаю, осознаете, какого рода чувства… Леди Спенборо, радость, охватившая меня, когда я увидел ее снова, услышал ее голос, коснулся ее руки, заставила меня забыть обо всем на свете. Я позволил себе… — Он замолчал, пытаясь взять себя в руки, и сделал несколько кругов по комнате.
Охваченная тревогой Фанни напомнила:
— Вы позволили себе, майор Киркби…
— Забыться в иллюзии счастья. В иллюзии воплощения моей давней мечты.
— Ах, сэр, ну почему же в иллюзии?
Он повернулся и подошел к камину:
— А разве нет? Леди Спенборо, я задаю себе этот вопрос снова и снова. Я убеждаю себя, что мечта может стать реальностью, однако не могу заглушить сомнения… колебания, которые предостерегают меня, что это невозможно.
Его возбуждение и сильное волнение, под властью которых он явно находился, в сочетании с нахмуренным видом вызвали у Фанни живейшее участие. По натуре она была робкой и всегда вела себя застенчиво со всеми, кто не был ей хорошо знаком. Но в этом случае она отбросила стеснительность.
— Сядьте, пожалуйста, и расскажите мне, что вас беспокоит, — попросила она со своей прелестной улыбкой. — Вы знаете, я несообразительна и что-то не могу вас понять.
Он бросил на нее благодарный взгляд:
— Вы так добры! Я говорю бессвязно. Леди Спенборо, я пришел узнать у вас, не будет ли слишком самонадеянным с моей стороны попросить Серену выйти за меня замуж.
Она изумленно раскрыла глаза:
— Самонадеянным? Но почему?
— А вы так не считаете? Подумайте хорошенько. Вы, наверное, знаете, что мое чувство к Серене зародилось давно. Я впервые увидел ее почти семь лет назад, и с тех пор мои чувства оставались неизменными. Она появилась тогда передо мной как небесное создание, спустившееся на землю для того, чтобы все остальные женщины выглядели простушками. Я не мог забыть ее красоту, изящество, ее мелодичный голос. Они оставались со мной всегда, они заполняли собой мои мечты. — Майор остановился, густо покраснел и выдавил из себя смешок. — Я опять говорю, как дурак.
— О, нет-нет! Не надо так думать! Продолжайте, пожалуйста.
Он уставился на свои руки, стиснутые между колен:
— Когда-то я имел безрассудство замахнуться на слишком большую высоту.
— Вы не должны так говорить, — мягко прервала она его.
— А я тогда так и не думал. Я был очень молод, положение в обществе и богатство казались мне ничем в сравнении с теми чувствами, которые — как я верил — соединяли нас. Я не мог простить тех, кто до сегодняшнего дня разлучил нас. Теперь же, когда сокровище, казавшееся мне недоступным, может стать моим, я, как человек чести, начинаю понимать силу тех доводов, которые были выдвинуты против меня семь лет назад.
Фанни снова прервала его:
— Простите, но семь лет назад Серена только начала выезжать в свет, а вы были младшим сыном без каких-либо перспектив на будущее. Теперь она сама себе хозяйка, а вы уже не юноша, только что поступивший на военную службу и, как однажды сказала мне Серена, любующийся своей первой полковой формой. В то время, если бы ей разрешили выйти за вас замуж, она должна была бы последовать за вами. Сегодня все иначе, не так ли?
Он внимательно посмотрел на нее:
— Я унаследовал имение, о котором и не мечтал, правда, оно не слишком большое. Ей оно может показаться крошечным. Хозяйство принесет мне скорее некоторый достаток, нежели огромные доходы. Дом, в который я привезу Серену, не может даже сравниться с Милверли, хотя о нем говорят, что он достаточно просторный. Я никогда не был в Милверли, но видел подобные имения. В одной или двух таких усадьбах я даже жил и знаю, что в сравнении с такими роскошными особняками мое скромное жилище может просто затеряться. Я, конечно, могу себе позволить снять на сезон дом в Лондоне, однако это будет далеко не Спенборо-Хаус.
— Неужели вы полагаете, что такие соображения имеют вес в глазах Серены?
— О нет! У нее слишком возвышенный ум и благородная натура. Если она отдаст кому-нибудь свое сердце, то будет готова жить в сельской хижине. Но эти соображения много значат для меня. Иначе нельзя, и они тем более важны, поскольку она посмеется над ними.
— Не понимаю, что еще нужно женщине сверх того, что вы можете ей предложить, — задумчиво проговорила Фанни.
— Вы на самом деле так думаете, леди Спенборо? Вы не считаете, что с моей стороны будет ошибкой сделать предложение Серене?
— Разумеется, нет! Конечно, вряд ли Серену устроит хижина, — сказала Фанни, которая просто не могла представить свою падчерицу в подобной обстановке, — потому что она не любит ощущать себя зажатой со всех сторон. Кроме того, в хижине вы не сможете держать слуг, а без них, майор Киркби, Серене никак не обойтись, как бы ей этого ни хотелось.
Он не смог сдержать улыбки:
— Думаю, вы правы.
— Знаете, — объяснила Фанни, — у Серены всегда была так много слуг, что ей не приходилось заниматься домашними делами. Но, надеюсь, у вас есть хорошая домоправительница?
— Конечно! Ей не придется подметать пол, готовить ужин или указывать непосредственно служанкам, что им следует делать. Обычно распоряжения слугам отдавала моя мать, но с тех пор, как она поселилась в Бате, всеми этими делами занимается миссис Харбери, и она может продолжать все это, если Серена захочет.
— Полагаю, захочет, — согласилась Фанни, сразу же вспомнив, как равнодушно относилась Серена к домашним делам во Вдовьем доме. — Странная вещь! Она никогда в жизни не ухаживала за лошадьми и не чистила стойло, однако может управиться с конюшней гораздо лучше, чем с домом.
Эти слова снова пробудили в майоре сомнения.
— А ее привычка охотиться? Сможет ли Серена отказаться от нее? Даже если бы я позволил ей рисковать своей шеей, есть ведь и другая проблема: мой дом в Кенте, а для охоты это плохое место. Серена назвала бы его никудышным. Там есть несколько свор гончих, но сам я никогда не отличался приверженностью к охоте. Я мог бы стать охотником, однако сомневаюсь, что… Серена однажды сказала мне, что не знает ничего равного Коттесмору.
— Да, они с отцом каждый год ездили к лорду Лонсдейлу в Лоутер-Холл. Но большей частью они охотились с собаками герцога Бофорта. Думаю, там тоже очень хорошие охотничьи угодья, хотя сама я никогда не охотилась. — Она улыбнулась, услышав, что майор издал нечто похожее на стон. — Не унывайте, мистер Киркби! Нужно быть полным убожеством, чтобы, выходя замуж, принимать во внимание подобные соображения.
— Я знаю, что она этого не сделает. Но мне бы хотелось, чтобы у Серены было все, что она только пожелает.
— Ну, уж если ей очень захочется, то все можно устроить. Вы можете купить дом в одном из центральных графств или…
— Купить-то смогу, но содержать дюжину первоклассных охотничьих собак вряд ли будет мне по силам.
— Но ведь у Серены есть свое состояние, и достаточно большое.
Майор вскочил и снова зашагал по комнате.
— Ну вот, я так и знал! Как бы я хотел, чтобы все было по-другому! Вы ведь меня понимаете, леди Спенборо? Я бы скорее предпочел, чтобы у Серены не было ни гроша, чем ощущать такое неравенство между нами. А оно, боюсь, существует.
— Понимаю, — участливо проговорила Фанни, — такие чувства делают вам честь. Но, поверьте мне, было бы неправильно и просто глупо позволить подобным сомнениям помешать вашему счастью.
Он подошел к ней и поднес ее руку к губам:
— Не знаю, как и благодарить вас! Вашего согласия мне достаточно. Вы знаете Серену, любите ее, И вы советуете мне действовать.
— О да, однако я ее не опекаю. Она сама себе хозяйка. По крайней мере… — Фанни остановилась, внезапно пораженная какой-то неприятной мыслью. — Я забыла! О Господи!
— У нее есть опекун? Кто-то, к кому я должен обратиться, прежде чем делать предложение?
— Нет-нет! Только ее состояние странным образом оговорено, и возможно… Но мне не следует говорить о ее делах.
Он слегка сжал ее руку:
— И не говорите! Надеюсь, оно так оговорено, что я не смогу дотронуться до него, даже если бы и захотел. Но мне необходимо идти. Не знаю, как благодарить вас за понимание, за доброту. — Он взглянул на Фанни лукаво. — Теперь слово «вдова» не напугает меня.
Она засмеялась и покраснела. Майор опять поцеловал руку Фанни и повернулся, чтобы уйти, как вдруг дверь отворилась и в комнату вошла Серена, одетая в дорожный костюм.
— Мне показалось, что я узнала модную шляпу, лежащую на столе в холле, — заметила она, снимая перчатки. — Как дела, Гектор? — Она перевела взгляд с него на Фанни и улыбнулась еще шире. — Что это вы тут замышляете? У вас обоих явно виноватый вид.
— Ничего не замышляем. — Майор помог девушке снять мантилью. — Ты застала дома свою странную знакомую — миссис Флур, кажется? Думаю, она была весьма польщена твоим визитом.
— А я думаю, что ты так же, как Фанни, задираешь нос, и так же, как она, недолюбливаешь миссис Флур.
— Да, я считаю, что тебе не стоит дружить с ней, — признался майор.
— Вздор! Я застала ее дома, и это я была благодарна ей за теплый прием, который она мне оказала. Фанни, хотела бы я быть сейчас в Лондоне, чтобы своими глазами видеть триумф этой Лейлхэм!
— Ты хочешь сказать, что она уже нашла для бедной малышки Эмили блестящего жениха?
— Еще нет, но, по ее словам, хоть завтра к ее услугам будет целая дюжина самых достойных женихов, из чего следует, что она нацелилась на крупную дичь. Как и миссис Флур, которая все еще держит в уме косоглазого герцога. Я отношусь к этому скептически, но очевидно, что бал у Ротерхэма сотворил чудо. Он помог ей отворить некоторые двери. Однако я бы многое отдала, чтобы узнать, какую тактику избрала эта женщина, чтобы вломиться в другие двери, и какую покровительницу она одурачила на сей раз, чтобы та расплатилась за нее в Альмаксе. Нет, ею нельзя не восхищаться!
— Отвратительная женщина! — воскликнула Фанни. — Мне жаль Эмили.
— Чепуха! Она выступит в полном блеске и насладится великолепным сезоном.
— Но о ком вы говорите? — поинтересовался майор.
— О дочери миссис Флур — она не такая предприимчивая, как ее мать, но такая же грозная.
— Она просто мерзкая интриганка! — вскричала Фанни с необычной для нее резкостью. — Извините меня. Я должна поговорить с Либстером. Совсем забыла ему кое о чем сказать. Нет, дорогая, не останавливай меня.
— Господи, что это с тобой?.. — Серена умолкла, потому что дверь за Фанни уже закрылась.
— Серена!
Она обернулась, пораженная умоляющей интонацией в голосе майора. Одного взгляда на его лицо было достаточно, чтобы понять причину необычного поведения Фанни. Молодая женщина затаила дыхание и почувствовала какую-то непонятную робость.
Гектор подошел к ней и сжал ее руки:
— Мы ничего не замышляли, Серена. Но так как леди Спенборо в некотором роде твоя опекунша, я пришел спросить у нее, могу ли попросить тебя выйти за меня замуж.
— Ой, Гектор, какой же ты глупый! — воскликнула Серена, и в ее голосе слезы смешались со смехом. — Что может сказать бедняжка Фанни? Она разрешила тебе сделать мне предложение? Должна ли я спросить у нее теперь, что мне следует ответить?
— Дело не в этом! Но я осознаю сейчас — и так ясно, как никогда раньше, — какая пропасть лежит между нами.
Она освободила руку из ладоней Гектора и прижала палец к его губам:
— Не говори так! Я запрещаю тебе! Не смей даже думать, что ты недостоин меня! Если бы ты только знал… Но ты ничего не знаешь, мой бедный Гектор, увы, не знаешь. Это я недостойна тебя. Ты и понятия не имеешь, какой противной я могу быть, какой своевольной, упрямой, сварливой!
Он обнял ее и воскликнул охрипшим голосом:
— Это ты не должна говорить подобные вещи! Моя богиня, моя королева!
— О, нет, нет, нет.
Гектор поднял голову и улыбнулся ей немного плутовато:
— Тебе не нравится, когда я так тебя называю? Что ж, я сделаю все, чтобы угодить тебе. Но ты не можешь запретить мне считать тебя своей богиней. Ведь ты была ею все эти семь лет.
— Хорошо, только богине это может не понравиться. Ты же видишь, что я совсем не дотягиваю до уровня небожительницы. Но я честна, достаточно честна, чтобы сказать тебе прямо: ты не должен меня боготворить.
Он лишь рассмеялся в ответ и снова поцеловал ее. Теперь Серена уже не протестовала — ведь она была настоящей женщиной, и ее не могло не тронуть такое поклонение и очевидное постоянство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37