- Может, - продолжил сэр Чарльз, поразмыслив немного, - эта работа окажется вам больше по душе, если я назначу за голову Хью Гордона пятьдесят фунтов?
Толпа одобрительно загудела - сумма была огромная, кто-то оживленно уточнил:
- За живого или мертвого, сэр? Чарльз скривил губы:
- Как вам будет угодно, мистер Мейхью.
«С этим парнем у меня личные счеты», - мрачно подумал Хью. Он пожалел, что при нем нет пистолета, но хладнокровное убийство сейчас бы мало что дало, только выдало бы сэру Чарльзу и его людям место, где он прячется.
Он забрался поглубже в кусты, вытянулся на животе и мысленно припомнил всех своих соседей, пытаясь определить, кто из них мог бы помочь ему. Быстро перебрал имена, отбрасывая одно за другим, потому что не знал, в каких отношениях эти люди с хозяином Прайори-Парка, пока наконец не остановился на майоре Эдгаре Чивертоне, старом волке, который последний раз сражался в Крыму. Вот он-то наверняка с радостью согласится опять взять саблю в руки и поработать ею за правое дело!
Хью и раньше обращал внимание, как много ветеранов британской армии осело в Сомерсете. Но если в прошлом он относился к этому с определенной долей иронии, то сейчас неожиданно порадовался. Старый вояка, прошедший индийскую школу, не задумываясь поднимет оружие против врага империи, даже если это его давнишний сосед Чарльз Уинтон, и уж, конечно, без труда соберет таких же, как он сам, седобородых вояк, чей глаз еще зорок, а рука тверда. Но Эдгар Чивертон живет в Дорлинг-Хит, а это в шести милях от Роксбери. Если идти пешком, уйдет почти вся ночь. Хью отдавал себе отчет в том, что еще совсем слаб от потери крови. Он не был уверен, что одолеет это расстояние, а где-то в глубине сознания застряла тревога, еще более неприятная, чем не перестающая ныть рана, - тревога за Иден: он ведь не знает, где она. А уйти, не выяснив, где она, нельзя. Ее надо взять с собой, в Дорлинг-Хит, там она будет в безопасности. Сэру Чарльзу никогда не придет в голову искать ее в маленькой сонной хижине у подножия Мендип-Хиллз.
«Надо было сразу ее туда отправить, а не идти сюда», - подумал Хью и, поняв, какую серьезную ошибку, возможно, он совершил, когда лежал в забытьи, разозлился на себя.
Размышления его были прерваны самым неожиданным образом - со стороны усадьбы из темноты раздался крик. Он повторился, и на этот раз Хью не сомневался, что расслышал правильно, хотя верилось с трудом.
- Готовьсь! Вперед!
Зазвучал пронзительный сигнал горна, однако было ясно, что горнист давно не играл, потому что нещадно врал и спотыкался. Хью, не веря своим глазам, увидел, как дорога у лесной опушки вдруг превратилась в сплошное море лошадей. В густом сумраке трудно было различить, сколько их там, но зато хорошо было видно, что они четко построены, каждый всадник держится своего места, и в до блеска начищенных ружьях отражается свет далеких звезд. Кавалерийский отряд!..
Хью понял это сразу, на своем веку он их немало перевидал. Но разум его отказывался верить глазам. Невозможно! Невероятно! У него, наверное, начинается бред. Во главе отряда - Эндрю Карстерз, с которым он повстречался на ужине у Уинтонов, в прошлом полковник Двенадцатого Калькуттского полка, старик, который обычно не мог разогнуться из-за ревматизма и подагры и без палочки не ходил. Хотя казалось, что его выцветший от времени мундир вот-вот лопнет по швам, а бакенбарды нелепо прилепились к щекам, в седле он держался безупречно, лихо подняв саблю, словно новобранец в своей первой атаке.
Позади него, немного правее, возглавляя группу грозно кричащих всадников, появилась Иден. Она опять надела маску Реда Рори и держала мушкет, к которому были привязаны две развевающиеся полоски геральдических знамен: одна полоска цветов рода Фрезеров, другая - рода Гордонов. Ошибиться было невозможно: Иден пронеслась так близко от места, где прятался Хью, что ему показалось, что он разглядел ее синие глаза под маской. Когда она проскакала мимо, Хью выбрался из укрытия и побежал, подстегиваемый яростью и страхом за нее.
Чего-чего, а нападения кавалерии люди сэра Чарльза ожидали меньше всего и, судя по реакции, не очень-то стремились испытать судьбу. Раздались тревожные возгласы, все бросились врассыпную, словно стайка перепуганной дичи. Сэр Чарльз метался между ними, пытаясь остановить отступление, и срывающимся голосом приказывал стрелять. Наконец ему удалось остановить всеобщее бегство.
Но не все люди сэра Чарльза бросились наутек. Кто-то замер там, где стоял, кто-то верхом в стороне наблюдал за происходящим. Разобравшись, что нападающие - либо старики, либо неопытные фермеры, они подняли ружья и открыли огонь, встречая кавалеристов шквалом огня.
Хью тем временем оказался рядом с дорогой, по которой мчался конь, оставшийся без всадника. Схватив его за уздечку, Хью попытался его остановить. Но почувствовал, как соскочила с раны повязка, когда перепуганное животное бешено захрипело и дернулось. Хью, не выпуская уздечки из рук, довольно долго бежал рядом с конем и все-таки сумел взобраться ему на круп. Мгновение спустя он уже перебрался в седло и с силой ударил пятками по бокам взмыленного коня, пытаясь подчинить его себе. Поводья были липкими от крови, которая ручейком стекала у него из раны, но Хью не замечал этого. Он пониже пригнулся в седле и понесся галопом вперед, прокладывая путь среди других всадников, отчаянно пытаясь нагнать Иден.
Мимо щеки просвистела пуля; конь, скакавший слева от Хью, споткнулся и рухнул на землю, его всадник вылетел из седла, а Хью изловчился и выхватил у него ружье - в этом было больше удачи, чем умения. Хью с радостью ощутил знакомую тяжесть оружия в руке, внимательно осмотрел ружье, проверил его и убедился, что оно заряжено. Ружье было не лучшего образца, но выбирать было не из чего, и Хью настроился использовать его наилучшим образом.
- Подтягивайтесь! Подтягивайтесь, черт побери! - кричал старик Карстерз где-то впереди. Казалось невероятным, но бешено скачущие кони подтянулись друг к дружке, и к раскрытым настежь воротам понеслась уже единая сплошная масса. Гремели подковы, дико кричали всадники.
Их встретили ружейным огнем люди Уинтона, и на миг Хью показалось, что он смотрит в длинный узкий тоннель на какую-то фантастическую сцену, которая никак не может происходить на самом деле.
Но это было суровой правдой, он получил подтверждение настоящей, а не выдуманной опасности, когда увидел Иден и еще несколько всадников, стремящихся обойти противника слева. Подобными приемами пользовались небольшие отряды легкой индийской кавалерии, это был дерзкий маневр, которому Иден наверняка научил какой-нибудь блестящий офицер-кавалерист, служивший с ее отцом.
- Черт побери! - выругался Хью сквозь зубы, сам не зная, кому адресовано это ругательство, и вскинул ружье.
Противники столкнулись, раздались крики, звон сабель, бешено хрипели и шарахались перепуганные кони. Хью приподнялся в стременах, прижался щекой к ружью, и человек, который уже был готов выстрелить прямо в его жену, дернулся и упал с лошади. Иден быстро обернулась, глаза их встретились, но Хью не был уверен, что она узнала его.
- Назад! - крикнул он, сложив ладони рупором, чтобы она услышала его сквозь шум и грохот. - Отходи назад!
Но Иден уже отвернулась. Хью не знал, то ли потому, что она не расслышала его, то ли потому, что просто не обратила внимания на его слова. Хью заскрежетал зубами и пришпорил коня в галоп. В это самое мгновение другой всадник развернулся в сторону Иден и направил на нее пистолет. У Хью вырвался полный боли стон - во всаднике он узнал Уинтона, но ружье его было уже разряжено, а на помощь ей он не успевал.
На сей раз жизнь Иден спас полковник Карстерз, измученный артритом старик Карстерз, который, услышав о событиях в Роксбери, вооружился своей боевой саблей, хотя больная рука еле поднимала ее. Но в пылу схватки он, казалось, помолодел лет на двадцать, а больная рука держала оружие на удивление твердо. Он тоже успел разрядить свой мушкет, но когда обернулся и увидел, что молодой графине грозит опасность, с угрожающим криком бросился к ней. Быстрый взмах сабли, нелепо дернувшаяся, наполовину отсеченная голова, и тело Чарльза Уинтона медленно вывалилось из седла…
Конь под Хью испуганно шарахнулся, но он не стал одергивать его, а направился в гущу схватки и едва успел добраться до Иден, как конь под ним неожиданно споткнулся. Хью дернул поводья и сразу же понял, что тот ранен. Но было уже поздно: Хью не удержался и полетел через голову лошади, которая рухнула на землю. На миг он почувствовал удивительную легкость, а когда упал на землю, острая боль пронзила все тело. Он упал на раненую руку, услышал, как треснула кость, и в следующее мгновение его окутала темнота…
Глава 25
- Ой-ой-ой! - скулил Рам Дасс, сжимая руки в непритворном горе. - Ой-ой-ой, я убил Хазрат-саиба!
- Сейчас же прекрати! Боже правый, ваше сиятельство, заставьте этого бедолагу прекратить скулеж!
Иден молча отошла от постели мужа и подошла к индусу.
- Он жив, Рам Дасс, - тихо сказала она и погладила его по руке. - Врач опытный, он не допустит, чтобы Хью умер.
- Английский врач! - презрительно воскликнул Рам Дасс. - Что он знает о лекарствах и лечении? У саиба сильный жар. Послушайте, он разговаривает сам с собой, будто в него вселился дьявол!
Иден повернула обеспокоенное лицо к кровати, где, что-то тихо бормоча и обессиленно метаясь в жару, лежал Хью. Врач тревожно склонился над ним и взял за руку.
- Я думаю… - она судорожно сглотнула, - я думаю, он не умрет. Он просто потерял много крови.
- Я застрелил под ним лошадь, - продолжал сокрушаться Рам Дасс. - Это из-за меня он сломал руку, и теперь его жизнь - в милости Божьей.
Иден молчала, она видела, что Рам Дасс искренне сомневается в выздоровлении Хью, и подумала, что напрасно впустила его в комнату. Но он прождал под дверью всю ночь, и у Иден не хватило духу отослать его.
Она устало повернулась к окну и увидела, как холодное зимнее солнце яркими лучами падает на пол сквозь полуоткрытые портьеры.
Иден с изумлением поняла, что давно наступил рассвет, а она и не заметила. Ей с трудом верилось, что доктор пришел всего два часа назад. Казалось, прошли дни, недели, целая жизнь с тех пор, как они штурмовали ворота Роксбери, а между тем это случилось всего лишь прошедшей ночью.
Иден своими глазами видела, как Рам Дасс сделал выстрел, которым случайно убил коня под Хью, но тогда онаеще не знала, как серьезно пострадал Хью. Даже самРам Дасс поначалу не понял, что наделал. Он вышел из ворот в то самое мгновение, когда враждующие стороны столкнулись. Из его горла вырвался боевой клич - клич пушту, подобный тем, что звучали на афганской границе еще во времена нашествия Великого Могола. На этот клич и обернулась Иден. В руках у Рам Дасса было древнее ружье. Бог знает, где он его раздобыл. Иден увидела вспышку, когда он выстрелил в толпу. Он хорошо прицелился и обязательно попал бы в Чарльза Уинтона в то же мгновение, когда сабля полковника Карстерза снесла тому голову, если бы на пути пули не возник конь Хью, галопом врезавшийся в сечу.
Иден не успела еще броситься ему на помощь, а Том Паркер уже был рядом. Он приподнял голову Хью и положил ее к себе на колени. Из привратницкой быстро притащили некое подобие носилок и отнесли его в дом. Полковник Карстерз лично проследил, чтобы всех людей Уинтона разоружили. Громкой победы, на которую рассчитывал полковник, не получилось - со смертью хозяина люди Уинтона быстро растеряли боевой пыл и беспрекословно подчинились всем распоряжениям Карстерза.
Хью пришел в себя только один раз, когда его перекладывали на кровать и из-за неумелого обращения задели сломанную руку, - от нестерпимой боли он очнулся. Когда Хью упал с коня, последнее, что он увидел сквозь накатывающие волны алого тумана, было лицо Иден, склонившееся над ним, такое бледное и напуганное, что он не сразу узнал ее. Потом это видение исчезло, и вместе с ним на миг отключилось сознание. Очнувшись, он взял ее за подбородок и на удивление твердо произнес слова, которые до сих пор преследовали ее:
- Я не прощу тебе этого, Иден. Сожалею, но не прощу никогда…
Доктор Теодор Блейкни прибыл несколько часов спустя. Все окна в доме были освещены, внутри и снаружи царила страшная суматоха. Но в западном крыле, куда перенесли графа, его встретила могильная тишина. Лакей с побелевшим лицом проводил доктора наверх, где он сразу же разогнал всех собравшихся у дверей.
Доктору было под восемьдесят, его некогда могучий торс сгорбился и поник от холодных, сырых английских зим, но в обществе его авторитет по-прежнему оставался непререкаем, и все послушно разошлись.
Размотав полоску ткани, из которой был сделан жгут, доктор наклонился над раной и с одобрением заметил, что именно этот жгут спас его сиятельству жизнь. Он поинтересовался, кто догадался наложить такой простой, но достаточно надежный жгут.
- Я, - тихо призналась Иден.
Старый доктор повернул голову и в первый раз внимательно рассмотрел ее. Костюм Иден не вызывал у него восторга, она все еще была в мужском платье - в бриджах и сапогах. Доктор понимал, что он, возможно, безнадежно отстал от жизни, наверное, это сейчас в моде… Но в лице молодой женщины было что-то, что невольно притягивало его. Молча, без лишних вопросов она четко выполняла все его распоряжения, это качество редко встречалось среди доморощенных лекарей, а уж среди легкомысленных молодых красоток особенно.
Доктор собрал сломанную кость, наложил шов на края рваной раны, остановил кровотечение.
- Вы получили медицинское образование, ваше сиятельство? - с неожиданным интересом спросил он. Иден покачала головой:
- Я выросла в Индии.
- Понятно, - отозвался он, слова Иден многое прояснили. Судя по рассказам его коллег, которые побывали в Индии и даже пытались как-то наладить врачебную помощь, условия жизни там были просто чудовищные. Сверкающие богатством города Востока кишели страшными болезнями, вся Индия была усеяна могилами английских малюток и их несчастных матерей, которые не вынесли родов в этом грязном, полном заразы крае.
Если принять во внимание ужасающие трудности жизни в Индии, Теодору Блейкни не стоило удивляться, что молодая женщина, подобная графине Роксбери, научилась обрабатывать раны и выправлять сломанные кости с таким умением, которого до обидного не хватало его собственным помощникам, получившим специальное образование.
- Так вы и есть индийская жена Хью? - начал доктор в намеренно разговорной манере и впервые позволил себе улыбнуться. Иден уставилась на него широко раскрытыми глазами, и доктор снова улыбнулся. - Я знаю вашего мужа уже много-много лет, ваше сиятельство. Еще до того, как он поселился в Роксбери. У меня тогда была собственная практика в Лондоне, в Вест-Энде. Там я прожил двадцать три года, прежде чем вернулся в свой родной Уэльс. Наши пути иногда пересекались. Он прекрасный человек, скажу я вам.
- Да, - прошептала Иден, ей было больно говорить, она отвернулась, чтобы доктор не увидел, как у нее вдруг по-детски задрожала нижняя губа. Наверное, Хью уже вне опасности, раз доктор успокоился и неожиданно разговорился. Но через полчаса доктор Блейкни уже не испытывал желания да и не мог позволить себе жизнерадостно болтать. Он вообще замолчал, потому что у Хью опять начался жар. В действиях доктора, во внезапно наступившей тишине ощущалась такая полная обреченность, что Иден побоялась спрашивать его.
- Он не умрет, - твердила она Рам Дассу, - доктор говорит, он сильный, гораздо сильнее, чем другие, нужно только время.
- Как скажешь, дочка, - удрученно отозвался Рам Дасс, но было видно, что он ей не верит. Вне себя от горя, он покинул комнату.
Иден в отчаянии отвернулась к стене, прижала кулачки к губам и беззвучно заплакала.
- Вам лучше уйти, ваше сиятельство. - Доктор ласково коснулся ее руки. Она обернулась и посмотрела в его сострадательные глаза. - Уверен, вы не сомкнули глаз за ночь. Не хочу показаться неуважительным, но вам, похоже, необходим отдых.
Иден откинула со лба волосы, взяла предложенный доктором платок и вытерла с лица слезы. На самом деле она по-настоящему не спала уже две ночи, но не собиралась признаваться в этом доктору. Она не уйдет, пока Хью не станет лучше. Доктор, наверное, почувствовал ее настроение, во всяком случае, указал на ближайшее кресло и предложил ей посидеть немного.
- Если он вдруг позовет вас, вы будете рядом, - заметил он. В этих словах была правда. Иден настолько устала, что не стала возражать и послушно уселась.
Иден заснула мгновенно, глаза у нее закрылись еще до того, как доктор развернул одеяло и укрыл ее. Она не шевелилась, ей не мешали дневной свет и яркие лучи солнца, поднимающегося все выше и выше на зимнем небосводе. Не заметила она и заката, когда небо стало сначала неистово розовым и золотистым и наконец глубоким темно-синим, цвета наступающей ночи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46