Конечно, Торкил нарушил все приличия, покинув гостей так рано, но я не могу винить его в этом, наверное, у него заболела голова. Не удивлюсь, если он завтра будет лежать.
Кейт придерживалась иного мнения: она была уверена, что Торкил покинул гостей вовсе не из-за головной боли, а потому что ему было смертельно скучно, но она, конечно же, оставила эти мысли при себе. Когда же тетушка посоветовала ей лечь спать, Кейт не стала говорить, что она не устала. Ей и вправду совсем не хотелось спать, и перспектива просидеть весь вечер в своей спальне, коротая время за книгой или за шитьем, ей совсем не улыбалась. Кейт была молода, здорова, полна энергии и не приучена к праздной жизни. Поначалу такая жизнь нравилась ей, но уже через пару недель стала раздражать, Кейт почти раскаивалась в том, что приняла приглашение тетушки. Она с тоской вспоминала жизнь в доме Астли, где у нее, по крайней мере, было дел по горло.
Пришив две пуговицы и аккуратно залатав дырочку на кружевной оборке, Кейт была вынуждена отложить работу, поскольку свеча почти догорела и пламя начало мигать. Спать ей совсем не хотелось, и, подойдя к окну, она раздвинула шторы и стала мечтательно глядеть вдаль. Луна еще не достигла полноты, и набегающие облака рассеивали ее свет. У Кейт вдруг возникло непреодолимое желание выскользнуть из дому и побродить по саду при неверном свете луны. Она хорошо понимала, что делать этого не следует, и уже собиралась задернуть шторы, как вдруг в тени тисовой изгороди промелькнула чья-то фигура. Она мгновенно исчезла, как будто человек, проникший в сад, догадался, что за ним следят, но Кейт успела разглядеть, что это был мужчина. Кейт очень удивилась, но не испугалась. Она разделась еще до того, как заняться шитьем, и теперь, лихорадочно натянув платье, она выбежала в коридор и бросилась к тетушкиной двери. Однако на ее стук никто не ответил, Кейт постучала снова, на этот раз громче. Но ответа опять не последовало. Тогда Кейт робко приоткрыла дверь и позвала тетю. В комнате никого не было – на столе горела лампа, большая кровать была нетронута, полог на ней не задвинут, а покрывало не снято. Все это показалось Кейт очень странным, ведь леди Брум утверждала, что буквально валится с ног от усталости, и Кейт была уверена, что, пожелав ей спокойной ночи, тетя отправилась в свою комнату. Кейт раздумывала, что же ей теперь делать, как вдруг увидела свет на лестнице в конце галереи – кто-то по ней поднимался. Она не испугалась, но когда Кейт увидела, что это леди Брум с лампой в руках, у нее перехватило дыхание от неожиданности. Тетя была при полном параде, только без украшений. У нее был очень усталый вид. Увидев Кейт, она резко спросила:
– В чем дело? Что ты здесь делаешь?
– Я искала вас, мэм. В саду бродит какой-то мужчина – я видела его в окно!
– Чепуха! Какой еще мужчина?
– Я не успела его разглядеть, он мгновенно скрылся за изгородью. Я хотела рассказать вам об этом. Может быть, разбудить Пеннимора или доктора Делаболя?
– Мое дорогое дитя, тебе это приснилось!
– Нет, я еще не спала! – возмущенно воскликнула Кейт.
Леди Брум пожала плечами.
– Ну если ты и вправду кого-то видела, то это, наверное, был кто-то из слуг.
– В такой-то час?
– Но ведь еще не так поздно! Всего лишь без двадцати двенадцать. Ну а теперь, дитя мое, иди к себе и ложись спать!
– Но…
– О, ради Бога, не спорь со мной! – сказала леди Брум раздраженным, казалось бы таким несвойственным ей тоном. Но она тотчас же взяла себя в руки и, приложив ладонь ко лбу, произнесла более спокойным тоном: – Прости! У меня ужасно болит голова.
В это мгновение дверь в конце галереи, ведущая в западное крыло дома, открылась, и оттуда появился Торкил. Когда он подошел ближе и лампа леди Брум высветила его лицо, Кейт обратила внимание на его встрепанный вид, хотя он явно пребывал в веселом настроении.
– Я отлично поиграл сейчас, – сказал Торкил, – и знаете во что? В прятки! Они у меня побегали!
– Где ты был, Торкил? – спросила леди Брум. Голос ее звучал, как всегда, спокойно, и в нем чувствовалась привычная властность.
Он хихикнул:
– В лесу. Я слышал, как они ищут меня, Мэтью и Баджер, но я сбежал от них по мосту. Обожаю эту игру! Они все еще ищут меня!
Услышав эти слова, Кейт не поверила своим ушам, однако, вспомнив, сколько Торкил выпил за обедом, поняла, что он слегка пьян. Речь его лилась без запинок, и походка была твердой, но он был очень оживлен и весел.
– Отправляйся в свою комнату, Торкил! – холодно произнесла леди Брум.
Торкил разозлился. Он перестал хихикать и посмотрел на мать:
– Не пойду! И нечего мной командовать! Я не ребенок! И не надо за мной следить! Я не…
– Торкил, отправляйся в свою комнату, – спокойным тоном повелела леди Брум.
Несколько мгновений они смотрели друг на друга, и под ее суровым взглядом Торкил сдался. Он опустил глаза, гнев его потух, а леди Брум медленно двинулась к Торкилу, однако он повернулся и убежал на свою половину, с шумом захлопнув дверь.
– Ты тоже, Кейт, иди к себе, – велела леди Брум тем же спокойным голосом, в котором звенел металл. – И ничего не бойся, мужчина, которого ты видела, был, вероятно, доктор Делаболь или Баджер. Спокойной ночи!
– Спокойной ночи, мэм! – ответила Кейт и покорно отправилась спать.
Глава 6
На следующее утро Торкил не вышел к завтраку. Кейт это вовсе не удивило, поскольку по опыту своего отца она знала, что, когда мужчина ложится спать в подпитии, наутро он просыпается с головной болью и чувствует себя выбитым из колеи. Поэтому, когда леди Брум принесла племяннице извинения за отсутствие Торкила, что, впрочем, было сделано довольно сухим тоном, Кейт ответила с понимающей улыбкой:
– Он вчера несколько перебрал, правда, мэм? Так что нет смысла спрашивать вас, как он себя чувствует сегодня! – Увидев, что тетушка уставилась на нее в изумлении, Кейт добавила: – И вам не нужно было извиняться за отсутствие моего кузена. Мне часто приходилось видеть мужчин после того, как накануне они позволили себе лишнее. Но Торкил ведь только слегка перебрал, вы же знаете!
– Да, – медленно произнесла леди Брум, – слегка перебрал. – Она улыбнулась и сказала: – Надеюсь, нет необходимости предупреждать тебя, чтобы ты не упоминала об этом при нем, правда?
– Конечно же нет! – заверила ее Кейт. – Не думаю, что у Торкила останутся какие-либо воспоминания о вчерашнем.
Позже, когда Торкил вышел к обеду, Кейт убедилась в правоте своего предположения. Он был вял, и глаза его, обычно такие лучистые, слегка затуманились. Он сонно улыбнулся Кейт и сел за стол. Торкил был каким-то необычно покорным и, казалось, не помнил о том, что произошло вчера. На ум ему пришло какое-то воспоминание, он нахмурился и слегка встряхнул головой, словно пытаясь отогнать его от себя. Сэр Тимоти, наблюдавший за сыном с чрезмерным, как показалось Кейт, беспокойством, вдруг поднялся со стула и пробормотал:
– Мне плохо. Я должен пойти к себе. Кто-нибудь, дайте мне руку. – При этом все его тело сотрясала дрожь.
В эту же минуту к нему подскочил лакей, но доктор Делаболь отстранил его и произнес мягким тоном:
– Обопритесь на меня, сэр! Вот так. Вам скоро станет лучше, очень скоро.
Торкил, на лице которого отразилось удивление, тоже поднялся, но леди Брум, оставшаяся сидеть, сказала ему равнодушным голосом:
– Садись, сын мой! Ты ничем не поможешь отцу, все это несерьезно. Он плохо себя чувствует после вчерашнего вечера, но к ужину придет в себя.
Она успокаивающе улыбнулась, и ее оптимистический прогноз вскоре оправдался. Через некоторое время в столовую вернулся доктор. Заняв за столом свое место и взяв нож и вилку, он сказал, что у сэра Тимоти была просто слабость, он дал ему укрепляющее и оставил на попечение камердинера.
Вечер оказался скучным как никогда. Леди Брум думала о чем-то своем, Торкил сидел с сонным видом, и только доктор Делаболь пытался как-то развлечь Кейт. Он предложил ей сыграть в мушку, весело заявив, что в триктрак или в пикет он ей, конечно же, не соперник, но для мушки игрок вполне подходящий. Во время игры он непрестанно подшучивал над Кейт, и ее так утомили его шутки, что она была благодарна тетушке, когда та вскоре после чая сказала, что пора расходиться.
Ночью ничто не нарушило покой Кейт, но на следующее утро доктор заявил, что Торкил чувствует себя неважно, и Кейт осталась без обычной прогулки верхом. И словно в довершение всего, леди Брум предложила ей посетить одну бедную больную, которой ее светлость оказывала покровительство. Они отправились к больной в ландо леди Брум, и Кейт охватила тоска, ей ужасно захотелось вернуться к своей прежней жизни в менее комфортабельных условиях, но зато наполненной делами и заботами. Кейт задумалась нал тем, как долго она сможет выдерживать эту скучную жизнь в Стейплвуде, но было очевидно, что леди Брум не собиралась ее отпускать раньше осени и что она даже не догадывалась о том, что Кейт в ее доме безумно скучает. Кейт начала понимать, что у ее тетушки бедное воображение – ей самой не было скучно в Стейплвуде, и она не могла понять, как кто-нибудь (а в особенности ее бедная племянница) мог по своей воле уехать отсюда. Тетя окружила Кейт роскошью, одела в самые дорогие наряды, завалила подарками, и хотя она и отвергала всякие проявления благодарности со стороны племянницы, но, по всей видимости, подсознательно надеялась, что Кейт отблагодарит ее восторженным обожанием.
Кейт была благодарна тетушке, но полюбить ее не могла. Несмотря на доброту и великодушие, в ней было что-то отталкивающее. Кейт уже давно поняла, что под личиной доброты скрывается холодная и расчетливая натура. Она часто вспоминала слова, сказанные ее отцом о своей сестре: о ее тщеславии и о том, что она готова на все, чтобы претворить в жизнь свои честолюбивые замыслы. Но он говорил об этом шутливым тоном, и в голосе его не слышалось пренебрежения. «Она вышла замуж за Брума из Стейплвуда, – смеясь, однажды заметил отец. – Конечно, это не пэр, но для мисс Минервы Молверн вполне подходит!»
Но папа не знал, что со временем его сестра будет гордиться Стейплвудом и историей рода Брумов, как своим домом и своим родом. По мнению Кейт, эта гордость превратилась у леди Брум в навязчивую идею, Стейплвуд и достоинство Брумов для ее тетушки были превыше всего. Леди Брум однажды отвела Кейт в комнату, где хранились всевозможные документы семейства, и показала их племяннице, и той пришлось восхищаться и поражаться и говорить то, что полагается говорить в подобных случаях. Однако в душе Кейт не испытывала ничего, кроме скуки. Она вовсе не считала, что самая важная вещь на свете – это обеспечить непрерывность рода Брумов, но поскольку тетушка дала ей понять, что для нее это как раз и есть самое важное, Кейт воздержалась от замечаний на этот счет. Одно не укладывалось у нее в голове – как можно уделять столько внимания и заботы поместью, в то время как муж и сын нуждаются в этом не меньше.
У леди Брум только и разговоров было что о Стейплвуде. Она надеялась, по-видимому, что своими рассказами о нем вызовет у Кейт те же чувства, что испытывала сама. Когда леди Брум истощила запасы своего милосердия и присоединилась к Кейт, ждавшей ее в экипаже, она велела кучеру ехать домой и сообщила Кейт, что ничто так не радует ее, как вид ворот у ее поместья и поездка по длинной вьющейся среди деревьев аллее, ведущей к дому.
– Когда я сравниваю свой дом с домами других людей, я понимаю, насколько он лучше их, – просто сказала леди Брум.
Однако Кейт это высказывание показалось таким напыщенным, что она не смогла удержаться от смеха, за что тут же извинилась, сказав, что, по ее мнению, все люди на земле считают свой дом лучше других.
Леди Брум удивленно вскинула брови:
– С чего бы это? Конечно, я не говорю о больших домах, таких, как Четсуорт или Холкхэм например, – хотя, на мой вкус, они очень современны! Я понимаю, что есть люди, которым нравятся и такие дома, но я предпочитаю старинный стиль. Я люблю мысленно представлять себе те поколения Брумов, которые жили до нас в Стейплвуде, а они поселились здесь задолго до того, как получили титул баронов, и хотя каждое поколение вносило что-то свое, дом тем не менее сохранился в первозданном виде. Об этом нельзя думать, не испытывая благоговейного трепета, правда?
– Да, без трепета тут не обойдешься, – суховато ответила Кейт.
Но леди Брум не уловила иронии в ее голосе и продолжала:
– Да, именно это я и испытываю. – Помолчав немного, она мечтательно добавила: – Иногда я задаюсь вопросом: будет ли моя наследница испытывать к Стейплвуду те же чувства, что и я? Надеюсь, конечно, но ручаться не могу.
– Ваша наследница, мэм?
– Ну, жена Торкила. Той девушке, на которой он женится, крупно повезет, ты не находишь?
– Конечно, мэм, думаю, что повезет.
– Положение в обществе, состояние, Стейплвуд, дом в лучшей части Лондона… – Леди Брум тягостно вздохнула: – Какой это был для меня удар, когда пришлось закрыть его и уехать. Пока здоровье сэра Тимоти позволяло, мы жили несколько месяцев в Лондоне, как раз во время бального сезона. Не буду скрывать, моя дорогая, что я наслаждалась жизнью в городе. Не было ни одного великосветского приема, куда бы я не получила приглашения! А мои собственные приемы славились на весь город, и я часто принимала у себя принца-регента, да и других членов королевской семьи. Так что можешь себе представить, что для меня означал переезд в деревню! Но доктора настаивали на том, что сэру Тимоти надо уехать из города. Он всегда отличался слабым здоровьем.
Даже когда мы только что поженились, он уставал от малейших физических усилий, которых я, например, не замечала! Его утомляли балы, парады, скачки и походы в театр, которые я так обожала! Сэр Тимоти знал об этом и скрывал свою усталость. А я была так молода, и успех настолько вскружил мне голову, что я ничего не замечала. – Губы леди Брум тронула легкая улыбка. – А я пользовалась таким успехом! Приемы в моем доме были всегда главным событием сезона! Однако, когда у сэра Тимоти случился первый сердечный приступ и доктора предупредили меня, что, если мы не уедем из Лондона, он умрет, я поняла, что мой долг – отказаться от светской жизни и посвятить себя Стейплвуду. Я уже привыкла к уединенной жизни, но все-таки иногда завидую будущей жене Торкила!
Кейт стало немного не по себе от этой прочувствованной речи, да и присутствие лакея, стоявшего на запятках, смущало ее, но она все-таки решилась робко возразить тетушке:
– А вы не думаете, тетя Минерва, что жене Торкила такая жизнь может оказаться не по душе? Вдруг он безумно влюбится в какую-нибудь девушку, выросшую в деревне, для которой городские развлечения, столь милые вашему сердцу, окажутся не по нраву?
Ландо миновало сторожку привратника и теперь мягко катилось по аллее. Леди Брум помолчала, а потом резко спросила:
– А тебе они тоже не по нраву, Кейт?
Кейт никогда не размышляла над этим, и вопрос застал ее врасплох. Она задумалась, и, когда впереди показался дом, неуверенно ответила:
– Не знаю. Может быть, мне бы такая жизнь понравилась.
Леди Брум, похоже, осталась довольна ее ответом, во всяком случае, она больше ничего не сказала. Через несколько минут ландо остановилось перед домом. Входя в дом, Кейт не удержалась и сказала:
– Родственники моей матери не хотели меня знать, поэтому я никогда не позволяла себе и мечтать о том, чтобы стать светской дамой. Что, по-видимому, было правильно, поскольку я уже не в том возрасте, когда можно рассчитывать на хорошую партию!
– Какая ерунда! – ответила леди Брум, которую развеселили слова племянницы. – Неужели нет ни одного мужчины, к которому ты испытывала бы нежные чувства?
– Ни одного! – весело ответила Кейт. – О, в юные годы я была влюблена – или мне казалось, что я влюблена, – в нескольких лихих офицеров, и в особенности в одного из них! Я забыла его имя, но это был неотразимый красавец, однако, к моему великому сожалению, очень пустой человек. Я слыхала, что он женился на весьма богатой женщине, о чем он, конечно же, всегда мечтал! И теперь он отец многочисленного семейства.
– Надеюсь, ты не хочешь убедить меня, что у тебя нет поклонников. Это было бы слишком!
– Нет, мэм, я вовсе не стремлюсь убедить вас в этом, – ответила Кейт, – но все мои поклонники, зная о том, что я – бесприданница, смотрят на меня как на девушку, за которой можно приволокнуться, но отнюдь не взять в жены. Только один-единственный воздыхатель сделал мне предложение, да и тот был мне глубоко противен!
– А, знаю, это брат твоего бывшего хозяина! Ты мне о нем рассказывала, и эта история показалась мне весьма забавной. Однако очень грустно, любовь моя, что одинокая девушка, не имеющая приданого, не может надеяться на семейное счастье. Пока она молода и может сама зарабатывать себе на жизнь, ее положение более или менее терпимо, но когда приходит старость, и она оказывается никому не нужной… нет, давай лучше не будем о грустном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Кейт придерживалась иного мнения: она была уверена, что Торкил покинул гостей вовсе не из-за головной боли, а потому что ему было смертельно скучно, но она, конечно же, оставила эти мысли при себе. Когда же тетушка посоветовала ей лечь спать, Кейт не стала говорить, что она не устала. Ей и вправду совсем не хотелось спать, и перспектива просидеть весь вечер в своей спальне, коротая время за книгой или за шитьем, ей совсем не улыбалась. Кейт была молода, здорова, полна энергии и не приучена к праздной жизни. Поначалу такая жизнь нравилась ей, но уже через пару недель стала раздражать, Кейт почти раскаивалась в том, что приняла приглашение тетушки. Она с тоской вспоминала жизнь в доме Астли, где у нее, по крайней мере, было дел по горло.
Пришив две пуговицы и аккуратно залатав дырочку на кружевной оборке, Кейт была вынуждена отложить работу, поскольку свеча почти догорела и пламя начало мигать. Спать ей совсем не хотелось, и, подойдя к окну, она раздвинула шторы и стала мечтательно глядеть вдаль. Луна еще не достигла полноты, и набегающие облака рассеивали ее свет. У Кейт вдруг возникло непреодолимое желание выскользнуть из дому и побродить по саду при неверном свете луны. Она хорошо понимала, что делать этого не следует, и уже собиралась задернуть шторы, как вдруг в тени тисовой изгороди промелькнула чья-то фигура. Она мгновенно исчезла, как будто человек, проникший в сад, догадался, что за ним следят, но Кейт успела разглядеть, что это был мужчина. Кейт очень удивилась, но не испугалась. Она разделась еще до того, как заняться шитьем, и теперь, лихорадочно натянув платье, она выбежала в коридор и бросилась к тетушкиной двери. Однако на ее стук никто не ответил, Кейт постучала снова, на этот раз громче. Но ответа опять не последовало. Тогда Кейт робко приоткрыла дверь и позвала тетю. В комнате никого не было – на столе горела лампа, большая кровать была нетронута, полог на ней не задвинут, а покрывало не снято. Все это показалось Кейт очень странным, ведь леди Брум утверждала, что буквально валится с ног от усталости, и Кейт была уверена, что, пожелав ей спокойной ночи, тетя отправилась в свою комнату. Кейт раздумывала, что же ей теперь делать, как вдруг увидела свет на лестнице в конце галереи – кто-то по ней поднимался. Она не испугалась, но когда Кейт увидела, что это леди Брум с лампой в руках, у нее перехватило дыхание от неожиданности. Тетя была при полном параде, только без украшений. У нее был очень усталый вид. Увидев Кейт, она резко спросила:
– В чем дело? Что ты здесь делаешь?
– Я искала вас, мэм. В саду бродит какой-то мужчина – я видела его в окно!
– Чепуха! Какой еще мужчина?
– Я не успела его разглядеть, он мгновенно скрылся за изгородью. Я хотела рассказать вам об этом. Может быть, разбудить Пеннимора или доктора Делаболя?
– Мое дорогое дитя, тебе это приснилось!
– Нет, я еще не спала! – возмущенно воскликнула Кейт.
Леди Брум пожала плечами.
– Ну если ты и вправду кого-то видела, то это, наверное, был кто-то из слуг.
– В такой-то час?
– Но ведь еще не так поздно! Всего лишь без двадцати двенадцать. Ну а теперь, дитя мое, иди к себе и ложись спать!
– Но…
– О, ради Бога, не спорь со мной! – сказала леди Брум раздраженным, казалось бы таким несвойственным ей тоном. Но она тотчас же взяла себя в руки и, приложив ладонь ко лбу, произнесла более спокойным тоном: – Прости! У меня ужасно болит голова.
В это мгновение дверь в конце галереи, ведущая в западное крыло дома, открылась, и оттуда появился Торкил. Когда он подошел ближе и лампа леди Брум высветила его лицо, Кейт обратила внимание на его встрепанный вид, хотя он явно пребывал в веселом настроении.
– Я отлично поиграл сейчас, – сказал Торкил, – и знаете во что? В прятки! Они у меня побегали!
– Где ты был, Торкил? – спросила леди Брум. Голос ее звучал, как всегда, спокойно, и в нем чувствовалась привычная властность.
Он хихикнул:
– В лесу. Я слышал, как они ищут меня, Мэтью и Баджер, но я сбежал от них по мосту. Обожаю эту игру! Они все еще ищут меня!
Услышав эти слова, Кейт не поверила своим ушам, однако, вспомнив, сколько Торкил выпил за обедом, поняла, что он слегка пьян. Речь его лилась без запинок, и походка была твердой, но он был очень оживлен и весел.
– Отправляйся в свою комнату, Торкил! – холодно произнесла леди Брум.
Торкил разозлился. Он перестал хихикать и посмотрел на мать:
– Не пойду! И нечего мной командовать! Я не ребенок! И не надо за мной следить! Я не…
– Торкил, отправляйся в свою комнату, – спокойным тоном повелела леди Брум.
Несколько мгновений они смотрели друг на друга, и под ее суровым взглядом Торкил сдался. Он опустил глаза, гнев его потух, а леди Брум медленно двинулась к Торкилу, однако он повернулся и убежал на свою половину, с шумом захлопнув дверь.
– Ты тоже, Кейт, иди к себе, – велела леди Брум тем же спокойным голосом, в котором звенел металл. – И ничего не бойся, мужчина, которого ты видела, был, вероятно, доктор Делаболь или Баджер. Спокойной ночи!
– Спокойной ночи, мэм! – ответила Кейт и покорно отправилась спать.
Глава 6
На следующее утро Торкил не вышел к завтраку. Кейт это вовсе не удивило, поскольку по опыту своего отца она знала, что, когда мужчина ложится спать в подпитии, наутро он просыпается с головной болью и чувствует себя выбитым из колеи. Поэтому, когда леди Брум принесла племяннице извинения за отсутствие Торкила, что, впрочем, было сделано довольно сухим тоном, Кейт ответила с понимающей улыбкой:
– Он вчера несколько перебрал, правда, мэм? Так что нет смысла спрашивать вас, как он себя чувствует сегодня! – Увидев, что тетушка уставилась на нее в изумлении, Кейт добавила: – И вам не нужно было извиняться за отсутствие моего кузена. Мне часто приходилось видеть мужчин после того, как накануне они позволили себе лишнее. Но Торкил ведь только слегка перебрал, вы же знаете!
– Да, – медленно произнесла леди Брум, – слегка перебрал. – Она улыбнулась и сказала: – Надеюсь, нет необходимости предупреждать тебя, чтобы ты не упоминала об этом при нем, правда?
– Конечно же нет! – заверила ее Кейт. – Не думаю, что у Торкила останутся какие-либо воспоминания о вчерашнем.
Позже, когда Торкил вышел к обеду, Кейт убедилась в правоте своего предположения. Он был вял, и глаза его, обычно такие лучистые, слегка затуманились. Он сонно улыбнулся Кейт и сел за стол. Торкил был каким-то необычно покорным и, казалось, не помнил о том, что произошло вчера. На ум ему пришло какое-то воспоминание, он нахмурился и слегка встряхнул головой, словно пытаясь отогнать его от себя. Сэр Тимоти, наблюдавший за сыном с чрезмерным, как показалось Кейт, беспокойством, вдруг поднялся со стула и пробормотал:
– Мне плохо. Я должен пойти к себе. Кто-нибудь, дайте мне руку. – При этом все его тело сотрясала дрожь.
В эту же минуту к нему подскочил лакей, но доктор Делаболь отстранил его и произнес мягким тоном:
– Обопритесь на меня, сэр! Вот так. Вам скоро станет лучше, очень скоро.
Торкил, на лице которого отразилось удивление, тоже поднялся, но леди Брум, оставшаяся сидеть, сказала ему равнодушным голосом:
– Садись, сын мой! Ты ничем не поможешь отцу, все это несерьезно. Он плохо себя чувствует после вчерашнего вечера, но к ужину придет в себя.
Она успокаивающе улыбнулась, и ее оптимистический прогноз вскоре оправдался. Через некоторое время в столовую вернулся доктор. Заняв за столом свое место и взяв нож и вилку, он сказал, что у сэра Тимоти была просто слабость, он дал ему укрепляющее и оставил на попечение камердинера.
Вечер оказался скучным как никогда. Леди Брум думала о чем-то своем, Торкил сидел с сонным видом, и только доктор Делаболь пытался как-то развлечь Кейт. Он предложил ей сыграть в мушку, весело заявив, что в триктрак или в пикет он ей, конечно же, не соперник, но для мушки игрок вполне подходящий. Во время игры он непрестанно подшучивал над Кейт, и ее так утомили его шутки, что она была благодарна тетушке, когда та вскоре после чая сказала, что пора расходиться.
Ночью ничто не нарушило покой Кейт, но на следующее утро доктор заявил, что Торкил чувствует себя неважно, и Кейт осталась без обычной прогулки верхом. И словно в довершение всего, леди Брум предложила ей посетить одну бедную больную, которой ее светлость оказывала покровительство. Они отправились к больной в ландо леди Брум, и Кейт охватила тоска, ей ужасно захотелось вернуться к своей прежней жизни в менее комфортабельных условиях, но зато наполненной делами и заботами. Кейт задумалась нал тем, как долго она сможет выдерживать эту скучную жизнь в Стейплвуде, но было очевидно, что леди Брум не собиралась ее отпускать раньше осени и что она даже не догадывалась о том, что Кейт в ее доме безумно скучает. Кейт начала понимать, что у ее тетушки бедное воображение – ей самой не было скучно в Стейплвуде, и она не могла понять, как кто-нибудь (а в особенности ее бедная племянница) мог по своей воле уехать отсюда. Тетя окружила Кейт роскошью, одела в самые дорогие наряды, завалила подарками, и хотя она и отвергала всякие проявления благодарности со стороны племянницы, но, по всей видимости, подсознательно надеялась, что Кейт отблагодарит ее восторженным обожанием.
Кейт была благодарна тетушке, но полюбить ее не могла. Несмотря на доброту и великодушие, в ней было что-то отталкивающее. Кейт уже давно поняла, что под личиной доброты скрывается холодная и расчетливая натура. Она часто вспоминала слова, сказанные ее отцом о своей сестре: о ее тщеславии и о том, что она готова на все, чтобы претворить в жизнь свои честолюбивые замыслы. Но он говорил об этом шутливым тоном, и в голосе его не слышалось пренебрежения. «Она вышла замуж за Брума из Стейплвуда, – смеясь, однажды заметил отец. – Конечно, это не пэр, но для мисс Минервы Молверн вполне подходит!»
Но папа не знал, что со временем его сестра будет гордиться Стейплвудом и историей рода Брумов, как своим домом и своим родом. По мнению Кейт, эта гордость превратилась у леди Брум в навязчивую идею, Стейплвуд и достоинство Брумов для ее тетушки были превыше всего. Леди Брум однажды отвела Кейт в комнату, где хранились всевозможные документы семейства, и показала их племяннице, и той пришлось восхищаться и поражаться и говорить то, что полагается говорить в подобных случаях. Однако в душе Кейт не испытывала ничего, кроме скуки. Она вовсе не считала, что самая важная вещь на свете – это обеспечить непрерывность рода Брумов, но поскольку тетушка дала ей понять, что для нее это как раз и есть самое важное, Кейт воздержалась от замечаний на этот счет. Одно не укладывалось у нее в голове – как можно уделять столько внимания и заботы поместью, в то время как муж и сын нуждаются в этом не меньше.
У леди Брум только и разговоров было что о Стейплвуде. Она надеялась, по-видимому, что своими рассказами о нем вызовет у Кейт те же чувства, что испытывала сама. Когда леди Брум истощила запасы своего милосердия и присоединилась к Кейт, ждавшей ее в экипаже, она велела кучеру ехать домой и сообщила Кейт, что ничто так не радует ее, как вид ворот у ее поместья и поездка по длинной вьющейся среди деревьев аллее, ведущей к дому.
– Когда я сравниваю свой дом с домами других людей, я понимаю, насколько он лучше их, – просто сказала леди Брум.
Однако Кейт это высказывание показалось таким напыщенным, что она не смогла удержаться от смеха, за что тут же извинилась, сказав, что, по ее мнению, все люди на земле считают свой дом лучше других.
Леди Брум удивленно вскинула брови:
– С чего бы это? Конечно, я не говорю о больших домах, таких, как Четсуорт или Холкхэм например, – хотя, на мой вкус, они очень современны! Я понимаю, что есть люди, которым нравятся и такие дома, но я предпочитаю старинный стиль. Я люблю мысленно представлять себе те поколения Брумов, которые жили до нас в Стейплвуде, а они поселились здесь задолго до того, как получили титул баронов, и хотя каждое поколение вносило что-то свое, дом тем не менее сохранился в первозданном виде. Об этом нельзя думать, не испытывая благоговейного трепета, правда?
– Да, без трепета тут не обойдешься, – суховато ответила Кейт.
Но леди Брум не уловила иронии в ее голосе и продолжала:
– Да, именно это я и испытываю. – Помолчав немного, она мечтательно добавила: – Иногда я задаюсь вопросом: будет ли моя наследница испытывать к Стейплвуду те же чувства, что и я? Надеюсь, конечно, но ручаться не могу.
– Ваша наследница, мэм?
– Ну, жена Торкила. Той девушке, на которой он женится, крупно повезет, ты не находишь?
– Конечно, мэм, думаю, что повезет.
– Положение в обществе, состояние, Стейплвуд, дом в лучшей части Лондона… – Леди Брум тягостно вздохнула: – Какой это был для меня удар, когда пришлось закрыть его и уехать. Пока здоровье сэра Тимоти позволяло, мы жили несколько месяцев в Лондоне, как раз во время бального сезона. Не буду скрывать, моя дорогая, что я наслаждалась жизнью в городе. Не было ни одного великосветского приема, куда бы я не получила приглашения! А мои собственные приемы славились на весь город, и я часто принимала у себя принца-регента, да и других членов королевской семьи. Так что можешь себе представить, что для меня означал переезд в деревню! Но доктора настаивали на том, что сэру Тимоти надо уехать из города. Он всегда отличался слабым здоровьем.
Даже когда мы только что поженились, он уставал от малейших физических усилий, которых я, например, не замечала! Его утомляли балы, парады, скачки и походы в театр, которые я так обожала! Сэр Тимоти знал об этом и скрывал свою усталость. А я была так молода, и успех настолько вскружил мне голову, что я ничего не замечала. – Губы леди Брум тронула легкая улыбка. – А я пользовалась таким успехом! Приемы в моем доме были всегда главным событием сезона! Однако, когда у сэра Тимоти случился первый сердечный приступ и доктора предупредили меня, что, если мы не уедем из Лондона, он умрет, я поняла, что мой долг – отказаться от светской жизни и посвятить себя Стейплвуду. Я уже привыкла к уединенной жизни, но все-таки иногда завидую будущей жене Торкила!
Кейт стало немного не по себе от этой прочувствованной речи, да и присутствие лакея, стоявшего на запятках, смущало ее, но она все-таки решилась робко возразить тетушке:
– А вы не думаете, тетя Минерва, что жене Торкила такая жизнь может оказаться не по душе? Вдруг он безумно влюбится в какую-нибудь девушку, выросшую в деревне, для которой городские развлечения, столь милые вашему сердцу, окажутся не по нраву?
Ландо миновало сторожку привратника и теперь мягко катилось по аллее. Леди Брум помолчала, а потом резко спросила:
– А тебе они тоже не по нраву, Кейт?
Кейт никогда не размышляла над этим, и вопрос застал ее врасплох. Она задумалась, и, когда впереди показался дом, неуверенно ответила:
– Не знаю. Может быть, мне бы такая жизнь понравилась.
Леди Брум, похоже, осталась довольна ее ответом, во всяком случае, она больше ничего не сказала. Через несколько минут ландо остановилось перед домом. Входя в дом, Кейт не удержалась и сказала:
– Родственники моей матери не хотели меня знать, поэтому я никогда не позволяла себе и мечтать о том, чтобы стать светской дамой. Что, по-видимому, было правильно, поскольку я уже не в том возрасте, когда можно рассчитывать на хорошую партию!
– Какая ерунда! – ответила леди Брум, которую развеселили слова племянницы. – Неужели нет ни одного мужчины, к которому ты испытывала бы нежные чувства?
– Ни одного! – весело ответила Кейт. – О, в юные годы я была влюблена – или мне казалось, что я влюблена, – в нескольких лихих офицеров, и в особенности в одного из них! Я забыла его имя, но это был неотразимый красавец, однако, к моему великому сожалению, очень пустой человек. Я слыхала, что он женился на весьма богатой женщине, о чем он, конечно же, всегда мечтал! И теперь он отец многочисленного семейства.
– Надеюсь, ты не хочешь убедить меня, что у тебя нет поклонников. Это было бы слишком!
– Нет, мэм, я вовсе не стремлюсь убедить вас в этом, – ответила Кейт, – но все мои поклонники, зная о том, что я – бесприданница, смотрят на меня как на девушку, за которой можно приволокнуться, но отнюдь не взять в жены. Только один-единственный воздыхатель сделал мне предложение, да и тот был мне глубоко противен!
– А, знаю, это брат твоего бывшего хозяина! Ты мне о нем рассказывала, и эта история показалась мне весьма забавной. Однако очень грустно, любовь моя, что одинокая девушка, не имеющая приданого, не может надеяться на семейное счастье. Пока она молода и может сама зарабатывать себе на жизнь, ее положение более или менее терпимо, но когда приходит старость, и она оказывается никому не нужной… нет, давай лучше не будем о грустном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40