Ведь хотя Клода и встречали резкой критикой в лоне собственной семьи, его семейство было столь неискушенным в делах моды, что это не расстраивало его. Дед придерживался стиля готики, отец никогда не стремился занять хоть какое-то место в рядах поборников моды, Ричмонд был еще неоперившимся юнцом, ничего не смыслящим ни во вкусах, ни в делах высшего света, а Винсент так явно черпал свое презрение из зависти, что Клод спокойно мог его игнорировать. Замечания же Хьюго, само собой разумеется, были ниже его достоинства, кроме того, Хьюго никогда не критиковал его внешнего вида — он рассматривал каждую новую экстравагантную выходку Клода с благоговейным трепетом и восхищением и лишь один только раз выказал предательское неприятие.
— Эй, неужели вы собираетесь поехать в Рай в таком виде? — вырвалось у майора помимо воли, когда Клод спустился вниз по лестнице в великолепном наряде для задуманной поездки.
— Конечно собирается, — ответил Винсент, который, как на грех, вышел в самый неподходящий момент из библиотеки. — Клоду, мой дорогой кузен, как никому другому, нравится почистить перышки под восхищенными взглядами местного населения. И не пытайтесь удерживать его!
Клод был доведен до ярости и наверняка отплатил бы брату лаконичным отпором в стиле, который выбрал в то утро, если бы не вмешался Хьюго, мягко, но неизбежно выставляя его из дома, приговаривая:
— Нет, если вы затеете ссору, мы никогда не доедем до Рая!
Клод с возмущением забрался в поджидающую двуколку, собрав вожжи в одну элегантно затянутую в перчатку руку. Хьюго уселся рядом с ним. Клод приказал груму отойти прочь от пары усталых кляч, позаимствованных из конюшни дедушки, и дернул вожжи. Он проигнорировал искренние настоятельные просьбы, исходящие от Винсента, который даже соизволил выйти из дома, чтобы полюбоваться его отъездом, — просьбы, чтобы тот не вывалил своего кузена в сточную канаву. Эта шпилька, однако, пролетела мимо цели, поскольку Клод, хотя и ни в коей мере не являлся верхом совершенства, умел довольно сносно управлять двуколкой. И он доказал это, с шиком свернув на первый поворот аллеи, — подвиг, который почти вернул ему утерянное хорошее настроение, так как прекрасно знал, что Винсент наблюдает за ним.
Дорога в Рай оказалась ухабистой, почтовый тракт находился почти в таком же плачевном состоянии, что и одноколейный подъезд, ведущий к нему, но путешествие было проделано благополучно. Меньше чем через час двуколка миновала массивные ворота, отмечавшие границу графства, взобралась по холму и проследовала по узкой, выложенной булыжником Хай-стрит до постоялого двора Джорджа. Здесь Клод перепоручил свой экипаж конюху, поскольку Винсент не раз обсуждал трудный поворот, ведущий во двор. На этот раз Клод благоразумно предпочел не рисковать поцарапать экипаж деда или произвести нелестное впечатление на тех жителей города, которые случайно проходили мимо в это время.
Заказав обед на постоялом дворе, Клод повел Хьюго показать ему город, но тому скоро стало ясно, что главной целью Клода было показать городу себя. Кроме того, оказалось, что Клод был известной и желанной фигурой в Рае, поскольку его неспешное продвижение по Хай-стрит было отмечено многочисленным приветственным приподниманием шляп, множеством коротких книксенов и столькими завистливыми взглядами, сколько заслуживал сам принц-регент. На приветствия Клод отвечал с большой любезностью, на уважительные поклоны — с грациозностью, величественно игнорировал сопровождение не столь уважаемых уличных мальчишек, а каждую проходящую мимо даму пристально разглядывал в лорнет. Было совершенно очевидно, что жители Рая считают его слишком яркой птицей, но если широкие ухмылки и украшали лица мужской половины населения, то женская его половина не преминула, к немалому удовлетворению Клода, осмотреть каждую деталь его туалета жадными, полными восхищения взглядами. Задолго до того как они спустились к монетному двору, Хьюго пытался было протестовать, в недвусмысленных выражениях сообщив Клоду, что он не из тех, кому нравится, когда на него пялятся, и его кузену придется лишиться его компании, если тот не прекратит изображать музейный экспонат.
— А я-то считал, что вы хотели посмотреть город, — сказал разобиженно Клод.
— Ага, хотел, но думаю, придется разгонять толпу лошадьми, если мы захотим пройтись еще по одной улице. Эй, приятель, прекратите валять первоапрельского дурака, или сюда сбегутся мальчишки со всего города!
Клод, поняв, что майор вознамерился силой протащить его по улице, предотвратил опасность порчи своего наряда от мощной руки кузена, вцепившегося бульдожьей хваткой в рукав его сюртука, тем, что ускорил шаг. Он пожаловался обиженным тоном, что никогда бы не стал спускаться к монетному двору, если бы не счел своим долгом показать своему кузену шлюзы, но, когда они спустились, никаких шлюзов не оказалось. После минуты их обоюдного удивления Клод вдруг припомнил, что пару лет назад их разрушили.
— Жаль, потому что они бы вам поправились, — сказал он. — Я сам сюда нечасто приезжаю, что извиняет мою забывчивость. Жаль, что их разрушили. Однако это не важно. Мы пойдем по улице Наяд, и я покажу вам старинный каретный сарай. Хотя, возможно, и его уже успели снести, поскольку им давным-давно не пользуются. Вы помните наш разговор на днях о шайке Хокхерста? Говорят, тут было одно из его тайных убежищ. Обычно пираты приходили туда смело, как хозяева, и сидели там, гуляли и пьянствовали, положив перед собой свои пистолеты и кривые сабли.
Так, сопровождая их прогулку рассказами об истории городка Рая, Клод выбирал дорогу среди ям и луж. Истории о страшных пиратах перемежались горькими сетованиями на ужасающее состояние дорог. Ни одна из улиц, ведущих на вершину холма, не была замощена, а поскольку они довольно круто поднимались вверх, каждый ливень наносил зримый ущерб их поверхностям. К тому времени, как Клод с Хьюго добрались до харчевни на улице Наяд, Клод, чьи прекрасные ботфорты не были предназначены для ходьбы по неровной дороге, был здорово раздражен, а когда обнаружил глубокую царапину на блестящей коже, почти впал в ярость.
— Бесполезно спрашивать меня, насколько эта харчевня старинная, потому что я не знаю и знать не желаю, — сказал он брюзгливо. — И не стойте тут разинув рот! Только посмотрите на мой сапог! Вы понимаете, что у меня это единственная пара на два месяца? А теперь они испорчены, и все лишь потому, что вы, Хьюго, не нашли ничего лучше, как таскаться по этому обветшалому городишку!
— На вашем месте я бы так не беспокоился, — сказал Хьюго, бросив беглый взгляд на испорченный сапог. — Мне кажется, Полифант знает, что с этим делать. Мы туда зайдем?
— Нет, не зайдем! Конечно, вас мой сапог нисколько не беспокоит, но будет вам известно… — Клод внезапно замолк и, когда Хьюго вопрошающе повернулся к нему, произнес изменившимся тоном: — Клянусь Юпитером, это… Нет, не может быть! Да, клянусь Юпитером, так оно и есть!
С этими несвязными восклицаниями денди перешел на другую сторону улицы, поспешно сорвал с головы шляпу и отвесил высокомерный поклон вспыхнувшей румянцем барышне в цветастом ситцевом платье и соломенной шляпке, напяленной на копну соломенных кудрей, которая шла по улице с корзиной, перекинутой через руку.
— О-ля-ля! Мистер Дэрракотт, подумать только, встретить вас здесь, — кокетливо сказала девушка, приседая в реверансе. — Да еще по пути к бакалейщику! Вот уж никогда не думала, что вы тоже в городе. Вот это да, скажу я вам!
— Позвольте мне понести вашу корзину, — галантно попросил Клод.
— Как можно, мистер Дэрракотт! Я не могу такого позволить.
— По крайней мере, не лишайте меня удовольствия сопровождать вас.
Поняв, что барышня не имела намерения отказать Клоду в этом удовольствии, майор воспользовался случаем унести ноги. Манеры желтоволосой чаровницы были далеко не утонченными, но майор не удивился такому экспансивному поведению своего элегантного кузена, поскольку пару дней назад засек Клода, когда тот назначал свидание хорошенькой дочке кузнеца. Клод был не слишком расположен к амурным похождениям, но поскольку ужасно боялся пасть жертвой матримониальных планов мамаш, довольно редко предпринимал попытки флирта с девушками равного с ним социального положения. Он предпочитал безобидные развлечения с горничными, ученицами модисток, деревенскими девушками или же с другими молодыми барышнями скромного происхождения, которые благосклонно принимали его ухаживания, ни на минуту не сомневаясь в том, что намерения господина ни в коей мере не были серьезными.
Итак, майор с чистой совестью оставил Клода и принялся осматривать город в одиночестве. В конце Набатной улицы он завязал разговор с одним почтенным жителем, который сообщил ему много интересных фактов из истории городка Рая. Майор поблагодарил его, затем заглянул в церковь, после чего принялся бродить по городу, пока не оказался на окраине прямо перед древней крепостью, которая служила в Рае городской тюрьмой. Стена рядом с ней была проломлена, чтобы желающие могли спуститься к причалу по пологим ступенькам. Майор направился к лестнице и подошел как раз в тот момент, когда лейтенант Оттершоу, слегка задыхаясь, взбежал вверх.
Лейтенант удивленно посмотрел на Хьюго, а потом отдал честь майору, который, вежливо ответив на приветствие, сказал, глядя поверх низкой стены:
— Крутой подъем!
Лейтенант односложно выразил согласие с замечанием и замялся, словно никак не мог решиться, продолжать ли ему свой путь или повременить. Хьюго решил этот вопрос за него, кивнув в сторону сурового здания тюрьмы:
— Мне кажется, во времена Средневековья это была сторожевая башня. Я разговорился тут с одним местным жителем, и из того, что мне удалось попять — ведь мои уши еще не привыкли к сассексскому выговору, — лягушатники имели привычку грабить Рай.
— Да, сэр, полагаю, они неоднократно высаживались на этом берегу. Вы здесь в первый раз?
— Да. Честно говоря, я ни разу не был в Сассексе. Кент я тоже не знаю, если не считать того, что видел, когда недолго был в Шорнклиффе. А вы родом из этих мест?
— Нет, сэр. Я родился в Лондоне, но родственники моего отца из Йоркшира, — поведал лейтенант.
— Да неужели? Эй, приятель, да это здорово! Далеко от Западного райдинга? — радостно воскликнул Хьюго.
Суровое лицо лейтенанта немного смягчилось.
— Нет, сэр, они из Северного райдинга, недалеко от Йорка. Сам я никогда не был в Йоркшире.
При этих словах Хьюго покачал головой и с помощью нескольких дружеских вопросов преуспел в том, что разбил лед, которым патрульный офицер попытался окружить себя. Оттершоу в свою очередь расспросил Хьюго о военной службе и спустя довольно недолгое время почувствовал себя настолько свободно, что облокотился о стену, с нескрываемым интересом слушая о военных действиях на Пиренейском полуострове, а затем позволил себе слегка увлечься рассказом о собственной карьере. Было очевидно, что он выбрал свою профессию, как ближайшую к профессии военного. Он говорил о ней, будто подозревал, что Хьюго относится к нему с презрением, но тот лишь сказал с улыбкой:
— Насколько я понял, ваша служба самая трудная из всех да к тому же еще и неблагодарная.
Оттершоу издал короткий смешок:
— Достаточно неблагодарная. Я не слишком обращаю на это внимания, но этот народ — что в Кенте, что в Сассексе, без разницы, — знаете, сэр, говорят, что корнуэльцы двуликие, но я могу поклясться, местные жители не идут с ними ни в какое сравнение. Видите вон того пузатого господина, который минуту назад сиял передо мной шляпу и расплылся в масленой улыбке? Послушать его, так он готов вступить в войска береговой охраны, ведь он сам приглашал меня к себе пообедать в любое время… — Лейтенант замолчал, и лицо его заметно посуровело. — Что я непременно и сделаю на днях… когда буду уверен, что меня накормят, — сказал он и указал большим пальцем через плечо. — Внизу, на причале, есть таверна, я как раз возвращался оттуда, когда мы встретились. Я чувствую, это убежище контрабандистов, и могу под присягой поклясться, что меньше всего они захотят меня там увидеть, но я в таверне до сих пор еще ни разу не был, а этот мерзкий торговец элем — хозяин таверны — все время улыбается и приглашает меня. Он думает, что этим можно разозлить меня, но я схвачу его с поличным — вот что я сделаю! И я говорю вам, сэр: весь этот городишко на стороне контрабандистов. Да, и мэр, и члены муниципалитета — все закрывают глаза на то, что происходит у них под самым носом.
— А откуда идет товар? — поинтересовался майор.
Оттершоу пожал плечами:
— По большей части с Гернси — это самый большой перевалочный пункт, но иногда непосредственно откуда-то из предместий Кале.
— Разве контрабанду не перехватывают в море?
— Иногда, но для того чтобы повысить эффективность работы морской таможни в два или даже три раза, требуется много судов. Но даже если вести наблюдение по всему побережью, уловок, на которые идут контрабандисты, просто не счесть! И я очень сомневаюсь в результате. Судам контрабандистов время от времени удается проскользнуть, потому что они получают предупреждающие сигналы о приближении таможенного крейсера или сторожевого корабля, притаившегося в засаде, — и, подумать только, от кого! От судов, подозревать которые никому и в голову не придет! — Лейтенант кивнул в сторону смэка [13], приближающегося к причалу. — Это судно, например. Возможно, за ним и не числится никакой вины. Но не исключено, что, если оно заметит патрульный корабль, какой-нибудь проклятый бродяга получит предупреждение еще до наступления ночи. — Оттершоу замолчал, словно что-то обдумывал, а потом сказал: — Нельзя же останавливать все суда в море, не говоря уже о том, чтобы их проверять! Людям это не нравится — особенно если они не связаны ни с чем противозаконным, как, возможно, этот самый смэк, или просто вышли в море ради удовольствия, как это частенько делает мистер Ричмонд Дэрракотт.
— Конечно не нравится, — согласился с ним майор.
— Однако в одном можете быть уверены, — продолжил Оттершоу, — береговая охрана в подчинении у человека, который хочет во что бы то ни стало положить конец контрабанде, не важно, сколько людей будут на него обижаться. И наше правительство — тоже! Было время, когда в Лондоне относились к этому с прохладцей, но с тех пор как закончилась война, контрабанда так расцвела, что, если ее не остановить, ситуация станет очень похожей на те времена, когда Сассексом правила банда Хокхерста. Возможно, те, кто защищает так называемых «джентльменов удачи», не понимают, но для них будет лучше — я пока не стану называть имен, — если они…
Голос Оттершоу прервался на середине фразы, и майор увидел, как отвисла у лейтенанта челюсть, а взгляд застыл. Майор, удивившись, проследил за его взглядом и обнаружил причину, ввергшую собеседника в неожиданное молчание: к ним приближался кузен Клод.
Глава 12
С того момента как Хьюго расстался с Клодом, тот приобрел огромных размеров бутоньерку, которая явилась последним штрихом в его внешнем виде, достаточно потрясающую, чтобы извинить оцепенение лейтенанта Оттершоу. Редко случалось, когда джентльмен делал честь городку Раю, прогуливаясь по его улицам в длиннополом сюртуке, панталонах и ботфортах, которые годились лишь для прогулки по Бонд-стрит или для променада в Гайд-парке, но даже в этих модных местах костюм Клода наверняка не был бы оставлен без внимания: ведь его панталоны были не спокойного оттенка бисквита, не бьющего по глазам желтого, а чистого нежно-лилового. Галстук его был огромных размеров, в складках пряталась булавка с увесистым аметистом. Его шляпа — самое последнее произведение изобретательного гения Бакстера — была столь революционного фасона, что даже ее владелец чувствовал некоторую неуверенность, ведь она не имела ничего общего с котелками и грубыми касторовыми шляпами, так почитаемыми жителями города или более непритязательными сельскими жителями, а сильно смахивала на конусообразную дымовую трубу. Но еще более ошеломляющим, чем его шляпа или его панталоны, был длинный плащ из белого холста, отделанный лиловым шелком, грациозными складками свисающий с его плеч. В обычаи приверженцев моды не входило носить плащ поверх наряда, не предназначенного для вечера, но Клоду, когда он однажды изучал собственное отражение в зеркале перед тем, как направиться на собрание к Альмаку, пришло в голову, что в хорошо сшитом, отороченном шелком плаще есть некая особенная привлекательность. Идея о создании подходящего плаща для ношения в дневное время мелькнула в его мозгу, и он тотчас предложил ее Полифанту. Полифант, казалось, не воспринял ее, но Клод был настолько поглощен творением собственного ума, что после нескольких недель размышлений выложил его перед портным, более склонным к авантюрам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
— Эй, неужели вы собираетесь поехать в Рай в таком виде? — вырвалось у майора помимо воли, когда Клод спустился вниз по лестнице в великолепном наряде для задуманной поездки.
— Конечно собирается, — ответил Винсент, который, как на грех, вышел в самый неподходящий момент из библиотеки. — Клоду, мой дорогой кузен, как никому другому, нравится почистить перышки под восхищенными взглядами местного населения. И не пытайтесь удерживать его!
Клод был доведен до ярости и наверняка отплатил бы брату лаконичным отпором в стиле, который выбрал в то утро, если бы не вмешался Хьюго, мягко, но неизбежно выставляя его из дома, приговаривая:
— Нет, если вы затеете ссору, мы никогда не доедем до Рая!
Клод с возмущением забрался в поджидающую двуколку, собрав вожжи в одну элегантно затянутую в перчатку руку. Хьюго уселся рядом с ним. Клод приказал груму отойти прочь от пары усталых кляч, позаимствованных из конюшни дедушки, и дернул вожжи. Он проигнорировал искренние настоятельные просьбы, исходящие от Винсента, который даже соизволил выйти из дома, чтобы полюбоваться его отъездом, — просьбы, чтобы тот не вывалил своего кузена в сточную канаву. Эта шпилька, однако, пролетела мимо цели, поскольку Клод, хотя и ни в коей мере не являлся верхом совершенства, умел довольно сносно управлять двуколкой. И он доказал это, с шиком свернув на первый поворот аллеи, — подвиг, который почти вернул ему утерянное хорошее настроение, так как прекрасно знал, что Винсент наблюдает за ним.
Дорога в Рай оказалась ухабистой, почтовый тракт находился почти в таком же плачевном состоянии, что и одноколейный подъезд, ведущий к нему, но путешествие было проделано благополучно. Меньше чем через час двуколка миновала массивные ворота, отмечавшие границу графства, взобралась по холму и проследовала по узкой, выложенной булыжником Хай-стрит до постоялого двора Джорджа. Здесь Клод перепоручил свой экипаж конюху, поскольку Винсент не раз обсуждал трудный поворот, ведущий во двор. На этот раз Клод благоразумно предпочел не рисковать поцарапать экипаж деда или произвести нелестное впечатление на тех жителей города, которые случайно проходили мимо в это время.
Заказав обед на постоялом дворе, Клод повел Хьюго показать ему город, но тому скоро стало ясно, что главной целью Клода было показать городу себя. Кроме того, оказалось, что Клод был известной и желанной фигурой в Рае, поскольку его неспешное продвижение по Хай-стрит было отмечено многочисленным приветственным приподниманием шляп, множеством коротких книксенов и столькими завистливыми взглядами, сколько заслуживал сам принц-регент. На приветствия Клод отвечал с большой любезностью, на уважительные поклоны — с грациозностью, величественно игнорировал сопровождение не столь уважаемых уличных мальчишек, а каждую проходящую мимо даму пристально разглядывал в лорнет. Было совершенно очевидно, что жители Рая считают его слишком яркой птицей, но если широкие ухмылки и украшали лица мужской половины населения, то женская его половина не преминула, к немалому удовлетворению Клода, осмотреть каждую деталь его туалета жадными, полными восхищения взглядами. Задолго до того как они спустились к монетному двору, Хьюго пытался было протестовать, в недвусмысленных выражениях сообщив Клоду, что он не из тех, кому нравится, когда на него пялятся, и его кузену придется лишиться его компании, если тот не прекратит изображать музейный экспонат.
— А я-то считал, что вы хотели посмотреть город, — сказал разобиженно Клод.
— Ага, хотел, но думаю, придется разгонять толпу лошадьми, если мы захотим пройтись еще по одной улице. Эй, приятель, прекратите валять первоапрельского дурака, или сюда сбегутся мальчишки со всего города!
Клод, поняв, что майор вознамерился силой протащить его по улице, предотвратил опасность порчи своего наряда от мощной руки кузена, вцепившегося бульдожьей хваткой в рукав его сюртука, тем, что ускорил шаг. Он пожаловался обиженным тоном, что никогда бы не стал спускаться к монетному двору, если бы не счел своим долгом показать своему кузену шлюзы, но, когда они спустились, никаких шлюзов не оказалось. После минуты их обоюдного удивления Клод вдруг припомнил, что пару лет назад их разрушили.
— Жаль, потому что они бы вам поправились, — сказал он. — Я сам сюда нечасто приезжаю, что извиняет мою забывчивость. Жаль, что их разрушили. Однако это не важно. Мы пойдем по улице Наяд, и я покажу вам старинный каретный сарай. Хотя, возможно, и его уже успели снести, поскольку им давным-давно не пользуются. Вы помните наш разговор на днях о шайке Хокхерста? Говорят, тут было одно из его тайных убежищ. Обычно пираты приходили туда смело, как хозяева, и сидели там, гуляли и пьянствовали, положив перед собой свои пистолеты и кривые сабли.
Так, сопровождая их прогулку рассказами об истории городка Рая, Клод выбирал дорогу среди ям и луж. Истории о страшных пиратах перемежались горькими сетованиями на ужасающее состояние дорог. Ни одна из улиц, ведущих на вершину холма, не была замощена, а поскольку они довольно круто поднимались вверх, каждый ливень наносил зримый ущерб их поверхностям. К тому времени, как Клод с Хьюго добрались до харчевни на улице Наяд, Клод, чьи прекрасные ботфорты не были предназначены для ходьбы по неровной дороге, был здорово раздражен, а когда обнаружил глубокую царапину на блестящей коже, почти впал в ярость.
— Бесполезно спрашивать меня, насколько эта харчевня старинная, потому что я не знаю и знать не желаю, — сказал он брюзгливо. — И не стойте тут разинув рот! Только посмотрите на мой сапог! Вы понимаете, что у меня это единственная пара на два месяца? А теперь они испорчены, и все лишь потому, что вы, Хьюго, не нашли ничего лучше, как таскаться по этому обветшалому городишку!
— На вашем месте я бы так не беспокоился, — сказал Хьюго, бросив беглый взгляд на испорченный сапог. — Мне кажется, Полифант знает, что с этим делать. Мы туда зайдем?
— Нет, не зайдем! Конечно, вас мой сапог нисколько не беспокоит, но будет вам известно… — Клод внезапно замолк и, когда Хьюго вопрошающе повернулся к нему, произнес изменившимся тоном: — Клянусь Юпитером, это… Нет, не может быть! Да, клянусь Юпитером, так оно и есть!
С этими несвязными восклицаниями денди перешел на другую сторону улицы, поспешно сорвал с головы шляпу и отвесил высокомерный поклон вспыхнувшей румянцем барышне в цветастом ситцевом платье и соломенной шляпке, напяленной на копну соломенных кудрей, которая шла по улице с корзиной, перекинутой через руку.
— О-ля-ля! Мистер Дэрракотт, подумать только, встретить вас здесь, — кокетливо сказала девушка, приседая в реверансе. — Да еще по пути к бакалейщику! Вот уж никогда не думала, что вы тоже в городе. Вот это да, скажу я вам!
— Позвольте мне понести вашу корзину, — галантно попросил Клод.
— Как можно, мистер Дэрракотт! Я не могу такого позволить.
— По крайней мере, не лишайте меня удовольствия сопровождать вас.
Поняв, что барышня не имела намерения отказать Клоду в этом удовольствии, майор воспользовался случаем унести ноги. Манеры желтоволосой чаровницы были далеко не утонченными, но майор не удивился такому экспансивному поведению своего элегантного кузена, поскольку пару дней назад засек Клода, когда тот назначал свидание хорошенькой дочке кузнеца. Клод был не слишком расположен к амурным похождениям, но поскольку ужасно боялся пасть жертвой матримониальных планов мамаш, довольно редко предпринимал попытки флирта с девушками равного с ним социального положения. Он предпочитал безобидные развлечения с горничными, ученицами модисток, деревенскими девушками или же с другими молодыми барышнями скромного происхождения, которые благосклонно принимали его ухаживания, ни на минуту не сомневаясь в том, что намерения господина ни в коей мере не были серьезными.
Итак, майор с чистой совестью оставил Клода и принялся осматривать город в одиночестве. В конце Набатной улицы он завязал разговор с одним почтенным жителем, который сообщил ему много интересных фактов из истории городка Рая. Майор поблагодарил его, затем заглянул в церковь, после чего принялся бродить по городу, пока не оказался на окраине прямо перед древней крепостью, которая служила в Рае городской тюрьмой. Стена рядом с ней была проломлена, чтобы желающие могли спуститься к причалу по пологим ступенькам. Майор направился к лестнице и подошел как раз в тот момент, когда лейтенант Оттершоу, слегка задыхаясь, взбежал вверх.
Лейтенант удивленно посмотрел на Хьюго, а потом отдал честь майору, который, вежливо ответив на приветствие, сказал, глядя поверх низкой стены:
— Крутой подъем!
Лейтенант односложно выразил согласие с замечанием и замялся, словно никак не мог решиться, продолжать ли ему свой путь или повременить. Хьюго решил этот вопрос за него, кивнув в сторону сурового здания тюрьмы:
— Мне кажется, во времена Средневековья это была сторожевая башня. Я разговорился тут с одним местным жителем, и из того, что мне удалось попять — ведь мои уши еще не привыкли к сассексскому выговору, — лягушатники имели привычку грабить Рай.
— Да, сэр, полагаю, они неоднократно высаживались на этом берегу. Вы здесь в первый раз?
— Да. Честно говоря, я ни разу не был в Сассексе. Кент я тоже не знаю, если не считать того, что видел, когда недолго был в Шорнклиффе. А вы родом из этих мест?
— Нет, сэр. Я родился в Лондоне, но родственники моего отца из Йоркшира, — поведал лейтенант.
— Да неужели? Эй, приятель, да это здорово! Далеко от Западного райдинга? — радостно воскликнул Хьюго.
Суровое лицо лейтенанта немного смягчилось.
— Нет, сэр, они из Северного райдинга, недалеко от Йорка. Сам я никогда не был в Йоркшире.
При этих словах Хьюго покачал головой и с помощью нескольких дружеских вопросов преуспел в том, что разбил лед, которым патрульный офицер попытался окружить себя. Оттершоу в свою очередь расспросил Хьюго о военной службе и спустя довольно недолгое время почувствовал себя настолько свободно, что облокотился о стену, с нескрываемым интересом слушая о военных действиях на Пиренейском полуострове, а затем позволил себе слегка увлечься рассказом о собственной карьере. Было очевидно, что он выбрал свою профессию, как ближайшую к профессии военного. Он говорил о ней, будто подозревал, что Хьюго относится к нему с презрением, но тот лишь сказал с улыбкой:
— Насколько я понял, ваша служба самая трудная из всех да к тому же еще и неблагодарная.
Оттершоу издал короткий смешок:
— Достаточно неблагодарная. Я не слишком обращаю на это внимания, но этот народ — что в Кенте, что в Сассексе, без разницы, — знаете, сэр, говорят, что корнуэльцы двуликие, но я могу поклясться, местные жители не идут с ними ни в какое сравнение. Видите вон того пузатого господина, который минуту назад сиял передо мной шляпу и расплылся в масленой улыбке? Послушать его, так он готов вступить в войска береговой охраны, ведь он сам приглашал меня к себе пообедать в любое время… — Лейтенант замолчал, и лицо его заметно посуровело. — Что я непременно и сделаю на днях… когда буду уверен, что меня накормят, — сказал он и указал большим пальцем через плечо. — Внизу, на причале, есть таверна, я как раз возвращался оттуда, когда мы встретились. Я чувствую, это убежище контрабандистов, и могу под присягой поклясться, что меньше всего они захотят меня там увидеть, но я в таверне до сих пор еще ни разу не был, а этот мерзкий торговец элем — хозяин таверны — все время улыбается и приглашает меня. Он думает, что этим можно разозлить меня, но я схвачу его с поличным — вот что я сделаю! И я говорю вам, сэр: весь этот городишко на стороне контрабандистов. Да, и мэр, и члены муниципалитета — все закрывают глаза на то, что происходит у них под самым носом.
— А откуда идет товар? — поинтересовался майор.
Оттершоу пожал плечами:
— По большей части с Гернси — это самый большой перевалочный пункт, но иногда непосредственно откуда-то из предместий Кале.
— Разве контрабанду не перехватывают в море?
— Иногда, но для того чтобы повысить эффективность работы морской таможни в два или даже три раза, требуется много судов. Но даже если вести наблюдение по всему побережью, уловок, на которые идут контрабандисты, просто не счесть! И я очень сомневаюсь в результате. Судам контрабандистов время от времени удается проскользнуть, потому что они получают предупреждающие сигналы о приближении таможенного крейсера или сторожевого корабля, притаившегося в засаде, — и, подумать только, от кого! От судов, подозревать которые никому и в голову не придет! — Лейтенант кивнул в сторону смэка [13], приближающегося к причалу. — Это судно, например. Возможно, за ним и не числится никакой вины. Но не исключено, что, если оно заметит патрульный корабль, какой-нибудь проклятый бродяга получит предупреждение еще до наступления ночи. — Оттершоу замолчал, словно что-то обдумывал, а потом сказал: — Нельзя же останавливать все суда в море, не говоря уже о том, чтобы их проверять! Людям это не нравится — особенно если они не связаны ни с чем противозаконным, как, возможно, этот самый смэк, или просто вышли в море ради удовольствия, как это частенько делает мистер Ричмонд Дэрракотт.
— Конечно не нравится, — согласился с ним майор.
— Однако в одном можете быть уверены, — продолжил Оттершоу, — береговая охрана в подчинении у человека, который хочет во что бы то ни стало положить конец контрабанде, не важно, сколько людей будут на него обижаться. И наше правительство — тоже! Было время, когда в Лондоне относились к этому с прохладцей, но с тех пор как закончилась война, контрабанда так расцвела, что, если ее не остановить, ситуация станет очень похожей на те времена, когда Сассексом правила банда Хокхерста. Возможно, те, кто защищает так называемых «джентльменов удачи», не понимают, но для них будет лучше — я пока не стану называть имен, — если они…
Голос Оттершоу прервался на середине фразы, и майор увидел, как отвисла у лейтенанта челюсть, а взгляд застыл. Майор, удивившись, проследил за его взглядом и обнаружил причину, ввергшую собеседника в неожиданное молчание: к ним приближался кузен Клод.
Глава 12
С того момента как Хьюго расстался с Клодом, тот приобрел огромных размеров бутоньерку, которая явилась последним штрихом в его внешнем виде, достаточно потрясающую, чтобы извинить оцепенение лейтенанта Оттершоу. Редко случалось, когда джентльмен делал честь городку Раю, прогуливаясь по его улицам в длиннополом сюртуке, панталонах и ботфортах, которые годились лишь для прогулки по Бонд-стрит или для променада в Гайд-парке, но даже в этих модных местах костюм Клода наверняка не был бы оставлен без внимания: ведь его панталоны были не спокойного оттенка бисквита, не бьющего по глазам желтого, а чистого нежно-лилового. Галстук его был огромных размеров, в складках пряталась булавка с увесистым аметистом. Его шляпа — самое последнее произведение изобретательного гения Бакстера — была столь революционного фасона, что даже ее владелец чувствовал некоторую неуверенность, ведь она не имела ничего общего с котелками и грубыми касторовыми шляпами, так почитаемыми жителями города или более непритязательными сельскими жителями, а сильно смахивала на конусообразную дымовую трубу. Но еще более ошеломляющим, чем его шляпа или его панталоны, был длинный плащ из белого холста, отделанный лиловым шелком, грациозными складками свисающий с его плеч. В обычаи приверженцев моды не входило носить плащ поверх наряда, не предназначенного для вечера, но Клоду, когда он однажды изучал собственное отражение в зеркале перед тем, как направиться на собрание к Альмаку, пришло в голову, что в хорошо сшитом, отороченном шелком плаще есть некая особенная привлекательность. Идея о создании подходящего плаща для ношения в дневное время мелькнула в его мозгу, и он тотчас предложил ее Полифанту. Полифант, казалось, не воспринял ее, но Клод был настолько поглощен творением собственного ума, что после нескольких недель размышлений выложил его перед портным, более склонным к авантюрам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39